После росписей Кирилловской церкви художник творил лишь немногим более десяти лет. По сути, следующее десятилетие он уже мучительно умирал в сумасшедшем доме.
В своих письмах сестре Врубель часто пишет, что ощущает себя «душевной призмой». И он действительно говорит своим искусством как бы не от себя лично, а через себя — от кого-то. Сочувственный интерес к падшему ангелу — первому революционеру — был чем-то таким, что «носилось в воздухе». И что чувствовал чуткий художник. И сама техника живописи Врубеля — как бы предчувствие грядущих мировых катастроф, которые не оставят от традиционных устоев камня на камне. «Распыление» физического мира, заметное на картинах художника — не просто эстетическая штучка. Это еще и предчувствие...
На холстах отражен мир его видений, для остальных людей незримый. И эти огромные глаза... Не совсем земные, не очень человеческие. Они смотрят отовсюду — из призрачного цветка азалии, из плотно цветущего куста сирени, возникают то в облаках, то в пене морского прибоя.
А вот и знакомые нам персонажи — Фауст, Мефистофель, Маргарита. Эти росписи должны были украшать так называемый готический кабинет в доме Саввы Морозова в Москве. Потом тот же сюжет заказал для своего кабинета и другой миллионер — Мамонтов... Он и сам, видимо, никак не мог понять, что не устраивало его в созданном панно. Меценат снова и снова заставляет художника переделывать его. А как переделать? Недаром же говорится в народе: «Как черта не малюй...»
Да, в кабинетах вместо икон стали появляться изображения Мефистофеля. Прямо как — позже — у Михаила Булгакова. Но не принес этот демон счастья новым Фаустам. Разорившись, застрелился Морозов. Или друзья-революционеры застрелили? Совсем молодой умерла «Девочка с персиками» — дочь Мамонтова... Жутковатый юмор: на обложке популярного современного романа «Девочка с персиками» вписана прямо в объятия врубелевского демона. Страшно, но символически точно.
Образ демона появляется в творчестве Врубеля1 и потом уже никогда не оставляет художника. А вероятнее всего — не просто образ. Скорее — конкретное присутствие.
Илья Глазунов пишет: «Уже тяжелобольной Михаил Врубель знал, что это Господь попускает сатане портить его полотна (это была его бредовая идея). «За то, — открыл он тайну Валерию Брюсову, — что я, не будучи достоин, изображал Богоматерь». Но бред — бредом, а в самом чувстве вины зато, что взялся работать такую работу, не будучи предварительно очищен постом и молитвой, в чувстве оскверненности кисти, — ничего неразумного или болезненного не было».
Вероятно, художник имел в виду роспись в Кирилловском монастыре, в Киеве. «Известно, что Сикстинскую мадонну Рафаэль писал со своей возлюбленной Форнарины, но далеко не все знают, что Врубелю позировала мать Николая Адриановича Прахова Эмилия Львовна, в которую, как свидетельствовали друзья тех лет, был тайно влюблен неистовый художник».
Наверно, сам Врубель догадывался, что с ним происходит. За душу художника, начинавшего свой творческий путь с церковных росписей и икон, шла жесточайшая битва. Может быть, даже безумие последних лет было для него более спасительно, чем дальнейший сознательный путь к демонизму.
...Гадалка, Царевна-Лебедь, козлоногий Пан и снова — демоны, демоны, демоны! У всех такие же прозрачные, огромные и скорбные глаза, нездешний взгляд... А вот рисунок «Бессонница». Среди скомканных простыней проступает чье-то лицо... пугающее своей неземной красотой и опять же — громадностью очей. Этот врубелевский взгляд так же узнаваем, как и вытекшие глазницы на картинах Модильяни. И те и другие-результат какого-то страшного контакта. Словно печать: «Был на бале у Сатаны. Уплочено»...
Примечания
1. Началом послужило участие в конкурсе, объявленном журналом «Золотое руно», на лучший образ дьявола. Странный был конкурс!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |