Последовательно решая вечные проблемы, любой философ формирует то, что носит название «мировоззрение». Это русское слово аналогично по логике своего образования немецкому «Weltanschauung». Мировоззрение есть система взглядов на мир, на человека, на отношение человека к миру. Сам термин «мировоззрение» появляется впервые в начале XVIII века в сочинениях немецких романтиков, а также в работе Ф. Шлейермахера «Речи о религии». В «Феноменологии духа» Г.В.Ф. Гегель рассматривал «моральное мировоззрение»1, а в «Лекциях по эстетике» — «религиозное миросозерцание»2. В третьей книге «Лекций по эстетике» Гегель пользуется понятием «теоретическое мировоззрение» для характеристики идейной позиции художника3. Следовательно, Гегель пытался разграничить типы мировоззрений.
Типология мировоззрений может быть построена на самых разных основаниях. Часто говорят о религиозном, естественнонаучном, социально-политическом, философском мировоззрениях. Многие исследователи говорят об обыденно-житейском мировоззрении, о мировоззрении мифологическом и эстетическом. По мнению А.В. Иванова и В.В. Миронова, «традиционно выделяют пять основных типов мировоззрения, имеющих более или менее выделенную специфику: мифологическое, религиозное, художественное, научное или натуралистское, и философское. Такое деление носит генетически-исторический характер и просто фиксирует наиболее распространенные формы мировоззрения, отражая характер их становления. Они могут сочетаться в самых разных вариантах в сознании конкретного человека»4.
Каждый мыслящий человек обладает определенным мировоззрением, то есть определенными представлениями о мире, о месте в нем человека, о смысле человеческого бытия и т. д. Мировоззрение формируется всей системой понятий и представлений, сложившихся в данном обществе и отражающих определенный способ жизни людей. На этой основе складывается определенное воззрение на мир. Мировоззрение, таким образом, это — общественное самосознание человека, в котором действительность отражается сквозь призму человеческих целей и интересов.
Особенностью мировоззрения является то, что оно возникает из практического отношения к миру и является способом духовно-практического освоения мира, в котором определяющим принципом является ценностный подход к его изучению. В мировоззрении мир удваивается на мир сущего и мир должного, преобразованного соответственно интересам и потребностям человека. Это удвоение есть в любом типе мировоззрения: и в мифологии, и в религии, и в философии.
Как в любом интегральном образовании, в мировоззрении принципиально важна связь его компонентов. В состав мировоззрения входят: 1) общенаучные знания, 2) специальные знания, 3) повседневные или жизненно-практические знания. Науки о природе и обществе дают общие представления о различных сторонах объективного целостного мира. Искусство, мораль, право отражают в своеобразном преломлении всеобщие законы и сущность природной и социальной действительности. Жизненно-практические взгляды о мире и человеке формируются мифологией и религией.
И, тем не менее, мировоззрение — не механическая сумма обособленных элементов знания. Только теоретически можно выделить из мировоззрения различные элементы, а в реальном процессе они органически соединены и составляют целостное отраженное содержание бытия. Взаимоотношение мировоззрения и различных форм сознания — это взаимоотношение целого и части, общего и единичного. В каждой отдельной форме специфически проявляется общее. И если мировоззрение не существует вне конкретных форм сознания, то и они, в свою очередь, органически связаны с мировоззрением как общим объединяющим началом.
Мировоззрение, его структура и содержание не являются чем-то раз и навсегда данным, статичным, неизменным. На разных этапах исторического развития изменялась роль отдельных компонентов в системе мировоззрения, со временем обновлялось и обогащалось его содержание. В зависимости от того, какие формы сознания, какие взгляды преобладают в той или иной совокупности представлений о мире в целом, в зависимости от способа вхождения тех или иных знаний в структуру мировоззрения и способа их обоснования, а также, в зависимости от субъекта мировоззрения, необходимо видеть разные уровни, формы и типы мировоззрения. То или иное мировоззрение различается, прежде всего, тем, что в нем по-разному представлены интеллектуальный и эмоциональный опыт людей.
Первый уровень мировоззрения можно определить как эмоционально-психологический, существующий как мироощущение. Он формирует настроение и чувства. Второй, более высокий уровень — мировосприятие — формирует более или менее четкий образ мира. Он выражается наличием у субъекта представлений о себе, о мире и о своем месте в нем. И, наконец, третий, познавательно-интеллектуальный уровень — миропонимание.
Разум и чувства входят в ткань мировоззрения не обособлено, а во взаимопроникновении друг в друга, особенно, когда они сочетаются с волей. Тогда мировоззрение тяготеет к тому, чтобы стать более или менее целостным комплексом убеждений, ведущих к целенаправленному познанию и активному поведению человека. И важнейшим условием этого процесса являются такие атрибуты человеческого сознания и духовности, как вера, надежда и любовь. Феномены эти нужны не только религиозному сознанию. Чтобы действовать, даже на уровне житейской практики, человеку необходима вера. Вера — психологическая установка на восприятие и переживание воображаемого как действительного, вероятностно-истинного знания как достоверного. Вера не противостоит знанию, как пытаются доказать сторонники религиозного мировоззрения и религиозной философии, особенно средневековой. Это только внешне дело обстоит так, что, якобы, где достаточно знания, вере нечего делать. В действительности же, рожденная человеком идея, простая или даже самая сумасшедшая для других, требует для себя обоснования, энергии, а, может быть, и жизни. Но для этого человек должен иметь установку на восприятие этой идеи как достоверно-необходимого знания. Тогда, как показывает история науки, он взойдет за нее и на костер.
Но восприятие и переживание реалий, созданных в сознании, в воображении предполагает надежду. Надежда — мечта, опосредованная верой. Без мечты (и как цели, и как идеала) человек не может жить. Только там, где мечта человека, там и его вера. Для русских людей особо актуально определение надежды, данное Владимиром Ивановичем Далем в его великом «Токовом словаре живого великорусского языка»: «Надежда — это частица авось, выраженная глаголом»5.
И еще один психологический феномен мировоззрения — любовь. Любовь, как мировоззренческую категорию, впервые в истории философии ввел Л. Фейербах в середине XIX в. (в истории религии — Ф. Аквинский в XIII в.), понимая под любовью положительный аспект всех человеческих чувств: любовь к Родине, родительская любовь, любовь к делу, половая любовь и т. п., то есть какое бы человеческое чувство не было взято, положительный момент его выступает как любовь. В чем особенность этого чувства и значимость для человеческого мировосприятия? Ответ обязательно предполагает рассмотрение объекта этого чувства. Если осмыслить объект, то становится очевидным, что он есть единство материального и идеального: так, «любимая Родина» — это не просто территория и народ. Для чувственного восприятия необходимо это понятие персонифицировать. Следовательно, чувства тоже удваивают мир. Наряду с множеством человеческих эмоций и чувств, вера, надежда, любовь выполняют функцию силы воображаемого как действительного. На этих чувствах и формируется содержание мира должного: нет надежды без любви, нет веры без надежды. Поэтому-то в своей практической жизни человек всеми своими чувствами утверждает себя в этом мире. И формирование позитивного, жизнеутверждающего мировоззрения невозможно без вышеизложенных категорий. В противном случае, человек движется к нигилизму, который есть не что иное, как отсутствие веры, то есть состояния человека, опасного и в духе, и в деле.
Уровни мировоззрения позволяют выделить его основные формы. Первой из них является стихийное мировоззрение. Стихийное мировоззрение формируется у субъекта под воздействием непосредственной сферы жизнедеятельности и действующих в ней явлений и процессов. Отражаясь в сознании человека, они формируют его мировоззрение на первой ступени в виде мироощущений и мировосприятий. Здесь больше присутствуют индивидуальные потребности, интересы, мотивы, даже если они возникают в процессе научного, художественного, политического или другого творчества. Стихийное мировоззрение в его массовых повседневных проявлениях не отличается глубокой продуманностью, систематичностью и обоснованностью. Здесь не всегда выдерживается логика, порой не сходятся концы с концами, эмоции могут в критической ситуации захлестнуть разум, обнаруживая дефицит здравого смысла. Наконец, стихийное мировоззрение, как правило, пасует перед проблемами, требующими серьезных знаний, культуры мыслей и чувств, ориентации на высокие человеческие ценности.
Эти черты присущи научному мировоззрению, более объективной форме миропонимания. Научное мировоззрение — это теоретическое миропонимание. Оно отличается от стихийной формы тем, что в нем, во-первых, сознательно поставлены вопросы о сущности мира в его отношении с человеком; во-вторых, ответы даны в систематизированной форме; в-третьих, ядром его является философия.
У русских философов (С.Л. Франк, П.А. Флоренский и др.) была популярна такая дефиниция: философия есть учение о цельном мировоззрении. В русской философии сильна платоническая и религиозная мировая философская традиция, где особое значение и эвристический потенциал обнаруживает нацеленная на универсальный синтез отечественная религиозно-философская мысль, восходящая к идеям ранних славянофилов, В.С. Соловьева и Ф.М. Достоевского.
Средством понятийного выражения философии как любви к мудрости выступает язык. В этом смысле философия изначально опирается на построение связной системы понятий. В центре философских размышлений лежит не формула как предельная и абстрактная форма человеческой мысли, а Слово. Причем не любое слово. А.Н. Чанышев отмечает, что любовь к любому слову находится в центре такой науки, как филология: «...если филология — любовь или по меньшей мере интерес к любому слову, то философия как любовь к мудрости есть не что иное, как любовь к мудрому слову... В этом смысле можно сказать, что философия — часть филологии. Поэтому филологам не следует, как это иногда бывает, пугаться философии, а, напротив, искать и не обходить элементы философии в художественном произведении, не проскакивать через них, как через что-то нудное»6.
Философствование, стремление к мудрости — это бесконечный процесс поиска истины и твердых ценностных оснований личного бытия, который никогда не может приостановиться. Не овладение истиной, не возведение каких-то истин в догмы, а поиск истины. Именно в этом цель как философии, так и художественного творчества.
Возникающая философия выступает уже изначально как некая интегрирующая форма сознания. Она выступает одновременно как форма рационального сознания, оперирующего мышлением отвлеченными понятиями, и в то же время ее предметом являются и ценностно-эмоциональные аспекты постижения бытия, специфика которых накладывает на нее свой отпечаток.
Уже с самого начала становления философии как особой формы человеческой культуры в ней явственно проявляется сочетание рационально-теоретических и ценностных компонентов. Человечество знает целую плеяду гениев, органично сочетавших философское умозрение и художественный дар. Вспомним Данте, Петрарку, Френсиса Бэкона, Мишеля Монтеня, Иоганна Вольфганга Гёте и Фридриха Ницше. Интересно то обстоятельство, что именно в отечественной философской традиции, всегда тяготевшей к греческой философии и особенно к ее сократической, «диалоговой» линии, число философствующих литераторов и склонных к занятиям литературой философов было особенно велико.
Русская литература, начиная с протопопа Аввакума, представляла собой загадку: чего в ней больше — философии или поэзии? Скажем, наш Пушкин — зарифмованная философия девятнадцатого века, обращенная в будущее; кодекс морали, прозрение и одновременно ретроспектива человеческой истории, преломленная через судьбу России. Не говоря уже о таких мастерах философской прозы, как великие Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский! Можно вспомнить о поэтах Г.Р. Державине, Ф.И. Тютчеве, Б.Л. Пастернаке, о литературных критиках и публицистах А.И. Герцене, В.Г. Белинском. Само по себе относительно позднее рождение русской философии из духа ее всемирно значимой литературы во второй половине XIX века в чем-то схоже с закономерностями зарождения и становления греческой философии. Гений Пушкина незримо витает над русской философией так же, как гений Гомера, духовно предвосхитивший и объявший всю античность.
Для художественного метода М.А. Булгакова, являющегося органической и системообразующей частью его мировоззрения, характерен именно «диалогический способ искания истины»7, столь часто встречающийся в русской философской традиции. Этот способ «абсолютного (то есть ничем не ограниченного) диалога»8 он противопоставлял казенному монологизму официальной литературы. Булгаков вложил в уста доктора Полякова из раннего рассказа «Морфий» слова: «Одна теория стоит другой»9, которые потом повторит Воланд в сцене на балу, обращаясь к отрезанной голове Берлиоза («Все теории стоят одна другой»). Эти слова вписывались в конструируемый писателем мир, для которого было характерно отсутствие определенности, омертвевшей окончательности и застывших схем. Видимо, одной из особенностей мировоззрения М.А. Булгакова являлось непрекращающееся философское самоопределение этого талантливого писателя и мыслителя.
Булгаков творил в страшные годы «вывихнутой» послереволюционной жизни. Эта жизнь принимала разнообразные причудливые формы, в которых смешивалось высокое и низкое, трагическое и смешное, смысл и бессмыслица. Высокие идеи философии духа порой переводились на безграмотный и сумбурный язык улиц, а говорливая и велеречивая интеллигенция, раздувшая революционный пожар в России, трусливо заикалась или же молчала. Невежество претендовало на значительность, строя жизнь по своему разумению, а высокое истинное знание оказалось никому не нужным. Вещи и явления утратили свое имя и место, они стали совершенно неузнаваемыми. Вся эта «странность» бытия не могла не отразиться как на ценностных, так и на рационально-теоретических компонентах мировоззрения М.А. Булгакова, представляющих собой его философские основания.
Философские основания мировоззрения — комплекс предельно общих идей и убеждений, лежащих в основе личности. Это то, что позволяет идентифицировать личность на глобальном, мировоззренческом уровне. Недаром философию принято идентифицировать как теоретическое ядро мировоззрения. «Основание, — говорится в «Философской энциклопедии», — исходное условие, исходная предпосылка существования явления или системы явлений»10. Подобное определение основания дает и «Философский энциклопедический словарь»: «Основание — достаточное условие для чего-либо: бытия, познания, мысли, деятельности»11.
Художественное осмысление жизни в литературе совершается в формах «самой жизни», обеспечивающих приобщение данной личности, всех сфер ее опыта к опыту другого человека, других личностей. Если философское мышление в литературе включает в себя другие, более непосредственные, стихийные формы философствования («нетрадиционные» жанры словесности, «жизненная» философия, речь, слово), то художественная литература является такой формой философского мышления, которая «открыта» каждому человеку. Соприкоснувшись с ней через приобщение к чувственно-конкретному миру художественного произведения, любой индивид находит здесь себя, логику своей жизни, т. е. поднимается до осознания другого опыта как своего собственного и обратно. Приобщая человека к этому способу философского мышления, художественная литература помогает человеку осознать себя и как неповторимую индивидуальность, и как общественного человека, и как «родовое» существо, т. е. помогает в «построении» человеком себя как личности, как «человека в человеке».
Подвергая литературный материал теоретическому осмыслению, философия концептуализирует выраженное в нем представление о сущности человеческого бытия, а тем самым и его основные «категориальные» определения. А это, в свою очередь, ведет к переосмыслению содержания философских идей и концепций, а также основных философских понятий и категорий, а, в конечном счете, к переосмыслению «предельных» оснований культуры. Достигнутое благодаря этому содержательное приращение философского знания постепенно «растворяется» в культуре, усваивается другими формами общественного сознания, в том числе художественным сознанием, становится условием последующей духовной деятельности по созиданию культуры. Таким образом, не только философия, но и художественная литература обеспечивает выработку важнейших идей и концепций и их циркуляцию в культуре от теоретических форм к нетеоретическим и обратно.
Если художественная литература и является по отношению к философско-теоретическому познанию эмпирией, то несколько в ином смысле, чем это обычно понимается, когда говорят об отношении эмпирического уровня познания к теоретическому (например, в естествознании). Художественная литература — это «эмпирия» особого рода: это такая форма нетеоретического философского мышления, в которой содержится сущностный уровень осмысления жизни, то есть это материал, наиболее подготовленный для последующей концептуализации средствами философского мышления.
М.А. Булгаков, как всякий крупный русский писатель, вошел в историю русской культуры как создатель образов, обогативших «концептосферу» русской мысли. Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и социальным опытом человека. Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации — ее литература, фольклор, наука, изобразительное искусство; она соотносима со всем историческим опытом нации и религией особенно. Так, например, когда мы говорим «Обломов», мы можем иметь в виду, по меньшей мере, три значения этого слова: либо название известного романа И.А. Гончарова, либо героя этого произведения, либо определенный тип человека. В зависимости от того, читали ли мы Гончарова, насколько глубоко и адекватно поняли его и сблизили со своим культурным опытом, все три концепта будут в пределах контекста различаться по своим смыслам и потенциям. Тем не менее, для всякого русского человека слово «Обломов» говорит чрезвычайно много. В потенции в нашем сознании может возникнуть целый мир столичной и деревенской жизни, мир русского характера, сословных и национальных особенностей.
Концептосфера русского языка, созданная писателями и фольклором, исключительно богата. Концепт, в отличие от формы «схватывания» в понятии, которое связано с формами рассудка, является производным возвышенного духа. Последний способен творчески воспроизводить или собирать (concipere) смыслы и помыслы как универсальное, представляющее собой связь вещей и речей, и который включает в себя рассудок как свою часть. Концептосфера русского языка — это, в сущности, концептосфера русской культуры, фундаментом которой выступает русская литература, являющаяся, в то же время и преимущественной формой существования отечественной философии. Булгаков в своих произведениях создал определенную концептосферу, получившую широчайшее распространение в русской культуре XX века в целом и в русской философии в частности. Достаточно лишь сказать «Шариков» или «Швондер» в адрес какого-либо человека, для того чтобы оскорбить его.
Универсальность многих понятий часто выходит за пределы дескриптивных возможностей языка. Поэтому дать дефиницию, определяющую понятие мировоззрения, тем более смеющую судить о мировоззрении выдающегося художника и творца, неимоверно сложно, если вообще необходимо и возможно. К.Н. Любутин пишет: «Мировоззрение — это самосознание, выделение общественного субъекта из мира, представление о мире и о себе в нем сквозь гамму оценок, фиксирующих интересы субъекта. Здесь всегда происходит экстраполяция группового на общечеловеческое»12. Мировоззрение представляет собой высшую, сущностную форму самосознания социального субъекта, определяющую его целостное, интегральное отношение к действительности и к самому себе и реализующуюся в различных формах его деятельности. Думается, что, взятое в качестве исходного, такое понимание мировоззрения позволяет преодолеть однобоко гносеологическую его характеристику, получившую широкое распространение в отечественной философской литературе. Мировоззрение любого человека, а тем более талантливого или гениального, можно понимать как проекцию человеческой деятельности на ось исторического времени.
Хотелось бы думать, что философское мировоззрение должно быть представлено стройной, научно обоснованной совокупностью воззрений, обозревающих универсум как сферу непосредственного или практического интереса, среду жизнеобитания. В этом плане одним из наиболее важных его структурных компонентов является устойчивая картина мира. Она рисует онтологию и задает ориентиры научных изысканий. В нее вписываются основные результаты научных исследований той или иной эпохи. С самим понятием «картина мира» чаще всего сопрягается прилагательное «научная», и под научной картиной мира понимается целостный образ предмета научного исследования в его главных системно-структурных характеристиках, формируемый посредством фундаментальных понятий, представлений и принципов науки на каждом этапе ее исторического развития.
М.А. Булгаков был врачом по образованию и, как многие естественники того времени, пережил определенную эволюцию своих естественнонаучных и философских представлений. Какое бы малое явление жизни ни воплощал художник в своем произведении, он исходил из некоего цельного представления о мире, более или менее осознанного.
Как и многие талантливые люди, М.А. Булгаков исходил из идеи единства души и тела. Если использовать терминологию А.Г. Спиркина, Булгаков верил в то, что человек — «совечно единое сущее», предстающий как существо космическое, биологическое, социальное и разумное. Используя в измененном виде идеи В. Дильтея13, можно предположить, что писатель отталкивался от трехуровневого представления о собственном «Я». Человек центр тяжести своих духовных интересов, как правило, переносит в создаваемую им картину мира (это — телесный аспект его «Я»). Его душевный уровень, разумеется, оказывается связанным с теми оценками, которые он выставляет своей жизни. Но над всем этим возвышается такой организующий принцип, как цель. Она упорядочивает все формы телесно-душевной жизни, хотя, взятая сама по себе, в отрыве от других уровней «Я», целеполагающая идея превращается в мертвую схему грядущего. Итак, духовное «Я» Булгакова выступает одновременно в трех своих основных формах: внешнего созерцания (устойчивая картина мира), внутреннего созерцания (ценностная оценка жизни) и мышления (целеполагающая идея). Проинтегрированный таким образом духовный мир, состоящий как бы из трех царств: действительности, ценности и смысла, — и может быть представлен как суть философского мировоззрения мыслителя, включающего ценностные и рационально-теоретические компоненты.
Творчество, как и свобода, неисчерпаемы. И неисчерпаемость эта обусловлена тем, что, во-первых, неисчерпаем объективный мир, выступающий субстратом формообразующей деятельности (формотворчества) человека; во-вторых, неисчерпаемы уровни самой целесообразности, обусловливаемые перманентно нарастающими в процессе творчества способностями и потребностями человека. Творчество отличается от деятельности также и тем, что оно носит генерализованный характер. Ему присуще в качестве сущностного атрибута наличие находящихся в органическом синтезе, диалектическом взаимопроникновении практического, теоретического, нравственного и эстетического моментов. Именно в обретении творчеством этого целостного, генерализованного характера кроется одна из причин, притом важнейшая, обретения целостности самим человеком.
Исследователи творчества М.А. Булгакова отмечали, что его роман «Мастер и Маргарита» принадлежит к жанру так называемой мениппеи, названному по имени философа III века до н. э. Мениппа из Гадары. Среди его представителей — Варрон, Сенека Младший, Петроний, Лукиан. Думается, что большинство произведений М.А. Булгакова можно отнести к этому жанру. М.М. Бахтин, характеризуя мениппею, особо выделял такие ее особенности, как сочетание необузданной авторской фантазии с постановкой сложнейших мировоззренческих проблем. Он отмечал, что самая смелая авторская фантазия мотивируется «чисто идейно-философской целью — создавать исключительные ситуации для провоцирования и испытания философской идеи»14. Прочитав роман Булгакова, Бахтин писал: «Я сейчас весь под впечатлением от «Мастера и Маргариты». Это — огромное произведение исключительной художественной силы и глубины. Мне лично оно очень близко по своему духу»15. По Бахтину, именно морально-психологический эксперимент составляет методологическую характеристику мениппеи. В ходе этого творческого эксперимента художник нарушает общепринятый и считавшийся нормальным ход событий, создает целый ряд исключительных ситуаций, выпукло демонстрирующих существующие представления и провоцирующие на создание новых представлений и смыслов человеческой экзистенции. Думается, что все творчество М.А. Булгакова может быть понято как такой экзистенциальный эксперимент.
М.А. Булгаков использовал экзистенции для создания в сюжетах произведений ситуаций абсурда. Булгаков представляет абсурд как бесконечную, не ограниченную никаким количеством имен, живую жизненную реальность, которая может быть персонифицирована в любых формах. Абсурд Булгакова — это всегда избыточная, исполненная самой себя реальность мира. Абсурд — это и одно из литературных средств воздействия на читателя с целью изменить его. Булгаков смешивает в абсурде экзистенциальное и «опривыченное» мироотношение для разрушения сонливого человеческого существования. Писатель предлагает постоянное пребывание в пределе бытия, как в высшей и наиболее совершенной форме жизни.
Итак, в первой главе мы установили, что философия и литература выступают формами смыслообразования. Художественная литература вообще может быть представлена как нетеоретическое философствование. Задача философской интерпретации литературного произведения заключается в расшифровке символов данного текста посредством исследования, исходящего из сегодняшней социокультурной и пространственно-временной заданности. Интерпретировать текст любого мыслителя более или менее адекватно невозможно без обращения к философским особенностям его мировоззрения.
Одной из особенностей мировоззрения М.А. Булгакова являлось его непрекращающееся философское самоопределение. Свои философские взгляды М.А. Булгаков никогда не стремился выразить системно. В творчестве М.А. Булгакова философские проблемы ставятся и звучат в краткой, порой афористической форме; они рассматриваются через сюжетные коллизии, разыгрываются в сценах и эпизодах его произведений. Разнообразные исключительные ситуации описываются Булгаковым как череда всевозможных нелепых случаев, из которых складывается причудливая картина мира, наполненная произвольными сочетаниями фактов. Авторская картина мира — это причудливый булгаковский космос с продуманным иерархическим взаимоположением частей в рамках оппозиций: земная жизнь — потустороннее существование, смерть — бессмертие. Обоим полюсам в этих связках придана система сложно взаимодействующих символов. И в этой мировоззренческой картине тесно переплетены рациональные, иррациональные и ценностные компоненты.
Примечания
1. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 4. — М., 1959. — С. 322—330.
2. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 12. — М., 1938. — С. 329—330.
3. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 14. — М., 1958. — С. 192.
4. Иванов А.В., Миронов В.В. Университетские лекции по метафизик. — М., 2004. — С. 140.
5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. — М., 1995. — С. 412.
6. Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Мысли и жизнь. Часть 1. — Уфа, 1993. — С. 226—227.
7. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1979. — С. 126.
8. Там же. — С. 195.
9. Булгаков М.А. Собрание сочинений в 5 т. Т. 1. — С. 153.
10. Философская энциклопедия: В 5 т. Т. 4. — М., 1967. — С. 171.
11. Философский энциклопедический словарь. — М., 1983. — С. 467.
12. Любутин К.Н. Человек в философском измерении. — Свердловск, 1991. — С. 89.
13. Дильтей В. Типы мировоззрения и способы его обнаружения в метафизических системах // Хрестоматия по истории зарубежной философии на рубеже XIX—XX вв. — М., 1995. — С. 72—87.
14. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1979. — С. 193.
15. Цит. по: Соколов Б. Булгаковская энциклопедия. — М., 1998. — С. 308.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |