В связи с предательством людьми своего духовного Дома в булгаковском творчестве появляется тема неизбежного возмездия. В «Белой гвардии» воплощением возмездия становится превратившийся в меч сияющий крест Владимира, поднятый над нарушившим божественные законы бытия «историческим» Городом: «Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла — слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч» (Булгаков 1996, т. 1, с. 685). Этот меч — знак скорой гибели всех, кто допустил разрушение и кровопролитие и посягнул на роль мирового судьи.
Тема возмездия в булгаковском творчестве связана также с мотивом пожара, огня, который появляется еще в рассказах писателя, а затем возникает во всех его романах. В произведениях М. Булгакова огонь выполняет две функции: с одной стороны, он несет идею разрушения, уничтожения, а с другой — идею очищения, возрождения. Первая находит свое выражение в самом начале «Белой гвардии» в картине «предсказания» гибели дома Турбиных: «Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи» (Булгаков 1996, т. 1, с. 441). Здесь огонь — это не карающая высшая сила, а символ разрушительного влияния исторических событий, стихии, уничтожающей правых и неправых, символ смерти. Однако данное значение огня приобретает новый оттенок уже в следующей сцене посещения Алексеем Турбиным священника, который цитирует строчку из Откровения Иоанна: «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». Эта строчка, а также слова из Апокалипсиса, вынесенные в качестве эпиграфа к роману: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими...» — акцентируют карательную функцию огня, связанную с темой суда высших сил над человеком и его делами.
Вновь образ огня появляется лишь в конце романа: бывший поэт Русаков читает выдержки из Откровения Иоанна. М. Булгаков приводит цитаты из священной книги таким образом, что достигает эффекта совмещения карающего и очищающего, разрушительного и созидающего начал этого образа: «и кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное. <...> и увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали и моря уже нет» (там же, с. 684). Причем в этом контексте созидательная роль огня оказывается сильнее и значительнее смертоносной функции этой стихии. Духовное возрождение переживает Русаков, для него испытание огнем оборачивается обновлением и обращением от роскоши и наслаждений физических к собственной душе: «Болезни и страдания казались ему неважными, несущественными. Недуг отпадал, как короста с забытой в лесу отсохшей ветви. Он видел синюю, бездонную мглу веков, коридор тысячелетий. И страха не испытывал, а мудрую покорность и благоговение» (там же, с. 684). Огонь уничтожает то, что оказывается временным, неистинным, оставляя вечное нетронутым. И действительно, погибает «исторический» дом Турбиных, но продолжает существовать Дом метафизический.
Такое понимание функции огня М. Булгаковым созвучно толкованию этого образа в религиозно-православной литературе и в работах русских философов конца XIX — начала XX века, подчеркивающих духовный аспект данного символа. Протопоп Сергий Булгаков в книге «Апокалипсис Иоанна: Опыт догматического истолкования» указывает на отнесенность огня «к символике суда» (Булгаков С., 1991, с. 131) и в качестве объяснения приводит выдержку из Первого послания Коринфянам: «в огне открывается и огонь испытует дело каждого, каково оно есть... у кого дело сгорит, тот потерпит урон, впрочем, сам он спасется, но так, как бы из огня» (там же, с. 131). Немного в ином ракурсе рассматривали символ огня такие философы, как И. Ильин и Н. Бердяев, усматривая в этом образе метафору революционного потрясения России в начале XX века, результатом которого стало «духовное пепелище», на основании которого, однако, неизбежно должна возникнуть новая Россия. Возрождение, строительство нового на пепелище старого возможно, по их мнению, только после духовного очищения. «Русскому народу предстоит духовное перерождение. <...> Я верю, что раньше или позже в мире должен возникнуть «священный союз» всех творческих христианских сил, всех верных вечным истинам. Начнется же он с покаяния и с искупления грехов, за которые посланы нам страшные испытания», — писал Н. Бердяев в своей книге «Судьба России» (Бердяев 1990б, с. 6).
Более явно и ярко, по сравнению с «Белой гвардией», мотив пожара реализован в рассказе «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна». Пожар, уничтоживший дом № 13, носит в рассказе апокалипсический характер. Сама цифра «шесть», заключенная в дате пожара (на шестой день после отключения отопительной системы) и специально отмеченная в тексте автором, побуждает вспомнить сцену появления в Откровении Иоанна шестого Ангела, несущего огонь. Символика и образная система рассказа М. Булгакова и сцены из Апокалипсиса во многом схожи. В библейском тексте есть следующий отрывок: «Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненный, гиацинтовыя и серныя. <...> Ибо сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям и имели головы, и ими они вредили» (Откр. 9, 17). В рассказе же появляются пожарные — «бесстрашные рыцари в золото-кровавых шлемах, в парусине», серые шланги которых уподобляются удавам. Возникает в сцене пожара и образ «оранжевого зверя»: «Но звериное брюхо все висело на небе. Все дрожало и переливалось» (Булгаков М.А., 1988, с. 209). Исследователь Б.В. Соколов увидел в этом образе апокалипсического Зверя из Бездны (Соколов 2003, с. 399).
Однако орудием и источником огня, карающей силой в произведении М. Булгакова, в отличие от библейского текста, становится не Ангел, а бес — «огненный маленький принц», и само место пожара сравнивается с адом, «бездной огненной». Таким образом, огонь в рассказе связан с мотивом суда и имеет функцию карающую, но причиной его является темное, дьявольское начало. Подобное гибнет от подобного. То же происходит и в «Мастере и Маргарите»: «мертвые» дома (Дом Грибоедова, квартира № 50) гибнут от рук нечистой силы — Бегемота и Коровьева, выступающими одновременно и судьями и палачами, роскошную квартиру Латунского громит ведьма Маргарита.
Наряду с разрушительной огонь в рассказе выполняет и созидающую функцию. Пожар — причина просветления души и разума Аннушки Пыляевой: «И так исстрадалась, истомилась Пыляева Аннушка от черной мысли «беда», от этого огненного брюха-отсвета, что торжествующе разливалось по небу... так исстрадалась, что пришло к ней тупое успокоение, а главное, в голове в первый раз в жизни просветлело» (Булгаков 1988, с. 209).
Суть постоянного взаимодействия добра и зла — лейтмотива последнего романа М. Булгакова — выражена в словах Воланда, обращенных к Левию Матвею: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей» (Булгаков 1996, т. 2, с. 357). Но даже взаимодействуя и взаимопроникая, два этих начала в силу своей природы всегда противопоставлены друг другу. В этом отношении интересен контраст двух сцен — пожара и после пожара — в рассказе «№ 13...», подчеркнутый с помощью передающих цветовой и звуковой фон действия художественных средств. В начале пожара, когда огонь еще царство «маленького принца» и выполняет разрушительную функцию, преобладают яркие цвета: желтый, оранжевый, красный, черный («золото-кровавые шлемы», «траурные плащи-бабочки», «медные шлемы», «желтые ноги»). Всю сцену сопровождают резкие звуки: крики, ругань, визг, — которые сменяются тишиной зимнего утра после пожара. Цветовые определения теперь передают оттенки белого. Одно начало вытесняется другим, огонь карающий превращается в огонь очистительный.
Созидающую силу приобретает огонь и в «Мастере и Маргарите»: сгоревшие «мертвые» дома являются основой для «нового здания», лучшего жилища. «Если то, что переживают герои «Белой гвардии» — Страшный суд, а Город — в некотором роде обреченный на разрушение Вавилон, то Москва в последнем романе Булгакова — это Новый Иерусалим, который должен взрасти на останках Вавилона», — утверждает исследователь И. Золотусский (Золотусский 1993, с. 149). Идея разрушения старого и строительства нового храма звучит как в «библейском», так и в «современном» планах романа, причем в последнем нечистая сила, уничтожив «мертвые» дома, сразу исчезает, так как построить новое может только то начало, которое несет духовно-нравственные ценности.
Очень важной для понимания образа огня в произведениях М. Булгакова деталью является икона Серафима Саровского, которую кто-то выносит из горящего дома Эльпита. Объясняет значение этой детали цитата из книги Н. Бердяева «Судьба России», вышедшей в 1918 году и, вероятно, известной писателю: «Но русская душа склонна опускаться в низшие состояния, там распускать себя, допускать бесчестность и грязь. Русский человек будет грабить и наживаться нечистыми путями, но при этом он никогда не будет почитать материальные богатства высшей ценностью, он будет верить, что жизнь св. Серафима Саровского выше всех земных благ и что св. Серафим спасет его и всех грешных русских людей, предстательствуя перед Всевышним от лица русской души» (Бердяев 1990б, с. 77).
Испытание огнем превращается для героев М. Булгакова в духовно-нравственный суд, становится возможностью очищения и возвращения к бытийной истине. Карающим огонь является лишь для тех, кто полностью утратил память о вечных основаниях земного существования. Приоритет очистительной функции огня перед разрушительной для писателя подтверждается биографическим фактом: в одной из квартир М. Булгакова на стене самим жильцом была сделана надпись: Ignis sanat — «Огонь лечит».
Тема возмездия, в которой наряду с апокалипсическими мотивами звучит надежда на возрождение гармонического дома-«приюта», завершает два последних романа писателя. В своих произведениях М. Булгаков неизбежно стремится к преодолению «духовного пепелища», следующего за тотальным распространением «нехороших квартир», и возвращению к духовно-нравственной чистоте истинного Дома. Надежды писателя связаны с образами героев-творцов и с темой восстановления нормы бытия с помощью творчества и в творчестве.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |