1 января.
Новый год встречали у Леонтьевых. Невероятное изобилие. Они необыкновенно милы и сердечны.
Все было хорошо, но около трех ввалилась компания их соседей Шервинских и их гостей. Мы почти сразу же ушли.
Сегодня у М.А. мигрень. Из-за этого не пошли на премьеру водевилей в Сатиру.
А вечером М.А. полегчало, и он мне диктовал сценарий.
2 января.
Сегодня через ВОКС отправила японскому театру запрошенные «Мертвые души».
Работа над сценарием.
Вечером была за кулисами в филиале, в уборной М.А., смотрела, как его гримировали и одевали, как он выходит на сцену.
В его уборной — клуб, собираются все участники спектакля.
4 января.
Дикий мороз — тридцать два по Цельсию. Днем была с М.А. в театре, их фотографировали всех в костюмах и декорациях («Пиквик»).
Вчера Оля сказала, что назначено чтение новой пьесы Афиногенова, о которой Немирович сказал: «Очаровательный эскиз». Кроме того, Оля говорила, что надо по-человечески пожалеть Афиногенова: и «Ложь» не вышла, и «Портрет» не вышел, а он с чисто большевистской энергией все пишет и пишет...
Потом еще: «Мольер» не может идти ни на большой сцене, ни в филиале. Если на большой пойдет, состав неподходящий, слабый. Если в филиале, то ни с одной пьесой на большой сцене не расходится.
13 января.
Были на генеральной «Китежа». Музыка изумительная, постановка пыльная.
15 января.
Днем в вестибюле филиала М.А. окликнул и потом подошел к нему Анатолий Каменский. Болтлив. М.А. слушал молча, изредка односложно отвечая. Из рассказов А. Каменского: был в Париже на спектакле «Белая гвардия». Когда актеры начали петь «Боже, царя храни...», публика встала. «Не встали только Милюков и я».
16 января.
«Шляпа» в Вахтанговском. Убого. В антракте пригласили чай пить. Там были Вересаев, Нежданова, вахтанговцы.
24 января.
У М.А. грипп, лежит. Горчаков привозил эскизы Вильямса к «Мольеру». Особенно понравились М.А. — лестница у короля, внутренность театра — сцена (в последнем акте) и кладбище.
26 января.
М.А. четыре дня назад пробовал лечить Дмитриева тоже гипнозом — от его страхов. Так вот сегодня Дмитриев звонил в диком восторге — помогло! Когда еще можно придти? Мрачные мысли, говорит, его покинули, он себя не узнает.
5 февраля.
Позвонил, наконец, доктор Берг. Объяснил, что был невероятно занят. Предложил для сеансов — сегодня, седьмого и девятого.
Мы пошли к нему. Сеанс был, как говорил после М.А., замечательно хорош.
9 февраля.
Сегодня вечером у нас были Берги, Леонтьевы, Арендты и Маруся Т. Сначала — до ужина — М.А. и Берг уединились в кабинете для сеанса. А потом все ужинали. Уходя, Берг сказал, что он счастлив, что ему удалось вылечить именно М.А.
10 февраля.
Сегодня М.А. один ходил в Театр на спектакль.
Сегодня М.А. в последний раз играл судью — вводят Курочкина.
Но я почему-то уверена, что М.А. еще будет играть. Не знаю, почему.
12 февраля.
Днем ходили с М.А. на лыжах, по Москве-реке.
Вечером — к Вересаевым.
М.А. читал четвертую, пятую, шестую, седьмую и восьмую картины. Старику больше всего понравилась четвертая картина — в жандармском отделении.
Вообще они все время говорят, что пьеса будет замечательная, несмотря на то, что после читки яростно критиковали некоторые места. Старик не принимает выстрела Дантеса в картину.
А Мария Гермогеновна оспаривает трактовку Натальи. Но она неправа, это признал и В.В.
14 февраля.
Днем приходили из «Красной нови» за экземпляром биографии Мольера.
Оттуда звонили еще давно, но М.А. все не давал ответа. Теперь он уверяет, что они провалятся так же, как Канторович.
15 февраля.
Вечером был Жуховицкий. Вечный острый разговор на одну и ту же тему — о судьбе М.А.
— Вы должны высказаться... Должны показать свое отношение к современности...
— Сыграем вничью. Высказываться не буду. Пусть меня оставят в покое.
16 февраля.
М.А. играл в «Пиквике».
18 февраля.
Вечером были у Вересаевых. Там были пушкинисты: Цявловский с женой, Чулков, Неведомский, Верховский, кроме того — Тренев, Русланов.
Я, по желанию Викентия Викентьевича, сделала небольшой доклад по поводу моего толкования некоторых записей Жуковского о последних днях Пушкина.
За ужином Вер[есаев], шутя, посвятил меня в «пушкинисты» (как в рыцарей посвящали).
Цявловский с диким темпераментом говорил о Пушкине, о книге «Литературное насл. Пушкина». Неведомский болтал, болтал и залил красным вином скатерть.
5 марта.
Тяжелая репетиция у Станиславского. «Мольер». М.А. пришел разбитый и взбешенный. К.С., вместо того, чтобы разбирать игру актеров, стал при актерах разбирать пьесу. Говорит наивно, представляет себе Мольера по-гимназически. Требует вписываний в пьесу.
10 марта.
Опять у Станиславского. Маленький оперный зал в Леонтьевском. Станиславский начал с того, что погладил М.А. по рукаву и сказал: «Вас надо оглаживать». Очевидно, ему уже передали, что М.А. обозлился на его разбор при актерах.
Часа три торговались.
Мысль Станиславского в том, что надо показать во всех картинах, что Мольер — создатель гениального театра. Хочет вписывания таких вещей, которые М.А. считает тривиальными или ненужными.
Яростное столкновение со Станицыным и Ливановым, которые, обрадовавшись поддержке К.С., стали требовать вставок в роли.
Но сегодня М.А. пришел домой в лучшем состоянии, чем в прошлый раз. Как-то успокоился. Говорит, что Станиславский очень хорошо сострил про одного маленького актера, который играет монаха при кардинале — что «это поп от ранней обедни, а не от поздней».
20 марта.
Все это время прошло — у Станиславского с разбором «Мольера». М.А. измучен.
Станиславский хочет исключить лучшие места: стихотворение, сцену дуэли и т. д. У актеров не удается, а он говорит — давайте, исключим.
М.А. говорит:
— Я не доказываю, что пьеса хорошая, может быть, она плохая. Но зачем же ее брали? Чтобы потом калечить по-своему?
Вчера у нас были Оля с Калужским. М.А. рассказывал нам, как все это происходит в Леонтьевском.
Семнадцатый век старик называет «средним веком», его же — «восемнадцатым». Пересыпает свои речи длинными анекдотами и отступлениями, что-то рассказывает про Стаховича, про французских актеров, доказывает, что люди со шпагами не могут появиться на сцене, то есть нападает на все то, на чем пьеса держится.
Портя какое-нибудь место, уговаривает М.А. «полюбить эти искажения».
А сегодня вздумал пугать М.А. французским послом:
— А что вы сделаете, если посол возьмет и уедет со второго акта?
* * *
Вчера Гр. Конский рассказывал про К.С.
Шла репетиция в его оперном театре — «Царская невеста». Один молодой певец страшно боялся Станиславского и все старался держаться за печкой.
Станиславский:
— Это кто там за печкой прячется? Как ваша фамилия?
— Вы кого играете?
— Вы должны так держаться на сцене, как будто вы самую главную роль играете. Вы оперу знаете?
— Знаю, Константин Сергеевич.
— Продирижируйте всю! С самого начала!
Актер — в поту — берет палочку и дирижирует. После увертюры, которую он, ко всеобщему удивлению, хорошо провел, — К.С.:
— Убрать его из спектакля!
* * *
Или еще:
Телешева приводит к Станиславскому Конского репетировать «Мертвые души». Станиславский:
— Как ваша фамилия?
— Конский, Константин Сергеевич.
— Этого не может быть! Таких фамилий не бывает!
* * *
М.А. говорит:
— Представь себе, что на твоих глазах Сергею начинают щипцами уши завивать и уверяют, что это так и надо, что чеховской дочке тоже завивали, и что ты это полюбить должна...
26 марта.
Вчера были на концерте вагнеровском в Большом зале консерватории. Дирижировал Сенкар, пел Рейзен — Вотана, прощание и заклинание огня. Оркестр мал для Вагнера, всего человек восемьдесят. Рейзен — страшная дубина.
* * *
Сегодня звонил Жуховицкий и рассказывал, что в одном американском журнале Вельс написал статью о советском театре. Там он пишет примерно так, что советский театр, оставив агитацию, перешел на другие рельсы. Во-первых, появилась советская комедия, верней, фарс, во-вторых, ставят классиков, и, в-третьих, есть Михаил Булгаков. Если бы таких драматургов было несколько, можно было бы сказать, что существует советская драма.
* * *
М.А. продиктовал мне девятую картину — набережная Мойки. Концовка — из темной подворотни показываются огоньки — свечки в руках у жандармов, хор поет «Святый Боже...»
* * *
Наконец, сегодня М.А. написал отзыв о режиссерском сценарии «Мертвых душ». Про многое: «Это надо исключить!» Но исключит ли Пырьев?
29 марта.
Пронзительный ветер и солнце. Весна чувствуется.
В «Известиях» портрет лорда Идена — хранителя печати английского. Молод и красив.
М.А. безумно смешно показывает, что это такое — хранитель печати, как он ее прячет в карман, как, оглянувшись по сторонам, вынимает, торопливо пришлепывает и тут же прячет.
* * *
Проводила М.А. в Театр, посидела напротив в артистическом кафе, пока он получал жалованье, потом проводила его к Станиславскому.
Во время нашего отсутствия принесли конверт из американского посольства. Приглашает нас посол на 23 апреля. Приписка внизу золотообрезного картона: фрак или черный пиджак.
Надо будет заказать М.А. черный костюм, у него нет. Какой уж фрак.
* * *
Оля по телефону рассказала, что Мамошин говорил Калужскому: «Ячейка устраивает обсуждение "Мольера". Доложим К.С. мнение парторганизации об этой пьесе, а там уже дело Театра».
— Чтобы в филиале шла?
— В филиале — это своим чередом. Но вообще!..
30 марта.
Сегодня с М.А., зайдя сначала к портному Павлу Ивановичу, пошли в Торгсин. Купили английскую хорошую материю по восемь руб. золотом метр. Приказчик уверял — фрачный материал. Но крахмальных сорочек — даже уж нефрачных — не было. Купили черные туфли, черные шелковые носки.
* * *
Сергей с Лоли были на концерте.
— Такая дрянь, такая гадость, ни за что больше не пойду.
— А на чем играли?
— На чем попало.
1 апреля.
Вчера М.А. пригласили в партком, там было обсуждение «Мольера». Мамошин говорил, что надо разобраться, что это за пьеса и почему она так долго не выходит. А также о том, что «мы должны помочь талантливому драматургу Михаилу Афанасьевичу Булгакову делать шаги».
О пьесе говорил: «Она написана неплохо».
Заседание было длинное, сперва с исполнителями, потом их удалили.
5 апреля.
М.А. у Вересаева. Читал две последних картины из «Пушкина» — вчерне.
Кто-то рассказал М.А. (он сам не видел), что в Театре вывешена резолюция парткома, в которой сказано что-то вроде того, что «пьесе грозила опасность превратиться в личную драму Мольера, но ввиду того, что К.С. хочет расширить ее, — ее следует выпустить».
6 апреля.
Вечером был Русланов. М.А. рассказал ему содержание «Пушкина». Говорил, что еще не решил для себя, как назвать пьесу. Русланов советовал — «Пушкин».
Русланов записывает нас на дачный участок в их поселке. Мечты о даче.
7 апреля.
Ходили днем в Кубу, там переплетная мастерская. Кроме того — ларек с книгами. Купил М.А. переписку Чайковского с Мекк и материалы Достоевского.
Обедала у нас Ахматова, приехала хлопотать за какую-то высланную из Ленинграда знакомую. Говорит, что Модзалевский сказал ей, что сразу же ответил на мое письмо.
М.А. приходит с репетиций у К.С. измученный. К.С. занимается с актерами педагогическими этюдами. М.А. взбешен — никакой системы нет и не может быть. Нельзя заставить плохого актера играть хорошо.
Потом развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мадлену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьет лбом о пол (сцена в соборе).
Сегодня звонила в «Красную новь», наткнулась прямо на Мармуша, который быстро сказал, что десятого или двенадцатого будет решен вопрос о печатании Булгакова в их журнале.
— Запомни: больше никогда в жизни ты его не услышишь и не увидишь.
8 апреля.
В «Литературной газете», по словам Ермолинского, напечатано: режиссер Коростин будет ставить «Ревизора» по сценарию Шкловского. (Текст не буквальный.)
Часа через два звонил Коростин, только что приехавший из Киева, радостно объявил о принятии последнего варианта сценария М.А.
Когда я сказала о заметке, захохотал.
* * *
Вечером зашел Вересаев. М.А. говорил с ним о предложении Ермолинского инсценировать для кино будущего «Пушкина». Вересаев сказал:
— Я уже причалил свою ладью к вашему берегу. Делайте, как вы находите лучшим.
По-видимому, старику было приятно. Он только спросил, знает ли сценарист, что пьеса без Пушкина?
Потом он ушел наверх к Треневу, где справлялись имянины жены Тренева. А через пять минут появился Тренев и нас попросил придти к ним. М.А. побрился, выкупался, и мы пошли. Там была целая тьма малознакомого народа. Длинный, составленный стол с горшком цветов посредине, покрытый холодными закусками и бутылками. Хозяйка рассаживала гостей. Потом приехала цыганка Христофорова, пела. Пела еще какая-то тощая дама с безумными глазами. Две гитары. Какой-то цыган Миша, гитарист. Шумно. Пастернак с особенным каким-то придыханием читал свои переводные стихи, с грузинского. После первого тоста за хозяйку Пастернак объявил: «Я хочу выпить за Булгакова!» Хозяйка: «Нет, нет! Сейчас мы выпьем за Викентия Викентьевича, а потом за Булгакова!» — «Нет, я хочу за Булгакова! Вересаев, конечно, очень большой человек, но он — законное явление. А Булгаков — незаконное!»
9 апреля.
Дмитриев и Конский. Гриша принес мне Цвейга — биографию Марии-Антуанетты, на французском. Дмитриев, придя, сурово потребовал стакан молока и белый хлеб. У него, кажется, язва. Он выпивает молоко, ложится животом книзу на диван — и ему делается легче. Во всяком случае за ужином с аппетитом ел салат, икру, огурцы. Все у нас было холодное на ужин, так как целый день не горел газ. И обеда не было. М.А. был в ударе, рассказывал о репетициях «Мольера», показывал Станиславского, Подгорного, Кореневу и совершенно классически — Шереметьеву в роли Рене, няньки Мольера. Потом показал Владимира Сергеевича, брата К.С. У Дмитриева катились градом слезы — от смеху, он задыхался. Это, правда, смешно: Влад. Серг. умильно смотрит на собеседника святыми глазами, пожимает ему руку, а сам в это время бросает острый тревожный взгляд на вошедшего нового человека.
* * *
Гриша сказал, что он непременно придет отправлять нас на посольский вечер, хочет видеть, как все это будет. Очень заинтересован, почему пригласили.
10 апреля1.
Сергей порезал большой палец, да так сильно, что М.А. решил, что — калека, музыка кончена. (Он мечтает сделать из Сергея пианиста или дирижера.)
М.А. взбесился, орал на него, на нас с Лоли, что не досмотрели. Сергей стоял, бледнел, синел. М.А. уложил его, перевязал палец. Вызвали Блументаля. Тот успокоил.
Вечером — к Леонтьевым.
11 апреля.
Утром позвонил Жуховицкий. Когда мы можем назначить день — Боолену (секретарю посла) очень хочется пригласить нас обедать. М.А. вместо ответа пригласил Боолена, Тейера (тоже секретарь) и Жуховицкого к нам сегодня вечером.
Ужин — икра, лососина, домашний паштет, редиски, свежие огурцы, шампиньоны жареные, водка, белое вино.
Американцы говорят по-русски. Боолен совсем хорошо.
М.А. показал свои фотографии и сказал, что подает прошение о заграничных паспортах. Жуховицкий подавился. А американцы нашли, что это очень хорошо, что ехать надо.
Боолен хочет вместе с Жуховицким переводить на английский «Зойкину квартиру».
На прощанье сговорились — девятнадцатого придем к Боолену обедать.
13 апреля.
Письмо от Николая из Парижа: «Зойкину квартиру» все-таки хотят ставить в театре «Vieux Colombier». Николай пишет, что группа актеров (б. актеров Художественного театра) ставит в Северной Америке «Дни Турбиных». Кто будет охранять права М.А.?
* * *
М.А. днем ходил к Ахматовой, которая остановилась у Мандельштамов.
Ахматовскую книжку хотят печатать, но с большим выбором. Жена Мандельштама вспоминала, как видела М.А. в Батуме лет четырнадцать назад, как он шел с мешком на плечах. Это из того периода, когда он бедствовал и продавал керосинку на базаре.
* * *
Оля рассказывала: Станиславский, услышав, что Булгаков не пришел на репетицию из-за невралгии головы, спросил:
— Это у него, может быть, оттого невралгия, что пьесу надо переделывать?
* * *
Из Олиных рассказов:
У К.С. и Немировича созрела мысль исключить филиал из Художественного театра, помещение взять под один из двух их оперных театров, а часть труппы уволить и изгнать в окраинный театр, причем Вл. Ив. сказал:
— У Симонова монастыря воздух даже лучше... Правда, им нужен автомобильный транспорт...
Но старики никак не могут встретиться вместе, чтобы обсудить этот проект.
К.С. позвонил Оле:
— Пусть Владимир Иванович позвонит ко мне.
Оля — Вл. Ив-чу. Тот:
— Я не хочу говорить с ним по телефону, он меня замучает. Я лучше к нему заеду... тринадцатого, хотя бы.
Оля — К.С.'у. К.С.:
— Я не могу принять его тринадцатого, раз что у меня тринадцатое — выходной день. Мне доктор не позволяет даже по телефону говорить.
Вл. Ив. — Оле: — Я могу придти шестнадцатого.
Оля — К.С.'у.
К.С. — Жена моя, Маруся, больна, она должна разгуливать по комнатам, я не могу ее выгнать.
Вл. Ив. — Оле: — Я приеду только на пятнадцать минут.
К.С. — Оле: — Ну, хорошо, я выгоню Марусю, пусть приезжает.
Вл. Ив. — Оле: — Я к нему не поеду, я его не хочу видеть. Я ему письмо напишу.
Потом через два часа Вл. Ив. звонит:
— Я письма не буду писать, а то он скажет, что я жулик и ни одному слову верить все равно не будет. Просто позвоните к нему и скажите, что я шестнадцатого занят.
Объясняется это последнее тем, что старики (Леонидов, Качалов и Москвин) страшно возмутились и заявили протест против такого отношения к актерам. И Вл. Ив. сдал все свои позиции.
* * *
Оля передала, со слов Ник. Влад. Сологуба, что умер Юра Неелов.
16 апреля.
Утром позвонил и вечером пришел из «Литературного агентства» Уманский насчет «Мертвых душ». Спросил и о «Мольере». Но договор на него с Фишером еще не кончился. А «Мертвые души» проверю, они как будто свободны.
Звонил Катинов, что Шумяцкому понравился сценарий «Ревизора», что он хотел бы говорить с М.А. лично. Завтра Коростин заедет за М.А. и поедут на совещание к Шумяцкому, там и Катинов будет.
17 апреля.
Коростин около двенадцати позвонил, что он сидит в ГУФК'е и неизвестно еще, когда будет совещание.
Так и не позвонил.
19 апреля.
Обедали у Боолена. Были еще какие-то американцы из посольства, Жуховицкий и — неожиданно — Лина Степанова.
На прощанье пригласили американцев к себе. Лина сказала: «Я тоже хочу напроситься к вам в гости».
22 апреля.
Вчера в театре на «Мертвых душах» мне передали протокол репетиции «Мольера», на которой М.А. не присутствовал. Из него видно, что К.С. всю пьесу собирается ломать и сочинять наново. М.А. тут же продиктовал мне письма Станиславскому и Горчакову с категорическим отказом от переделок и просьбой вернуть пьесу, если она не подходит Театру в этом виде.
23 апреля.
Бал у американского посла. М.А. в черном костюме. У меня вечернее платье исчерна-синее с бледно-розовыми цветами. Поехали к двенадцати часам. Все во фраках, было только несколько смокингов и пиджаков.
Афиногенов в пиджаке, почему-то с палкой. Берсенев с Гиацинтовой. Мейерхольд и Райх. Вл. Ив. с Котиком. Таиров с Коонен. Буденный, Тухачевский, Бухарин в старомодном сюртуке, под руку с женой, тоже старомодной. Радек в каком-то туристском костюме. Бубнов в защитной форме.
Боолен и Файмонвилл спустились к нам в вестибюль, чтобы помочь. Буллит поручил м-с Уайли нас занимать.
В зале с колоннами танцуют, с хор — прожектора разноцветные. За сеткой — птицы — масса — порхают. Оркестр, выписанный из Стокгольма. М.А. пленился больше всего фраком дирижера — до пят.
Ужин в специально пристроенной для этого бала к посольскому особняку столовой, на отдельных столиках. В углах столовой — выгоны небольшие, на них — козлята, овечки, медвежата. По стенкам — клетки с петухами. Часа в три заиграли гармоники и петухи запели. Стиль рюсс.
Масса тюльпанов, роз — из Голландии.
В верхнем этаже — шашлычная. Красные розы, красное французское вино. Внизу — всюду шампанское, сигареты.
Хотели уехать часа в три, американцы не пустили — и секретари и Файмонвилл (атташе) и Уорд все время были с нами. Около шести мы сели в их посольский кадиллак и поехали домой. Привезла домой громадный букет тюльпанов от Боолена.
25 апреля.
М.А. по приглашению Союза советских писателей пошел на встречу с Гордоном Крэгом.
26 апреля.
М.А. написал письмо Горчакову с просьбой освободить его по болезни от режиссерской работы по «Мольеру».
* * *
Из «Красной нови», без одного слова, возвращена рукопись биографии «Мольера». Двадцатого я послала в редакцию телеграмму о возврате.
28 апреля.
М.А. играл за Курочкина в «Пиквике».
29 апреля.
У нас вечером — жена советника Уайли, Боолен, Тейер, Дюброу и еще один американец, приятель Боолена, из Риги. Боолен просил разрешения привезти его. И, конечно, Жуховицкий.
Уайли привезла мне красные розы, а Боолен — М.А. — виски и польскую зубровку.
М.А. читал первый акт «Зойкиной квартиры» — по просьбе Боолена. Читал — в окончательной редакции.
Боолен еще раз попросил дать им «Зойкину» для перевода на английский. М.А. дал первый акт пока и взял с Жуховицкого расписку в том, что Жуховицкий берет на себя хлопоты для получения разрешения в соответствующих органах СССР на отправку за границу.
М.А. читал по-русски.
М-с Уайли звала «с собой в Турцию». Она с мужем едет через несколько дней на месяц в Турцию.
Разошлись около трех часов.
* * *
Репетиции «Мольера» у Станиславского идут по основному тексту М.А.
30 апреля.
Вчера Боолен пригласил нас на просмотр фильма в посольство, в половину пятого.
Из русских были еще только Немирович с женой.
После просмотра очень интересного фильма — шампанское, всякие вкусности.
Буллит подводил к нам многих знакомиться, в том числе французского посла с женой и очень веселого толстяка — турецкого посла. М-с Уайли пригласила нас завтра к себе в 10.30. Боолен сказал, что заедет за нами.
3 мая.
Первого мы днем высыпались, а вечером, когда приехал Боолен, поехали кругом через набережную и центр (смотрели иллюминацию).
У Уайли было человек тридцать. Среди них — веселый турецкий посол, какой-то французский писатель, только что прилетевший в Союз, и, конечно, барон Штейгер — непременная принадлежность таких вечеров, «наше домашнее ГПУ», как зовет его, говорят, жена Бубнова.
Были и все наши знакомые секретари Буллита.
Шампанское, виски, коньяк. Потом — ужин à la fourchette: сосиски с бобами, макароны-спагетти и компот. Фрукты. Писатель, оказавшийся кроме того и летчиком, рассказывал о своих полетах. А потом показывал и очень ловко — карточные фокусы.
* * *
Вчера днем заходил Жуховицкий, принес перевод договора с Фишером насчет Англии и Америки на «Дни Турбиных». Он, конечно, советует Америку исключить. Плохо отзывался о Штейгере.
* * *
Сегодня Жуховицкий звонил: Не знаете, где Боолен!! Назначена была встреча для первой работы над переводом — и нет его.
* * *
Звонил Шапошников: подписано соглашение с Францией.
7 мая.
У нас вечером: Горчаков, Веров, Калинкин (из Сатиры). Просят, умоляют переделать «Блаженство». М.А. прочитал им те отрывки, что сделал. Обещал им сдать к первому декабря.
9 мая.
У нас Вересаев, Ангарский, Дмитриев и Треневы. Дмитриев спорил с Ангарским насчет «Пиковой дамы». Заволновался по своему обыкновению, закричал на Ангарского:
— И все это чепуха! И ничего это неверно! И вообще вы «Пиковую даму» сорок лет тому назад смотрели!
Ангарский за ужином удивлялся:
— Не понимаю, почему это теперь писатели пишут все на исторические темы, а современность избегают?
13 мая.
В течение недели М.А. диктовал «Зойкину», сильно чистил пьесу.
* * *
О «Зойкиной» же получили извещение от Фишера, что она шла в Брюнне в ноябре и декабре тридцать третьего года.
* * *
И о ней же пишет Коля из Парижа. По-видимому, там серьезно решили ее ставить.
* * *
На днях получили письмо из ВОКСа — с копией письма из Стокгольма от уполномоченного представителя ВОКСа в Стокгольме. Шведское общество «Радио-чиенст» обратилось в полпредство СССР, чтобы «выхлопотали для него у Булгакова разрешение передать по радио о шведском переводе "Турбиных"». Предлагают гонорар в шведских кронах — двести. М.А. согласился.
* * *
Вчера ходили в театр к Егорову говорить о договоре на «Мольера». Егоров завел такую тему: кто виноват, что постановка затянулась?
М.А.:
— Вы хотите знать виновников? Хорошо, я вам назову. Выдам их с головой. — Это — Константин Сергеевич, Владимир Иванович Немирович и вся дирекция.
* * *
Приехал Вольф, директор Красного ленинградского театра — насчет «Пушкина». М.А. прочитал ему черновик пьесы.
Вольф придет послезавтра.
15 мая.
Вольф и Вересаев.
Вольф хочет ставить у себя, просит, чтобы я во Всероскомдраме составила договор.
16 мая.
День рожденья М.А.
Мы с утра положили на стол подарки: Джин голландский, Ерофеич, коробки «Казбека», ноты — Вагнера «Зигфрид» и «Гибель богов», книгу Лесажа. Сергей все волновался, что мало, приложил еще «придавку», как он называет преспапье, и стал с нетерпением ждать выхода М.А. из спальни. Екатерина Ивановна спекла крендель, зажгли свечки, Оля заиграла на рояле марш, и М.А. торжественно вошел в столовую. Оля подарила ему Брюсовский календарь и «Киев прежде и теперь».
Вечером пришли Ермолинские, Лямины, Калужский.
17 мая.
Обедал Конский. Расстроился, что не позвали на рожденье. Потом мы все — Женичка, Сергей, Екатерина Ивановна, М.А. и я — поехали на метро.
18 мая.
В двенадцать часов дня М.А. читал пьесу о Пушкине. Были: Русланов, Рапопорт, Захава, Горюнов и Вересаевы.
После чтения завтракали.
Во время завтрака позвонил Женюшка и сообщил, волнуясь, что разбился самолет «Максим Горький». Будто бы сорок две жертвы.
20 мая.
Вересаев прислал М.А. совершенно неожиданное письмо. Смысл в том, что «его не слушают». Нападает на трактовку Дантеса в особенности. Кроме того, еще на некоторые детали («Дубельт не может цитировать Евангелие»...). М.А. тут же засел за ответ.
22 мая.
Звонил Вересаев — предлагает забыть письмо. Цитатой (для Дубельта) был оглушен — «Давайте поцелуемся хоть по телефону!»
Обедал у нас Радлов Николай. Вечером — Оля. Рассказывала о списке подающих о заграничных паспортах. «Бесспорно едут К.С., Немирович, Подгорный и я».
24 мая.
Были на премьере «Аристократов» в Вахтанговском. Пьеса — гимн ГПУ.
В театре были: Каганович (в ложе с левой стороны), Ягода — в ложе с правой стороны, Фирин (нач. Беломорского канала), много военных, ГПУ, Афиногенов, Киршон, Погодин.
После спектакля Симонов пригласил нас к себе, поехали в его машине, по дороге заезжали за вином и закусками.
У него собрались Погодин, Русланов, Захава, Горюнов, Рапопорт, жены их.
Погодин много рассказывал: о Буденном, о том, как он — Погодин — попал в плен и как его чуть не расстреляли.
Симонов отвез нас домой часа в три.
* * *
Звонил днем Егоров — МХАТ соглашается на договор на наших условиях — шесть тысяч, срок 1 июня 1936 г.
— Как июня? Мы говорили о декабре тридцать пятого года! Театр должен в двухдневный срок дать мне ответ — соглашается он на мои условия или нет.
Он вопил — что никто никогда не позволял себе так разговаривать с Театром, что К.С. и В.И. нельзя ставить ультиматума.
26 мая.
Звонил Егоров. Он передал все дело Вл. Ив. Пусть тот решает.
27 мая.
О том же звонила Оля. Сказала, что хотели заседание насчет «Мольера» устроить завтра, двадцать восьмого, но назначена репетиция «Мольера» у К.С., и все там заняты, а главное К.С.
* * *
Оля позвала меня идти с ней на «Чио-Чио-Сан» в Музыкальный. В театре Оля сказала, что Вл. Ив. вполне со мной согласен. Заседание будет 28-го.
28 мая.
Приятный день.
По займу выиграли 600 руб.
Звонил Танин — у прокурора республики дело (с ленинградскими народными домами) мы выиграли. Теперь, если они не подадут выше, должны вернуть нам деньги.
Третье — звонок Оли:
— Театр хочет ставить «Мольера». Не может быть и речи о том, чтобы отдать пьесу. Вл. Ив. просит, чтобы я согласилась на срок 15 января тридцать шестого года. — Раньше невозможно приготовить. Будет ставить режиссура, не К.С.
Оля сказала: «У К.С. пьесу отбирают», но я не думаю — наверно, старик обозлился и сам отказался.
* * *
М.А. диктует все эти дни «Пушкина». 2 июня — чтение в Вахтанговском театре, а 31 мая он хочет нескольким знакомым дома прочесть. Я позвала Оленьку и Женюшку. Оба обрадовались. Женя (мой) вообще любит такие вечера у нас.
29 мая.
Сегодня М.А. закончил первый вариант «Пушкина». Пишу — вариант, так как М.А. сам находит, что не совсем готово.
Пришел Вересаев и взял экземпляр с тем, чтобы завтра вечером придти обсуждать.
30 мая.
Был Вересаев. Начал с того, что говорил о незначительных изменениях в ремарках и репликах (Никита не в ту дверь выходит, прибавить Богомазову слова «на театре»).
Потом пришел Гр. Конский, и мы с ним сидели в кабинете, а М.А. и Вересаев разговаривали в столовой. Со слов М.А. — старик вмешивается в драматургическую область, хочет ломать образ Дантеса, менять концовку с Битковым и т. д. Сначала говорил очень решительно, даже говорил, что им «придется разъехаться» и он снимет свою фамилию (получая 50% гонораров). Но потом опять предложил — давайте мириться.
Решили — 1-го опять встретиться.
1 июня.
Вчера было чтение. Оленька, ребята, Дмитриев, Жуховицкий, Ермолинские, Конский, Яншин и мы с Лоли. (И Лоли и Оля плакали в конце.)
Оля, уходя, сказала:
— Пройдут века, а эта пьеса будет жить. Никто никогда так о Пушкине не писал и не напишет.
Яншин потом за ужином сказал, что эта пьеса перекликается с «Мольером» и что М.А. за нее так же будут упрекать, как за «Мольера» — что не выведен великий писатель, а человек, что будут упрекать в поверхности, что он, как актер, знает, что это не так. Говорил, что ему не понравились Наталья, Дантес и Геккерен.
Дмитриев хотел остаться после всех, чтобы говорить, но М.А. не мог — очень утомлен был. Но через час после ухода, примерно часа в четыре ночи Дмитриев позвонил — чем больше он думает, тем больше понимает, как замечательна пьеса. Она его встревожила, он взволнован, не может уснуть. Она так необычна, так противоречит всему общепринятому.
2 июня.
Сегодня М.А. читал вахтанговцам. Успех большой. После чтения говорили сначала артисты, потом М.А. и Вересаев. М.А. аплодировали после его выступления и после чтения.
3 июня.
У нас Дмитриев и Оля. Приходил Тренев, звал к себе. Он имянинник сегодня (как и я). Я не пошла, М.А. просидел у них часок. Ему очень понравился Малышкин — остроумен и приятен.
4 июня.
Ходили в Иностранный отдел, подали анкеты. Анкеты приняли, но рассматривать не будут, пока не принесем всех документов. 9 июня.
Егоров отказался подписать бумажку о том, что Театр не возражает против поездки М.А. за границу.
Оля сказала, что подпишет Вл. Ив.
С договором на «Мольера» волынят.
* * *
Танина выставили из Всероскомдрама. Двенадцать лет там работал. Два года назад праздновали его десятилетний юбилей работы там и благодарили. Он подавлен крайне.
12 июня.
Ездили смотреть дачу Шапиро — он предложил нам на лето. Сергею после кори будет там хорошо.
13 июня.
Только сегодня, наконец, подписали договор. Кроме того — Вл. Ив. подписал бумажку.
* * *
Прудкин рассказывал, что Акулов на вопрос Качалова: «А что вам больше всего у нас нравится?» — ответил: — «Дни Турбиных».
15 июня.
Ездили в Иностранный отдел, отвезли все документы. Приняли. Также и 440 руб. денег. Сказали, что ответ будет через месяц.
22 августа.
Прервались записи, потому что суматошно шла жизнь.
Не записано: отказ в поездке за границу, история с Вересаевым, которая выразилась в том, что старик наделал массу неприятностей: вмешался в драматургическую часть, предложил свои варианты, пытался вести борьбу за них... Восстановить все это, конечно, нельзя, поэтому просто начинаю записывать день за днем.
* * *
Сегодня появился у нас Исай Лежнев, тот самый, который печатал «Белую гвардию» в «России». Он был за границей в изгнании, несколько лет назад прощен и вернулся на родину. Несколько лет не видел М.А. Пришел уговаривать его ехать путешествовать по СССР. Нервен, возбужден, очень умен, странные вспухшие глаза. Начал разговор с того, что литературы у нас нет.
26 августа.
Судакову нужен «Пушкин». Сегодня Женя Калужский, Арендт, Леонтьев и Судаков слушали у нас пьесу.
29 августа.
Марков, Виленкин, Сахновский, Топорков, Федя, Калужский, Мордвинов и Шапошниковы — «Пушкин».
Федя сказал, что это нужно ставить только Станиславскому. Марков сказал, что сцена «на Мойке» не нужна. Без нее пьеса круглей.
Вообще успех. Ужин оживленный.
6 сентября.
Сегодня 600-й спектакль «Турбиных». Театр не поздравлял М.А.
7 сентября.
Был Женя Калужский, говорил, что К.С. поздравлял актеров, но сухо, коротко.
За кулисами был чай по этому поводу.
10 сентября.
Вечером Анна Ильинична, Патя и Сергей Сергеевич.
11 сентября.
Звонок. Возбужденный Илья передает, что Акулов сказал, чтобы ему дали пьесу на просмотр.
Запаковала, надписала, послала в МХАТ для передачи Акулову.
12 сентября.
Днем заходил Тренев посоветоваться: МХАТ хочет возобновить «Пугачевщину». Стоит ли переделывать?
Вечером Дмитриев. М.А. мистифицировал его, сказал, что он — второго класса игрок по шахматам, предложил Дмитриеву фору.
Дмитриев бледнел при каждом ходе, хотя играет прекрасно. Конечно, обыграл М.А. вдребезги, но выкурил от волнения пачку папирос. Когда М.А. признался ему — дико хохотал.
13 сентября.
Днем — деловые письма за границу. Вечером — я в оперетке с Женичкой (моим). К М.А. пришел Людвигов, а потом Дмитриев.
* * *
М.А. сказали, что роль еврея в «Турбиных» выкинул К.С. А тогда говорили — «по распоряжению сверху».
16 сентября.
Оля приехала из Риги. Привезла М.А. фрачные сорочки. Вечером — она с Калужским у нас. Потом — Дина Радлова еще. Разговор о «Пушкине».
Дина осуждала Замятина за то, что не возвращается.
18 сентября.
У М.А. шахматы — играли Ермолинский и Топленинов по очереди с М.А.
У меня в это время Оля с Женей Калужским (он пришел после «Хозяйки гостиницы»).
Он, вместе с Егоровым, принимал гостей: Кагановича и Молотова. Те резко отрицательно говорили о спектакле, об игре, о Еланской, — что она играет отвратительно так же, как и в «Грозе», и что наверно ей оттого дают роли, что она жена Судакова.
* * *
Оля говорит, что Немирович в письмах ей и Маркову возмущался К.С.'ом и вообще Театром, которые из-за своих темпов работы потеряли лучшего драматурга, Булгакова.
Когда я рассказала это М.А., он сказал, что первым губителем, еще до К.С., был именно сам Немиров.
19 сентября.
Сегодня отправила заказным в Ленинград Вольфу «Пушкина» — под двумя фамилиями.
20 сентября.
Захава сообщил, что Репертком разрешил «Пушкина». Ангарский (по телефону) предлагает перевести «Пушкина» и печатать за границей.
* * *
Вечером в консерватории на выступлении американского хора «Орфеус».
Видели там Тейера и Файмонвилла. Тейер сказал, что «Боолен вышел замуж...».
21 сентября.
Были на «Красном маке» в Большом. Оттуда с Яковом Леонтьевичем — в «Медведь» на Тверской.
23 сентября.
Сегодня в газетах постановление ЦИК СССР об установлении военных званий: лейтенанта, майора, полковника в том числе.
* * *
В газете фельетон Бр. Тур — что ГОМЭЦ произвел надувательство публики: в афишах были обещаны знаменитые солисты в хоре «Орфеус», а их не было и в помине.
Вечером — прием у Коли, вся Пречистенка, как называет этот круг М.А.
24 сентября.
У М.А. — Русланов. Взволнован тем, что МХАТ хочет играть «Пушкина». Особенно же тем, что он должен играть Николая, а во МХАТе это, наверное, будет дано Качалову.
25 сентября.
Оля сейчас сказала, что «Пушкин» пошел к Вл. Ив.
Вахтанговцы прислали <в> МХАТ письмо с протестом против постановки «Пушкина» во МХАТе. А Оля сказала, что Илья плевать хотел на их письмо. Мхатчики говорят, что вахтанговский договор кабальный.
А их договора?
* * *
Вечером были с М.А. у Коростина, больного. Выяснили отношения — соавторские.
26 сентября.
У М.А. грипп, сильнейший насморк и кашель.
Приехал Коростин. Подписали соглашение.
* * *
Сегодня в газетах постановление об отмене карточной системы.
27 сентября.
Горчаков — по телефону.
Возможно, что комедию начнут репетировать в октябре.
М.А. в постели — диктует мне. Коростин — по телефону. Подходит ли Сухарев для Бобчинского.
Ангарский насчет «Пушкина». Хочет, чтобы М.А. читал у него. М.А. отказался.
Дубровский из харьковского театра о «Пушкине».
Оля с сообщением, что Вл. Ив. сказал о пьесе:
— Она написана большим мастером, тонко, со вкусом. Но образы сделаны так сдержанно, четко, что надо будет (как он сказал) рыть глубины.
* * *
Вечером приехал Дубровский, прочитал «Пушкина».
С М.А. говорил по-украински. Увез с собой пьесу.
29 сентября.
Звонок из «Литературной газеты» — просят, чтобы М.А. дал информацию о «Пушкине». М.А. отказался — все равно не напечатают. Ведь ничего не написали о «Биографии Мольера», хотя он и давал информацию. И в «Moscow Daily News» и фотографию, которую упорно просили, не напечатали и карточку не вернули.
1 октября.
В Вахтанговском — драматические переживания. Илья во МХАТе распределяет роли в «Пушкине».
2 октября.
Оля призналась, что мхатчики распечатали пакет с пьесой, посланной Акулову, и списали пьесу.
* * *
Радостный вечер. М.А. читал «Ивана Васильевича» с бешеным успехом у нас в квартире. Горчаков, Веров, Калинкин, Поль, Станицын, Дорохин. Хохотали все до того, что даже наши девушки в кухне жалели, что не понимают по-русски. — «Der hat wahrscheinlich etwas sehr schönes geschrieben, das alle lachen so viel!»2
Все радовались, ужинали весело.
3 октября.
Вечером у нас — Дмитриев. Привел Сергея Прокофьева. Вопрос об опере на основе пьесы М.А. о Пушкине. М.А. прочитал половину пьесы. А потом С. Прокофьев взял ее с собой. Он только просил М.А. ввести Глинку.
Пригласил нас завтра на концерт в Большом — он будет играть свою музыку к балету «Ромео и Джульетта».
4 октября.
Бетховенский зал в Большом. Рояль на маленькой эстраде, большая стоячая лампа под громадным желтым абажуром.
Прокофьев играет виртуозно. Музыка не типично балетная, но есть замечательные места (пробуждение города, келья Лоренцо, гавот, дуэль — да многое еще).
Было много знакомых, Вильямс, Дмитриев, Мордвинов, Мелик, Фетер — эти двое сидели за Прокофьевым на эстраде, смотрели в ноты.
* * *
Яков Леонтьевич потом, уже за едой в ресторане, сказал стихи, им выдуманные. Будто бы Станиславский говорит:
— Булгаков — человек задорный,
Он много горя причинил.
«Дни Турбиных» писал Подгорный,
«Мольер» — Егоров сочинил.Василь Григорьевич Сахновский —
Прямой, отважный, честный муж,
Но алкоголик он таковский,
Что пропил задник с «Мертвых душ».
9 октября.
Генеральная «Врагов».
После генеральной стоим в партере: Оля, М.А., Немирович, Судаков, Калужский и я. Немирович очень комплиментарно говорил о «Пушкине». Женя Калужский:
— Вот, Мака, кланяйся в ножки Вл. Ив., чтобы он ставил. Наступило молчание, и М.А. стал прощаться.
16 октября.
Одиннадцатого М.А. один ездил в гости на дачу к Тейеру. М.А. говорил, что очень уютно, камин, собака.
Была Лина Степанова, какой-то неизвестный американец. Тейер говорил, что ему очень не нравятся Камерный и мейерхольдовский театры.
* * *
Сегодня у нас Прокофьев с женой и Дмитриев.
Разговор об опере («Пушкин»), что нужен Глинка.
Прокофьев едет в Африку, в турне. Жена остается здесь.
17 октября.
У М.А. репетиция «Мольера».
Звонок из Реперткома в Сатиру (рассказывал Горчаков): Пять человек в Реперткоме читали пьесу, все искали, нет ли в ней чего подозрительного? Ничего не нашли. Замечательная фраза: «А нельзя ли, чтобы Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?»
Двадцатого придется М.А. ехать туда с Горчаковым.
* * *
Вечером неожиданно пошла на «Фауста».
Познакомилась с Меликом. Он дирижировал. Мелик — во фраке, конечно, с красной гвоздикой в петлице.
18 октября.
Звонили из американского посольства:
— Мистер Буллит просит миссис и мистера Булгаковых в пять часов, будет кино, буфет, дипломатический корпус.
После картины все пошли в столовую — стол со всевозможными прелестями, к которым мы почти не прикасались. Буллит подошел, и долго разговаривали сначала о «Турбиных», которые ему страшно нравятся, а потом — «Когда пойдет "Мольер"?» Подходили: Афиногенов, Штейгер, конечно, румынский посол, (очень уговаривал приехать к нему, он только что отделывает себе дом), тот американец, который служит в посольстве в Риге и был у нас с Бооленом, атташе и др. Познакомились с некоторыми дамами.
Когда выходили, швейцар спрашивает: «Ваша машина?..» М.А. сурово ответил: — У меня нет машины.
И мы ушли пешком, по выражению М.А., как экстравагантные миллионеры, которым машина осточертела уже.
19 октября.
У М.А. грипп. Температура 38,2.
20 октября.
Телефонная вакханалия и бешеный день.
Уманский из Литературного агентства — упорные предложения насчет «Мертвых душ» в Лондоне, — чтобы забрать пьесу от Фишера и передать «Литературному агентству».
Какой-то Лейтес из Союза писателей с предложением прочесть там «Пушкина» и обсуждать пьесу. (Конечно, М.А. отказался.)
Горчаков, Калинкин.
Оленька, конечно.
В то же время — посетители.
Симпатичнейший П. попросил 50 руб. Журналист С. — в третий раз — за деньгами, взаймы — но без отдачи.
Тамара Томасовна с двумя портнихами ко мне.
А к М.А. — Калинкин и Горчаков. И привезли Млечина.
Последний никак не может решиться — разрешить «Ивана Васильевича». Сперва искал в пьесе вредную идею. Не найдя, расстроился от мысли, что в ней никакой идеи нет. Сказал: «Вот если бы такую комедию написал, скажем, Афиногенов, мы бы подняли на щит... Но Булгаков!..»
И тут же выдал с головой Калинкина, сказав ему: «Вот ведь есть же и у вас опасения какие-то...»
Вечером — Лямин и Попов.
22 октября.
Генеральная «Севильского цирюльника».
Олины рассказы о театре. Егоров отменяет распоряжения Немировича, постоянно наносит оскорбления актерам, не пустил на концерт Бандровской в МХАТе Петю Селиванова, баритона, который раньше состоял в труппе МХТ и до сих пор бесплатно поет эпиталаму в «Турбиных»... Фактически правят театром Егоров и Рипси...
Виноват во всем, по словам Оли, Станиславский.
Будто бы Станиславский сказал: «Я теперь безработный в Театре».
29 октября.
Днем звонила Сейфуллина. Спрашивала, когда М.А. может принять одну приезжую из Вены по поводу перевода «Мертвых душ». М.А. сказал, что они уже переведены. «Все равно, примите, пожалуйста». Пришла приезжая. Гладко говорит по-русски. Рассказывала, как Гитлер преследует евреев.
* * *
Вечером Ермолинские и Лямин.
* * *
Ночью звонок Верова: «Ивана Васильевича» разрешили с небольшими поправками.
30 октября.
Приехала Ахматова. Ужасное лицо. У нее — в одну ночь — арестовали сына (Гумилева) и мужа — Н.Н. Пунина. Приехала подавать письмо Иос. Вис.
В явном расстройстве, бормочет что-то про себя.
31 октября.
Отвезли с Анной Андреевной и сдали письмо Сталину. Вечером она поехала к Пильняку.
* * *
Мы вечером в Сатире. М.А. делал поправки цензурные. Потом поехали в Клуб мастеров. Андроников изображал Ал. Толстого и Качалова. Ужинали с Яковом Л. и Олей с Женей Калужским. Подсел Млечин. М.А. с ним пошел играть на биллиарде. А потом он нас отвез домой.
1 ноября.
М.А. читал труппе Сатиры «Ивана Васильевича». Громадный успех.
3 ноября.
Утренник в Большом театре — программа самодеятельная. Необыкновенное количество знакомых, масса мхатчиков. После концерта у нас обедали Яншин и Конский.
4 ноября.
Ахматова получила телеграмму от Пунина и Гумилева — их освободили.
* * *
Вечером мы в мастерской Василия Яковлева. Он показывал свои работы — потом повез к себе пить кофе.
7 ноября.
Проводила М.А. утром на демонстрацию.
Потом рассказывал — видел Сталина на трибуне, в серой шинели, в фуражке.
* * *
Днем звонил Вересаев. Разговор в мирном тоне. Его очень интересует судьба пьесы.
10 ноября.
«Кармен» в Большом театре. После спектакля у нас ужинали Яков Л. и Мелик-Пашаев.
11 ноября.
У Яковлевых. Смешанная публика — художники и гепеусты. Дулова играла на арфе, которую специально привезли для этого.
13 ноября.
Были у Рябцева. У него маленький комнатный биллиард. Играли.
18 ноября.
Первая репетиция «Ивана Васильевича».
19 ноября.
У нас — Яковлевы, Рябцевы, Дулова, Авилов, Топорков, Мелик-Пашаев, Яков Леонт. М.А. читал «Ивана Васильевича».
23 ноября.
Слушали в Большом «Садко». М.А. очень любит эту оперу.
29 ноября.
М.А. был на приеме у американского атташе — в числе гостей видел Афиногенова, Леонова и Прокофьева.
1 декабря.
Чтение «Пушкина» у нас. Книппер-Чехова, Горчаков, Мелик-Пашаев, Кторов, Попова, Станицын, Вильямсы, Калужский с Олей и Ермолинские. Ужинали потом на трех столиках.
21 декабря.
М.А. диктует мне перевод «Скупого» для издательства «Academia».
* * *
Идут репетиции «Мольера». У Кореневой сжали некоторые сцены. Она стала устраивать скандалы, ссылалась, что будет жаловаться Марье Петровне! (Лилиной), вскрикивала истерически:
— Ах! Ах! Не надо мне никакого света! — когда во время репетиции режиссер сказал: «Дать свет на Лидию Михайловну!»
Для того, чтобы избавиться от присутствия Сластениной и Баташова в спектакле, пришлось вычеркнуть две роли: Риваль и шута.
* * *
Есть надежда, что «Мольер» пойдет в середине января.
22 декабря.
М.А. днем на репетиции «Мольера». Я в Большом на «Леди Макбет». После спектакля, вместе с Леонтьевым и Дмитриевым, заехали за М.А., купили по дороге шампанского. Следом за нами приехал Мелик-Пашаев. Обедали. Мелик играл на рояле, пел и веселился.
Примечания
1. В рукописи ошибочно: марта.
2. Хозяин, вероятно, написал нечто очень хорошее, раз все так много смеются (нем.).
Комментарии
1 января.
...и он мне диктовал сценарий. — В 1-й ред.: «А вечером мне Миша диктовал "Ревизора"».
2 января.
При редактировании Е.С. опустила следующую запись: «Неприятное впечатление в трамвае вечером после театра. Какой-то вдрызг пьяный тип в шлеме с голубой звездой явно хотел затеять скандал по поводу моей шубы. И две бабы хихикали и с любопытством подзуживали его на это. Не в первый раз замечаю эту ненависть к шубе!»
4 января.
В 1-й ред. после рассказа Ольги об Афиногенове перечеркнутый карандашом текст: «Я слушала ее, молчала и только смотрела на нее таким взглядом!.. Это мне говорить о жалости к Афиногенову! Мне, жене Миши, которого травили и душили в продолжение всей его литературной жизни! Но дело не в этом, а вот в чем: не означают ли все эти тухлые разговоры того, что Немирович хочет опять оттеснить "Мольера" и выпустить на скорую руку афиногеновскую пьесу с тем, чтобы укрепить свою репутацию?»
И далее: «Я не знаю, кто и когда будет читать мои записи. Но пусть не удивляется он тому, что я пишу только о делах. Он не знает, в каких страшных условиях работал Михаил Булгаков, мой муж».
13 января.
...на генеральной «Китежа» — в Большом театре.
16 января.
«Шляпа» в Вахтанговском — комедия В.Ф. Плетнева.
24 января.
Горчаков привез эскизы Вильямса к «Мольеру». — Петр Владимирович Вильямс (1902—1947) — выдающийся театральный художник. В числе его лучших работ — декорации к «Пиквикскому клубу» и «Мольеру» во МХАТе. Оформлял посмертную постановку пьесы Булгакова «Последние дни» (МХАТ, 1943). С середины 30-х гг. один из близких друзей Булгакова.
9 февраля.
Маруся Т. — вероятно, Мария Георгиевна Топленинова.
12 февраля.
М.А. читал... — В 1-й ред. запись: «Впечатление сильное, я в одном месте (сумасшествие Натальи) даже плакала».
18 февраля.
Я... сделала небольшой доклад... — В 1-й ред.: «Я не подготовилась, волновалась сильно, но вышло, кажется, неплохо. И Миша очень похвалил, и пушкинисты...» 23 февраля Е.С. напишет известному пушкинисту Л.Б. Модзалевскому:
«Уважаемый Лев Борисович!
Обращаюсь к Вам по совету Мстислава Александровича Цявловского. Дело в том, что мне, при изучении книги Щеголева "Дуэль и смерть Пушкина" пришло в голову совершенно иное толкование некоторых записей Жуковского, чем у Щеголева, а также и Полякова. (Запись, в которой содержатся, между прочим, слова: Мрачность при ней. Веселость за ее спиной. При тетке ласка к жене и так далее, — относится не к Пушкину, а к Дантесу.)
Об этих своих мыслях я сделала доклад на небольшом собрании пушкинистов у В.В. Вересаева 18.II.1935, причем Цявловский, Вересаев и другие пушкинисты согласились с моим толкованием записей».
Далее она просит фотографии подлинных заметок Жуковского («Если бы оказалось возможным снять фотографии, сообщите мне, пожалуйста, сколько я должна выслать денег») и задает ряд профессионально точных архивистских вопросов.
Ответ Модзалевского не пришел; по-видимому, затерялся на почте (см. запись 7 апреля 1935 г.). Гипотезу же Е.С. М.А. Цявловский привел в комментарии к книге Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина» (М., 1936): «Смысл этих записей Жуковского неверно истолкован П.Е. Щеголевым, а вслед за ним А.С. Поляковым <...>. В записях этих речь идет несомненно не о Пушкине, а о Дантесе. Такое осмысление записей принадлежит Е.С. Булгаковой, доклад которой я слышал у В.В. Вересаева в 1935 г.»
5 марта.
Тяжелая репетиция у Станиславского. — «Мольер» репетировался в 1932 г., и в 1933-м, и в 1934-м. Дважды менялся состав исполнителей. Дважды менялись художник спектакля и план постановки. Спектакль переносили с Большой сцены на сцену филиала и обратно. «...Ну что ж, ну, репетируем, — писал Булгаков Попову 14 марта 1934 г. — Но редко, медленно. И, скажу по секрету, смотрю на это мрачно. Люся без раздражения не может говорить о том, что проделывает Театр с этой пьесой».
5 марта 1935 г. пьесу, уже разученную, но все еще без костюмов и декораций, впервые представили Станиславскому. Весьма обстоятельный протокол репетиции запечатлел и требование Станиславского показать гениальность Мольера («Я уже за это время забыл эту пьесу, но самим вам, актерам, разве не хочется взяться за эту сторону — показать гения, о котором захочется поплакать?»; «А сейчас я смотрю и вижу жизнь простого человека»; реплика Булгакова: «Я и стремился, собственно, дать жизнь простого человека»), и споры об отдельных аспектах пьесы («...Он получается только драчун какой-то... И вообще о драках в пьесе. Они сильно вылезают». Булгаков: «Если вопрос идет о запальчивости его характера, то ведь и век его был такой, что с меньшим количеством эксцессов не обойдешься. Я думаю, что Мольеру в пьесе отпущено этого как раз порция... Вас кровь и драки шокируют, а для меня это ценная вещь; может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что это держит зрителя в напряжении: "А вдруг его зарежут!" Боязнь за его жизнь. А может быть, я большего и не могу дать... Моя главная задача была о том, чтобы он был живой»). И вздох драматурга: «Ведь уж пять лет тянется это, сил больше нет». И настойчивость режиссера: «Может быть, и жестоко с моей стороны требовать доработки, но это необходимо».
10 марта.
Маленький оперный зал в Леонтьевском. — Репетиции шли в квартире К.С. Станиславского в Леонтьевском переулке (ныне ул. Станиславского, 6). В.Я. Станицын исполнял роль Мольера, Б.Н. Ливанов — Муаррон.
14 марта Булгаков напишет Попову: «Теперь накомандовал Станиславский... В присутствии актеров (на пятом году!) он стал мне рассказывать о том, что Мольер гений и как этого гения надо описывать в пьесе.
Актеры хищно обрадовались и стали просить увеличивать им роли.
Мною овладела ярость. Опьянило желание бросить тетрадь, сказать всем: пишите вы сами про гениев и про негениев, а меня не учите, я все равно не сумею. Я буду лучше играть за вас. Но нельзя, нельзя это сделать! Задавил в себе это, стал защищаться.
Дня через три опять! Поглаживая по руке, говорил, что меня надо оглаживать, и опять пошло то же.
Коротко говоря, надо вписывать что-то о значении Мольера для театра, показать как-то, что он гениальный Мольер и прочее.
Все это примитивно, беспомощно, не нужно. И теперь сижу над экземпляром, и рука не поднимается. Не вписывать нельзя — пойти на войну — значит сорвать всю работу, вызвать кутерьму форменную, самой же пьесе повредить, а вписывать зеленые заплаты в черные фрачные штаны!.. Черт знает, что делать!»
20 марта.
М.А. измучен. — В 1-й ред. далее: «Я перечитывала "Мольера". Пьеса, по-моему, сделана безукоризненно, волнует необычайно. А Станиславский предъявляет совершенно нелепые требования — пытается исключить лучшие места: стихотворение, сцену дуэли и т. д. Всего не упишешь. Доходило до того, что мы решали с Мишей вопрос — не написать ли письмо Станиславскому с отказом от поправок, взять пьесу и уйти».
И далее еще несколько существенных записей, не вошедших во 2-ю ред.:
«Сережа учится на фортепиано. У него очень хороший учитель, а, кроме того, дома с ним много занимается Миша и немного — я».
«Б.И. Ярхо сделал перевод "Мещанина во дворянстве", прислал Мише книжку с надписью.
Третьего дня примерно мы узнали, что он и Шпет арестованы. За что, мы, конечно, не знаем».
26 марта.
О концерте вагнеровском в 1-й ред.: «...Рейзен поет очень дурно, хотя голос у него очень сильный. Хорошо он спел только последнюю фразу заклинания. Сидели мы в шестом ряду. Я была в черном платье с разрезом на спине, что вызывало большое внимание. Одна дама злобно сказала: "Ненавижу такие вещи!.."»
Миша продиктовал мне девятую картину — набережная Мойки. — В 1-й ред. далее: «Трудная картина — зверски! Толпу надо показать. Но, по-моему, он сделал очень здорово!
Я так рада, что он опять вернулся к Пушкину. Это время, из-за мучительства у Станиславского с "Мольером", он совершенно не мог диктовать. Но, по-видимому, мысли и образы все время у него в голове раскладывались, потому что картина получилась убедительная и выношенная основательно. Замечательная концовка сцены — из темной подворотни показываются огоньки — свечки в руках, жандармы... Хор поет "Святый Боже..."».
...отзыв о режиссерском сценарии «Мертвых душ». — Режиссерский сценарий был прислан Булгакову на отзыв еще 13 декабря 1934 г., но писатель медлил с ответом. 20 января в «Вечерней Москве» появилось сообщение: «...режиссер Ив. Пырьев начал снимать звуковой фильм "Мертвые души" Н.В. Гоголя. Сценарий написан М.А. Булгаковым и Ив. Пырьевым». Тогда Е.С. написала режиссеру письмо:
«Уважаемый Иван Александрович, вот уже в течение месяца я никак не могу добиться, чтобы Вы пришли обсудить вопрос о режиссерском сценарии "Мертвые души", который, прислан с 1-й фабрики для дачи Мих. Аф. своего мнения. Я очень прошу Вас пожаловать к нам в ближайший день.
Кроме того, я прошу Вас сообщить мне, что означает заметка в "Веч. Москве" от 20.01 сего года, в которой сообщается, что сценарий "Мертвых душ" написан Булгаковым и Вами. Елена Булгакова».
Надо думать, объяснения со стороны И.А. Пырьева не последовало. И февраля Булгаков обращается в Управление по охране авторских прав:
«...я считаю:
1. Что фабрика нарушила мое право и существующие законы тем, что без моего ведома и согласия переделала мой сценарий.
2. Что т. Пырьев, автор монтажного листа, никаких прав в результате этих переделок не приобрел и соавтором сценария не сделался.
3. Что фабрика вольна оплачивать его труд по переделке любым порядком без ущемления в дальнейшем моих авторских прав и что, повторяю, всю ответственность за такого рода действия как передо мной, так и перед общественностью и руководящими органами несет фабрика, которую я прошу Управление поставить об этом в известность».
11 марта директор кинофабрики Саврасов направляет в Управление по охране авторских прав длиннейшее ответное письмо, в котором, в частности, напоминает, что режиссерский сценарий «был сдан для согласования М.А. Булгакову, но фабрика никаких замечаний от автора до сих пор не получила», и заявляет в заключение, что, «по отзыву директивных органов, литературный сценарий не годен к производству, а режиссерский сценарий годен и, таким образом, основная задача по экранизации "Мертвых душ" достигнута» (цит. по публ.: Файман Г.С. Кинороман Михаила Булгакова // Искусство кино. 1987. № 9. С. 82—83, 87—88).
И только после этого, возможно, по настоянию И.В. Вайсфельда, Булгаков пишет 26 марта свой адресованный Вайсфельду отзыв:
«Уважаемый Илья Вениаминович!
В ответ на Ваш запрос сообщаю Вам свое мнение о режиссерском сценарии "Мертвые души":
1. По-моему, следует исключить в 1-й части... сцену кобзаря с пением былинного сказа, так как это нарушает ткань сатирической поэмы Гоголя. 2. Невозможен гипсовый Наполеон в гостиной вице-губернатора... 3. Следует исключить сцену катания крашеных яиц у полицмейстера... 4. Неверна концовка маниловской сцены... предложение Чичикова продать мертвых не может вызвать у Манилова хохот — это предложение может вызвать у Манилова только ужас. 5. В ноздревской сцене непонятны крики Ноздрева: "Дерут... дерут его, дерут..." 6. Следует исключить сцену Анны Григорьевны и Чичикова в кустах сирени... 7. Невозможны слова губернаторши — "Вот вам моя дочь"... 8. Непонятна фраза Чичикова: "я, кажется, опять увлекся, сюда приехал, позабыл зачем..." 9. Надо изменить надпись на бумаге... вместо "его высокопревосходительству генерал-аншефу (?) Александру..." надо: "его сиятельству графу.." (если действие происходит после 1832 года). 10. Сцену появления дамы в номере Чичикова... следует вернуть в тот вид, какой она имела в моих дополнениях к сценарию от 18.XI.34. В том виде, в каком она в режиссерском сценарии, она значительно снижена в качестве. 11. Следует исключить сцену, в которой конвой мнет старика, и последующую — с пением былины, как нарушающие ткань сатирического произведения Гоголя. 12. Следует проверить слова: "Исайя ликуй... дева имя во чреве (?)"... 13. Нельзя не пожалеть, что исключена баллада о капитане Копейкине». (Цит., с сокр., по ст.: Егоров Б.Ф. С. 78—79).
Сценарий не был экранизирован. Впервые опубликован — с указанием двух авторов: Булгаков М., Пырьев И. Мертвые души: Киносценарий // Москва. 1978. № 1.
7 апреля.
...переписку Чайковского с Мекк и материалы Достоевского. — Из весьма обширной библиотеки М.А. Булгакова уцелело всего лишь несколько десятков книг. Небольшая часть, по-видимому, была расхищена после смерти писателя; значительная часть распродана Е.С. в очень тяжелые для нее 40-е и 50-е гг. (сделанная ею опись проданной библиотеки не найдена); часть утрачена после смерти Е.С.
Названные книги не сохранились.
13 апреля.
«Зойкину квартиру» все-таки хотят ставить в театре «Vieux Colombier». — Из писем Н.А. Булгакова дальнейшая судьба постановки вырисовывается так.
8.IV.1935 г.: «...директор этот снял театр и совершенно его переоборудовал заново (работы и сейчас еще идут). Его надежды на постановку твоей пьесы этой весной (т. е. к концу этого театрального сезона) не оправдались — болезнь, финансовые осложнения, затяжки работ — все это заставляет его перенести постановку на осень...»
9.XII.1936 г.: «...После долгого периода затишья и выжиданий снова поднялся вопрос о постановке "Зойкиной квартиры" во французской адаптации. Дело в том, что директор театра "Vieux Colombier" собирается начать играть ее в январе будущего [1937] года».
2.II.1937 г.: «Театр "Vieux Colombier" вовсю работает над "Зойкиной", и ее представление для прессы назначено на 8-е февраля... Мне даны формальные заверения в том, что все твои требования и указания строжайше исполнены. Во всем тексте французской адаптации нет ничего, что бы могло носить антисоветский характер или затронуть тебя как гражданина СССР. Больше того, и сам режиссер-директор театра Рене Роше, а также и переводчик-адаптатор Benjamin Crémieux принадлежат к числу людей, глубоко чтущих СССР и советское искусство, и они никогда не допустят ничего предосудительного по адресу Союза и престижа советского театрального искусства».
20.XII.1961 г. — Е.С. Булгаковой: «...Постановка "Зойкиной квартиры" в Париже. Она была задумана и после долгих хлопот осуществлена переводчицей — артисткой Марией Рейнгардт и адаптатором Benjamin Crémieux. Она пошла на сцене театра "Vieux Colombier" под дирекцией и режиссерством René Rocher — очень известного в Париже режиссера, новатора — в небольшом, но очень посещаемом театре новинок и иностранных пьес. На все это было потрачено всеми очень много труда... Но наконец она — "Зойкина квартира" — пошла и с большим успехом, в прекрасном ensemble'е артистов, — особенно хорош был китаец Херувим, роль которого исполнял индокитайский киноактер, с которым я до сих пор встречаюсь... Артист Henri Rolland прекрасно провел роль Аметистова. Сама пьеса и ее постановка были приняты с большим интересом; маленький "Vieux Colombier" ("Старая голубятня". — Л.Я.) бывал переполнен; в печати появились очень интересные рецензии (отзывы). Но публика французская, пресса, театралы сбиты были с толку политическим подходом... После немалой шумихи спектакль был посещен полпредом (советским полпредом. — Л.Я.) и, как утверждали тогда, он настоял на том, чтобы спектакль был остановлен, как несвоевременный по тематике и оформлению».
...умер Юра Неелов. — В 1-й ред.: «...умер мой первый муж Юрий Мамонтович Неелов. Как странно: я о нем совсем было забыла, а последние дни вспоминала очень часто».
При редактировании Е.С. опустила запись 18 апреля: «Утром позвонила в Ржевский. Евгений Александрович сказал мне, что арестована Ирина Свечина. Я сейчас же пошла к Александру Андреевичу. Он в ужасном состоянии — говорит, что совершенно потерял работоспособность, что дом стал, как гроб, и все в таком роде.
Днем к нам пришли Мишины сестры, Андрей Михайлович, дети...»
Андрей Михайлович Земский — муж Надежды Афанасьевны.
22 апреля.
М.А. тут же продиктовал мне письма... — «Ввиду полного разрушения моего художественного замысла, — писал Булгаков Н.М. Горчакову, — и попыток вместо принятой Театром моей пьесы сочинить другую, я категорически отказываюсь от переделок пьесы "Мольер"». И К.С. Станиславскому: «Если Художественному театру "Мольер" не подходит в том виде, как он есть, хотя Театр принимал его именно в этом виде и репетировал в течение нескольких лет, я прошу Вас "Мольера" снять и вернуть мне».
23 апреля.
М.А. пленился более всего фраком дирижера — до пят. — Когда Е.С. делала запись о бале у американского посла, она, естественно, не могла предположить, что Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» использует впечатления этого бала. Когда она работала над 2-й ред., это ей было уже хорошо известно и она извлекала из памяти полузабытые штрихи, некогда не привлекшие ее внимания. Так, «фрак дирижера — до пят» в 1-й ред. дневников не упоминается и появляется только во 2-й ред. (Ср.: явление Воланда в главе 12-й романа: «Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным по длине фраком дивного покроя...»)
...мы сели в их посольский кадиллак. — В 1-й ред. далее: «С нами в машину сел незнакомый нам, но известный всей Москве и всегда бывающий среди иностранцев — кажется, Штейгер. Он — впереди с шофером, мы — сзади». Штейгера, и не без основания, Е.С. считала прототипом барона Майгеля (в «Мастере и Маргарите»).
В.Я. Лакшин («Булгакиада». М., 1987. С. 35) рассказывает о бароне Б.Г. Штейгере, в прошлом белом офицере, «человеке с изысканными манерами и рискованным остроумием», который считался «незаменимым собеседником на дипломатических обедах и ужинах» и «переносил сплетни из посольства в посольство». В 1937 г., как сообщает В.Я. Лакшин, Б.Г. Штейгер, приобщенный к процессу маршала Тухачевского, был расстрелян.
Возможно, с этим трагическим концом реального Штейгера связана реплика Воланда, обращенная в романе к барону Майгелю: «...злые языки уже уронили слово — наушник и шпион. И еще более того, есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не далее, чем через месяц».
9 мая.
Ангарский (Клестов) Н.С. (1873—1941) — общественный деятель, литературный критик, организатор издательского дела. В 1924—1932 гг. — руководитель издательства «Недра». При его участии и одобрении в альманахе «Недра» были опубликованы повести М.А. Булгакова «Дьяволиада» (в 1924 г.) и «Роковые яйца» (в 1925-м). Его попытка опубликовать «Собачье сердце» не увенчалась успехом. (Последняя редакция повести «Собачье сердце» сохранилась в фонде Н.С. Ангарского в ОР ГБЛ.)
13 мая.
В течение недели М.А. диктовал «Зойкину»... — В эти дни возникла новая, значительно сокращенная редакция комедии. Правка за счет беспощадных сокращений, движение к лаконичности и обобщенности характерны для доработок и переработок Булгаковым в основном законченных произведений.
...с копией письма из Стокгольма. — «Мы придаем большое значение возможности познакомить шведскую радиопублику с таким значительным и со столь представительным для современной советской драматургии произведением, как "Дни Турбиных", и ждем с большим интересом от Вас ответа». (Из письма агентства «Радиочиенст», имевшего монопольное право радиовещания в Швеции.)
Вчера ходили в театр к Егорову... — Редактируя эту запись, Е.С. вычеркнула следующие строки: «Когда мы ушли из кабинета, Егоров подошел еще раз в конторе ко мне и сказал придушенным голосом: "Никогда не думал, что я так буду переживать этот разговор... Мне так стыдно за Театр! Как прав Михаил Афанасьевич, как он прав!" И пошел принимать свою валериану».
Приехал Вольф. — Для руководимого В.Е. Вольфом ленинградского Красного театра Булгаков в 1931 г. написал пьесу «Адам и Ева». Пьеса не была поставлена.
16 мая.
День рождения М.А. — Ни одна из названных в этой записи книг не сохранилась.
17 мая.
...поехали на метро. — В 1-й ред.: «А совсем вечером мы поехали с Мишей на метро в центр, встретили случайно там Тату и Колю. Вместе доехали до Кировской станции. Там эскалатор громадный, говорят — семьдесят два метра высоты. Когда мы доехали до верха, Тата смеялась и уверяла, что у Миши был неуверенный вид и он за меня держался, — ее это насмешило».
20 мая.
Вересаев прислал М.А. совершенно неожиданное письмо. — В 1-й ред.: «Оглушительное событие: Вересаев прислал Мише совершенно нелепое письмо. <...> Целый день испортил, сбил с работы! Целый день Миша составлял ему письмо. Вышло основательное, редкое письмо. В частности, я напомнила Мише про одну деталь, касающуюся Дубельта, Миша поместил цитату в письме».
С этого момента начинается сложная и крайне драматическая история взаимоотношений Булгакова и Вересаева вокруг пьесы «Пушкин». Между соавторами была договоренность (см. запись 18 октября 1934 г.): пьесу пишет Булгаков; Вересаев подбирает материалы и, в качестве опытного пушкиниста, консультирует; авторами указываются оба: Булгаков и Вересаев.
Елена Сергеевна говорила мне, что с самого начала отнеслась настороженно к этой идее соавторства: слишком самостоятельны были оба писателя, художественный компромисс между ними был невозможен. И действительно, конфликт не замедлил начаться.
В письме, полученном Булгаковым 20 мая, Вересаев писал: «Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала, не смеющего иметь суждение о качестве использования этого материала».
«Вы пишете, — отвечал ему Булгаков в тот же день, — что не хотите довольствоваться ролью смиренного поставщика материала. Вы не однажды говорили мне, что берете на себя извлечение материалов для пьесы, а всю драматургическую сторону предоставляете мне. Так мы и сделали.
Но я не только все время следил за тем, чтобы наиболее точно использовать даваемый Вами материал, но всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической. Я возражал лишь в тех случаях, когда Вы были драматургически неубедительны.
Приведу Вам примеры:
Исторически известно, что Пушкин всем сильно задолжал. Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю.
Вы говорите, что Бенкендорф не должен возвращаться со словами "не туда". Я выбрасываю это возвращение. (В дальнейшем Булгаков, как известно, это место восстановил. — Л.Я.)
Вы говорите, что Геккерен на мостике уступает свою карету или сани. Соглашаюсь — выправляю...»
Письмо Булгакова обширно. К нему приложен большой блок противоречивейших выписок из литературных источников о Дантесе. Цитируется подсказанное ему Е.С. свидетельство о Дубельте: «Почему Дубельт не может цитировать Священное писание? Дубельт "ловко цитировал в подтверждение своих слов места из Священного писания, в котором был, по-видимому, очень сведущ, и искусно ловил на словах" (Костомаров, Автобиография, "Русск. мысль", 1885.V.127. Цит. Лемке. "Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг.", Спб. 1909, с. 121 и 122)». Интуиция Булгакова давала больше, чем знание Вересаевым материала.
Запись 20 мая в 1-й ред. кончается словами: «У меня из-за старика головная боль, раздражение». В той же ред. есть и запись 21 мая:
«Отправили письмо. Ночью не спала из-за боли головы. Вечером была у Свечиных, Ирину выпустили 16-го в 5 часов дня. Она стала вялой, апатичной, температурит уже 10-й день. Перестала смеяться».
И начало записи 22 мая: «Вчера лежу с грелкой на голове, засыпаю. У Миши Патя. Вдруг звонок по телефону. Старик предлагает забыть письма. Все приходит в норму, по-видимому...»
Не случайно, редактируя, Е.С. сняла слова: «Все приходит в норму, по-видимому». Переписка Булгакова с Вересаевым о пьесе «Пушкин» только начиналась. (Она опубликована с предисловием и примечаниями Е.С. Булгаковой в журн.: Вопр. лит. 1965. № 3; затем в кн.: Булгаков М.А. Письма. М., 1989.)
1 июня.
При редактировании Е.С. опустила запись: «Я счастлива этой пьесой. Я ее знаю почти наизусть — и каждый раз — сильное волнение».
13 июня.
Акулов И.А. — секретарь ЦИК СССР.
15 июня.
В 1-й ред. запись: «Вчера был у нас Эммануил (Жуховицкий. — Л.Я.). Случайно в разговоре я упомянула об "Адаме и Еве". Он не знал о ее существовании и пристал с расспросами. Думал, очевидно, о переводе. Миша прочитал. Только первый акт, а потом в нескольких словах рассказал конец. Ох, не понравилось Эммануилу! Вот не понравилось! Вертелся на стуле во время чтения, как будто ему гвоздь в задницу попал».
22 августа.
Лежнев (Альтшулер) Исай Григорьевич (1891—1955). В 1922—1926 гг. — организатор и редактор журнала «Россия» («Новая Россия»). В «России» в 1923 г. опубликовал «Записки на манжетах» Булгакова, в 1925-м — две трети романа «Белая гвардия». Номер журнала с окончанием «Белой гвардии» не вышел в свет, журнал был закрыт, а Лежнев в 1926 г. выслан за границу. Там работал в советском торгпредстве в Берлине. В 1930 г. добился разрешения вернуться в Советский Союз. Был заново принят в партию, стал работать в «Правде», написал несколько имевших успех литературоведческих книг. Свою работу в журнале «Россия» трактовал как ошибку.
И.Г. Лежнев — прототип Рудольфа в повести «Тайному другу» и Рудольфи — в «Театральном романе».
29 августа.
Виленкин Виталий Яковлевич (р. 1911) — с 1933 г. секретарь, затем заместитель заведующего литературной частью МХАТа. В своих мемуарах (Воспоминания с комментариями. М., 1982) рассказывает о встречах с Булгаковым и, в частности, об отмеченном Е.С. чтении пьесы «Пушкин».
10 сентября.
Вечером Анна Ильинична, Патя... — В 1-й ред.: «Вечером — Аннушка, Патя и брат его Сергей Сергеевич. Патя и С.С. играли в четыре руки (то есть, вернее, не в четыре, а в три — по клавиру для двух рук) балет из "Руслана". С. С. играет превосходно. Миша наслаждался — головой качал в такт, мы с ним жалели, что Сергей спит».
13 сентября.
...я в оперетке с Женичкой (моим). — По-видимому, описка. В 1-й ред.: «Вечером — я — в оперетке с Женей... Я вернулась с Калужским — уже никого не застала, ужинали втроем». Поскольку Ольга в это время в Риге (см. далее), то речь, вероятно, идет о Евгении (Жене) Калужском.
...роль еврея в «Турбиных»... — В 1-й ред.: «МХАТ не сходит с языка. Узнали, что роль еврея, как Миша давно уже говорил по догадке, из "Турбиных" выбросил Станиславский. А в театре врали, говорили, что это по распоряжению свыше».
19 сентября.
...под двумя фамилиями. — В 1-й ред. далее: «Каждый раз, как доходит дело до пьесы, без злобы не могу вспомнить старика! Испортил все лето своими капризами, выходками и отказами от своих же собственных слов. Теперь еще возня — с этими двумя фамилиями».
В дальнейшем Вересаев свою фамилию снял. В ответ на письмо Булгакова от 10 сентября 1935 г.: «При этом письме я посылаю Вам... окончательный экземпляр с двумя фамилиями. Просмотрите его. Если Вы найдете нужным оставить Вашу фамилию, я буду очень рад. Если же нет, то сообщите об этом мне», — Вересаев отозвался 19 декабря: «Дорогой Михаил Афанасьевич! В соответствии с выраженным Вами согласием я решаю снять свое имя с нашей пьесы "Александр Пушкин", каковую прошу впредь именовать просто: "М.А. Булгаков. Александр Пушкин"».
Еще позже (11 марта 1939 г.) было составлено соглашение, в котором подтверждалось, что Вересаеву в пьесе принадлежит разработка исторических материалов, а Булгакову — само написание пьесы, и посему авторский гонорар они будут делить пополам, а подписывать пьесу надлежит одному Булгакову. Замечание о гонораре, впрочем, имело для Булгакова смысл чисто умозрительный, так как ему все равно не пришлось получать гонорары за эту пьесу.
20 сентября.
...на выступлении американского хора «Орфеус». — В 1-й ред. запись: «На мой костюм пялили глаза в публике: черная длинная блестящая юбка и голубой жоржетовый жакет английский».
23 сентября.
...прием у Коли, вся Пречистенка... — В 1-й ред. упоминания «Пречистенки» нет, просто: «Вечером — у Коли — Леонтьевы, Ермолинские, Шапошниковы, Маруся Г. Топленинова, мы».
24 сентября.
При редактировании Е.С. опустила запись: «Затем — Гриша (Конский. — Л.Я.). Миша ночью по его просьбе прочел три первых главы романа. На Гришу впечатление совершенно необыкновенное, и я думаю, что он не притворяется.
Я плакала».
26 сентября.
Приехал Коростин. Подписали соглашение. — В 1-й ред.: «К обеду — Коростин. Подписали соглашение относительно разделения гонорара между соавторами по "Ревизору"».
Б.Ф. Егоров (в ст.: «М.А. Булгаков — "переводчик" Гоголя». С. 80) сообщает, что 26 сентября 1935 г. между Булгаковым и Коростиным было заключено соглашение о разделении гонорара в пропорции 25 и 75%, в пользу режиссера, «в соответствии с размерами произведенной работы каждым из соавторов». Г.С. Файман (в ст.: В манере Гоголя... // Искусство кино. 1983. № 9. С. 106) высказывает на этом основании предположение, что Булгаков был всего лишь «доработчиком» сценария Коростина и «советчиком» режиссера. Но, памятуя об обостренной щепетильности Булгакова в денежных вопросах (выразившейся, в частности, в разделении гонорара между «соавторами» за написанную Булгаковым пьесу «Александр Пушкин») и учитывая, что сценарий «Ревизора» подписан двумя фамилиями (причем фамилия Булгакова стоит на первом месте), такое предположение нельзя считать убедительным.
Скорее всего, писатель просто устал от работы над сценарием, потерял веру в эту работу и решил ее прекратить.
Сценарий не был экранизирован.
16 октября.
Сегодня у нас Прокофьев с женой... — В 1-й ред.: «Сегодня вечером — Прокофьев с женой и Дмитриев. Я приехала немного позже, слушала "Тоску".
Сережка выходил — заспанный, в штанах. Прокофьев по просьбе Миши сыграл Сергею кусок своего гавота.
Дальше — интереснейший разговор о пьесе. Прокофьев говорит, что в оперу обязательно должен быть введен Глинка».
Из записей 3 и 16 октября видно, что С.С. Прокофьев всерьез думал о создании оперы «Александр Пушкин» по пьесе Булгакова.
17 октября.
Мелик-Пашаев Александр Шамильевич (1905—1964) с 1931 г. дирижер (с 1953. — главный дирижер) Большого театра.
20 октября.
Млечин В.М. — сотрудник Главреперткома.
30 октября.
Приехала Ахматова. — В 1-й ред.: «Днем позвонили в квартиру. Выхожу — Ахматова — с таким ужасным лицом, до того исхудавшая, что я ее не узнала, и Миша тоже. Оказалось, что у нее в одну ночь арестовали и мужа (Пунина) и сына (Гумилева)...»
Следующая запись, 31 октября, в 1-й ред. начинается так: «Анна Андреевна переписала от руки письмо И.В.С. Вечером машина увезла ее к Пильняку».
При редактировании Е.С. опустила запись 8 ноября:
«Решили вечером куда-нибудь пойти поразвлечься. Поехали в Клуб мастеров, он почему-то оказался заперт. По дороге в автобусе ломали голову, куда пойти, и решили идти в "Националь", благо автобус остановился у него. Произошло интереснейшее приключение. В вестибюле — шофер, который возит соседнего американца. Страшно любезен, предлагает отвезти обратно, желает приятного аппетита. Поднялись в ресторан. Я ахнула — дикая скука. Ни музыки, ни публики, только в двух углах — две группы иностранцев.
Сидим. Еда вкусная. Вдруг молодой человек, дурно одетый, вошел, как к себе домой, пошептался с нашим официантом, спросил бутылку пива, но пить ее не стал, сидел, не спуская с нас глаз. Миша говорит: "По мою душу". И вдруг нас осенило. Шофер сказал, что отвезет, этот не сводит глаз, — конечно, за Мишей следят.
Дальше лучше. Я доедаю мороженое, молодой человек спросил счет. Мы стали выходить. Оборачиваемся на лестнице, видим — молодой человек, свесившись, стоит на верхней площадке и совершенно уж беззастенчиво следит за нами. Мы на улицу, он без шапки, без пальто мимо нас, мимо швейцара, шепнув ему что-то.
Сообразили — вышел смотреть, не сядем ли мы в какую-нибудь иностранную машину. Ехали в метро, хохотали. Никогда не бывала в "Национале", и вот сегодня черт понес! Захотели съесть котлету де воляй!»
22 декабря.
В 1-й ред. в этой записи дважды упоминается Д.Д. Шостакович: «...на генеральной "Леди Макбет". Музыка очень сильная и оригинальная. Познакомились с Шостаковичем. <...> Вслед за нами приехал Мелик-Пашаев, обедали очень весело. Но меня грызет безумно, что я не позвала Шостаковича».
Упоминается Вересаев: «Перед обедом послала Вересаеву поздравительную телеграмму, сегодня его 50-летний юбилей. Но думать о нем не хочется, столько мучений он принес и Мише и мне».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |