2.2. Диалог Пилата и Каифы

Разговор Пилата и Каифы — пример симметричной коммуникации. В отличие от других собеседников, с которыми прокуратор вступает в диалог, первосвященник Каифа занимает не менее высокое положение, чем сам Пилат. Таким образом, происходит минимизация различий, и коммуникативная цепочка строится по принципу «на подобное отвечать подобным», что, однако, не освобождает коммуникантов от требований этикетных правил.

Начало разговора представляет собой типичный доклад по положению дел, касающихся смертных приговоров: «Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный приговор». В ранних вариантах романа эта фраза имела несколько иное содержание: «Я утвердил приговор мудрого Синедриона» («Копыто инженера», «Золотое копье»); «<...> согласился с мнением Синедрион о том, что Га-Ноцри необходимо казнить, и утвердил смертный приговор» («Мастер и Маргарита», полная рукописная редакция). В окончательной редакции отсутствует этикетная демонстрация вежливости и расположенности к собеседнику: «мудрый» (Синедрион). Помимо этикетной формулы, прилагательное «мудрый» несло значение «авторитетный», «тот, чье мнение является главным». Таким образом, получалось, что большую часть ответственности за приговор Иешуа нес Синедрион. Вместе с отсутствием упоминания Синедриона меняется смысловой вектор: в окончательной редакции вся ответственность за суд над Иешуа лежит исключительно на прокураторе. Если изначально существовало два субъекта действия: инициатор (Синедрион) и исполнитель (Пилат), то в окончательном варианте действия принадлежат одному субъекту: [Пилат] «разобрал дело и утвердил смертный приговор». Апелляцией к этому факту в дальнейшем и воспользуется Каифа.

Устойчивость и шаблонность отчета подчеркнута тем, что слова Пилата переданы в форме несобственно прямой речи. В данном случае несобственно прямая речь, создавая отстраненность от говорящего субъекта, производит эффект формального пересказа. То есть позволяет судить о том, что подобные речи привычны для Пилата, и прокуратор произносит их автоматически. Об отсутствие эмоциональности в речи прокуратора свидетельствует нейтральный глагол говорения «сказал»: «Пилат сказал, что...». В то же время, среди этой шаблонности присутствуют неявные субъективные вкрапления, целью которых является скрытое воздействие на собеседника и актуализация у него нужных стереотипов. Так, прокуратор говорит: «Таким образом, к смертной казни, которая должна пройти сегодня, приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и, кроме того, этот Иешуа Га-Ноцри». В данном случае, чтобы высказывание имело объективный характер, Пилат должен был сказать: «Таким образом, к смертной казни, которая должна пройти сегодня, приговорены четверо разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и Га-Ноцри». Воздействие на собеседника и демонстрация субъективного отношения проявляется на следующих уровнях.

1. На лексическом:

а) употребление собирательного количественного определителя «трое» вместо «четверо» с существительным «разбойники»;

б) называние только одного из осужденных по имени — Иешуа Га-Ноцри — позволяет делать вывод о личной симпатии к данному человеку со стороны прокуратора;

в) употребление местоимения «этот» (Иешуа Га-Ноцри) с оттенком неодобрения к называемому лицу с целью «маскировки» и создания видимости пренебрежительного отношения к осужденному.

2. На логическом: замена числительного «трое/четверо» вводит противопоставление «разбойник»/«не разбойник» (Дисмас, Гестас, Вар-равван/Иешуа). То есть сам Пилат не относит последнего осужденного к категории «преступник».

3. На синтаксическом: введение коммуникативного осложнителя «кроме того» со значением «добавления к чему-либо». За счет этого возрастает смысловая нагрузка последнего компонента однородного ряда — Иешуа Га-Ноцри —, а также происходит его интонационное выделение.

Каифа, выслушав Пилата, ответил что «Синедрион просит отпустить Вар-раввана». «Прокуратор хорошо знал, что именно так ему ответит первосвященник, но задача его заключалась в том, чтобы показать, что такой ответ вызовет его изумление». Причиной такого прогнозирования ответа Каифы являлось знание Пилата общей ситуации — политики партии первосвященников. Эта консервативная партия всегда сильно противодействовала соблазну народа. Она старалась арестовывать религиозных энтузиастов, считая, что они доведут своими проповедями страну до полной гибели [Ренан, электронный ресурс]. Смертный приговор Иешуа был одним из тысячи случаев реализации подобной политики. Таким образом, ситуация, возникшая вокруг Иешуа, была типичным случаем в юридической практике как Каифы, так и Пилата.

Освобождение преступника по случаю великого праздника Пасхи также являлось типичной ежегодной процедурой. Коммуникация Пилата и Каифы происходит в рамках конвенционального фрейма «освобождение преступника в честь праздника пасхи», имеющего структуру:

Место: дворец Ирода Великого.

Функции: F(x) — римский прокуратор, G(y) — первосвященник (религиозный вождь народа).

Отношения: F(x) официально исполняет волю G(y).

Свойства: y ходатайствует за одного из преступников, x обязан освободить его.

Позиции: y подконтролен x, но x обязан исполнить волю y.

Отвечающая ситуации последовательность действий римского прокуратора (x):

— x должен перечислить y осужденных и назвать их преступления;

— x должен спросить y, кого тот желает освободить;

— x должен исполнить волю y.

Отвечающая ситуации последовательность действий первосвященника (y):

— y выслушивает перечень осужденных;

— y называет имя того, кого необходимо освободить.

Цель Пилата — показать, что он удивлен ответом Каифы, априори не может быть достигнута. Во-первых, своим вмешательством в решение первосвященника прокуратор выходит за рамки конвенциональности (x должен исполнить волю y), а во-вторых, знание общей ситуации (политики первосвященника) подразумевает один единственный исход разговора, и оба собеседника это знают. Таким образом, разговор Пилата с Каифой заранее обречен на неудачу.

Тем не менее, прокуратор «с большим искусством» пытается разубедить первосвященника: «Брови на надменном лице поднялись, прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с изумлением.

— Признаюсь, этот ответ меня удивил, — мягко заговорил прокуратор — боюсь, нет ли здесь недоразумения».

Стратегией Пилата выступает игра на полном спокойствии: мягкость тона, взгляд в глаза направлены на создание искренней расположенности к собеседнику. Прокуратор объясняет свою позицию, выстраивая речь по схеме <тезис — развёрнутая аргументация — заключение>.

1. Тезис — «произошла ошибка»: «Римская власть ничуть не покушается на права духовной местной власти, первосвященнику это хорошо известно, но в данном случае налицо явная ошибка. И в исправлении этой ошибки римская власть, конечно, заинтересована». Обобщенная номинация «римская власть» используется Пилатом в качестве прикрытия: «римская власть» = сам прокуратор. Оперируя ссылкой на авторитетный источник, Пилат пытается придать определенную значимость своему ходатайству.

Для создания видимой объективности Пилат для начала подчеркивает, что местная власть имеет полное право на решение религиозных вопросов. Одновременно прокуратор апеллирует к чувству римской справедливости. То есть, признавая свободу власти первосвященника, Пилат дает понять, что, так или иначе, Каифа находится под контролем у прокуратора и в отдельных спорных вопросах не должен игнорировать точку зрения «римской власти».

2. Развернутая аргументация (в чем состоит ошибка): «В самом деле: преступления Вар-раввана и Га-Ноцри совершенно не сравнимы по тяжести. Если второй, явно сумасшедший человек, повинен в произнесении нелепых речей, смущавших народ в Ершалаиме и других некоторых местах, то первый отягощен гораздо значительнее. Мало того, что он позволил себе прямые призывы к мятежу, но он еще убил

стража при попытках брать его. Вар-равван гораздо опаснее, нежели Га-Ноцри». Аргументация прокуратора строится исключительно на логических принципах. Если Каифа при принятии решения опирается на гипотезу (к чему может привести деятельность преступника), то Пилат — строго на факты («что уже совершил осужденный»). Таким образом, прокуратор считает возможным наказывать только за конкретные незаконные действия (прямые призывы к мятежу, убийство). Каифа же полагает, что все назначение правительства сводится к тому, чтобы не допускать народных волнений, предупреждая с помощью юридического убийства бурное кровопролитие. Обе позиции во многом объясняются разницей между западным и восточным типом мышления.

Помимо апелляции к логике, прокуратор использует прием закрепления нужных стереотипов: Вар-равван опасный преступник, Иешуа — сумасшедший. Для актуализации первого стереотипа прокуратор использует лексический повтор: повторяющееся наречие «гораздо» в сочетании с прилагательными и наречиями в сравнительной степени: гораздо опаснее, отягощен гораздо значительнее.

Закрепление стереотипа — «сумасшедший человек» — достигается средствами субъективной модальности: наречие «явно» (сумасшедший) указывает на абсолютную уверенность говорящего в своих словах. Однако «явное сумасшествие», приведшее к «нелепым речам», может быть только точкой зрения римлянина-язычника. С позиции иудея-Каифы речи Иешуа имеют совсем иное значение. В данном случае при попытке убедить собеседника Пилат не учитывает разницу менталитетов. Поэтому, при всей своей выстроенности и логичности, речь прокуратора остается «западно-ориентированной»: в ней, прежде всего, прослеживается позиция римлянина, а не иудея. Таким образом, главная ошибка Пилата заключается в том, что он нисколько не адаптирует свою речь под собеседника. К тому же сам Пилат не считает Иешуа сумасшедшим.

3. Заключение (просьба исправить ошибку): «В силу всего изложенного прокуратор просит первосвященника пересмотреть решение и оставить на свободе того, из двух осужденных, кто менее вреден, а таким, без сомнения, является Га-Ноцри».

Воздействие на собеседника снова осуществляется с помощью средств субъективной модальности. Вводный компонент «без сомнения» выражает уверенное утверждение и соответствует по значению лексемам «безусловно», «бесспорно», «разумеется», «конечно», «очевидно». Таким образом, в своем заключении Пилат имплицитно отрицает существование каких-либо других вариантов. Поскольку ситуация предписывала совершенно другое поведение прокуратора, Каифа «считал» его намерение и понял его игру. Об этом свидетельствует то, что, реагируя на речь Пилата, первосвященник полностью копирует его манеру (взгляд прямо в глаза, интонация).

Невербальный компонент играет важную роль в общении Пилата и Каифы. По сути, каждый из говорящих является отправителем как вербальной, так и невербальной реплики. Соответственно и реакция на реплику собеседника происходит одновременно в двух плоскостях: ответ на высказанное (вербальное) и невысказанное (невербальное). Если вербальный уровень общения заключен в официальные рамки, то невербальный компонент скрывает за собой более свободное общение.

В представленном фрагменте диалог развертывается на трех уровнях.

1. Вербальный уровень:

— Признаюсь, этот ответ меня удивил, боюсь, нет ли здесь недоразумения.

— Синедрион внимательно ознакомился с делом и вторично сообщает, что намерен освободить Вар-раввана.

2. Визуальный (контакт глаз):

— ...прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с изумлением.

— Каифа прямо в глаза посмотрел Пилату.

3. Интонационный:

— ...мягко заговорил прокуратор.

— ...сказал тихим, но твердым голосом.

Каждый из этих уровней является базой для отправки одновременно нескольких (разных) сообщений собеседнику. Невербальные компоненты коммуникации, которые использует Каифа, представляют два скрытых сообщения, которые можно вербализовать следующим образом: взгляд «прямо в глаза» Пилату означает «я понял, чего ты добиваешься, прокуратор»; а «твердый тон» — «мое решение не подлежит обсуждению». В схематичном упрощенном виде диалог на интонационном уровне можно представить так:

— Да? (Мягкость тона).

— Нет. (Твердость тона).

Просьба Пилата к первосвященнику — повторить свое решение в третий раз, — по сути, происходит «по инерции»: невербальный уровень уже не участвует:

«— Как? Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз.

— И в третий раз мы сообщаем, что освобождаем Вар-раввана».

Пилат понимает, что слабые попытки апелляции к авторитету римской власти ни к чему не приведут. К тому же римская власть в сознании первосвященника ассоциируется с механизмом давления и ущемлением свободы иудеев.

Мощное внутреннее напряжение Пилата во время разговора с Каифой и осознание безысходности в деле Иешуа отразились на способности прокуратора адекватно воспринимать действительность: «Тут он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился происшедшей перемене. Пропал отягощенный розами куст, пропали кипарисы, окаймляющие верхнюю террасу, и гранатовое дерево, и белая статуя в зелени, да и сама зелень. Поплыла вместо этого всего какая-то багровая гуща, в ней закачались водоросли и двинулись куда-то, а вместе с ними двинулся и сам Пилат. Теперь его уносил, удушая и обжигая, самый страшный гнев, гнев бессилия».

«— Тесно мне, — вымолвил Пилат, — тесно мне!

Он холодною влажною рукою рванул пряжку с ворота плаща, и та упала на песок».

Это восклицание прокуратора не обращено к Каифе, а представляет вербальную реакцию на внутреннее состояние Пилата, на происходящее у него внутри. В данный момент Пилат вообще «не видит» своего собеседника.

Каифа, который не может знать о душевном переломе прокуратора, воспринимает эту фразу, действительно, как реакцию Пилата на жаркую погоду, а не в качестве метафоры «удушающего гнева». Тем более, что официальный разговор уже завершен и было вполне естественным разойтись на нейтральной теме, какой и является тема погоды:

«— Сегодня душно, где-то идет гроза, — отозвался Каифа, не сводя глаз с покрасневшего лица прокуратора и предвидя все муки, которые еще предстоят. «О, какой страшный месяц нисан в этом году!»».

На то, что первосвященник буквально воспринимает слова Пилата, указывает развертывающаяся у него цепочка ассоциаций:

Тесно (физическое состояние) — душно (состояние окружающей среды) — муки, которые предстоят — страшный месяц нисан [в этом году]. Две последние ассоциации представляют контаминацию прямого и метафоричного значения выражения «тесно мне». Под предстоящими муками и «страшным» месяцем нисаном Каифа понимает как природную составляющую (нисан — первый весенний месяц, значит, дальше будет еще жарче и тяжелее), так и «событийную» (произошло много важных событий общественной жизни, к которым был причастен первосвященник по долгу службы). Таким образом, реплику Пилата «Тесно мне!» Каифа проецирует на себя. Это еще раз доказывает, что мысли первосвященника уже не заняты разговором о смертном приговоре Иешуа. В черновике романа («Копыто инженера») переключение Каифы на свои собственные мысли показано более явно: «Идет праздник, а я которую ночь не сплю и когда же я отдохну?.. Какой страшный месяц нисан в этом году...».

Пилатовская стратегия спокойствия резко сменяется стратегией угроз, ложных сообщений об опасности: «Нет, это не оттого, что душно, а тесно мне стало с тобой, Каифа, — и, сузив глаза, Пилат улыбнулся и добавил: — Побереги себя, первосвященник». Состояние гнева сужает сознание прокуратора так, что он становится полностью поглощен объектом этого гнева — Каифой.

«Темные глаза первосвященника блеснули, и, не хуже, чем ранее прокуратор, он выразил на своем лице удивление». Каифа прекрасно знал, что Пилат ненавидит его, и угрозы сами по себе не могли удивить первосвященника. Наигранное удивление Каифа использует как насмешку над прокуратором. Этот жест подкрепляется словами первосвященника: «— Что я слышу прокуратор? — гордо и спокойно ответил Каифа, — ты угрожаешь мне после вынесенного приговора, утвержденного тобой самим? Может ли это быть? Мы привыкли к тому, что римский прокуратор выбирает слова, прежде чем что-нибудь сказать. Не услышал бы нас кто-нибудь, игемон?». Первосвященник использует оружие Пилата — апелляцию к логическим фактам — против него самого. В отличие от самого прокуратора Каифа учитывает фактор адресата для достижения максимально эффективного воздействия своих слов. Формально за Пилатом, действительно, оставалось последнее слово в решении дела Иешуа. Таким образом, Каифа показывает, что по факту Пилату некого винить в исполнении приговора, кроме самого себя.

То, что в ответ Пилат «мертвыми глазами посмотрел на первосвященника», свидетельствует о том, что прокуратор понял, с одной стороны, правдивость, а с другой — всю подлость слов Каифы. Гнев Пилата достигает своего апогея, на что указывает еще большая актуализация тактики угроз.

1. Частотность использования прямых угроз:

а. Угрозы, адресованные лично первосвященнику: «Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему».

«Теперь полетит весть от меня, да не наместнику в Антиохию и не в Рим, а прямо на Капрею, самому императору, весть о том, как вы [Синедрион в лице Каифы] заведомых мятежников в Ершалаиме прячете от смерти».

б. Угрозы, направленные в сторону народа Ершалаима: «И не водою из Соломонова пруда, как хотел я для вашей пользы, напою я тогда Ершалаим! Нет, не водою!». «Увидишь ты не одну когорту в Ершалаиме, нет! Придет под стены города полностью легион Фульмината, подойдет арабская конница, тогда услышишь ты горький плач и стенания».

2. Использование скрытых угроз: «Да не только мышь, не проникнет даже этот, как его... из города Кириафа. Кстати, ты знаешь такого, первосвященник? Да... если бы такой проник сюда, он горько пожалел бы себя, в этом ты мне, конечно, поверишь?». Первый риторический вопрос (Кстати, ты знаешь такого, первосвященник?) употребляется Пилатом для указания на свою осведомленность в том, что Иуда действовал по поручению Каифы. Второй риторический вопрос (если бы такой проник сюда, он горько пожалел бы себя, в этом ты мне, конечно, поверишь?) содержит в себе имплицитное указание на то, что прокуратор намерен убить Иуду. Твердость намерения подкрепляется вопросом «в этом ты мне, конечно, поверишь?».

Каифа тоже постепенно переходит в состояние гнева и сильного внутреннего напряжения: с одной стороны, он пытается поддерживать твердость и уверенность тона («гордо и спокойно ответил Каифа», «бесстрашно ответил чернобородый Каифа»), с другой — становится не способным скрыть злобу: «Лицо первосвященника покрылось пятнами, глаза горели. Он подобно прокуратору, улыбнулся, скалясь, и ответил...».

В своей речи первосвященник также прибегает к использованию скрытых угроз в адрес Пилата: «Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!». В данном высказывании содержится имплицитная информация о том, что Каифа намерен подать жалобу на прокуратора кесарю с целью убрать Пилата с должности наместника. В ранней редакции романа («Копыто инженера») угроза звучит почти открыто: «Разве должность наместника не сменяема?»

Желание Пилата освободить Иешуа Каифа объясняет исключительно политической борьбой иудеев и римлян: «Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи!». Первосвященник видит Иешуа в качестве орудия борьбы с иудеями в руках римского прокуратора. Пилат же понимал, что движение Га-Ноцри было исключительно духовным и не имело никакого отношения к политике.

Разговор резко обрывается словами Пилата: «Дело идет к полудню. Мы увлеклись беседою, а между тем надо продолжать», а также «изысканными извинениями» прокуратора перед первосвященником.