О. Обухова. С.С. Заяицкий: Материалы к биобиблиографии

Имя Сергея Сергеевича Заяицкого часто упоминается в связи с М. Булгаковым и, благодаря углубленному изучению биографии писателя, мы можем кое-что узнать и о С.С. Заяицком.

Сергей Заяицкий (2.10.1893, Москва — 21.5.1930, Феодосия) был коренным москвичом¹, окончил Поливановскую гимназию, затем Московский университет по философскому отделению историко-филологического факультета, состоял научным сотрудником ГАХН (был московским представителем Бюро иностранной литературы).

Заяицкий был горбуном — с детства был болен костным туберкулезом², но, несмотря на болезнь, оставался очень остроумным и веселым человеком³. Сохранились свидетельства, что он был одним из первых московских друзей Булгакова, близких ему по духу: «В 1925 году, ко времени своего переселения на Пречистенку, т. е. в Обухов переулок (ныне Чистый переулок, дом не существует), М.А. Булгаков близко сдружился с писателем Сергеем Сергеевичем Заяицким. Насколько мне известно, он познакомился с Заяицким через Юрия Слезкина, своего владикавказского приятеля, в Трехпрудном переулке, где в начале двадцатых годов какое-то время писатель Слезкин жил в одной квартире со своим близким другом, писателем Стоновым. Булгаков бывал у них, а в те времена этот дом посещало много разных людей, в том числе, например, актриса Розенель, за которой к концу вечера, обычно, заезжал ее муж А.В. Луначарский. Довольно часто из Ленинграда к Заяицкому приезжал и останавливался у него, а потом и у М.А. Булгакова, писатель Евгений Иванович Замятин. <Заяицкий и Замятин — первые два очень близких друга М.А. из числа «пречистенцев»>»; «У Заяицкого Булгаков устраивал первые чтения своих произведений, а друзья и знакомые Заяицкого затем близко сдружились и с Михаилом Афанасьевичем»⁴.

По изданиям детских книг Заяицкого мы видим, что иллюстрации к ним делали друзья Булгакова по «пречистенскому кругу» — Н. Ушакова, а также В. Бехтеев, жена которого, Наталья Иосифовна, была хорошо знакома с М.А. Булгаковым еще по Киеву.

Пожалуй, наиболее подробное свидетельство о личности С.С. Заяицкого мы находим в дневнике М. Волошина:

«Коктебель. Две смерти подряд. С.С. Заяицкий и Н.И. Манасеина. <...> О смерти С.С. Заяицкого Маруся рассказывала: «Мы с Катей <Сорокина Екатерина Оттовна, урожд. Шмидт (1889—1977), переводчица, первая жена И.Г. Эренбурга> очень хорошо шли пешком в Феодосию через Куру-баш и собирали цветы для Сергея Сергеевича и представляли себе, как мы принесем их ему и скажем: «Скит вас приветствует». Мы не сразу пошли к нему, а долго шли городом, заходили за покупками. <...> Так мы дошли до Липочки <Олимпиада Никитична Сербинова (урожд. Ермакова, 1879—1955), вдова мирового судьи, гречанка, жительница Феодосии, заведовала «Кухней» Дома поэта с 1923 по 1929 г.>. И Феодора <Литвиненко Федора Митрофановна (1888—?) — одна из кухарок («дам-питательниц») волошинской дачи> на вопрос: как же Сергей Сергеевич себя чувствует? — ответила: «Да со вчерашнего дня уже в часовню поставили». Мы решили дождаться приезда Елисаветы Ивановны — жены <Елизавета Ивановна Заяицкая (1895 — ок. 1969, урожд. Поливанова>. От нее была телеграмма, что она приезжает завтра. Мы ходили несколько раз на кладбище. И взяли вместе с Катей все расходы на себя. Ночевали у Липочки. Он простудился на Айвазовских торжествах <50-летие галереи Айвазовского и открытие памятника ему, состоявшиеся 2 мая 1930 года>. Очень страдал. Но он был ведь безумно терпелив и выдержан. У него скопилось много гноя из фистулы. Она заливала его внутрь. У него было самоотравление. Его тошнило, он про себя повторял: «противно... противно...» Все время просил себя переворачивать. Очевидно тошнило. Но когда пришел доктор (Серафимов) <Серафимов Вячеслав Федорович (1875—?) — врач-феодосиец> и спросил: «Ну, как вы себя чувствуете?» — Сергей Сергеевич подтянулся и бодро ответил: «Ничего — очень хорошо». Так что сначала обманул доктора, который, только осмотрев его, увидел, что это уже начало агонии. Он был в полном сознании и совсем не думал, что умирает. Приехала Елисавета Ивановна, похудевшая (как девочка) — поплакала. Окаменела. Мы вскрыли гроб. Очень боялись, в каком виде тело. Но, к счастью, оказалось все благополучно. Лицо похудевшее. Строгое. С нами все время был и помогал Виктор <по-видимому, Андерс Виктор Платонович (1885—1940-е) — художник, участник революционного движения, политкаторжанин>. Мы вспоминали первый приезд Сергея Сергеевича с детьми в Коктебель в 1927 году. Он приехал с детьми <Заяицкие Сергей (1918—1986) и Михаил (1920—1945, погиб на фронте>, Сережей и Мишей, на автомобиле. <...> Сергей Сергеевич все лето пролежал на террасе своего домика. Принимал участие в коктебельских спектаклях, именинах. Начал писать рассказики для кукольного действа. Несколько раз пел французские романсы. Помню страшную гордость в интонации Сережи: «Идите слушайте, папа поет». В нем было громадное терпение, выдержанность, тонкость»»⁵.

Произведения Заяицкого расценивались друзьями как проза «фантастического» направления, так, П.Н. Зайцев пишет в своих воспоминаниях: «Наряду с кружком поэтов <...> я сделал попытку организовать небольшой кружок писателей-фантазеров, «фантастических» писателей. М.А. Булгаков, С.С. Заяицкий, М.Я. Козырев, Л.М. Леонов и Виктор Мозалевский должны были войти в основную группу, с расчетом на расширение в дальнейшем кружка»⁶.

Скорее всего, первой книгой Заяицкого был сборник «Стихотворения», вышедший в Москве в 1914 году. О личности автора красноречиво говорит предисловие книги: «Когда эти стихи писались, призрак войны был еще далек. Теперь не время писать и читать такие стихи, но теперь время каждому принести на алтарь отечества все, что имеет. Поэтому я издаю эти стихи с тем, чтобы отдать сбор с книги в пользу тех, кто защищает нас и нашу родину, а так как я считаю постыдным делать теперь малейший шаг для удовлетворения личного самолюбия, я не поставлю на книге своего имени. Если моя идея покажется многим смешной и странной, то я все-таки рад, что сделал эту смешную странность»⁷.

Заяицкий печатался в журналах «Красная Нива», «Огонёк»; в альманахах и сборниках «Жизнь», «Недра», «Трилистник». Публиковал переводы немецких, французских и венгерских поэтов, вместе с Львом Остроумовым выпустил сборник переводов из Пьера Дюпона. Его прозаические произведения можно разделить на: авантюрно-фантастические — роман-пародия на авантюрный жанр «Красавица с острова Люлю», фантастический роман «Земля без солнца» (1927)., повести и рассказы на современную тему — «Баклажаны», «Судьбе загадка» (1927) и «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова. Трагикомическое сочинение» (М.—Л., 1928), произведения для детей.

Очевидно, что Заяицкий стремится занять все возможные ниши литературного труда, открытые в то время для человека с гуманитарным образованием и склонностью к словесному творчеству. Перевод, детская и авантюрно-фантастическая литература были теми сферами, в которых можно было создавать произведения, наименее идеологизированные.

Фантастическая и авантюрная продукция Заяицкого, наравне с некоторыми произведениями Булгакова, может сегодня рассматриваться в контексте жанра так называемого «коммунистического Пинкертона» — направления, пародировавшего западную массовую литературу.

«Жесткие жанровые черты «пинкертоновщины» перекодировались в пародийные идеологизированные штампы. <...> Конфликт личностей подменялся конфликтом классов, так как каждый персонаж представлял собой «социальную маску», репертуар которых был весьма ограничен: герой-чекист (коммунист / комсомолец / пионер), чудак-профессор, капиталистический магнат, русский эмигрант (белогвардеец-шпион), его помощники в советской России из «бывших», роковая красавица, преданный и простодушный китаец (индиец/негр — вообще «дикарь»). Столь же ограниченным оказался репертуар сюжетных мотивов: фантастическое изобретение чудака-профессора — оружие невиданной силы, основанное на открытиях в областях химии, биологии, оптики или новых видов энергии (в этом мотиве сочетались заимствования из Г. Уэллса с сенсационными сообщениями 1924 года об изобретении неким английским инженером Говардом Мэтьюзом «лучей смерти»), — становится объектом соперничества между силами капитализма и советской России. Действие разворачивается в будущей советской России (жанр советского авантюрного романа сросся с жанром социалистической утопии, т. е. описываемая советская действительность чаще всего помещалась в близкое будущее, лет через 50—100, когда, по представлениям того времени, уже произойдет мировая пролетарская революция и образуются Соединенные Социалистические Штаты Европы и Мира) и, главным образом, на капиталистическом Западе, привлекательном своей романтической непохожестью на советский быт, и на не менее экзотическом Востоке, борющемся с империализмом <...> Решающее событие, приводящее в «коммунистическом Пинкертоне» к полному поражению и даже уничтожению капиталистов и победе мировой революции, осуществляется, как правило, производящим пародийное впечатление приемом deus ex machina: в «Красавице с острова Люлю» С. Заяицкого ураган уничтожает остров Люлю и все герои оказываются во Франции, где уже произошла революция и установилась советская власть; у В. Катаева в «Острове Эрендорф» остров, на котором, после победы коммунизма во всем мире, устроен рассадник капиталистической культуры, проваливается в океан; в «Роковых яйцах» Булгакова, где прямо пародируется этот прием, наступление на Москву гадов, выросших под воздействием «лучей жизни» профессора Персикова, останавливает только ударивший в августе мороз, «морозный бог на машине». Чтобы легитимировать эти нелепости и штампы, произведения часто печатались как псевдопереводные — под «иностранными» псевдонимами и в соавторстве и насыщались автопародийными и самоуничижительными обращениями к читателю. Таким образом, писатели отказывались в них от ответственного личного высказывания»⁸.

Представляется, что суждение исследователя слишком прямолинейно. Можно предложить иной взгляд на приключенческую псевдопереводную прозу Заяицкого: писатель находит для себя в литературном процессе место, в данном случае обусловленное жанром, где может себе позволить свободную игру в литературу — аллюзии, реминисценции, водевильные типажи и ситуации. С одной стороны, Заяицкий прямо обращается к предполагаемому читателю под маской выдуманного автора:

«Я вижу, гражданин, как ты стоишь перед книжной витриной, охваченный вполне естественным сомнением: покупать или нет мою книжку? Ну что же, можешь и не покупать! Но тогда не сетуй, если она завтра будет принадлежать другому, если другой будет умиленно скорбеть о судьбе прекрасной Терезы и содрогаться, внимая ругани одноглазого Педжа. А разве тебе не хочется познакомиться с полковником Яшиковым? Впрочем, не мне убеждать тебя. Можешь предпочесть моей «Красавице» две коробки папирос, Моссельпром — за углом. А жаль — у тебя такое симпатичное, трудовое лицо! Автор».

С другой стороны, в лице автора предисловия он иронизирует над социологическим подходом к литературе, над клише массовой литературы, над наивным читателем:

«Предисловие. «Посвящая свой роман железнодорожным путешественникам, — пишет Пьер Дюмьель в предисловии к французскому изданию, — я вовсе не хотел унизить свой роман или обидеть самих путешественников. Нет. Напротив! Я считаю, что железные дороги — это единственное место, где современный человек имеет время на чтение беллетристических произведений, и только железнодорожные путешественники сохранили еще редкую способность плакать и смеяться над вымыслом». Пьер Дюмьель — непримиримый враг буржуазной культуры, и роман его является сатирой на быт и идеологию отжившего класса. Правда, весь роман Дюмьеля немного наивен, и он слишком легко разрешает в нем сложнейшие социальные проблемы, но не нужно забывать, что Пьер Дюмьель прежде всего француз, истинный сын «прекрасной Франции», о которой он так часто вспоминает в своем романе.

Пьер Дюмьель в своем романе никому не подражает. Он — враг стилизаций. В анкете, предпринятой обществом «Защиты писателей от жестокого обращения», на вопрос «Ваша любимая книга» — Пьер Дюмьель отвечает: «Она еще не написана».

Заметим, что критики, нападавшие на Дюмьеля, в своем ожесточении доходили до того, что отрицали самый факт его существования.

Пьер Дюмьель — явление вполне современное. С.З.»⁹. Ирония, использование литературной игры, многоуровневых рамочных конструкций присущи индивидуальному стилю Заяицкого, это видно в повести «Баклажаны» и, в еще большей мере, в романе «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова. Трагикомическое сочинение»¹⁰.

Роман «Баклажаны» (оригинальное произведение Заяицкого, которое еще ждет своих исследователей) также строится на аллюзиях и отсылках. Это история о поездке на Украину к родственникам Степана Андреевича Кошелева, живущего в Москве и попадающего в «идиллическое место» Баклажаны. Однако в годы гражданской войны здесь проходили все — белые, красные, зеленые. И следы этой войны, ее зверств живут, существуют в памяти персонажей и в их изломанных судьбах. Постепенно это открывается и главному персонажу, несмотря на его приземленность. Почувствовав абсурдную трагичность жизни обитателей Баклажан на краю памяти-забытья, безумие хаоса, едва прикрытое сельской идиллией, герой бежит в Москву к своему благополучному самодовольному существованию, в котором нет места ни памяти, ни глубоким переживаниям.

Вряд ли можно говорить о «влиянии» Заяицкого на Булгакова и vice versa. Скорее, в московских произведениях обоих авторов видятся черты, восходящие к общему полю творческого чувствования «времени и места». Таков, например, мотив «появления странного/инфернального чужака», которое приводит к нарушению предшествующего течения жизни, вносит фантастический и/или иррациональный элемент, меняющий судьбы героев. Кроме того, что этот мотив восходит к романтической фантастической традиции, он маркирован именно в московской фантастической прозе 1920—30-х годов (ср. «Сожженную повесть» Я.Э. Голосовкера, «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей» А. Чаянова, «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» И. Эренбурга).

Представляется необходимым развеять и бытующее в работах о творчестве М. Булгакова следующее утверждение:

«Во время последнего полета Бегемот превращается в худенького юношу-пажа, летящего рядом с принявшим облик темно-фиолетового рыцаря «с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом» Коровьевым-Фаготом. Здесь отразилась шуточная «легенда о жестоком рыцаре» из повести «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова» (1928), которую написал друг Булгакова, писатель С.С. Заяицкий. В этой легенде, наряду с жестоким рыцарем, фигурирует и его паж. Рыцарь у Заяицкого имел страсть отрывать головы у животных, у Булгакова эта функция, только по отношению к людям, передана Бегемоту — он отрывает голову конферансье Бенгальскому» (Булгаковская энциклопедия. http://old.bulgakov.ru/_begemot.html).

Нет никаких оснований видеть связь пародии на некую «старинную легенду», служащую Заяицкому для иронического введения темы отношений главного героя Лососинова с женским полом, с трагикомическим эпизодом из «Мастера и Маргариты».

Библиография

Произведения:

Красавица с острова Люлю <под псевдонимом Пьер Дюмьель>. Роман с предисловием С.С. Заяицкого. М., 1926. (Рец.: Розенталь Л. Роман П. Дюмьеля <С. Заяицкого> «Красавица с острова Люлю» // Печать и революция. 1926. № 6. С. 216.)

Баклажаны. Повесть (и другие рассказы) М., 1927 <Содержание: Баклажаны, с. 7—180; Судьбе загадка, с. 181—202; Женитьба Мечтателева, с. 203—242; Письмо, с. 243—250; Любопытные сюжетцы, с. 251—258; Жуткое отгулье, с. 259—269; Человек без площади, с. 270—299>.

Земля без солнца. Повесть. М.; Л., 1927.

Жизнеописание Степана Александровича Лососинова. Трагикомическое сочинение. М.; Л., 1928.

Жизнь приказывает. Драма в 3-х действиях и 5 картинах / Под ред. С.Н. Волконской, Ф.Ю. Бермана и Б.М. Афонина. М., 1929.

Земля без солнца // Русская авантюрная сатира / Сост., пред. А. Вулиса. Ташкент: Глав. ред. изд.-полиграф. концерна «Шарк», 1993.

Переводы:

Дюпон, Пьер. Избранные песни. М., 1923.

Бюхер К. Работа и ритм. Пер. с нем. С.С. Заяицкого. М.: Новая Москва, 1923. Фрейлиграт, Фердинанд. Избранные стихотворения. Харьков, 1924.

Революционная поэзия на западе / Переводы С.С. Заяицкого и Л.Е. Остроумова. Под ред. и с предисловием Л.П. Гроссмана. М., 1927.

Фрейтаг. Лесной вождь (Повесть). Пересказ С. Заяицкого. Для детей старшего возраста. М., 1930.

Детские произведения:

Клю и Кля. Поэма для детей. Обложка и рисунки Н. Ушаковой. М.; Л., 1925.

Стрелок Телль. Пьеса в 3-х действиях. Рис. В. Ковальциг. М., 2-е изд. 1925.

Великий перевал. Повесть. Илл. В. Милашевского. М.; Л., 1926.

Морской волчонок. Повесть. Илл. В. Милашевского. М.; Л., 1926.

Рассказы старого матроса. Рис. В. Милашевского. М.; Л. 1926. Изд. 2-е — 1928.

Робин Гуд. Лесной разбойник. Пьеса в 3-х действиях. Обложка и рисунки В. Ковальциг. М.; Л., 1926.

Найденная. Повесть. Рис. В. Бехтеева. М.; Л., 1926.

Африканский гость (Стихи для детей). Рис. Н. Ушаковой. М., 1927.

Шестьдесят братьев. Повесть. Рис. В. Васильева. М.; Л., 1927.

Вместо матери. Повесть в 3 частях с 11 рис. худ. В.А. Милашевского. М.; Л., 1928.

Внук золотого короля. Повесть. Рис. и обложка работы художника М. Покровского. М.; Л., 1928.

Рука бога Му-га-ша. Повесть. Обл. Д. Бажанова. М.; Л., 1928.

Побежденные камни. Пьеса. Обл. К. Савицкого. М.; Л., 1930.

Простая мудрость. Пьеса в 4-х действиях и 7 картинах. М., 1930.

Таинственные письма. Пьеса в 3-х действиях. М., 1930.

Модель номер десять. Рассказ. Рисунки С. Бойма и Б. Суханова. М.; Л., 1930. 2-е изд. 1931. Псы господни. Повесть о Джордано Бруно. М., 1930. Изд. 2-е — 1931.

Примечания

1. Отец С. Заяицкого — известный врач С.С. Заяицкий, работал в Шереметевской больнице, которая с 1884 г. стала клинической базой университета. Ведущие ученые В.Д. Шервинский, С.С. Заяицкий, Н.Н. Савинов, С.Н. Доброхотов, С.Е. Березовский и другие не только внедряли передовые методы лечения больных, но и создали основательный научный фундамент (http://pms.orthodoxy.ru/library/0054.htm).

2. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 244.

3. Белозерская-Булгакова А.Е. Воспоминания. М., 1989. С. 109.

4. Шапошникова Н. Пречистенский круг: (Михаил Булгаков и Государственная Академия художественных наук. 1921—1930) // Михаил Булгаков: «Этот мир мой...». Т. 1. СПб., 1993. С. 111—112.

5. Волошин М. «Материалы вскрытия» // История моей души. М., 1999. С. 252.

6. Чудакова М. Указ. соч. С. 227.

7. Книгу «Стихотворения» (М., 1914. 57 с.), находившуюся в Ленинской библиотеке под шифром «V 39/210» (сейчас она бесследно исчезла), атрибутировал С.С. Заяицкому известный библиограф Л.М. Турчинский.

8. Маликова М. «Скетч по кошмару Честертона» и культурная ситуация нэпа // Новое литературное обозрение. 2006. № 78.

9. Дюмьель П. Красавица с острова Люлю. Роман с предисловием С.С. Заяицкого. М., 1926. С. 5—6.

10. См. об этом: Обухова О. «Интеллигент в мире разрушающейся культуры» // Вторая проза. Москва; Тренто. 1995. С. 267—276.