3 января.
Вечером американский журналист Лайонс со своим астрономическим спутником — Жуховицким. Им очень хочется, чтобы М.А. порвал свои деловые отношения с издательством Фишера (которое действительно маринует пьесы М.А.) и передал права на «Турбиных» Лайонсу. М.А. не любит таких разговоров, нервничал. Жуховицкий за ужином:
— Не то вы делаете, Михаил Афанасьевич, не то! Вам бы надо с бригадой на какой-нибудь завод или на Беломорский канал. Взяли бы с собой таких молодцов, которые все равно писать не могут, зато они ваши чемоданы бы носили...
— Я не то что на Беломорский канал — в Малаховку не поеду, так я устал.
8 января.
Ужин у Лайонса — почти роскошный. Жена его говорит на ломаном русском языке. Музыкальна, играла на гитаре и пела, между прочим, песенки из «Турбиных» — по-английски.
Днем я обнаружила в архиве нашем, что договор на «Турбиных» с Фишером закончился, и М.А., при бешеном ликовании Жуховицкого, подписал соглашение на «Турбиных» с Лайонсом.
— Вот поедете за границу, — возбужденно стал говорить Жуховицкий. — Только без Елены Сергеевны!..
— Вот крест! — тут Миша истово перекрестился — почему-то католическим крестом, — что без Елены Сергеевны не поеду! Даже если мне в руки паспорт вложат.
— Но почему?!
— Потому, что привык по заграницам с Еленой Сергеевной ездить. А кроме того, принципиально не хочу быть в положении человека, которому нужно оставлять заложников за себя.
— Вы — несовременный человек, Михаил Афанасьевич.
9 января.
М.А. — сцена за сценой — намечает пьесу. В какой театр?
— С моей фамилией никуда не возьмут. Даже если и выйдет хорошо.
14 января.
Пропустила несколько дней. За это время — две смерти: Луначарского и Андрея Белого.
— Всю жизнь, прости господи, писал дикую ломаную чепуху... В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно... Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом.
* * *
В МХАТе начались репетиции «Врагов».
На каком-то спектакле этой пьесы недавно в Малом театре в правительственной ложе была произнесена фраза:
— Хорошо бы эту пьесу поставить в Художественном театре.
* * *
В Сатире громадный успех у Шкваркина — «Чужой ребенок». Публика валом идет.
15 января.
На квартире осталось только — внутренняя окраска, проводка электрическая, проводка газа, пуск воды. Но сколько это еще протянется?
После квартиры ездила к фининспектору — подавала декларацию. Ездила по делам с Сергеем, так как Екатерина Ивановна все еще больна.
* * *
Миша пришел домой безмерно усталый — репетировал и «Мольера» и «Пиквика».
Ливанов на репетиции, как всегда, бузил — «его не удовлетворяет текст роли Муаррона».
— А я хочу услышать этот текст, а не разговоры по повсюду его, какие я слышу уже два года.
Станицын еще добавил от себя:
— Коренева в штанах!
Ливанов утих и стал репетировать.
* * *
Вечером М.А. дежурил на «Хозяйке гостиницы».
Потом у нас ужинали: Лайонс с женой и Жуховицкий. Этот пытался уговорить М.А. подписать договор на «Мольера», но М.А. отказался — есть с Фишером.
17 января.
В Большом — генеральная «Князя Игоря» — художник Федоровский, постановщик Баратов.
Новый занавес — золотой, на нем вышиты цифры — годы революционных событий. Потом открылся занавес — специально для «Князя Игоря» — во время увертюры: бой русского с половцем, оба на конях. Это оставляет неприятное впечатление — музыка стремительна, а картина — статична. Не вяжется. Декорации пышные, масса золота, храмы, пожар на заднем плане.
Торгсиновского типа постановка. Состав слабый: Игорь — Савранский, Кончак — старик Петров.
В партере — много домработниц, видимо, есть манера у людей, которым посылают билеты на генеральные — сами не можем идти, пусть пойдет домработница... М.А. уверял меня, что под креслом у одной женщины был бидон...
Актеров, критиков, писателей очень мало было.
18 января.
Вечером у нас Калужские. Оля: — До чего мне жаль Афиногенова! Какое у него может быть творческое настроение, после того как сняли «Ложь»!..
М.А. рассказывал, что в Театре местком вывесил объявление:
«Товарищи, которые хотят ликвидировать свою неграмотность или повысить таковую, пусть обращаются к Т. Петровой».
Второй рассказ:
Н.В. Егоров, по своей невытравимой скупости, нашел, что за собак, которые лают в «Мертвых душах», платят слишком дорого, — и нанял каких-то собак за дешевую цену, — и дешевые собаки не издали на спектакле ни одного звука.
* * *
Оля говорила за ужином:
— Владимир Иванович так страдает от атмосферы в Театре, от мысли, что МХАТ стал теперь самым старым и косным Театром.
20 января.
В театре Немировича — генеральная «Леди Макбет» — или, вернее, «Катерины Измайловой», как она теперь называется. Музыка Шостаковича — очень талантлива, своеобразна, неожиданна: мазурка — у старика-свекра, полька — у священника, вальс — у полицейских, чудесные «антракты».
Василенко в антракте говорил:
— Шостакович зарезал себя слишком шумной музыкой.
Декорации Дмитриева хороши.
Немирович волновался:
— ...не за спектакль, а самим спектаклем...
Он очень радостно меня встретил, попросил «поцеловаться» и объяснил П. Маркову, что очень давно влюблен.
23 января.
Ну и ночь была. М.А. нездоровилось. Он, лежа, диктовал мне главу из романа — пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка закончилась во втором часу ночи. Я пошла в кухню — насчет ужина, Маша стирала. Была злая и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в угол, где стоял бидон и четверть с керосином — не закрытые. Вспыхнул огонь. Я закричала: «Миша!!» Он, как был, в одной рубахе, босой, примчался и застал уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у нее в подушке были зашиты деньги!..
Я разбудила Сережку, одела его и вывела во двор, вернее — выставила окно и выпрыгнула, и взяла его. Потом вернулась домой. М.А., стоя по щиколотки в воде, с обожженными руками и волосами, бросал на огонь все, что мог: одеяла, подушки и все выстиранное белье. В конце концов он остановил пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность и он крикнул мне: «Вызывай пожарных!»
Пожарные приехали, когда дело было кончено. С ними — милиция. Составили протокол. Пожарные предлагали: давайте из шланга польем всю квартиру! Миша, прижимая руку к груди, отказывался.
Легли в семь часов утра, а в десять надо было вставать, чтобы идти М.А. в Театр. Завтракать пошли в «Метрополь», что доставило Сергею невыразимое наслаждение — с утра Café glacé.
5 февраля.
Опять — пропуск. Пропустила записать о падении стратостата, о гибели троих участников полета. Они поднялись на высоту 22 км. Хоронили их очень торжественно, Сталин нес одну из урн с прахом.
* * *
Умер профессор-хирург Мартынов Алексей Васильевич. Всесторонне образованный человек, очень любил и понимал музыку. М.А. относился к нему с чувством большого уважения.
Девять лет назад Мартынов оперировал М.А. (аппендицит).
* * *
Третьего дня были на генеральной «Булычева» во МХАТе. Леонидов играет самого себя. Изредка кричит пустым криком. Но, говорят, что репетировал изумительно иногда! Спектакль бесцветный.
В филиале сегодня возобновление «Елизаветы Петровны». Прекрасна Соколова в Елизавете. Вообще многие очень хороши: Хмелев, Яншин, Станицын.
7 февраля.
У М.А. — то «Мольер», то «Пиквик».
Театральные сплетни:
1) что первую премию получит киршоновская пьеса («Чудесный сплав»),
2) что Литовского выгоняют из Главреперткома.
— Не радуйся, следующий будет еще хуже. Дело не в Литовском, а в Реперткоме.
9 февраля.
Жуховицкий — с договором на «Белую гвардию» — на английском языке за границей.
М.А. подписал.
11 февраля.
Вчера в МХАТе была премьера «Булычева».
Оля сегодня утром по телефону:
— На спектакле были члены Правительства, был Сталин. Огромный успех. Велели ставить «Любовь Яровую».
* * *
Поздно вечером позвонил Яков Л. — бесконечно тронут подарком М.А. («Турбины»), а главное — надписью.
27 марта.
Перерыв в записях объясняется тем, что сначала я долго болела (воспаление легких), потом переезжали на новую квартиру, причем Миша меня перевез с температурой 38° (18 февраля), устраивались и т. д. И еще — М.А. работал над новой комедией.
* * *
Сегодня днем заходила в МХАТ за М.А. Пока ждала его в конторе у Феди, подошел Ник. Вас. Егоров. Сказал, что несколько дней назад в Театре был Сталин, спрашивал, между прочим, о Булгакове, работает ли в Театре?
— Я вам, Е.С., ручаюсь, что среди членов Правительства считают, что лучшая пьеса это «Дни Турбиных».
Вообще держался так, что можно думать (при его подлости), что было сказано что-то очень хорошее о Булгакове.
Я рассказала о новой комедии, что Сатира ее берет.
— Это что-же, плевок Художественному театру?!
— Да вы что, коллекционируете булгаковские пьесы? У вас лежат «Бег», «Мольер», «Война и мир». Если бы Судаков не отложил (или Театр — уже не знаю, кто виноват!) репетиций «Бега» для «Лжи» — «Бег» шел бы уже. «Мольера» репетируете четвертый год. Теперь хотите новую комедию сгноить в портфеле? Что за жадность такая?
* * *
В МХАТе было производственное совещание. Сахновский, в присутствии большого числа актеров, произнес речь весьма завирального характера. Там были и «призывы к парадоксам», и «сладкий яд», и «зигель-загель» и прочая гиль. Страсти разгорелись, почему-то получился шум, Сахновскому припомнили какие-то политические грехи и думают, что ему грозит падение. Немирович не сделал ничего, чтобы защитить его. Дело, наверно, не в грехах Сахновского, а в том, что руководить он, действительно, не умеет.
* * *
У Топоркова — 25-летний юбилей. М.А. подарил ему сборник, где «Роковые яйца», с надписью, Василий Осипович давно просил у него. На репетиции «Пиквика» — между выходами — Топорков все время читал повесть.
* * *
Дома нашли записку: приходил какой-то служащий Интуриста, просит дать экземпляр «Турбиных» для американского посла Буллита.
13 апреля.
Вчера М.А. закончил комедию «Блаженство», на которую заключил договор с Сатирой.
Вчера же была у нас читка, не для театра еще, а для своих. Были: Коля Лямин, Патя Попов, который приехал на три дня из Ясной Поляны, Сергей Ермолинский и Барнет. Комедия им понравилась.
На днях приходил кинорежиссер Пырьев с предложением делать сценарий для кино по «Мертвым душам». М.А. согласился — будет делать летом.
* * *
Фишер из Берлина прислал вырезку — «Турбиных» играли где-то под Нью-Йорком, «пьеса для Америки мало интересна», но какая-то madame Юрка играла великолепно.
* * *
Интуристу М.А. экземпляра «Турбиных» не дал — гражданин появлялся еще раз.
* * *
Решили подать заявление о заграничных паспортах на август — сентябрь.
14 апреля.
Из Управления жилищными предприятиями (?)1 звонок: дайте сообщение о Вашей новой пьесе.
М.А. отказал.
* * *
М.А. правит «Блаженство», диктует мне.
* * *
Весь город говорит о челюскинцах.
1 мая.
25 апреля М.А. читал в Сатире «Блаженство». Чтение прошло вяло. Просят переделок. Картины «в будущем» никому не понравились.
Вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин Вас. Мих., Калинкин (директор), Поль, Кара-Дмитриев и Милютина. Встретил их М.А. лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину. Вечер прошел приятно. Все они насели на М.А. с просьбой переделок, согласны на длительный срок, скажем, четыре месяца. (Ведь сейчас М.А. должен работать над «Мертвыми душами» для кино.) Им грезится какая-то смешная пьеса с Иваном Грозным, с усечением будущего. Они считают, что это уже есть, как зерно, в пьесе, в первом появлении Ивана Грозного.
* * *
Прошение о двухмесячной поездке за границу отдано Якову Л. для передачи Енукидзе.
Ольга, читавшая заявление, раздраженно критиковала текст, но, по-моему, он правильный.
— С какой стати Маке должны дать паспорт? Дают таким писателям, которые заведомо напишут книгу, нужную для Союза. А разве Мака показал чем-нибудь после звонка Сталина, что он изменил свои взгляды?
* * *
Женюшка явился в восемь часов утра по поводу праздника. Смотрели с балкона на летящие самолеты.
* * *
Миша разбирает архив.
4 мая.
Вчера Жуховицкий привез американскую афишу «Турбиных». Вечером вчера же пришли Калужские, рассказывали театральные дела. В Театре ждут К.С.'а.
Вкусный ужин.
* * *
А сегодня М.А. узнал от Якова Л., что Енукидзе наложил резолюцию на заявлении М.А.: «Направить в ЦК».
* * *
Оля передала присланные Бертенсоном из Америки две рецензии. Одна — насчет «Турбиных» с Бланш Юрка. Другая, что в Америке идет «Белая гвардия» по переводу некоей Фреды Блох.
5 мая.
В «Вечерке» фельетон о каком-то Бройде — писателе. Позвонил мне об этом Федя.
Этот Соломон Бройде — один из заправил нашего дома. У него одна из лучших квартир в доме, собственная машина. Ходит всегда с сигарой во рту, одет с иголочки.
В фельетоне сообщается, что он — мошенник, который нанимал какого-то литератора, чтобы тот писал за него его вещи.
6 мая.
Были на «Дороге цветов» Катаева в Вахтанговском. Позвали к себе вахтанговцев.
7 мая..
Разборка архива.
10 мая.
Сегодня Женичке делали операцию аппендицита.
11 мая.
Вчера вечером — Пырьев и Вайсфельд, по поводу «Мертвых душ». М.А. написал экспозицию.
Пырьев:
— Вы бы, М.А., поехали на завод, посмотрели бы...
(Дался им этот завод!)
М.А.:
— Шумно очень на заводе, а я устал, болен. Вы меня отправьте лучше в Ниццу.
* * *
Новый театр запрашивает «Блаженство».
На адрес МХАТа письмо из Америки: Иельская университетская драматическая труппа запрашивает оригинал «Турбиных».
* * *
Сильнейшая жара.
* * *
В газетах сообщение о смерти председателя ОГПУ Менжинского.
12 мая.
Вчера вечером — вахтанговцы. Уговорили М.А. прочитать им «Блаженство».
* * *
Ночью жара сменилась похолоданием.
* * *
В «Литературной газете» объявление о смерти сына Горького, Максима Пешкова. Правительственное письмо Горькому. Есть подпись Сталина. «Вместе с Вами скорбим и переживаем горе, так неожиданно и дико свалившееся на нас всех».
Причина смерти неизвестна. Сказано: после непродолжительной болезни.
Похороны в шесть часов вечера на Девичке.
13 мая.
15-го предполагается просмотр нескольких картин «Мольера». Должен был быть Немирович, но потом отказался.
— Почему?
— Не то фокус в сторону Станиславского, не то месть, что я переделок тогда не сделал. А верней всего — из кожи вон лезет, чтобы составить себе хорошую политическую репутацию. Не будет он связываться ни с чем сомнительным! А вообще, и Немиров и «Мольер» — все мне осточертело! Хочу одного, чтоб сезон закрылся.
* * *
Актеры после показа «Сплава» ворчали, что пьеса низкопробная, что хвалит ее один Немирович, а никто не хочет играть в ней.
* * *
Станиславский все не едет.
— Ты знаешь, это наверно твой друг и благодетель Егоров и Рипсимия распускают слухи о скором приезде, чтобы актеры не распускались.
Леонид Миронович сказал М.А.:
— Искусство должно быть радостным, и результат его — радостный, как результат родов. Но у нас, как правило, ребенок идет задницей. Потом его впихивают обратно, начинают переделывать, поправлять, и ребенок рождается худосочным.
* * *
Письмо М.А. Горькому было послано второго. Как М.А. и предсказывал, ответа нет.
16 мая.
Были 14-го у Пати Попова. Он уговаривал — безуспешно — М.А., чтобы он послал Горькому соболезнование.
Нельзя же, правда, — ведь на то письмо ответа не было.
* * *
Вчера утром провожала М.А. в Театр — он очень плохо себя чувствовал, тяжело волновался.
Около 12 часов дня в нижнем фойе начался просмотр «Мольера». Я постояла у закрытых дверей, услышала музыку, потом первые слова Станицына — Мольера...
Немирович не пришел на просмотр.
Около трех часов М.А. позвонил и сказал, что приведет к обеду Степанову (Арманда) и Станицына.
Пришли радостные, был полный успех, несмотря на то, что есть очень слабые исполнители. Смотрели: Леонидов, Сахновский, Телешева, Литовцева, Кедров, Марков, Калужский, Ольга, актеры.
Показывали два акта и картину третьего акта.
Сахновский:
— Почему не идет в других городах?!
После просмотра Сахновский пошел с докладом к Немировичу.
Ольга вечером звонила — поздравляла.
Сегодня М.А. лежит целый день — дурно себя чувствует. Читает Сергею Киплинга.
* * *
Из Ленинграда — третий запрос о «Блаженстве». Из Московского театра Ермоловой тоже об этом спрашивают. Надо решать этот вопрос.
18 мая.
Вчера я была в Ржевском у Женички, он поправляется после операции. Звонок по телефону — М.А.
— Скорей иди домой.
Не помню, как добежала. Оказывается: звонок. Какой-то приятный баритон:
— Михаил Афанасьевич? Вы подавали заявление о заграничном паспорте? Придите в Иностранный отдел Исполкома, заполните анкеты — Вы и Ваша жена. Обратитесь к тов. Бориспольцу. Не забудьте фотографии.
Денег у нас не было, паспорта ведь стоят по двести с чем-то. Лоли смоталась на такси домой, привезла деньги. На этой же машине мы — на Садовую-Самотечную. Борисполец встал навстречу из-за стола. На столе лежали два красных паспорта. Я хотела уплатить за паспорта, но Борисполец сказал, что паспорта будут бесплатные. «Они выдаются по особому распоряжению, — сказал он с уважением. — Заполните анкеты внизу».
И мы понеслись вниз. Когда мы писали, М.А. меня страшно смешил, выдумывая разные ответы и вопросы. Мы много хихикали, не обращая внимания на то, что из соседних дверей вышли сначала мужчина, а потом дама, которые сели тоже за стол и что-то писали.
Когда мы поднялись наверх, Борисполец сказал, что уже поздно, паспортистка ушла и паспорта сегодня не будут нам выданы. «Приходите завтра».
— «Но завтра 18-е (шестидневка)». — «Ну, значит 19-го».
На обратном пути М.А. сказал:
— Слушай, а это не эти типы подвели?! Может быть, подслушивали? Решили, что мы радуемся, что уедем и не вернемся?.. Да нет, не может быть. Давай лучше мечтать, как мы поедем в Париж! И все повторял ликующе:
— Значит, я не узник! Значит, увижу свет!
Шли пешком, возбужденные. Жаркий день, яркое солнце. Трубный бульвар. М.А. прижимает к себе мою руку, смеется, выдумывает первую главу книги, которую привезет из путешествия.
— Неужели не арестант?!
Это — вечная ночная тема: Я — арестант... Меня искусственно ослепили...
Дома продиктовал мне первую главу будущей книги.
19 мая.
Ответ переложили на завтра.
23 мая.
Ответ переложили на 25-е.
25 мая.
Опять нет паспортов. Решили больше не ходить. М.А. чувствует себя отвратительно.
1 июня.
За эти дни выяснилось, что секретарша Енукидзе — Минервина говорила Оле, что она точно знает, что мы получим паспорта.
Мхатчикам тоже дают многим, Оле в том числе. «Старикам» дают по 600 долларов с собой. Оле — 400.
Получил паспорта и уехал Пильняк с женой.
Звонила к Минервиной, она обещала навести справку.
Все дела из рук валятся из-за этой неопределенности.
* * *
Была у нас Ахматова. Приехала хлопотать за Осипа Мандельштама — он в ссылке.
Говорят, что в Ленинграде была какая-то история, при которой Мандельштам ударил по лицу Алексея Толстого.
* * *
В Москве волнение среди литераторов — идет прием в новый Союз писателей. Многих не принимают. Например, Леониду Гроссману (автор работы о Сухово-Кобылине и «Записок Д'Аршиака») сначала отказали в приеме, а потом приняли его.
Забежал к нам взволнованный Тренев и настойчиво советовал М.А. — «скорей» подать! 29 мая М.А. подал анкету.
М.А. чувствует себя ужасно — страх смерти, одиночества. Все время, когда можно, лежит.
* * *
Не знаем, куда отправить Сергея с Екатериной Ивановной. Вызвала к Мише Шапиро. Нашел у него сильное переутомление. Сердце в порядке.
* * *
На хлеб повысили цену вдвое.
2 июня.
В Театре разговоры о Москвине. Лежит давно в кремлевской больнице — почки. Температура грозно поднимается. В почке — гной. Оперировать боятся — есть подозрение, что и вторая почка заражена.
Говорят, что и внешне очень сильно изменился — дряхлый седой старик.
Ждут консилиума.
* * *
Вечером были у Поповых. М.А. и Патя выдумали игру: при здоровании или прощании успеть поцеловать другому руку — неожиданно. Сегодня успел Патя. Веселятся при этом, как маленькие.
У М.А. лучше состояние — Шапиро подействовал на него хорошо.
3 июня.
Звонила к Минервиной, к Бориспольцу — никакого толку.
На улице — холодно, мокро, ветер.
Мы валяемся.
4 июня.
Вчера вечером пошла на Ржевский принимать ванну. В это время к нам пришла Оля с пионами — был день моих имянин.
* * *
Егоров оставляет Леонтьева в Москве, а сам едет в Ленинград с Театром. А Леонтьев — единственный человек, который мог бы наладить гастроли.
О своих делах — решили дать доверенность на получение денег с театров Калужскому.
5 июня.
Сегодня во время дневной репетиции «Пиквика» Яков Леонтьевич тихонько посадил меня в ярусе, и я посмотрела две последние картины.
Яков Л. сообщил, что поместил нашу фамилию в список мхатовский на получение паспортов.
На обратном пути заказали М.А. новый костюм.
Солнечный день.
20 июля.
Семнадцатого мы вернулись из Ленинграда, где прожили больше месяца в «Астории».
За это время многое, конечно, произошло, но я не записывала ни там, ни здесь. Что я помню? Седьмого июня мы ждали в МХАТе вместе с другими Ивана Сергеевича, который поехал за паспортами. Он вернулся с целой грудой их, раздал всем, а нам — последним — белые бумажки — отказ. Мы вышли. На улице М.А. вскоре стало плохо, я с трудом его довела до аптеки. Ему дали капель, уложили на кушетку. Я вышла на улицу — нет ли такси? Не было, и только рядом с аптекой стояла машина и около нее Безыменский. Ни за что! Пошла обратно и вызвала машину по телефону.
У М.А. очень плохое состояние — опять страх смерти, одиночества, пространства.
Дня через три (числа 10—11) М.А. написал письмо обо всем этом Сталину, я отнесла в ЦК. Ответа, конечно, не было.
13-го мы поехали в Ленинград, лечились там у доктора Полонского электризацией.
«Турбины» шли с большим успехом. Но из-за денег мучились много, и, по-видимому, эти жулики не заплатят нам полностью.
В Ленинграде было очень душно.
18 июля, несмотря на усталость, поехали в Звенигород к Сергею и Екатерине Ивановне на дачу. Чудное купанье.
19-го вернулись. Заботы. Звонки телефонные. М.А. диктует мне второй вариант «Мертвых» для кино. Первый сделал в Ленинграде, и Пырьев попросил переделать.
15 августа.
Опять пропуск в записях. Начало августа мы прожили на даче в Звенигороде с Сергеем. С 9 августа — в Москве. Сейчас думаем, не съездить ли в Киев. Театр русской драмы хочет ставить «Мольера». Стоит ли давать — выпустит раньше МХАТа?
* * *
Из Парижа прислали перевод «Зойкиной». У М.А. волосы стали дыбом. Перевод-то вообще недурной, но в монологи Аметистова переводчики самовольно вставили имена Ленина и Сталина в неподходящем контексте. М.А. послал тут же письмо с требованием вычеркнуть имена.
* * *
Все газеты пишут о предстоящем писательском съезде.
* * *
Кстати, до сих пор неизвестно, принят М.А. в Союз или нет.
Повестки изредка присылают. Стороной слышали, что сначала его не приняли, равно как и еще кое-кого. Но потом — приняли.
* * *
В Москву приезжал Герберт Уэллс. Был принят Сталиным, но в газетах беседа не публиковалась.
Был Уэллс и у Горького, а в Ленинграде у А. Толстого. Но уехал как-то очень тихо, так что московские сплетники шипят, что ему у нас не понравилось.
* * *
Приехал, наконец, Станиславский.
Глухо слышно, что «Мольера» он будет выпускать.
Немирович еще за границей, должен приехать 19 августа. Но сейчас же, как говорят, отбудет в Ялту.
«Чайка», будто, не пойдет. Бедный Леонтьев болеет, не то камни, не то кишечник не в порядке.
* * *
М.А. очень мучился, сдавая «Мертвые», — теперь сдан уже третий вариант.
* * *
На горизонте — Пырьев и Вайсфельд. И конечно маячит Жуховицкий.
Умерла от рака Ольга Лазаревна Подгорная.
Ночью того же дня.
Звонил Вайсфельд с поздравлением: сценарий «Мертвых душ» утвержден.
Кончились четырехмесячные мучения.
Потом еще звонок — «Украинфильм» предлагает делать «Ревизора» для кино.
Слышу ответы М.А. по телефону:
— Да... да... это меня интересует... да, я с удовольствием возьмусь.
Это было так непохоже на обычные ответы М.А. — поразило меня.
Вечером приехали администратор Катинов (по художественной части) и Блюмберг (по финансовой).
Режиссером намечают Дикого. Обычная картина: милы, предупредительны, любезны. Это уж закон: начало работы.
Зовут в Киев, обещают билеты, гостиницу...
Завтра привезут договор.
Часов в десять вечера — Жуховицкий и Вельс — американский режиссер, ставивший в Нью-Хевене в Иельском университетском театре «Дни Турбиных» в марте этого года.
Вельс — молод, мил, жизнерадостен, одет очень скромно. М.А. ему явно понравился. Он очень обрадовался, когда М.А. обещал ему пойти с ним в МХАТ на «Турбиных». Рассказал, что скоро в Москву приедут Бланш Юрка — Елена и актеры, игравшие Алексея и Лариосика.
23 августа.
Сегодня вернулись из Киева. Мы были там с 18-го по 22-е. На вокзале нас встретил Загорский — помощник директора кинофабрики и Нелли-Влад — режиссер Театра русской драмы. Поехали в «Континенталь» — ни одного свободного номера. В вестибюле увидели Бориса Эрдмана. Он предложил свой номер в «Гранд-Отеле». Мы поехали туда. Большущая комната, пять кроватей, тип общежития. Пришлось остаться, так как хотелось отдохнуть. Потом пришел Загорский и предложил нам остановиться у него на квартире.
Дела:
1) «Мольер» в Театре русской драмы. Им хочется и колется. Какой-то тамошний Стецкий (по выражению Нелли-Влада) сказал им: конечно, ставьте.
Но театр боится. Дан на рецензию в Наркомпрос. Рецензент не одобрил: тема о кровосмесительстве.
Мы ведь страшно добродетельны!
Ну, и ладно. Пусть пойдет раньше во МХАТе. Может, и лучше.
2) «Ревизор» в кино. Были две встречи с дирекцией. План М.А. понравился. Оба директора начали уговаривать М.А. переехать совсем в Киев, даже квартиру обещали достать.
Для М.А. квартира — магическое слово. Ничему на свете не завидует — квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него.
24 августа.
Вечером был Женя Калужский, рассказывал про свою летнюю поездку. Приехал во Владикавказ, остановился в гостинице. Дико утомленный, уснул. Ночью пришли в номер четыре человека, устроили обыск, потом повели его в ГПУ. Там часа два расспрашивали обо всем. Интересный вопрос:
— Откуда у вас деньги на путевку?
А путевка стоит 450 руб.!
Потом извинились: Ошибка. Приняли за другого. Дальнейшее путешествие более удачно.
* * *
Станиславский, по его словам, усталый, без планов. Середняков ни во что не ставит. «Чайку» не хочет ставить. Хотел бы и «Врагов» снять, «но, — говорит, — это не удастся, надо ставить».
А о Немировиче Женя сказал, что он приехал 19-го из-за границы и в тот же день уехал в Ялту. Со Станиславским не виделся, только по телефону говорили.
Немирович потребовал от Глинского (директора гостиницы «Интурист» в Ялте), чтобы тот ему выслал в Байдары четверку лошадей, так как «сына Мишу» может укачать машина...
25 августа.
М.А. все еще боится ходить один. Проводила его до Театра, потом — зашла за ним. Он мне рассказывал, как произошла встреча К.С.'а. Он приехал в Театр в половину третьего. Актеры встретили его длинными аплодисментами. Речь К.С.'а в нижнем фойе. Сначала о том, что за границей плохо, а у нас хорошо. Что там все мертвы и угнетены, а у нас чувствуется живая жизнь. «Встретишь француженку, и неизвестно, где ее шик?..» Потом — педагогическая часть речи. О том, что нужно работать, потому что... Художественный театр высоко расценивается за границей!.. В заключение — заставил всех поднять руки в знак клятвы, что все хорошо будут работать. Когда кончил, пошел к выходу, увидел М.А. — поцеловались. К.С. обнял М.А. за плечо, и так пошли.
— Что вы пишете сейчас?
М.А. говорит, что он еще явственнее стал шепелявить.
— Ничего, Константин Сергеевич, устал.
— Вам нужно писать... Вот тема, например: некогда все исполнить... и быть порядочным человеком.
Потом вдруг испугался и говорит:
— Впрочем, вы не туда это повернете!
— Вот... все боятся меня...
— Нет, я не боюсь. Я бы сам тоже не туда повернул.
* * *
В этот же день разговор с Мамошиным.
— Нужно бы нам поговорить, Михаил Афанасьевич!
— Надеюсь, не о неприятном?
— Нет! О приятном. Чтобы вы не чувствовали, что вы одинокий.
* * *
Разговор с Афиногеновым.
— Мих. Аф., почему вы на съезде не бываете?
— Я толпы боюсь.
— А как вообще себя чувствуете?
М.А. рассказал о случае с паспортами.
Афиногенов:
— Как бы вас заполучить ко мне?
— Нет, уж лучше вы ко мне. Я постоянно лежу.
— Какой номер телефона?
* * *
Рипси (все в тот же день):
— Мы спрашивали у К.С.'а: Почему вы отказались от «Мольера»? А тот отвечает: — Я и не думал... (Рипси шепотом): Только на большой сцене и с хорошим составом!
* * *
У М.А. возник план пьесы о Пушкине. Только он считает необходимым пригласить Вересаева для разработки материала. М.А.
испытывает к нему благодарность за то, что тот в тяжелое время сам приехал к М.А. и предложил в долг денег. М.А. хочет этим как бы отблагодарить его, а я чувствую, что ничего хорошего не получится. Нет ничего хуже, когда двое работают.
* * *
Вечером М.А. диктовал мне черновые наброски «Ревизора» для кино.
* * *
М.А. купил сегодня Станюковича, полного, и Скаррона — «Комический роман». Очень доволен.
29 августа.
В многотиражке «За большевистский фильм» напечатано несколько слов М.А. о работе над сценарием «Мертвых душ» и — портрет М.А. — в монокле! Откуда они взяли эту карточку?! Почему не спросили у нас?
* * *
Вчера пришел по делу Загорский (из Киева), внезапно почувствовал себя плохо, остался ночевать.
М.А. пошел с Колей Ляминым к Поповым, а мы с Загорским проговорили до рассвета о М.А.
— Почему М.А. не принял большевизма?.. Сейчас нельзя быть аполитичным, нельзя стоять в стороне, писать инсценировки.
Почему-то говорил что-то вроде:
— Из темного леса... выходит кудесник (писатель — М.А.) и ни за что не хочет большевикам песни петь...
М.А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово.
Был пятый час утра.
31 августа.
Были с М.А. у Вельса. Флигель во дворе (Волхонка, 8). Стеариновые свечи. Почти никакой обстановки. На столе — холодная закуска, водка, шампанское. Гости все уже были в сборе, когда мы пришли.
Американский Лариосик — румяный толстяк в очках, небольшого роста.
Алексей — крупный американец, славянского типа лицо.
Кроме них — худенькая американка-художница и двое из посольства Буллита. Говорила с ними по-немецки. Американцы пили очень много, но не пьянели. Потом оба секретаря (Боолен Чарльз и Тейер) уехали на вокзал — едут в Ленинград. А актеры пели по-английски песенки из «Турбиных» («Чарочку», «Олега»...).
Жуховицкий — он, конечно, присутствовал — истязал М А., чтобы он написал декларативное заявление, что он принимает большевизм.
Была еще одна дама, которую Жуховицкий отрекомендовал совершенно фантастически по своему обыкновению:
— Родственница... (не помню, кому) из Государственной думы...
Дама:
— Я была на премьере «Дней Турбиных» (с ударением на «Тур...»). Радек ушел с первого акта...
Ох, дама! Ох, Жуховицкий!
2 сентября.
Звонил Яков Леонтьевич с совершенно ошеломляющим заявлением — Станиславский уволил его из Театра.
По приезде он вызвал к себе Якова Л., похвалил его за работу, высказал удовольствие, что будет вместе с ним работать в этом сезоне, расцеловался на прощанье...
А на следующий день Егоров сказал Якову, что ввиду того, что Театр расширяется — Леонтьев не годится и будет другой. И пусть Леонтьев подаст заявление об уходе.
Яков сказал, что он с трудом дошел домой и дома свалился. Теперь болен. У него была путевка, он должен был выехать на Кавказ лечиться, — теперь все пошло прахом.
Как же Егоров должен был оклеветать Якова?!
* * *
Программа — американская — «Турбиных». В ней: «Your production of Mikhail Bulgakov's "In the Days of the Turbins" will be, I am sure, a landmark in the cultural and artistic approachement of our two countries.
A. Trojanovski.
Ambassador of the USSR»2.
Сейчас идем в МХАТ на «Турбиных».
6 сентября.
Итак. Второго мы опоздали и пришли ко второй картине. Федя дал места в шестом ряду, слева у среднего прохода. Американцы были налицо. Во втором ряду — Буллит с дочкой. Потом — рядом с Алексеем — Бланш Юрка, немолодая, некрасивая, но заметная, худая, длинная, крашеная блондинка. Чешка. Говорили по-французски. В партере же — Жуховицкий со своей знаменитой родственницей члена Государственной думы.
В первом антракте мы разговаривали с Юрка и Алексеем. Во втором — Вельс подвел Буллита. После чего все, под предводительством Феди Михальского, пошли за кулисы.
Миша рассказывал мне, что за кулисами знакомились с актерами: Хмелевым, Яншиным, другими. Ходили на сцену, на которой была уже выгорожена гимназия. Потом — в зал.
Выяснилось, что в партере сидят еще одни Турбинцы — из Праги. Тоже познакомились с М.А. Сказали, что, по плану фестиваля, они должны были пойти на «Интервенцию», но, узнав о «Турбиных», пришли во МХАТ.
В следующем антракте Буллит опять подошел к нам. Он сказал, что смотрит пьесу в пятый раз, всячески хвалил ее. Он смотрит, имея в руках английский экземпляр пьесы, говорит, что первые спектакли часто смотрел в него, теперь редко.
После спектакля — настойчивое приглашение Жуховицкого ужинать у него.
Пошли американские Турбины (трое) и мы. Круглый стол, свечи, плохой салат, рыба, водка и дама.
* * *
Третьего у нас были Леонтьев и Калужский. Бедный Яков совершенно раздавлен.
Енукидзе (они говорили) прислал в Театр распоряжение — оставить Леонтьева в Театре.
Нижний кабинет сначала растерялся, но потом как-то ухитрился даже не ответить.
* * *
Четвертого вечером у нас Коля Лямин и Патя Попов. Их распирает любопытство — знакомство с американцами! Они яростно уничтожали рокфор, который Оля днем привезла из Риги и который Миша выдавал им за американский.
Пятого сентября у нас были Оля и Женя Калужский вечером. А днем заезжал Яков Леонтьевич прощаться перед Ессентуками. М.А. с Сережкой были в это время на даче в Болшеве.
Сегодня, шестого, и Екатерина Ивановна и Фрося — выходные. Мы одни, втроем. У М.А. болит живот, чем-то окормили на даче. Сначала он занимался с Сергеем уроками, потом учил его шахматам.
Переложили американский вечер с седьмого на девятое.
По телефону — предлагают М.А. делать для кино «Обломова». М.А. разговаривал вяло.
* * *
Вечером заходил сосед — писатель Л. с просьбой напечатать и выправить письмо наверх — не печатают, отовсюду выставили, тяжело живется. Потом записка от А. — тоже из нашего дома — просит денег. Нашлось.
За окном, во дворе, играют на гармонике, поют дикими голосами.
7 сентября.
Съезд писателей закончился несколько дней назад — банкетом в Колонном зале. Рассказывают, что было очень пьяно. Что какой-то нарезавшийся поэт ударил Таирова, обругав его предварительно «эстетом»...
* * *
Сегодня суетливый день.
Массаж. Поликлиника. Домой. С М.А. в Театр на репетиции «Пиквика», потом — в город, поиски мебельной материи. Сережкин восторг от пломбира. Опять Театр.
Вышли из конторы, во дворе К.С. — без пальто, в шляпе. (Сказала о замужестве, вспомнили наш разговор в тридцать первом году.)
Станиславский попросил М.А. позвонить утром завтра к нему — надо говорить о «Мольере». Публика останавливалась у ворот, смотрела на Станиславского.
После обеда и сна диктовал «Ревизора».
Мысль — делать картину из «Следопыта». М.А. очень любит эту вещь.
8 сентября.
В «Литературной газете» интервью Бланш Юрка. «Ей очень нравятся "Турбины", сколько в них лирической теплоты, как женственен образ Елены...»
* * *
По дороге в Театр встреча с Судаковым.
— Вы знаете, М.А., положение с «Бегом» очень и очень неплохое. Говорят — ставьте. Очень одобряет и Иосиф Виссарионович и Авель Сафронович. Вот только бы Бубнов не стал мешать (?!).
* * *
Со слов Оли и Калужского: Калужского снимают с должности заведующего труппой, оставляют только актером. Олю — только секретарем Владимира Ивановича, секретарем же дирекции будет Рипси. Сахновского снимают с должности зам. директора, оставляют режиссером. Павла Маркова совсем вон.
Сахновскому, Калужскому и Оле сделаны уже лестные предложения из других театров.
Они собираются в упор задать вопрос Станиславскому или Егорову — о своей судьбе, и тогда примут решение.
* * *
Позвонила к Хмелеву, пригласила его на завтра к нам.
Сегодня пришло из Киева письмо: «Пришлите копию отзыва Горького о "Мольере"».
Из-за границы как-то Фишер прислал фотограмму письма Горького следующего содержания:
«О пьесе М. Булгакова "Мольер" я могу сказать, что — на мой взгляд — это очень хорошая, искусстно3 сделанная вещь, в которой каждая роль дает исполнителю солидный материал. Автору удалось многое, что еще раз утверждает общее мнение о его талантливости и его способности драматурга. Он отлично написал портрет Мольера на склоне его дней. Мольера уставшего и от неурядиц его личной жизни, и от тяжести славы. Так же хорошо, смело и — я бы сказал — красиво дан Король-Солнце, да и вообще все роли хороши. Я совершенно уверен, что в Художественном театре Москвы пьеса пройдет с успехом, и очень рад, что пьеса эта ставится. Отличная пьеса. Всего доброго. А. Пешков».
Почему, кому давал Горький этот отзыв, так мы и не узнали. Да, правду сказать, и не узнавали.
Так вот, Театр, прознав про этот отзыв, просит выслать его. Если М.А. согласится, перешлю. Но М.А. думает, что не стоит, что вообще лучше, чтобы пьеса пошла раньше во МХАТе.
* * *
Тип с «Обломовым» пропал. Все исчезают для нас люди среди бела дня...
10 сентября.
У нас вечером девятого: московские Турбины, американские Турбины, Жуховицкий, конечно; Калужские. Ужин при свечах, пироги, икра, севрюга, телятина, сласти, вино, водка, цветы. Сидели уютно часов до четырех. Станицын хорошо показывал Станиславского, Немировича, Тарханова, Ершова, Булгакова. Первыми пришли Жуховицкий и Ольга с Калужским. Потом — Станицын, Яншин, Хмелев. Потом — американцы — Алексей, Лариосик и режиссер Вельс с художницей-американкой в красной шапочке и стоптанных туфлях.
М.А. сказал, что вечер похож на постройку Вавилонской башни — одновременно говорили на русском, английском, французском и немецком языках. Хмелев на чудовищном французском языке доказывал американскому Алексею, что на Западе не существует искусства, что оно есть только у нас. В доказательство приводил пример — Станиславский... Бланш Юрка, к сожалению, не была, она уехала в Лондон.
Легли спать поздно, так как Оля с Женей не сразу ушли. Сегодня целый день бродим, как сонные мухи.
Звонил все же насчет «Обломова» Кауфман — придет двенадцатого.
11 сентября.
Были у Поповых. Аннушка пела цыганские вальсы под гитару. — М.А. ищет их для «Бега». Но пойдет ли вообще?
12 сентября.
Суматошный день: Сергей без Лоли, монтеры, новая учительница для Сергея, Елисавета Карповна — массаж, какие-то беспрерывные звонки.
Вечером Жуховицкий — просит какие-то сведения о М.А. для Вельса. Вельс хочет писать статью о Булгакове — в Америке.
В то же время — Кауфман.
Я говорила с Жуховицким, а М.А. все время — с Кауфманом.
13 сентября.
Сегодня по дороге из Театра домой М.А. рассказывал (со слов Топоркова), как Станиславский показывал Петкеру Плюшкина. Что будто бы Плюшкин так подозрителен, так недоверчив к людям, что даже им в лицо не смотрит, а только на ноги посмотрит — и довольно. И когда Чичиков ему что-то приятное говорит, он и не слушает даже, отвернулся, скучно ему. А когда Плюшкин рассказывает Чичикову про капитана, то делает рукой жест, как будто нож держит (мысль: капитан, хотя и соболезнует, а готов зарезать за копейку) и все в таком роде.
14 сентября.
Взяли Сергею новую учительницу — будет готовить его во вторую группу.
Оля по телефону говорила, что в Театре развал, спектакли играются без увлечения: сыграть и с плеч долой! Никто ничего толком не знает, питаются все слухами:
1) Что Москвин напал на Станиславского за все реформы вообще и за Калужского — в частности. Что, может быть, Калужского оставят на его должности. Но Москвин сегодня уезжает за границу.
2) Что Сахновский был, по желанию К.С.'а, два раза у него на день, причем К.С. настаивает, чтобы Сахновский подал письменное прошение освободить его от места заместителя директора — по болезни сердца. Что Сахновский отказался, и Боярский (председатель ЦК Рабиса) одобрил его, сказав, что наверху очень недовольны Станиславским за все его новшества.
3) Что Леонтьева назначают зам. директора Большого театра.
4) Что Станиславский как-то на днях до четырех часов ночи ругал свой нижний кабинет за то, что они его подвели, орал, будто, дико.
15 сентября.
Несколько дней назад М.А. прочитал книжку Оммер де Гелль и сказал, что, по его ощущению, это — фальсификация. Сегодня обедал у нас Патя Попов. Заинтересовался этой мыслью. Они вдвоем стали рыться в книгах, пришли к выводу, что эту подделку произвел Вяземский.
* * *
От Пырьева получен сценарий «Мертвых душ». Пырьев внес свои изменения, но как-то очень безграмотно выраженные. А на экземпляре — М. Булгаков.
Вечером на собрании жильцов Шкловский говорил М.А., что он написал и сдал сценарий «Ревизора» тому же «Украинфильму». Позвольте!..
16 сентября.
Вечером — Лямин. Миша читал ему несколько глав романа. А после его ухода — до семи часов утра разговор — все на одну и ту же тему — положение М.А.
17 сентября.
Вечером Горчаков. Сатира просит М.А. из «Блаженства» сделать комедию, в которой бы Иван Грозный действовал в современной Москве. Назвал это обозрением. Когда М.А. сказал, что не хочет писать обозрение, Горчаков сказал, что комедия устраивает их еще больше.
* * *
Позднее — Вельс с художницей Милли — пришли прощаться. Завтра они улетают в Берлин, оттуда в Бремен, и на пароходе в Америку. Едут на пароходе в третьем классе. Очень милы. Все время говорят о том, как хорошо будет, когда М.А. приедет в Нью-Йорк.
Угощала их налимьей печенкой, икрой, яичницей и чудесным рижским шоколадом.
Поздно ночью разговаривала с Олей по телефону. «...В театре происходит черт знает что». Ясно, что старик выгоняет Сахновского и Женю и Ольгу. Ясно, что Театр захватит в свои руки Егоров.
Немировича Станиславский устраняет и, по-видимому, устранит. Разговоры К.С.'а поразительны по неискренности. Три часа он говорил бог знает что Жене Калужскому, и когда тот спросил напрямик:
— Вы хотите меня отставить от заведования труппой? — старик ответил:
— Теперь такое время, что заведовать труппой должен нахал.
С Сахновским обошелся еще лучше. Мало того, что выгнал, но еще настаивал, чтобы Сахновский сам написал прошение об отставке по болезни сердца...
* * *
Илья — настоящий бандит. Все его разговоры о «Беге» — пустые враки. Сейчас в руках у него, оказывается, последняя пьеса Афиногенова «Портрет».
* * *
Да, еще — Оля говорила: когда Марков говорил с К.С.'ом о постановке Чехова в Театре и передал слова Немирова, что Чехова нельзя восстанавливать в том виде, как он раньше шел, а надо по-новому, — Станиславский сказал:
— Это что же? С наклеенными носами?
— Нет, так, как должен и может играть МХАТ, но по-новому, в новых формах...
— Подлизывается!.. Молодящийся старик!
18 сентября.
Выходной день. У нас обедали: Оля, Патя Попов и Сергеева учительница, Ольга Васильевна. Потом пришел и Женя Калужский.
Вечером мы с М.А. пошли к Леонтьевым. Дома были только дамы (Яков Л. — в Ессентуках. Андрей Андреевич был на ночном дежурстве у Крамера, которому отняли ногу — гангрена).
Кроме нас там были еще Шапошниковы.
М.А. и Борис Валентинович после ужина подсели к роялю и стали петь старинные романсы. А мы, четыре дамы, рассказывали друг другу всякую чушь.
В частности, Евгения Григорьевна передавала рассказ Климова — очень вольный.
Впечатление было забавное. От рояля доносятся мужские голоса: «Не искушай меня...», а в это время с дамского стола раздается бас Евгении Григорьевны: «Котам яйца вырезаю!..» — из анекдота климовского.
20 сентября.
Днем долго гуляли с Марианной Толстой. Она мне рассказывала все свои беды, про свою несчастную любовь к Е.А. Просила советов.
Вечером я была на Ржевском — брала ванну. У М.А. — Патя.
21 сентября.
Вчера в «Литературной газете» были напечатаны отрывки из сценария Шкловского «Ревизор».
А сегодня Катинов по телефону: «Они только надеются на М.А...» Обложил сценарий Шкловского, сказал, что ему уже давно было говорено в «Украинфильме», что его сценарий не подходит. Но что Шкловский теперь продвигает его по линии оргкомитета. Чтобы М.А. не обращал на это внимания.
* * *
Вечером М.А. писал роман.
* * *
Сегодня утром М.А. звонил к Станиславскому.
— Вы, кажется, нездоровы, Константин Сергеевич?
— И нездоров, но не для вас.
Потом говорили о декорациях к «Мольеру», и К.С. попросил М.А. позвонить завтра, чтобы условиться о свидании.
30 сентября.
Несколько дней пропустила — суматошная у нас жизнь: новая домработница (Фросино прощальное воровство), ремонт, обойщики и так далее.
* * *
Вчера у меня была встреча с Веровым — новым заместителем директора в Сатире. Театр усиленно просит М.А. согласиться на переделки «Блаженства».
* * *
Дома у нас вчера вечером — взволнованные Оля и Женя Калужский. Дело в том, что 28-го наконец был вывешен тот знаменитый рескрипт, который так давно вынашивался в черном кабинете и у Старика.
Примерное содержание его: «Ввиду того, что Сахновский обратился ко мне с просьбой освободить его, по болезни сердца, от работы и т. д. и т. д. — должность зам. директора упразднить и функции его распределить между: Судаковым (план театра, репертуар), Кедровым ("диктатор сквозного действия") и Подгорным ("хранитель традиций МХАТа").
Второе: Калужского, освободив его от заведования труппой (на это место назначен Подгорный), назначить заведующим филиалом, с тем, однако, чтобы он работал по Репертуарной конторе».
Формулирован этот пункт был так нежно и туманно, что никак нельзя было понять, остается Калужский заведующим репертуаром или нет. Скорее можно было понять, что нет.
За несколько дней до этого К.С. говорил с Женей и сказал ему, что он остается зав. репертуаром.
Женя взбесился и решил написать старику письмо. А так как ему точно стало известно, что нижний кабинет распространяет про него сплетни, говорит, что он вор, взяточник, — то письмо это было написано в чрезвычайно резких тонах и с таким приблизительно содержанием: Если К.С. не оставит его заведующим репертуаром, он ни на какую административную работу в Театре не соглашается. И второе — он просит К.С. прекратить шельмование его имени и указывает, как на источник сплетен, на Р.К.
...Что старик разъярился, когда читал это письмо. Причем очень смешно было, что начал он его читать вслух при Судакове и принужден был дочитать до конца.
Но когда на следующий день Женя был приглашен на заседание к старику как заведующий репертуаром, К.С. был с ним чрезвычайно любезен и ежеминутно о нем упоминал, как о «зав. репертуаром».
А Сахновский и не думал подавать заявление об уходе!
5 октября.
Очень устаю со всеми делами — отсюда пропуск.
Вчера, как всегда, зашла за М.А. в Театр. Он мне рассказал, со слов кого-то, что на Тверской выставлена его фотография. Зашли в первую фотографию, там не было. Пошли в следующую — в витрине, действительно, была карточка М.А.
— Я бы хотела купить фотографию Булгакова.
— Нет, его карточек в продаже нет, только на витрине. Может быть, какого-нибудь другого писателя?..
12 октября.
Похороны О.Н. Басова на Ново-Девичьем.
13 октября.
У М.А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества.
Думает, не обратиться ли к гипнозу.
* * *
В Театре усиленные репетиции «Пиквикского клуба», хотят выпустить в конце октября.
В Театр принята пьеса Стырской. Об этом говорят с веселым изумлением. Рекомендацию пьесе дал Горький.
14 октября.
Слух о том, что в поезде из Риги умер Собинов.
15 октября.
Оказывается — правда. Сегодня в газетах сообщение, что Собинов умер в Риге.
Сегодня рано провожала М.А. в филиал на репетицию «Пиквика» — шумовую.
Нервы у М.А. расстроены, но когда мы идем вместе, он спасается тем, что рассказывает что-нибудь смешное. Ему рассказывали, что М.П. Гальперин перевел и поставил в каком-то московском маленьком театре (не помню в каком) «Тартюфа». Авторская и режиссерская трактовка пьесы замечательная: Оргон — представитель восходящей буржуазии. На сцене показано какое-то производство, для того чтобы отметить, что у Оргона — фабрика, и прочая чепуха.
Все это кончилось скандалом. Будто бы французское посольство в полном составе уехало после первого акта, нет, вру — со второго. На сцене было показано в издевательском плане католическое молебствие.
* * *
Сегодня М.А. диктовал мне вечером сценарий «Ревизора» (черновик).
* * *
Наконец, провели у нас газ! Сергей взял первый ванну.
16 октября.
День начался как обычно — проводила М.А. в Театр. Потом зашла за ним. Он сегодня не гримировался, как другие, потому что не готовы наклейки для него.
На репетиции он узнал, что сегодня, в первый раз после длительного перерыва, репетировали «Мольера», сцену в соборе.
Говорит, что принял это известие равнодушно. Не верит, что пьеса выйдет когда-нибудь.
Несколько дней назад у Станиславского было совещание по поводу «Мольера». У М.А. осталось самое безотрадное впечатление. Смотрели макеты. Старик не доволен ульяновской работой, а Ульянов тяжко болен — лежит. Решили, что будут подправлять под его диктовку кое-что — Гремиславский и его помощница Елена Давыдовна. Актеров из «Мольера» рвут, хотят забрать и последнее, что дали в пьесу. (Когда М.А. огорчался, что дают слабых актеров, К.С. его утешал, говоря, что «вот и хороший купец, когда ягоду продает, сверху положит крупную на лоток, а сам старается подсунуть из-под низа гнилую покупателю...»).
Тем не менее, постановили репетиции начинать, как только выпустят «Пиквика».
Самое странное, говорит М.А., что Станиславский хотел на роль кардинала назначить Ершова — из-за его внешности, роста.
* * *
Вчера (или позавчера, не помню) было созвано собрание актеров с Судаковым и Станиславским. М.А. не пошел. Ему рассказывали потом, что Илья разразился укоризнами по поводу того, что актеры раньше времени съедают закуску, которую подают в «Мертвых душах»...
— Если бы это был еще восемнадцатый год, тогда!..
Тут попросила слова выжившая из ума Халютина и произнесла следующее:
— Да как же им не есть, когда они голодные!
— Никаких голодных сейчас нет! Но если даже актеры и голодные, то нельзя же реквизит есть!
* * *
К вечеру звонок Катинова, приглашает вместе с ним и Загорским М.А. ехать к Дикому на совещание по поводу «Ревизора». М.А. отказался по нездоровью. Тогда звонок Дикого — он тоже нездоров. Поладили на том, что встретятся, когда выздоровеют.
А приедут к нам сегодня Загорский и Катинов. Вот и жду их.
Ночью.
Они были: Загорский, Катинов и третий, неизвестный, отрекомендовавшийся: Абрам Львович... (фамилию не расслышали), — маленький военный с красными петлицами и с револьвером. М.А. читал черновик (первый) «Ревизора». За ужином критиковали. Загорский и Абрам Львович говорили, что действие надо вынести больше за пределы павильона и сократить словесную часть. Катинов произнес речь, наполненную цитатами, но абсолютно беспредметную. Угощала их рябиновой водкой, икрой, яичницей, закусками.
18 октября.
Днем были у В.В. Вересаева. М.А. пошел туда с предложением писать вместе с В.В. пьесу о Пушкине, то есть чтобы В.В. подбирал материал, а М.А. писал.
Мария Гермогеновна встретила это сразу восторженно. Старик был очень тронут, несколько раз пробежался по своему уютному кабинету, потом обнял М.А.
В. В. зажегся, начал говорить о Пушкине, о двойственности его, о том, что Наталья Николаевна была вовсе не пустышка, а несчастная женщина.
Сначала В.В. был ошеломлен — что М.А. решил пьесу писать без Пушкина (иначе будет вульгарной) — но, подумав, согласился.
* * *
Пришли домой — письмо с фабрики, требуют поправок к «Мертвым душам» — какая мука.
19 октября.
М.А. диктует второй вариант сценария («Ревизор»).
20 октября.
Сегодня купили рояль.
* * *
В Театре, оказывается, думали ставить (и кажется, уже репетировали) «Привидения». Но потом, как сказала Оля, «им посоветовали воздержаться от постановки». Так что Ольга Леонардовна лишилась роли, это было, конечно, для нее задумано.
24 октября.
Обойщики, столяры — делают полки для книг.
* * *
Сегодня дописала под диктовку М.А. сценарий «Ревизора».
* * *
М.А. созвонился с Андреем Андреевичем по поводу свидания с доктором Берг. М.А. решил лечиться гипнозом от своих страхов.
27 октября.
Сегодня 36-летний юбилей МХАТа. Оля получила «Чайку».
3 ноября.
В квартире — хаос, работают маляры.
* * *
Сегодня я была на генеральной «Пиквика». Должны были быть оба старика. Но у Станиславского поднялась температура, тогда и Немирович не поехал.
Публика принимала реплики М.А. (он судью играет) смехом. Качалов, Кторов, Попова и другие мне говорили, что он играет, как профессиональный актер.
Костюм — красная мантия, белый завитой длинный парик. В антракте после он мне рассказал, что ужасно переволновался — упала табуретка, которую он смахнул, усаживаясь, своей мантией. Ему пришлось начать сцену, вися на локтях, на кафедре. А потом ему помогли — подняли табуретку.
8 ноября.
Вечером сидели среди нашего безобразия. М.А. диктовал мне роман — сцену в кабаре. Сергей тут же спал на нашей тахте. Звонок телефонный — Оля. Длинный разговор. В конце:
— Да, кстати, я уже несколько дней собиралась тебе сказать. Ты знаешь, кажется, «Бег» разрешили. На днях звонили к Владимиру Ивановичу из ЦК, спрашивали его мнения об этой пьесе. Ну, он, конечно, страшно расхваливал, сказал, что замечательная вещь. Ему ответили: «Мы учтем ваше мнение». А на рауте, который был по поводу праздника, Судаков подошел к Вл. Ив. и сказал, что он добился разрешения «Бега». Сегодня уж Судаков говорил Жене, что надо распределять роли по «Бегу». Жене очень хочется играть кого-нибудь!
* * *
В Театре приняли пьесу украинского драматурга Корнейчука «Платон Кречет». Он читал театру 5 ноября — по украински.
14 ноября.
Репетиция «Пиквика» со Станиславским. Поехали на такси: М.А., Екатерина Ивановна, Женичка, Сережка и я. Федя нас посадил в двенадцатый ряд. В час приблизительно приехал Станиславский. За ним в партер вошла Рипси с пледом для К.С. Зал встал и все стали аплодировать.
К.С. очень постарел, похудел. Мне показалось, что он утерял свою жизнерадостность, он как-то равнодушно и кисло принимал приветствия. Стал рядом со Станицыным за режиссерским столом в восьмом ряду. Стол покрыт был зеленой скатертью.
М.А. сидел рядом с К.С.
Говорят, спектакль старику понравился.
Публика тоже хорошо приняла, много аплодировала.
16 ноября.
Станицын сегодня рассказывал М.А., как старик отнесся к его появлению в Суде.
Станицын называл ему всех актеров. Когда появился судья, Станиславский спросил:
— А это кто?
— Булгаков.
— Ага!.. (Вдруг — внезапный поворот к Станицыну). Какой Булгаков?
— Михаил Афанасьевич. Драматург.
— Автор?!
— Да, автор. Очень просился поработать.
Старик мгновенно сузил глаза, захихикал и стал смотреть на М.А.
Станицын это показывал смешно.
17 ноября.
Вечером приехала Ахматова. Ее привез Пильняк из Ленинграда на своей машине.
Рассказывала о горькой участи Мандельштама. Говорили о Пастернаке.
19 ноября.
После гипноза — у М.А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь — если бы он мог еще ходить один по улице.
21 ноября.
День имянин М.А. Мы с Сергеем подарили ему «пополам», как говорит Сергей, ноты — «Тангейзера», «Руслана и Людмилу» и др. Это еще — накануне.
А сегодня я подарила ему бюро — александровское.
* * *
Вечером — Берг. Внушал М.А., что завтра он пойдет один к Леонтьевым.
* * *
А до этого был звонок Оли — поздравление и сообщение, что «Бег» не разрешили. М.А. принял это с полнейшим спокойствием. Кто запретил — не могла добиться от Оли.
22 ноября.
В десять часов вечера М.А. поднялся, оделся и пошел один к Леонтьевым.
Полгода он не ходил один.
26 ноября.
Ремонт идет к концу.
У М.А. масса работы.
Кроме того, иногда приходят советоваться. Вчера к нему обратился за помощью капельдинер — написал пьесу.
* * *
В Театре идут репетиции «Мольера».
М.А. говорили, что секретарь ВЦИК дал такую резолюцию на пьесе Афиногенова «Портрет»: «Такой автор, как Афиногенов, мог бы приличнее написать, если бы подумал. Ставить не советую».
Словом, пьеса не пойдет.
* * *
Сегодня звонили — из Тифлиса, с какой-то кинофабрики, — приглашают М.А. тут же ехать в Тифлис — есть работа в кино.
* * *
Потом звонок Жуховицкого: «Что вам пишут из Парижа?»
После этого — Коростин, которого прочат в режиссеры «Ревизора».
Я забыла записать, что восемнадцатого были мы у Дикого, и тут выяснилось, что он и не собирался ставить «Ревизора». Дикий говорил о том, что Гоголя очень трудно разрешить в кино, и никто не знает, как разрешить, в том числе и он. Все это прелестно, но зачем же он в таком случае подписывал договор?
* * *
Коростин едет в Киев. М.А. дал ему письмо Загорскому.
Вечером — Ильф и Петров. Пришли к М.А. советоваться насчет пьесы, которую они задумали.
После этого М.А. пошел к Вересаеву — обратно до Смоленской площади его проводил В.В., а потом шел один. Говорил, что страхи притупились.
28 ноября.
Вечером — Дмитриев. Пришел из МХАТа и говорит, что там была суета и оживление, вероятно, приехал кто-нибудь из Правительства, — надо полагать, Генеральный секретарь (на «Турбиных»).
Дмитриев говорил, что очень бы хотел делать декорации к «Мольеру».
29 ноября.
Действительно, вчера на «Турбиных» были Генеральный секретарь, Киров и Жданов. Это мне в Театре сказали. Яншин говорил, что играли хорошо и что Генеральный секретарь аплодировал много в конце спектакля.
* * *
В газетах важнейшее известие — отмена хлебных карточек, хлеб будет продаваться свободно.
30 ноября.
Днем М.А. диктовал наброски для варианта «Ивана Васильевича» (измененное «Блаженство»), а вечером — много телефонных звонков.
Оказывается, что «Мольера» намечают на март. Хотя с декорациями осложнение: в ульяновских играть нельзя. Горчаков хочет взять Вильямса. Говорит, что ставить будут роскошно — так настаивает Станиславский.
Ходит слух, что «Гроза» провалилась.
1 декабря.
Днем позвонил Ермилов, редактор «Красной нови», и предложил М.А. напечатать в его журнале что-нибудь из произведений М.А. М.А. сказал о пьесе «Мольер»:
— Чудесно!
О фрагменте из биографии Мольера:
— Тоже чудесно!
Просил разрешения поставить имя М.А. в проспекте на 1935-й год. М.А. согласился. Условились, что Ермилов позвонит еще раз, а М.А. подберет материал.
* * *
Вечером премьера «Пиквика». Я в такси проводила М.А. Он оставался до конца спектакля. Приехал и сообщил: во время спектакля стало известно, что в Ленинграде убит Киров.
Тут же из Театра уехали очень многие, в том числе Рыков.
2 декабря.
Второй спектакль «Пиквика». После спектакля у нас Лямин и Конский, молодой актер, он гримируется в одной уборной с М.А.
3 декабря.
В половине четвертого проводила М.А. в Театр. Там — траурный митинг.
М.А. говорил после, что речи произносили Мамошин, Судаков и Хаенко.
Заявление о принятии в сочувствующие подали Яншин, Баташов и Дмоховская.
Объявлен траур — 3-го, 4-го и 6-го сняты спектакли.
* * *
В «Известиях» напечатано, что убийца Кирова — Николаев Леонид Васильевич, бывший служащий Ленинградской РКИ. Ему тридцать лет.
Не знаю был ли Киров в Ленинграде в театре, — возможно, что последняя пьеса, которую он видел в жизни, были «Дни Турбиных».
5 декабря.
Вечером — Оля с Калужским. Хвасталась своей заново отделанной квартирой, — им понравилось. Уходя, Оля сказала:
— Не знаю, говорить или нет, — дело в том, что «Портрет» пойдет все-таки... Я переписываю роли... Пойдет, видимо, в филиале.
6 декабря.
Морозный день. Похороны Кирова. Мы провели весь день дома. М.А. нездоровится.
9 декабря.
Днем — к Вересаеву, отнесли ему, с великим облегчением, последнюю тысячу долга.
На обратном пути встретили в диетическом Русланова. Вопросы. М.А. ответил, что делает пьесу о Пушкине. Но без Пушкина. Русланов попросил разрешения придти.
* * *
Вечером — Горчаков. Обещал устроить в Сатире продление договора на «Ивана Васильевича». Это и его устраивает — он сейчас занят «Мольером».
М.А. прочитал ему наброски «Ивана Васильевича». Мы передали ему сведения о «Портрете». Горчаков взволновался, начал советовать жаловаться Енукидзе, что оттесняют «Мольера», что с ним тянут четыре года, взять пьесу из Театра... Какой смысл? А что с ней делать?
10 декабря.
Были: Загорский, Коростин и Катинов. Загорский, сквозь дремоту (что он все спит?) говорил, что хочет, «чтобы это была сатира...»
Такие разговоры действуют на М.А. угнетающе.
Звонил Горчаков — «Портрета» ставить не будут, а «Мольера» репетировать будут полным ходом.
11 декабря.
Позвонил днем Русланов и сейчас же пришел. Очень заинтересован, очень любезен. Тут же устроил Сергея с Екатериной Ивановной на «Турандот».
Разговор начал с того, что Театр и сам давно хотел обратиться к М.А. по поводу Пушкина (близкий юбилей), — только они не надеялись, что М.А. согласится.
Вместе вышли. Спрашивал, не хотим ли строить дачу, — можно было бы записаться в их кооператив дачный.
* * *
Вечером у нас Леонтьевы, Арендты, Ермолинские. Угощала их пельменями. После ужина М.А. читал «Тараканьи бега» и сцену в Париже из «Бега».
12 декабря.
Днем были у Вересаева. Рассказали о предложении вахтанговцев, решили идти на договор с театром.
14 декабря.
Русланов звонил дважды, просит придти в театр.
Вечером — Танины, Жуховицкий и Дмитриев. Жуховицкий в «Пиквике» не узнал М.А. в судье, а думал, что он играет адвоката (Болдуман играет, но у них с М.А., действительно, есть какое-то сходство, замечаемое всеми актерами).
Перерыв в ужине для делового разговора с Таниным. М.А. категорически отказывается идти в Верховный Суд, чтобы требовать с ленинградских жуликов-директоров деньги за мхатовские гастроли. Оказывается, они говорили Танину: «У Булгакова и так бешеные деньги».
Откуда? С одного МХАТа? Да и потом, не в этом же дело. Они же не доплатили. Но М.А. настаивает, что все это должен делать Всероскомдрам, что он плохо защищает авторские права.
* * *
Оказывается, что Анатолий Каменский, который года четыре назад уехал за границу, стал невозвращенцем, шельмовал СССР, — теперь находится в Москве!
— Ну, это уже мистика, товарищи! — сказал М.А.
* * *
Все ушли, остался Дмитриев, сидел долго. Очень опечалил нас: не спит, нервное расстройство. Очевидно, явное переутомление, у него бешеная работа. И кроме того — навязчивые мысли...
15 декабря.
Русланов не позвонил. Неужели опять начинаются эти таинственные исчезновения людей?
Хотя с Грузией мы ошиблись, они на днях опять звонили, звали в Тифлис. М.А. сказал — весной.
* * *
Какой-то негодяй снял с Женички шапку на улице.
16 декабря.
М.А. и Вересаев были в Вахтанговском театре. Договорились.
* * *
Вечером и ночью звонил Рубинштейн из Камерного театра. Он узнал от Жуховицкого о пушкинской пьесе и предложил договор с театром.
М.А. сказал, что поздно.
Да Камерному и нельзя дать. Штучки.
17 декабря.
Вчера мы были у директора Вахтанговского театра Ванеевой — М.А. подписал договор. М.А. говорил вахтанговцам, что ему крайне неприятно подписывать договор после Толстого, с которым они обвенчались раньше. Вахтанговцы клялись, что они не верят, что Толстой напишет хоть что-нибудь подходящее, и идея его — писать пьесу с Пушкиным — для них неприемлема.
После этого — М.А. — на репетицию «Мольера». А у меня разговор с Егоровым — как они намерены оплатить игру М.А. в «Пиквике».
— Мы его зачислим в актерский цех.
— Он не пойдет. Когда он к вам просился, его не взяли. Егоров возмущался, что М.А. отдает пьесу не МХАТу.
18 декабря.
У Вересаева. М.А. рассказывал свой план пьесы. Больше всего запомнилось: Наталья, ночью, облитая светом с улицы. Улыбается, вспоминает. И там же — тайный приход Дантеса. Обед у Салтыкова. В конце — приход Данзаса с известием о ранении Пушкина.
19 декабря.
Вечером — Дина Радлова. Откуда-то уже знала о пушкинской пьесе, не советовала работать с Вересаевым.
— Вот если бы ты, Мака, объединился с Толстым, вот была бы сила!
— Я не понимаю, какая сила? На чем мы можем объединиться с Толстым? Под руку по Тверской гулять ходить?
— Нет!.. Но ведь ты же лучший драматург, а он, можно сказать, лучший писатель...
Просила рассказать содержание пьесы, М.А. отказался.
22 декабря.
Портной мхатовский Шендельман приходил мерить М.А. костюм. Рассказывал, что, по распоряжению Станиславского, все костюмы к «Мольеру» будут из бархата и парчи.
Вечером звонок — какая-то ученица театральной школы просит списать сцену из «Турбиных».
* * *
У М.А. — Коростин, работа над «Ревизором». М.А. боится, что не справится: «Ревизор», «Иван Васильевич» и надвигается «Пушкин».
А его тянет к роману.
24 декабря.
Елка была. Сначала мы с М.А. убрали елку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на елке, М.А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М.А. написал две сценки (по «Мертвым душам»). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского. Чичиков — я. Собакевич — М.А. Потом — Женичка — я, Сергей — М.А.
Гримировал меня М.А. пробкой, губной помадой и пудрой.
Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М.А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот.
Зрители: Ольга, Сусанна и мальчики. Успех.
Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей. Калужский пришел со спектакля в двенадцатом часу.
28 декабря.
М.А. перегружен мыслями, мучительными.
Вчера он, вместе с некоторыми актерами, играл в Радиоцентре отрывки из «Пиквикского клуба».
Звонила Оля:
— Судаков до того взволновался, что заявил, что расторгнет договор с вахтанговцами! Укорял Пашу (Маркова), но тот клянется, что не знал ничего о пьесе.
* * *
В девять часов вечера Вересаевы.
М.А. рассказывал свои мысли о пьесе. Она уже ясно вырисовывается.
* * *
Звонил Русланов — вахтанговцы зовут к себе встречать Новый год. Но мы не хотим — будем дома.
Спускают воду из труб. Батареи холодные. Боюсь, что мы будем мерзнуть. Сегодня на улице больше двадцати градусов.
31 декабря.
Кончается год.
Господи, только бы и дальше было так!
Примечания
1. Так в рукописи.
2. «Ваша постановка "Дней Турбиных" Михаила Булгакова будет, я уверен, вехой в культурном и художественном сближении наших двух стран. А. Трояновский. Посол СССР» (англ.).
3. Именно так у Горького: «искусстно». — Примеч. Е.С. Булгаковой.
Комментарии
3 января.
...свои деловые отношения с издательством Фишер... — Отношения Булгакова с зарубежными издательствами и агентствами складывались тяжело. Советский Союз не был членом Международной конвенции по авторскому праву, и предложения о защите авторского права приходилось принимать от зарубежных агентств — не столько надежных, сколько настойчивых. Булгаков писал: «Как письмо оттуда (из-за границы. — Л.Я.) — на стол как кирпич. Содержание их мне известно до вскрытия конвертов: в одних запрашивают о том, что делать и как быть и как горю пособить с такой-то моей пьесой там-то, а в других время от времени сообщают, что там-то или где-то у меня украли гонорар...» (набросок неотправленного письма к П.С. Попову, 8—13 июня 1932 г.); «Ты, надеюсь, понимаешь, что от дел с моими пьесами у меня голова идет кругом. Никоим образом, сидя у окошечка на Пироговской, нельзя управиться с заграничными вопросами. И происходит чертова по временам кутерьма. Тут все: и путаница в сношениях с издательствами и появление разнобойных текстов одних и тех же вещей, по временам фортеля, которые выкидывают некоторые субъекты типа знаменитого Каганского, словом, все прелести» (письмо Н.А. Булгакову, 14 сентября 1933 г.).
Отметим, что посредничество Лайонса тоже оказалось ненадежным, и Булгаков, по истечении срока договора, не возобновил его.
9 января.
...сцена за сценой — намечает пьесу. — Булгаков возвращается к комедии, которую уничтожил в 1930 г. (см. в письме «Правительству СССР» от 28 марта 1930 г.: «И лично я, своими руками, бросил в печку... черновик комедии...»). В ближайшее время она получит название «Блаженство» (Макария, или острова Блаженства, страна Блаженства, в античной мифологии — расположенное непосредственно на земле счастливое и вечное обиталище героев, рай).
20 января.
В театре Немировича... — Опера Д.Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» в Музыкальном театре им. В.И. Немировича-Данченко. Постановщик В.И. Немирович-Данченко, художник В.В. Дмитриев.
Василенко Сергей Никифорович — композитор. Л.Е. Белозерская-Булгакова рассказывает, что знакомство Булгакова и Василенко относится к 1929—1930 гг. (О, мед воспоминаний. С. 132).
23 января.
...лежа, диктовал мне главу из романа... — Булгаков продолжает много работать над романом. В рукописи даты: 30 декабря 1933 г., 4, 6, 7, 8 января... «Пожар в Берлиозовой квартире» написан рукою Елены Сергеевны.
5 февраля.
Соколова Вера Сергеевна (1896—1942) — первая исполнительница роли Елены в «Днях Турбиных». Пьеса Д.П. Смолина «Елизавета Петровна» с Соколовой в роли Елизаветы и с участием Хмелева, Яншина, Станицына впервые поставлена в 1925 г. Второй студией МХАТа, влившейся непосредственно вслед за этим в основной состав МХАТа.
11 февраля.
...а главное — надписью. — См. с. 17.
27 марта.
...переезжали на новую квартиру... — в Нащокинский пер., 3. Елена Сергеевна писала сестре: «...Вышло гораздо лучше, что я переехала. Там у меня было ужасно трудное самочувствие, температура утром каждый день 38, а вечером 39 и 39,3. А здесь — вчера вечером — 38, а утром сегодня 37,3. Меня Миша перевез в закрытой машине и сейчас же уложил. Ни в укладке, ни в раскладке — я пальцем о палец не ударила, все лежу. Пролежу, наверно, еще дня три» (19 февраля 1934 г.).
«Война и мир». — Инсценировку «Войны и мира» Булгаков создал в сентябре 1931 — феврале 1932 гг. Но ни Большой драматический театр в Ленинграде, заказавший эту вещь, ни МХАТ, необыкновенно заинтересовавшийся ею, пьесу так и не поставили.
Сахновский Василий Григорьевич (1886—1945) — режиссер МХАТа, постановщик булгаковской инсценировки «Мертвых душ». С 1932 г. — заместитель директора МХАТа по художественной части.
Топорков Василий Осипович (1889—1970) — актер МХАТа. Неповторимый Чичиков в булгаковской инсценировке «Мертвых душ». В возобновленных в 1932 г. «Днях Турбиных» — Мышлаевский, в очередь с Б.Г. Добронравовым, первым исполнителем этой роли. С.П. Раевский приводит свой диалог с Булгаковым, состоявшийся в конце 1933 г.:
«— Но как же Мышлаевский? Ведь его теперь поочередно играют Добронравов и Топорков, причем они создают совсем различные типы? — спросил я.
— Да, это так. Но мне кажется, что Топорков моего Мышлаевского лучше понял» (цит. по кн.: Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 317).
13 апреля.
На днях приходил кинорежиссер Пырьев... — В марте 1934 г. заместитель директора московской кинофабрики «Союзфильм» И.В. Вайсфельд и кинорежиссер И.А. Пырьев обращаются к Булгакову с предложением о создании киносценария по «Мертвым душам». Это предложение, как и последовавшее затем предложение «Украинфильма» об экранизации «Ревизора», Булгаков принимает охотно. (См. удивленную запись Е.С. Булгаковой 15 августа: «Это было так непохоже на обычные ответы М.А. — поразило меня».) Кинематографичнейший из писателей, он, по-видимому, уже осознавал необходимость своего выхода на экран. Работа идет энергично. 10 мая Булгаков сдаст «Экспозицию», в которой обстоятельно изложит принципы предстоящей экранизации; 17 мая — «Дополнение к экспозиции», или весьма подробный конспект сценария; и летом того же года напишет текст киносценария «Похождения Чичикова, или Мертвые души» по поэме Н.В. Гоголя.
1 мая.
...читал в Сатире «Блаженство». — Договор с Московским театром Сатиры был подписан 25 марта 1934 г. 25 апреля Булгаков не только читает, но и сдает текст пьесы в театр (имеется расписка), и 5 мая газета «Советское искусство» спешит сообщить, что комедия «принята к постановке». (При жизни драматурга она так и не была поставлена.)
Чтение прошло вяло. — Автору этого комментария Е.С. Булгакова говорила, что пьесу слушали «с испугом»; особенно смущали «картины в будущем»; история же с Иваном Грозным казалась безобидной, «спокойной» и обещала быть очень смешной; поэтому театр «просил царя»...
Н.М. Горчаков с 1933 г., параллельно с работой во МХАТе, — художественный руководитель Московского театра Сатиры; судьбу «Блаженства» решал он; в дальнейшем — он же постановщик комедии «Иван Васильевич». Поль П.Н., Кара-Дмитриев Д.Л., Милютина Е.Я. — актеры театра Сатиры.
Прошение о двухмесячной поездке за границу... — 26 апреля 1934 г. Булгаков писал В.В. Вересаеву: «Решил подать прошение о двухмесячной заграничной поездке: август — сентябрь. Несколько дней лежал, думал, ломал голову, пытался советоваться кое с кем. "На болезнь не ссылайтесь". Хорошо, не буду. Ссылаться можно, должно только на одно: я должен и я имею право видеть хотя бы кратко — свет. Проверяю себя, спрашиваю жену, имею ли я это право. Отвечает — имеешь. Так что ж, ссылаться, что ли, на это?
Вопрос осложнен безумно тем, что нужно ехать непременно с Еленой Сергеевной. Я чувствую себя плохо. Неврастения, страх одиночества превратили бы поездку в тоскливую пытку. Вот интересно, на что тут можно сослаться? Некоторые из моих советников при словах "с женой" даже руками замахали. А между тем махать здесь нет никаких оснований. Это правда, и эту правду надо отстоять. Мне не нужны ни доктора, ни дома отдыха, ни санатории, ни прочее в этом роде. Я знаю, что мне надо. На два месяца — иной город, иное солнце, иное море, иной отель, и я верю, что осенью я в состоянии буду репетировать в проезде Художественного театра, а может быть, и писать».
11 мая.
Новый театр (с 1953 г. Ленинградский театр им. Ленсовета). — Возможно, об этом театре Булгаков писал П.С. Попову из Ленинграда 10 июля 1934 г.: «С "Блаженством" здесь произошел случай, выпадающий за грани реального. Номер "Астории". Я читаю. Директор театра, он же и постановщик, слушает, выражает полное и, по-видимому, неподдельное восхищение, собирается ставить, сулит деньги и говорит, что через сорок минут придет ужинать вместе со мной. Приходит через сорок минут, ужинает, о пьесе не говорит ни одного слова, и затем проваливается сквозь землю и более его нет! Есть предположение, что он ушел в четвертое измерение».
13 мая.
В письме А.М. Горькому от 1 мая 1934 г. Булгаков просил поддержать его ходатайство о двухмесячной заграничной поездке:
«Хорошо помня очень ценные для меня Ваши одобрительные отзывы о пьесах "Бег" и "Мольер", я позволяю себе беспокоить Вас просьбой поддержать меня в деле, которое имеет для меня действительно жизненный и чисто писательский смысл.
Собственно говоря, для моей поездки нужен был бы несколько больший срок, но я не прошу о нем, так как мне необходимо быть осенью в МХТ, чтобы не срывать моей режиссерской работы в тех пьесах, где я занят (в частности, "Мольер").
Я в такой мере переутомлен, что боюсь путешествовать один, почему и прошу о разрешении моей жене сопровождать меня.
Я знаю твердо, что это путешествие вернуло бы мне работоспособность и дало бы мне возможность, наряду с моей театральной работой, написать книгу путевых очерков, мысль о которых манит меня».
18 мая.
Лоли — домашнее имя Екатерины Ивановны Буш, воспитательницы Сергея и преданного друга Елены Сергеевны.
1 июня.
Была у нас Ахматова. — Ср.: Ахматова А.А. Листки из дневника (О Мандельштаме): «13 мая 1934 года его (Мандельштама. — Л.Я.) арестовали. В этот самый день я после града телеграмм и телефонных звонков приехала к Мандельштамам из Ленинграда (где незадолго до этого произошло его столкновение с Толстым). Мы все были тогда такими бедными, что для того, чтобы купить билет обратно, я взяла с собой мой орденский знак Обезьяньей Палаты, последний, данный Ремизовым в России (мне принесли его уже после бегства Ремизова — 1921 г.), и статуэтку работы Данько (мой портрет, 1924 г.), для продажи...
Через 15 дней, рано утром, Наде (Н.Я. Мандельштам. — Л.Я.) позвонили и предложили, если она хочет ехать с мужем, быть вечером на Казанском вокзале. Все было кончено, Нина Ольшевская и я пошли собирать деньги на отъезд. Давали много. Елена Сергеевна Булгакова заплакала и сунула мне в руку все содержимое своей сумочки» (цит. по публ. В. Виленкина в журн.: Вопр. лит. 1989. № 2. С. 207, 209).
4 июня.
...был день моих имянин. — Е.С. Булгакова неизменно пишет так: имянин. 3 июня — день Константина и Елены.
20 июля.
...а нам — последним — белые бумажки — отказ. — Эти майско-июньские события 1934 г. Булгаков в письме к В.В. Вересаеву от 11 июля 1934 г. излагает так:
«17 мая лежу на диване. Звонок по телефону, неизвестное лицо, полагаю, служащий: "Вы подавали? Поезжайте в ИНО Исполкома, заполняйте анкету Вашу и Вашей жены".
К 4 часам дня анкеты были заполнены. И тут служащий говорит: "Вы получите паспорта очень скоро, относительно Вас есть распоряжение. Вы могли бы их получить сегодня, если бы пришли пораньше. Получите девятнадцатого".
Цветной бульвар, солнце, мы идем с Еленой Сергеевной и до самого центра города говорим только об одном — послышалось или нет? Нет, не послышалось, слуховых галлюцинаций у меня нет, у нее тоже.
Как один из мотивов указан мной был такой: хочу написать книгу о путешествии по Западной Европе.
Наступило состояние блаженства дома. Вы представляете себе: Париж! памятник Мольеру... здравствуйте, господин Мольер, я о Вас и книгу и пьесу сочинил; Рим! — здравствуйте, Николай Васильевич, не сердитесь, я Ваши "Мертвые души" в пьесу превратил. Правда, она мало похожа на ту, которая идет в театре, и даже совсем не похожа, но все-таки это я постарался... Средиземное море! Батюшки мои!..
Вы верите ли, я сел размечать главы книги!
Сколько наших литераторов ездило в Европу — и кукиш с маслом привезли! Ничего! Сережку нашего если послать, мне кажется, он бы интереснее мог рассказать об Европе. Может быть, и я не сумею? Простите, попробую!
19-го паспортов нет. 23-го — на 25-е, 25-го — на 27-е. Тревога. Переспросили: есть ли распоряжение. — Есть. Из Правительственной комиссии, через Театр, узнаем: "Дело Булгаковых устроено".
Чего еще нужно? Ничего.
Терпеливо ждать. Ждем терпеливо.
Тут уж стали поступать и поздравления, легкая зависть: "Ах, счастливцы!"
— Погодите, — говорю, — где ж паспорта-то?
— Будьте покойны! (Все в один голос.)
Мы покойны. Мечтания: Рим, балкон, как у Гоголя сказано — пинны, розы... рукопись... диктую Елене Сергеевне... вечером идем, тишина, благоухание... Словом, роман! В сентябре начинает сосать под сердцем: Камергерский переулок, там, наверно, дождик идет, на сцене полумрак, чего доброго, в мастерских "Мольера" готовят...
И вот в этот самый дождик я являюсь. В чемодане рукопись, крыть нечем!
Самые трезвые люди на свете — это наши мхатчики. Они ни в какие розы и дождики не веруют. Вообразите, они уверовали в то, что Булгаков едет. Значит же, дело серьезно! Настолько уверовали, что в список мхатчиков, которые должны были получить паспорта (а в этом году как раз их едет очень много), включили и меня с Еленой Сергеевной. Дали список курьеру — катись за паспортами.
Он покатился и прикатился. Физиономия мне его сразу настолько не понравилась, что не успел он еще рта открыть, как я уже взялся за сердце.
Словом, он привез паспорта всем, а мне беленькую бумажку — М.А. Булгакову отказано.
Об Елене Сергеевне даже и бумажки никакой не было. Очевидно, баба, Елизавет Воробей! О ней нечего и разговаривать!
Впечатление? Оно было грандиозно, клянусь русской литературой! Пожалуй, правильней всего все происшедшее сравнить с крушением курьерского поезда. Правильно пущенный, хорошо снаряженный поезд, при открытом семафоре, вышел на перегон — и под откос!
Выбрался я из-под обломков в таком виде, что неприятно было глянуть на меня».
Безыменский А.И. — поэт, один из самых яростных критиков Булгакова. Узнается за фигурой Двубратского в романе «Мастер и Маргарита». В «Открытом письме МХАТу» (Комс. правда. 1926. 14 окт.) Безыменский писал: «Вы, Художественный театр, извращением исторической, художественной и человеческой истины от лица классовой правды Турбиных дали пощечину памяти моего брата...» (отсюда фамилия — Двубратский). Это же «Открытое письмо МХАТу» Булгаков с негодованием цитирует в своем письме «Правительству СССР»: «Писали "о Булгакове, который чем был, тем и останется, новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы"» (выделено Булгаковым).
...написал письмо обо всем этом Сталину. — В письме, подробно и доверительно излагающем события 17 мая — 7 июня 1934 г., Булгаковым подчеркнуты две реплики: «— Паспорта вы получите очень скоро, так как относительно вас есть распоряжение. Вы могли бы их получить сегодня, но уже поздно. Позвоните ко мне восемнадцатого утром»; и ниже (о 23 мая):
«Тогда я несколько насторожился и спросил служащего, точно ли обо мне есть распоряжение и не ослышался ли я 17 мая?
На это мне было отвечено так:
— Вы сами понимаете, я не могу вам сказать, чье это распоряжение, но распоряжение относительно вас и вашей жены есть, так же как и относительно писателя Пильняка».
Заканчивается письмо так: «Обида, нанесенная мне в ИНО Мособлисполкома, тем серьезнее, что моя четырехлетняя служба в МХАТ для нее никаких оснований не дает, почему я и прошу Вас о заступничестве».
...из-за денег мучились много... — По-видимому, Елене Сергеевне и на этот раз не удалось получить от ленинградских театров деньги за гастроли.
Первый сделал в Ленинграде, и Пырьев попросил переделать. — 10 июля 1934 г. из Ленинграда Булгаков писал П.С. Попову: «Люся утверждает, что сценарий ("Мертвых душ". — Л.Я.) вышел замечательный. Я им показал его в черновом виде и хорошо сделал, что не перебелил. Все, что больше всего мне нравилось, то есть сцена суворовских солдат посреди ноздревской сцены, отдельная большая баллада о капитане Копейкине, панихида в имении Собакевича и, самое главное, Рим с силуэтом на балконе, — все это подверглось полному разгрому! Удастся сохранить только Копейкина, и то сузив его. Но — Боже! — до чего мне жаль Рима!
Я выслушал все, что мне сказал Вайсфельд и его режиссер, и тотчас сказал, что переделаю, как они желают, так что они даже изумились».
15 августа.
Из Парижа прислали перевод «Зойкиной». У М.А. волосы стали дыбом. — 1 августа Булгаков пишет Николаю, в Париж: «Получен и французский текст "Зойкиной"... Прошу тебя со всей внушительностью и категорически добиться исправления неприятнейших искажений моего текста, которые заключаются в том, что переводчик вставил в первом акте (а возможно, и еще где-нибудь) имена Ленина и Сталина. Прошу тебя добиться, чтобы они были немедленно вычеркнуты. Я надеюсь, что тут нечего долго объяснять, насколько неуместно введение фамилий членов правительства СССР в комедию. Так нельзя искажать текст! Я был поражен, увидев эти вставки с фамилиями в речи Аметистова! На каком основании? У меня ничего этого нет! Словом, этого делать нельзя!»
Аналогичное письмо накануне было послано Марии Рейнгардт.
23 августа.
Эрдман Борис Робертович (1899—1960) — театральный художник.
Брат драматурга Николая Эрдмана. В 30-е гг. — один из близких друзей Булгаковых.
Стецкий А.И. — партийный функционер; здесь: имя нарицательное.
24 августа.
Середняки — здесь: среднее поколение актеров МХАТа.
25 августа.
Мамошин И.А. — секретарь парткома МХАТа.
6 сентября.
Нижний кабинет. — Ср. описание «нижнего кабинета» в главе 9-й и «верхнего кабинета» в главе 10-й «Театрального романа», а также диалог в главе 13-й, когда Максудов говорит об Иване Васильевиче:
«— Ведь нельзя же иметь дело с человеком, который никого не слушает!
— Нет, он слушает. Он слушает трех лиц: Гавриила Степановича, тетушку Настасью Ивановну и Августу Авдеевну. Вот три лица на земном шаре, которые могут иметь влияние на Ивана Васильевича. Если же кто-либо другой, кроме указанных лиц, вздумает повлиять на Ивана Васильевича, он добьется только того, что Иван Васильевич поступит наоборот». (Прототип Гавриила Степановича — Н.В. Егоров.)
7 сентября.
«Следопыт» — роман Ф. Купера. Ср. в «Записках юного врача»: «Порою нас заносило вовсе снегом, выла несусветная метель, мы по два дня сидели в Муравьевской больнице, не посылали даже в Вознесенск за девять верст за газетами, и долгими вечерами я мерил и мерил свой кабинет и жадно хотел газет, так жадно, как в детстве жаждал куперовского "Следопыта"».
Авель Сафронович — Енукидзе. Бубнов А.С. — в 1929—1937 гг. нарком просвещения.
Марков Павел Александрович (1897—1980) — театральный критик, театровед; с 1925 г. — заведующий литературной частью Художественного театра; способствовал постановке «Дней Турбиных» и «Мертвых душ» во МХАТе, активно стремился к постановке «Бега». Прототип Миши Панина в «Театральном романе». Павла Маркова совсем вон. — Ср. в «Театральном романе», там, где Бомбардов напутствует Максудова перед свиданием с Иваном Васильевичем: «Тут прогремели звонки, Бомбардов заторопился, ему нужно было идти на репетицию, и дальнейшие наставления он давал сокращенно: — Мишу Панина вы не знаете...»
От Пырьева получен сценарий «Мертвых душ». — К сценарию приложено письмо И.А. Пырьева (15 сентября 1934 г.): «Многоуважаемый Михаил Афанасьевич! Посылаю Вам экземпляр сценария, в котором я сделал кое-какие режиссерские поправочки, прошу за них на меня не обижаться. Дня через два, если позволите, я к Вам зайду лично, и тогда мы эти "поправочки" обговорим...»
Личное свидание, по-видимому, не состоялось, и только 5 ноября Булгаков ответил Пырьеву: «Милый Иван Александрович! При просмотре экземпляра сценария "Мертвых душ", переписанного с Вашими режиссерскими добавлениями, я обнаружил многие вещи, которые следует немедленно исправить. В частности, на балу Вы ввели менуэт. Я не могу сейчас сделать срочной проверки танцев того времени, но и без этой проверки могу сказать, что на губернаторском балу менуэт в чичиковские времена никак танцевать не могли. Менуэт надо убрать.
Далее: на 56-й странице у Вас введен урядник. Урядники появились в России в 1878 году. Следовательно, урядника надо немедленно убрать.
Еще: на стр. 41-й введена странная надпись: "Несравненно замечательное впечатление он произвел на дам..." Такой надписи быть не может!
Вообще весь сценарий содержит такое множество стилистических ошибок и всякого рода искажений, что его надлежит немедленно править. И я прошу Вас прислать мне экземпляр для того, чтобы я его выправил, с этого выправленного переписать и лишь тогда давать его читать. Я не хочу отвечать за те ошибки, которые в нем содержатся. На сценарии стоит моя фамилия, и я, как автор, настаиваю на том, чтобы текст был мною выправлен». (Оба письма цит. по ст.: Егоров Б.Ф. М.А. Булгаков — «переводчик» Гоголя // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома, 1976. Л., 1978. С. 75—76).
16 сентября.
Вечером — Лямин. Миша читал ему несколько глав романа. — 10—15 сентября 1934 г. Булгаковым вчерне написаны несколько важнейших последних глав, еще не имеющих ни названий, ни нумерации. В этих главах описан подвальчик, в котором герой очнулся после шабаша; диалог Маргариты с неизвестным, появившимся за окном:
«— Богохульский дома?
— Никакого Богохульского здесь нет, — ответила грубым голосом Маргарита.
— Как это так нету? — растерянно спросили в форточке. — Куда же он девался?
— Его гепеу арестовало, — ответила строго Маргарита и прибавила: — А твоя фамилия как?»
Здесь дано явление «фиолетового всадника»:
«...пятая лошадь грузно обрушилась на холм, и фиолетовый всадник соскочил со спины. Он подошел к Воланду, и тот, прищурившись, наклонился к нему с лошади. Коровьев и Бегемот сняли картузики, Азазелло поднял в виде приветствия руку, хмуро скосился на прилетевшего гонца. Лицо того печальное и темное было неподвижно, шевелились только губы. Он шептал Воланду...»
Что именно шептал он, еще не слышно, но уже слышен «мощный бас Воланда», ответно разлетевшийся «по всему холму»:
«— Очень хорошо, — говорил Воланд, — я с особенным удовольствием исполню волю пославшего. Исполню».
В главе, датированной 15 сентября, к герою, которого автор до сих пор называл «поэтом», Азазелло впервые обращается со словом «мастер».
17 сентября.
Илья — И.Я. Судаков.
Шапошников Борис Валентинович (1890—1956) — художник, искусствовед, сотрудник и действительный член ГАХНа с самого начала его основания. В 1930 г. был сослан в Великий Устюг; по возвращении — директор Музея Л.Н. Толстого в Москве. «В конце 40-х годов, также стремясь резко изменить свою жизнь, чтобы, может быть, как-то спастись от постоянно висевшей над ним, как и над многими другими, угрозы репрессий <...>, переехал в Ленинград и занялся восстановлением музеев и музейных комплексов, связанных с именем Пушкина, стал директором Музея Пушкинского дома» (Шапошникова Н.В. С. 104).
На чтениях у Н.Н. Лямина в 1925 г. познакомился с Булгаковым и стал одним из самых близких его друзей. Расцвет их дружбы приходится на 20-е гг.
20 сентября.
Марианна Толстая (р. 1911) — дочь писателя А.Н. Толстого. В конце 1933 г. познакомилась с Е.А. Шиловским (писала близким: «Красивый синеглазый военный с тремя ромбами в петлицах... Ему 43 года...» — Толстая М.А. Тихая музыка памяти // Нева. 1987. № 8). С 1936 г. — жена Е.А. Шиловского.
21 сентября.
Вечером М.А. писал роман. — 21 сентября 1934 г. в тетради романа датирована глава «Ночь»: всадники на своих черных конях летят над землею, над морем, над сверкающим городом. Можно догадаться, что это — Рим... «Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь заключенным. Я слеп и нищ», — говорит Мастер, и Воланд дарует ему несколько мгновений побыть невидимым в толпе...
Впрочем, не исключено, как это нередко в публикуемых дневниках, что речь идет о вечере накануне — о вечере 20 сентября. Если так, то Е.С. отмечает здесь работу писателя над сценой «Свист», предшествующей главе «Ночь».
30 сентября.
Р.К. — Рипсимэ Карповна (Таманцова).
12 октября.
Басов Осип Николаевич (1892—1934) — актер и режиссер Театра им. Вахтангова.
16 октября.
Ульянов Н.П. — театральный художник, автор первоначального оформления спектакля «Мольер». Гремиславский И.Я. — театральный художник, заведовал постановочной частью МХАТа.
18 октября.
Мария Гермогеновна — жена В.В. Вересаева.
...письмо с фабрики. — 18 октября Булгаков получил от директора кинофабрики С.А. Саврасова и заместителя директора И.В. Вайсфельда письмо с требованием внести новые изменения в сценарий «Мертвых душ». Его ответ датирован 22 октября:
«...сообщаю Вам, что я согласен произвести в сценарии "Мертвых душ" те переделки, которые указаны в письме, но при условии, что эта работа будет оплачена фабрикой.
По нашему договору фабрика могла требовать от меня переделки сценария два раза. Дважды мною и были произведены переделки, после чего сценарий был принят фабрикой. Вновь предложенная мне работа не входит в мой договор и должна быть оплачена отдельно...
Меня крайне удивило то, что Вы пишете в письме о возможности привлечения другого автора для осуществления переделок. Фабрика не имеет права вводить в мою работу никакого другого соавтора...» (цит. по: Егоров Б.Ф. С. 76—77).
20 октября.
«Привидения» — пьеса Г. Ибсена.
17 ноября.
Вечером приехала Ахматова. Ее привез Пильняк из Ленинграда на своей машине. — Э. Герштейн рассказывает: «...Анна Андреевна совершила с Пильняком экзотическую поездку в открытой машине из Ленинграда в Москву. Знакомым она, бравируя, говорила, что отделалась только легким насморком. Но мне рассказала о пренеприятном дорожном происшествии. Где-то под Тверью случилась небольшая авария, пришлось остановиться и чинить машину. Сбежались колхозники. И легковая машина, и костюм Пильняка обнаруживали в нем советского барина. Это сразу вызвало вражду. Одна баба всю силу своего негодования обратила на Ахматову. "Это — дворянка, — угрожающе выкрикивала она, — разве не видите? Я сразу признала"» (Вопр. лит. 1989. № 6. С. 254).
Рассказывала о горькой участи Мандельштама. Говорили о Пастернаке. — Это — одно из мест дневников, в чтении которых особенно горько чувствуется утрата первой редакции. Соединение имен Мандельштама и Пастернака, возможно, означает, что Ахматова пересказывала разговор Пастернака со Сталиным, позднее в ее записях изложенный так: «Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом будет все в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. "Если бы мой друг поэт попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти". Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле. "Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?" — "Писательские организации не занимаются этим с 1927 года". — "Но ведь он ваш друг?" Пастернак замялся, а Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: "Но ведь он же мастер, мастер?" Пастернак ответил: "Это не имеет значения".
Борис Леонидович думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы.
..."Почему мы все говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить". — "О чем?" — "О жизни и смерти". Сталин повесил трубку» (цит. по: Виленкин В. С. 209).
21 ноября.
День имянин М.А. — 21 ноября, или 8 ноября по ст. ст., — день архангела Михаила.
26 ноября.
Коростин М.С. — кинорежиссер. По сообщению Г.С. Файмана (см.: Искусство кино. 1983. № 9), в некоторых документах эта фамилия пишется так: Каростин.
1 декабря.
...имя М.А. в проспекте на 1935 год. — «Мольер» Булгакова действительно был объявлен журналом «Красная новь» на 1935 год. Публикация не состоялась.
9 декабря.
Русланов Л.П. — актер и режиссер Театра им. Вахтангова.
10 декабря.
Такие разговоры действуют на М.А. угнетающе. — В 1-й ред. (она сохранилась начиная с 5 декабря 1934 г.) далее: «С моей точки зрения все эти разговоры — бессмыслица совершенная. Приходят к писателю умному, знатоку Гоголя — люди нехудожественные, без вкуса, и уверенным тоном излагают свои требования насчет художественного произведения, над которым писатель этот работает, утомляя его безмерно и наводя скуку. Угостила их, чертей, вкусным ужином — икра, сосиски, печеный картофель, мандарины».
12 декабря.
...решили идти на договор с театром. — В 1-й ред. далее: «Отдыхаю душой, когда они говорят о Пушкине». И запись 13 декабря, во 2-й редакции отсутствующая:
«Вечером я пошла к Троицким. <...> При уходе они мне рассказали, что доктор Дж... (неразб.) два года назад клятвенно их заверял, что брак наш с Мишей продержится не больше года, и демонически при этом хохотал.
Я его выругала им тут же сукиным сыном и сволочью и сказала Лиде на ее слова: "Я ему напомнила о его сестре, которая тоже..." — "Ты бы лучше мать его вспомнила!" — что привело Ивана Алек, и поклонника Лидиного в дикий восторг.
До каких пор все посторонние люди будут вмешиваться в наши любовные дела и обсуждать, сколько времени мы будем жить вместе!»
Троицкие — давние друзья Елены Сергеевны, упоминаются в ее письмах к сестре в 20-е гг.
15 декабря.
В 1-й ред. запись: «Читала книжку Заяицкого — страшно понравилось. А Миша о нем отзывался, как о очень приятном и талантливом человеке».
17 декабря.
Егоров возмущался... — В 1-й ред.: «До чего верны характеристики, которые дает людям Миша. Егоров передо мной играл когда-то роль христианина, человека, который только и думает о том, чтобы сделать людям добро. На самом же деле он — злой, мстительный, завистливый, дрянной и мелкий человек!»
28 декабря.
М.А. перегружен мыслями, мучительными. — В 1-й ред.: «Я чувствую, насколько вне Миши работа над "Ревизором", как он мучается с этим. Работа над чужими мыслями из-за денег. И безумно мешает работать над Пушкиным».
...свои мысли о пьесе. — В 1-й ред.: «Виден Николай, видна Александрина — и самое сильное, что осталось в памяти сегодня, сцена у Геккерена — приход слепого Строганова, который решает вопрос — драться или не драться с Пушкиным Дантесу. Символ — слепая смерть со своим кодексом дуэли убивает».
31 декабря.
В 1-й ред.: «Кончается год. И вот, проходя по нашим комнатам, часто ловлю себя на том, что крещусь и шепчу про себя: "Господи! Только бы и дальше было так!"».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |