Дело было в 1742 году. Произошло оное полковым писарем Никифором Курицыным. Материалы судебного разбирательства донесли до нас удивительный сюжет. Писарю не везло на службе, и однажды в тяжелую минуту к нему явился некто. Это был «неведомый ему человек в голубом немецком кафтане застегнут, пуговицы черные гарусные, подобие росту средняго, лицом щедровит, смугл изчерна, волосы черные. Глаза карие, взору свирепаго...». Без сомнения для Никифора и следствия, это был дьявол: как только Курицын перекрестился, мрачный незнакомец, требовавший богоотметную записку, исчез».
Надо же, прикидывался иноземцем! Прямо как Воланд. «Вы — немец?» — спрашивает Иван Бездомный, впервые столкнувшись с загадочным иностранцем.
«Я-то? — после некоторого раздумья отвечает Воланд. — Да, пожалуй, немец...»
Как не вспомнить: «Затем, что Мефистофель был родом немец...» — говорит Лермонтов в стихотворении «Пир Асмодея».
В старинной немецкой литературе черта называли еще одним именем — Фаланд. Оно возникает и в «Мастере и Маргарите», когда служащие Варьете не могут вспомнить имени мага «...Может быть Фаланд?»...
Когда-то все бесы были немцами, «немыми», непонятными для православного русского человека. Прошли века, пошли грехи, и соблазнительные речи иноземцев (или, точнее, подземцев) на Руси стали понимать.
Известно судебное дело, которое «было поднято из-за того, что иноземка же, вдова Ульяна, приворачивала Петра Великого к свояченице полковника Балка, «...чтоб сестре жены его, Анне, быть за государем»». [70]. А вот еще. «В 1733 г. в Синоде рассматривалось дело монаха Саровской пустыни Георгия Зворыкина. На допросе он показал, что в 1724 г., еще до своего пострижения, он был в Москве у некоего слепого старца «для лечения болезни» и просил его сделать так, «чтобы до него все люди были добры». Тот дал ему корешков в мешочке и велел носить на шее вместе с крестом. Однако пользы никакой от этих корешков не было. И тогда этот слепец «показал ему на воде, налитой в стеклянную кружку, Санкт-Петербург и дом немчина Вейца», куда и посоветовал сходить — «он, де, учинит лучший способ». Зворыкину удалось разыскать Вейца, тот согласился помочь, но потребовал отречения от Христа и в том «своеручное» письмо, подписанное кровью. При отвержении Вейц сорвал со Зворыкина крест и дал ему в услужение якобы двух бесов, которые после того исполняли все приказания Зворыкина»1.
Опять «немчин» — тут как тут! Этот Брюс. Этот подозрительный Шлепфусс — волочи-ногу. О Запад, Запад! В тетрадке, «глаголемой чернокнижной», из дела 1730 года, содержится текст, построенный отчасти при помощи перефразированных и «перевернутых» формул из православного Чина крещения. Как и крещаемого в православном обряде, богоотступника полагалось обратить лицом к западу, но, разумеется, не затем, чтобы он отрекался от Сатаны, а с целью привлечь его внимание: «...и стани на запад солнца, и вызывай их диаволов, Христа отрекайся»».
И все же на православном Востоке, несмотря на отдельные случаи, никогда разгула дьяволопоклонничества не было2. Иначе — на Западе. Инквизиция, какой бы порочной идеей она ни питалась, на самом деле зафиксировала колоссальный всплеск сатанизма.
Человек всегда хочет счастья. Так было, и так будет — и на Западе, и на Востоке.
Каково происхождение русского слова «счастье»? Первоначально это — «хорошая часть, доля». В православном сознании — близко к понятию «причастие». Счастье — быть с Богом.
Фортуна — «счастье» человека западного мира. Знаете, как изображается этот языческий кумир? Фортуна стоит на шаре или рядом с ним (удача — зыбка), с повязкой на глазах и — часто — с рогом изобилия. В Древнем Риме ее культ особенно возрос со времени Сервия Туллия, который построил несколько храмов Фортуны. Он был уверен: богиня возлюбила его настолько, что сделала из сына рабыни — царем. В русском фольклоре такой сюжет редок, но известен. Он называется недвусмысленно: «Повесть об убогом человеке, како ево диавол произведе царем»... Фортуна, как видим, может подарить земную власть, славу. «Радости» безмерного винопития и блуда сыпятся из ее же рога... Сдается мне, что рог этот позаимствован у диавола.
Примечания
1. Материалы следственных дел цитируются по [23].
2. Редкий для Византии сюжет — о слуге, который продал душу диаволу ради женитьбы на дочери своего хозяина, сенатора Протерия. Сюжет этот генетически связан с житием Василия Великого. Автором его считается современник «великих каппадокийцев» Амфилохий.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |