Т.В. Тадевосян. Мифологизация образов И. Сталина и городского пролетариата в пьесе М.А. Булгакова «Батум»

Есть мнение, что М. Булгаков задумал пьесу о Сталине еще в 1927 году, хотя это больше похоже на очередную легенду, сложившуюся вокруг имени писателя. Однако доподлинно известно, что в середине 1930-х годов М. Булгаков действительно заинтересовался личностью «вождя народов». «18 февраля 1936 года Булгаков разговаривал с директором МХАТа и сказал, что «единственная тема, которая его интересует для пьесы, это тема о Сталине» [1; 690].

Но в 1936 году, как и в 1927, М. Булгаков о Сталине не написал. Лишь спустя два года драматург вернулся к сталинской теме. «Решающий толчок в возобновлении замысла пьесы о Сталине был дан визитом друзей Булгакова из Художественного театра — П.А. Маркова и В.Я. Виленкина, которые посетили Булгаковых 9 сентября 1938 года. На следующий день Е.С. Булгакова записала в своем дневнике: «Пришла после десяти и просидели до пяти утра. Вначале — убийственно трудный для них вечер. Они пришли просить Мишу написать пьесу для МХАТа»» [1; 690—691].

М. Булгаков прислушался к просьбе своих друзей, и 24 июля 1939 года пьеса о Сталине под названием «Батум» была завершена. Автор рассматривал и другие заглавия: «Пастырь», «Аргонавты», «Геракл», «Поход аргонавтов», «Штурман вел аргонавтов» и др. Здесь М. Булгаков обыгрывает древнегреческие мифы о Геракле и аргонавтах, фактически наделяя Сталина функциями мифологического культурного героя. Культурный герой ничем внешне не отличается от всех остальных: его сила в знаниях, воле, интеллекте, душевных качествах. Сталин также внешне обычный человек: «Телосложение среднее. Голова обыкновенная. Голос баритональный. На левом ухе родинка /.../. Наружность упомянутого лица никакого впечатления не производит» [1; 532].

Согласно городским легендам, М. Булгаков, решив написать пьесу о Сталине, продал, как и его любимый Фауст, душу дьяволу. Однако это, конечно, преувеличено: написав пьесу о советском тиране, М. Булгаков не проявил ни приспособленчества, ни робости, ни слабовольности — его действительно интересовала личность Иосифа Виссарионовича, «и стремление разгадать психологию, завязку характера, а, может быть, и тайну возвышения Сталина не оставляли его в течение многих лет» [1; 693].

Пьеса «Батум» не была сделкой с совестью в строгом смысле этого слова, но не была и вызовом властям. М. Булгаков попытался в литературном произведении преподнести героическую сущность молодого Сталина, восполнив пробел в сталинском мифе. Ведь миф о Сталине почти не затрагивает юность вождя и сразу переходит к зрелым годам умудренного жизненным опытом всесильного генсека. Даже наоборот, детство и юность Сталина всегда мешали созданию мифа о добром и могущественном отце народов, так как в них было много темных, неблаговидных и тщательно скрываемых эпизодов.

Трудно проследить механизм создания мифов об известных политических деятелях, но мифологизация Сталина началась тогда, когда он впервые появился на исторической арене. М. Булгаков мифологизирует Сталина изначально, утверждая, что крестьянина Горийского уезда Тифлисской губернии исключили из духовной семинарии «за принадлежность к противоправительственным кружкам» [1; 514]. На самом деле, Сосо исключили не за пропаганду марксизма, а за неявку на экзамены по неуважительной причине. Сталин забросил учебу, его часто заставали за чтением светской литературы, что не приветствовалось в семинарии, у него возникали постоянные конфликты с преподавателями и однокурсниками, и даже «вместо религии в своих последователях он сеял метафизическое мировоззрение» [2; 25]. Все это, в конце концов, привело к низкой успеваемости. Как отмечает однокурсник Сталина И. Иремашвили: «Характеристика, данная руководством семинарии Сосо для перехода на последний шестой класс, была настолько плохой, что он решил оставить семинарию» [2; 25].

М. Булгаков усугубляет мифологизацию юных лет Сталина предсказанием цыганки, которая нагадала, что Сосо станет «большим человеком» [1; 515].

В процессе мифологизации важную роль играют стереотипное мышление, скудность достоверной информации, интерес общества к неординарным личностям. Действительно, Сталин — фигура, привлекающая не только профессиональных историков, но и широкие массы людей. Массам нужен герой, который их защитит и обезопасит: для этих целей идеально подходит мифологема вождя-отца.

В общественном сознании особо ценятся те люди, которые сумели преодолеть серьезные преграды, балансируя между жизнью и смертью, ценой нечеловеческих усилий смогли достичь больших высот. Сталин таким не был, но официальные биографы, советская пропагандистская машина и городской фольклор превратили его в такого героя.

Миф, утратив архаическую репрезентацию, остается мощным средством сакрализации культурных, социальных, политических явлений во все времена. В данной ситуации мифологизация становится историко-культурным и политическим феноменом.

Поступки и жизнь Сталина наделялись всечеловеческими архетипическими значениями. Даже самые невероятные и надуманные истории, связанные со Сталиным, кажутся вполне правдоподобными, так как «отец народов» мифологичен уже своей властной харизмой. Можно сказать, что М. Булгаков не только мифологизировал образ Сталина, но и гламуризировал: впрочем, гламуризировали главу государства не только М. Булгаков, но и многие другие деятели литературы, живописи, кинематографа. Поэтому миф о Сталине оказался настолько устойчивым, что полностью затмил реальный образ большевика И. Джугашвили.

М. Булгаков обращается к запутанному, малоизученному, обросшему всевозможными легендами периоду батумской биографии И. Джугашвили, когда он еще не был ни Сталиным, ни даже Кобой, а все его знали под детским уменьшительным именем Сосо. Никто не знает ни точную дату рождения Джугашвили, ни его этническую принадлежность. Сюда можно отнести многочисленные слухи о сотрудничестве Сталина с жандармским охранным отделением, а также оценку его роли в большевистских организациях Грузии (где по факту господствовали меньшевики), странные метаморфозы с его именем (с 1898 по 1914 гг. у Кобы было 30 псевдонимов), диаметрально противоположные точки зрения о личности Сталина.

Формирование «батумского мифа» относится к 1937 году — к 35-летию батумской партийной организации. Главной мифотворческой «книгой откровения» стала работа «Батумская демонстрация 1902 года» (1937), отредактированная лично Л. Берия, в которой были собраны заметки из газеты «Искра», воспоминания рабочих, материалы следственного дела и пр., относящиеся к батумским событиям 1902 года.

Цель книги — представить Сталина как главного инициатора революционного движения в Закавказье, как выдающегося борца за права рабочих. Во время работы над пьесой «Батум» М. Булгаков пользовался прежде всего этой книгой: в экземпляре «Батумская демонстрация 1902 года», принадлежавшем писателю, очень много помет и подчеркиваний.

Имена героев М. Булгаков также взял из этой книги: Сильвестр (Сильвестр Ломджария), Порфирий (Порфирий Ломджария), Миха (Михаил Габуния), Теофил (Теофил Гогиберидзе), Котэ (Константин Каландаров), Канделаки (Коция Канделаки), Тодрия (Сильвестр Тодрия), Дариспан (Дариспан Дарахвелидзе), Хиримьянц (Михаил Харимьянц), Наташа (Наталья Киртадзе-Сихарулидзе).

В конце ноября 1901 года Сталин по поручению Тифлисского комитета РСДРП едет в Батум для создания социал-демократической организации. На самом деле, в Батум Сосо приехал из-за угрозы ареста в Тифлисе.

В Батуме в начале XX века были крупные нефтеперерабатывающие заводы Ротшильда, Манташева, братьев Нобель, Хачатурянца, Сидеридиса, Каплана, Карапетова. В городе насчитывалось свыше 11 000 рабочих; рабочий день на заводах составлял 14—16 часов; зарплата — от 60 коп. до 1 руб. в день; применялся и труд малолетних. Строился первый в России нефтепровод Баку-Батум. Батум был основным портом, через который шел экспорт нефти за границу. По образному выражению О. Мандельштама, Батум был «Русской спекулятивной Калифорнией».

Естественно, в таком пролетарском городе, где было столько заводов, а также конка и железнодорожные мастерские, существовали марксистские кружки. Легальные марксисты в Батуме из первой социал-демократической организации в Грузии «Месаме-даси» («Третья группа») во главе с И. Рамишвили и К. Чхеидзе занимались рабочими школами и просветительской деятельностью: вполне понятно, что Сталин относился к ним презрительно, так как члены «Месаме-даси» отрицали революционную борьбу.

В пьесе М. Булгакова Сталин в ночь на новый 1902 год собирает в доме у Порфирия группу из 25 рабочих — комитет батумской организации РСДРП Ленинского направления. На съезде-вечеринке должен был состояться выбор руководящего центра организации. Возглавлял список, по предложению Канделаки, естественно, сам Сосо.

То, что в 1901—02 гг. в Батуме Сталин провозгласил верность ленинскому пути, — очередной миф, потому что раскол РСДРП на большевиков и меньшевиков произошел только в 1903 году на II съезде РСДРП.

Вот как описывает первое заседание батумской организации РСДРП участник «новогоднего праздника» П. Куридзе: «На ужин у нас была колбаса, сыр, грузинский хлеб, мясо и даже торт, в который было вделано маленькое красное знамя с надписью: «Долой самодержавие, да здравствует пролетариат!» Было у нас и вино, но по просьбе товарища Сталина мы пили мало» [3; 83]. О малом количестве вина М. Булгаков ничего не говорит, даже, наоборот, у него гости Сосо распивают вино, поют «Мравалжамиер» — песню-поздравление. М. Булгаков, по-видимому, попал под влияние стереотипа о «грузинском застолье». К тому же любой обряд посвящения — а создание батумской ячейки РСДРП есть инициация высшего порядка, с точки зрения ее сторонников, — сопровождается сакральной трапезой с распитием ритуальных напитков.

В январе 1902 года (у М. Булгакова — в новогоднюю ночь) на заводе Ротшильда произошел крупный пожар. За особое вознаграждение рабочие согласились потушить его, но на следующий день администрация отказалась от выплаты. Вот как описывает это событие П. Ломджария: «Узнав об этом, товарищ Сталин собрал нас и предложил составить списки всех рабочих, участвовавших в тушении пожара, и совместно с рабочими других заводов обратиться к администрации с решительным требованием об уплате обещанного вознаграждения. В результате этого администрация принуждена была выплатить нам обещанные деньги. Товарищу Сосо также досталось 1—2 руб.» [4; 85].

У М. Булгакова этот эпизод описан несколько иначе: Сталин заранее составил списки тушивших пожар и предъявил их администрации, сам лично участвовал в ликвидации пожара, не боясь быть узнанным полицией. Здесь М. Булгаков подчеркивает проницательность и мужественность «учителя рабочих» — еще один штрих к сталинскому мифу.

В Батуме Сосо организовал подпольную типографию, в январе — забастовку на заводе Манташева, а в феврале — на заводе Ротшильда. Типография Сосо сначала размещалась в доме Дарахвелидзе, потом была перенесена в дом к сторожу кладбища Соук-Су Качахмадзе, а в конце — в дом абхазца Хашима Смырба.

Сталин был, как отмечалось выше, организатором забастовки на заводе Манташева, которая продлилась с 31 января до 17 февраля 1902 года. «Поводом к забастовке послужило увольнение рабочего Хачика Казаряна, считавшегося зачинщиком беспорядков на заводе» [5; 12]. Забастовщики требовали освободить Х. Казаряна, отменить штрафы, предоставить еженедельный отдых. Армяне были активно вовлечены в революционное движение на батумских предприятиях. «На нефтяном заводе Манташева дашнаки зверски убили одного рабочего, который собирался вступить в социал-демократическую группу, но /.../ число рабочих-армян, становившихся под марксистско-ленинское знамя, беспрерывно возрастало» [6; 258].

Администрация удовлетворила требования бастующих. «Победоносный исход забастовки наглядно убедил батумских рабочих в силе организованной борьбы» [5; 12]. Здесь явно просматривается революционный стиль Сталина. Еще в 1901 году в газете «Брдзола» Сталин пишет о позитивных аспектах уличных демонстраций и столкновений. Мысли Сосо настолько откровенны и циничны, что их стоит привести полностью.

«Уличная демонстрация интересна тем, что она быстро вовлекает в движение большую массу населения, сразу знакомит ее с нашими требованиями и создает ту благоприятную широкую почву, на которой мы смело можем сеять семена социалистических идей и политической свободы. Уличная демонстрация создает уличную агитацию, влиянию которой не может не поддаться отсталая и робкая часть общества. Достаточно человеку выйти во время демонстрации на улицу, чтобы увидеть мужественных борцов, понять, ради чего они борются, услышать свободную речь, зовущую всех на борьбу, боевую песнь, изобличающую существующий строй, вскрывающую наши общественные язвы. Потому-то власть больше всего боится уличной демонстрации. Вот почему она грозит сурово наказать не только демонстрантов, но и «любопытствующих». В этом любопытстве народа скрывается главная опасность для власти: сегодняшний «любопытствующий» завтра как демонстрант соберет вокруг себя новые группы «любопытствующих» /.../. «Любопытствующие» видят, что демонстранты собрались на улице для того, чтобы высказать свои желания и требования, власть же им отвечает избиением и зверским подавлением. «Любопытствующий» уже не бежит от свиста нагаек, а наоборот, подходит ближе, а нагайка уже не может разобрать, где кончается простой «любопытствующий» и где начинается «бунтовщик». Теперь нагайка, соблюдая «полное демократическое равенство», не различая пола, возраста и даже сословия, разгуливает по спинам и тех и других. Этим нагайка оказывает нам большую услугу, ускоряя революционизирование «любопытствующего». Из оружия успокоения она становится оружием пробуждения» [7; 26].

Новая забастовка не заставила себя долго ждать. В марте 1902 года на заводе Ротшильда было уволено 389 рабочих «вследствие падения спроса на керосин» [1; 530].

Недовольные рабочие вышли на улицу. Неспокойно было и на заводе Сидеридиса. В ночь на 8 марта были арестованы около 30 зачинщиков стачки. В полдень 8 марта к полицейскому управлению явились около 400 рабочих с требованием или освободить товарищей, или арестовать их тоже. Власти пребывали в растерянности, так как забастовки были новым явлением и у них не было опыта борьбы с ними. Местные органы самоуправления не нашли ничего лучшего, как арестовать всех и разместить в казармах пересыльного пункта. Вечером того же дня Сталин предложил рабочим батумских предприятий на следующий день выйти на площадь и освободить своих друзей. «Кое-кто из присутствовавших на собрании /.../ высказали опасения, что такая демонстрация может повлечь за собой жертвы, и рекомендовали повести примирительную политику. Однако большинство собрания, следуя за товарищем Сталиным, отвергло это предложение» [8; 110].

9 марта рабочие с песнями и лезгинкой двинулись к пересыльным (Ардаганским) казармам. Во главе толпы стояли рабочие Михаил Харимьянц (в пьесе — Хиримьянц) и Теофил Гогиберидзе. Перед площадью у пересыльных казарм собралась толпа, по М. Булгакову, из 5—6 тысяч человек. Хотя реально присутствовало около 1200 рабочих (до этого М. Булгаков утверждал, что на заводе Ротшильда бастовало 1500 человек, это при том, что общее число рабочих на этом заводе — 900 человек). Здесь проявляется мифологическая гиперболизация количества участников забастовки и демонстрации, что свойственно героическим фольклорным текстам.

Согласно М. Булгакову, впереди шел Хиримьянц с красным флагом, рядом с ним — Сталин, а также Теофил, Наташа, Миха. На самом деле, никакого флага в рука у Хиримьянца не было: это была очередная попытка М. Булгакова мифологизировать участников демонстрации, так как флаг в руках одного из лидеров символизировал стойкость и убежденность большевистского движения. По всей вероятности, Сталин участвовал в батумской демонстрации в качестве «серого кардинала». Он был подстрекателем, который, прячась за спины рабочих, осуществлял свои амбициозные планы. Сталин воплощал в жизнь свою антимонархическую утопию, в грош не ставя жизнь простых рабочих. Сталина окружали телохранители «в основном, гурийские крестьяне во главе с Канделаки. «Это были хорошие конспираторы, — вспоминал позднее Сталин. — Они создали вокруг меня семь кругов, и, когда царские жандармы стреляли по демонстрантам, на место раненого становился другой: кольцо невозможно было прорвать»» [9; 138]. Об этом говорит и Л. Троцкий: «Участие Кобы в батумских событиях имело, видимо, закулисный характер» [10; 70]. В газете «Искра», подробно освещавшей батумскую демонстрацию, нет ни слова об И. Джугашвили. В книге старейшего грузинского большевика Ф. Махарадзе «Очерки революционного движения в Закавказье» (1927) в разделе о батумской демонстрации Сталин вообще не упоминается.

Действительно, Сталин затерялся в толпе, пытался не выделяться из общей массы, потому что никто из многочисленных свидетелей на него не указал, и он не был арестован в числе других бунтовщиков. «/.../ руководя делом, Джугашвили держал себя в стороне и потому не все рабочие знали об нем» [11; 235].

Сталин пытался объединить забастовку с политической демонстрацией. Чисто экономические уступки и льготы его не интересовали. Хотя самим рабочим бастовать было невыгодно: за это время они зарплату не получали, да и руководство завода могло перенести свои предприятия в другое государство, в частности, в Египет. Тогда сотни жителей Батума и окрестных сел остались бы без работы и без средств к существованию. В итоге бастовали четыре месяца, но завод Ротшильда выплатил жалование за один месяц. Сталин к этому времени — в апреле — находился в тюрьме. Ситуацию после забастовки 9 марта он представил как свою победу; впрочем, это было далеко не так, но Сталина это не беспокоило. Он со смехом заявил рабочему П. Куридзе: «Не беспокойся, они напуганы и заплатят» [12; 82].

К слову, Сталин в значительной степени (как и в целом, все большевистское дело) зависел от зарубежного финансирования, в том числе и от западных нефтяных магнатов.

Сталин явно провоцировал кровопролитие: убеждал рабочих, что стрелять солдаты не будут, хотя прекрасно понимал, что солдаты не посмеют ослушаться приказа и откроют огонь. Рабочие пытались отнять у солдат ружья, закидывали их камнями, грязью, досками и черепицей. «В самом разгаре демонстрации я видела, как один рабочий схватил ком земли и кинул в капитана Антадзе» [13; 89]. В пьесе М. Булгакова Сталин также хочет швырнуть камень в солдат, но не делает этого: осторожность добавляет рациональности в булгаковский миф о Сталине. Однако другие персонажи пьесы закидывали солдат всем, что попадалось под руку. Многие солдаты и офицеры получили травмы и увечья. Сталин даже бросил клич: «Солдаты в нас стрелять не будут, а их командиров не бойтесь. Бейте их прямо по головам, и мы добьемся освобождения наших товарищей» [14; 207].

Видя, что ситуация выходит из-под контроля, помощник военного губернатора полковник Дрягин вызвал роту 7-го Кавказского стрелкового батальона под командованием капитана Антадзе. Сначала рота осуществляла предупредительную пальбу вверх, но толпа продолжала наступать вперед: один рабочий даже попытался выхватить винтовку из рук солдата. «На попытку солдат очистить площадь от рабочих последние ответили градом камней. Рабочие пытались отнять ружья у солдат, и слышны были крики: «Бей их, бери ружья, они не смогут стрелять». К рабочим, бывшим на площади, присоединились заключенные в пересыльной части, бросавшие оттуда камни и под конец вырвавшиеся из тюремного двора» [15; 22].

У М. Булгакова провокационные фразы «Не посмеют стрелять в безоружных» и «Товарищи! Нельзя бежать! Стойте тесно, стеной!» произносит Сосо. В черновом варианте пьесы Порфирий тоже выступает как провокатор — перед лицом нацеленных ружей он заявил рабочим: «Стойте твердо! Это холостые» [16; 301]. Как отмечает В. Новиков: «[Булгаков] много и упорно работал над образом Порфирия, над эволюцией его сознания, чтобы рельефно показать важнейший процесс в развитии рабочего движения» [16; 301]. У М. Булгакова фразу «Я не хочу умирать в постели» произносит Порфирий, а в воспоминаниях Герасима Каладзе это говорит Миха Габуния: «Не дай, господи, умереть на своей постели» [17; 64]. Далее Порфирий у М. Булгакова восклицает: «Да сгорит ваше право! Сгорит в аду!». На самом деле эту мысль высказывает безымянный рабочий, которого хочет застрелить Антадзе [18; 30]. Здесь явью видна тенденция М. Булгакова к мифологизации не только Сталина, но и представителей батумского пролетариата.

Сталин намеренно направлял рабочих на открытую конфронтацию с руководством заводов и властями в целом. Он манипулировал толпой и пытался до предела раскалить и без того взрывоопасную ситуацию, хотя знал, что войска непременно откроют огонь. По воспоминаниям О. Инжерабяна: «Впереди группы рабочих в демонстрации шел товарищ Сталин. Демонстрация вплотную приблизилась к солдатам, державшим наготове винтовки, направленные на нас. Их начальник, офицер Антадзе, потребовал, чтобы демонстрация разошлась, иначе он прикажет стрелять. Первое мгновение некоторые рабочие, среди которых был и я, заколебались. Но над демонстрацией пронесся громкий голос, призывавший нас не расходиться, еще решительнее требовать освобождения арестованных. С этим призывом обратился к демонстрантам товарищ Сталин» [19; 71].

«Антадзе скомандовал стрелять: раздался первый залп, народ закричал: «Не бойтесь!»; второй залп был безрезультатный; раздался третий залп — упал один, другой, третий... послышалось в толпе проклятие, и начали отступать, стрельба продолжалась» [18; 30]. В пьесе «Батум» после выстрелов, произведенных капитаном Антадзе, действующие лица подвергаются мучениям, которые впоследствии приобретут статус мифологичности: Порфирий падает, сраженный пулей; Геронтий ранен в плечо; у Хиримьянца из рук выпадает флаг с перебитым древком. После второго залпа убит Климов — впрочем, в реальных батумских событиях 1902 года не было участника с такой фамилией. Мы воспринимаем это как очередную мифологизацию М. Булгакова: наряду с революционной борьбой, осуществлявшейся закавказскими народами, необходимо было также засвидетельствовать и участие представителя некоренного населения Закавказья, который в то же время олицетворял дружбу между народами Российской империи.

У М. Булгакова Сталин сперва склонился к убитому Климову, затем, осознав всю безысходность ситуации, наклонился к раненому Геронтию. Геронтий Каландадзе выступал от имени рабочих и предъявлял властям их требования. Это как будто бы подтверждают и воспоминания И. Дарахвелидзе: «Товарищ Сталин находился все время среди рабочих. Раненного в руку Геронтия Каландадзе он сам вывел из толпы и доставил на нашу квартиру. Помню, что в тот день он был одет в рабочую блузу и короткий пиджак» [20; 75]. Канделаки утверждает, что «Сосо перевязал раненого бинтом» [9; 139]. У М. Булгакова Геронтий обхватывает рукой шею Сталина, и так они удаляются.

Однако в это почти невозможно поверить, так как Сталин всегда старался находиться в тени. Как говорил Л. Троцкий: «Руководитель вряд ли мог покинуть свой пост, чтоб вывести раненого: обязанность санитара мог выполнить рядовой участник демонстрации» [10; 64]. В описании данного события проявилась героизация определенных этических и эстетических норм революционера с точки зрения М. Булгакова.

«Не взирая на опасность положения, товарищ Сосо посадил Геронтия в фаэтон и повез к себе на квартиру Чаоба¹» [14; 208]. Так, якобы полиция вышла на след «учителя рабочих», но почему-то арестовала его только 5 апреля. Джугашвили посадили прежде всего как члена Тифлисского комитета РСДРП. Он привлекался и по делу об участии в батумской демонстрации, но это дело «было прекращено из-за отсутствия улик» [21; 8].

Хотя М. Булгаков утверждал, что Сталин 9 марта шел в первых рядах демонстрантов, на самом деле он либо вовсе не принимал участия в митинге, либо наблюдал за происходящим со стороны. Это отмечал еще Л. Троцкий: «Имя Джугашвили во время судебного процесса, несмотря на многочисленность подсудимых и свидетелей, вообще не называлось» [10; 64]. «Сам Джугашвили утверждает, что приехал в Батум позже 15-го марта из Гори /.../ 8-го апреля» [22; 232]. Впрочем, это не совсем соответствовало истине, потому что Сталина узнал один из жандармов: «/.../ пристав 4-го участка гор[ода] Батума Чхиквадзе видел Иосифа Джугашвили в толпе у пересыльной части во время беспорядков 9-го марта» [22; 232].

В итоге во время батумской демонстрации 9 марта 1902 года погибло 15, ранено — 54, арестовано — 500 участников демонстрации. По делу о батумской демонстрации были осуждены 21 человек, среди которых, разумеется, Сосо не было. «Задержанные в толпе и позднее — по указаниям полицейских — 21 рабочий обвиняются в явном противодействии местной административной власти, с целью принудить ее освободить арестованных рабочих, причем Гогиберидзе (26 л.) и Хиримьянц (31 г.) управляли действиями толпы» [15; 22]. Гогиберидзе и Хиримьянц «обвинительным актом выставляются как руководители насильственного сопротивления» [15; 23]. Во главе толпы находились Хиримьянц и Гогиберидзе: они требовали освободить заключенных. «Михаил Хиримьянц во время переговоров [с помощником военного губернатора, полковником Дрягиным] вел себя вызывающе и дерзко, а Гогиберидзе то появлялся для переговоров, то исчезал в толпе [быть может, советовался с затаившимся Сталиным? — Т.Т.]» [23; 265]. Гогиберидзе «при приближении стрелков бросился к ним с криками навстречу». Это заметил жандармский полковник Зейдлиц (у М. Булгакова — Трейниц) и в связи с этим «Гогиберидзе привлечен как вожак толпы» [15; 23].

Сталина к делу о батумской демонстрации так и не привлекли, хотя в пьесе М. Булгакова его арестовали и посадили в тюрьму именно за организацию манифестации. По М. Булгакову, Сосо был настоящим идолом для пролетариев, однако, на самом деле, далеко не все рабочие шли за «Пастырем». Об этом существуют свидетельства участников событий: «/.../ среди рабочих были такие, которые не смогли дольше выдержать забастовку и с нетерпением ждали открытия завода» [24; 158]. Рабочие после четырех месяцев забастовки начали интересоваться, что с ними будет в дальнейшем, причем спрашивали об этом у жандармского ротмистра Джакели. У М. Булгакова, разумеется, ничего подобного нет. Кроме того, тот же Г. Елисабедашвили со слов Джакели сообщает: «/.../ с появлением марксиста Джугашвили рабочие взбунтовались, поднялись — и по вине его (Джугашвили) были расстреляны» [24; 157].

Интересно также, что незадолго до этих событий Сталин заподозрил некоего рабочего по фамилии Карцхия в штрейкбрехерстве и шпионской деятельности. «Решено было убрать шпика, он был убит» [9; 133]. Это первое убийство, санкционированное Сталиным в Батуме, но об этом М. Булгаков не упоминает, чтобы не развенчать миф о героической молодости «вождя народов».

Похороны убитых во время батумской демонстрации, по воспоминаниям современников и по официальной биографии Сталина, были превращены в многотысячный антиправительственный митинг. Странно, что М. Булгаков об этом не упоминает. Впрочем, вряд ли Сталин, скрываясь от полиции, смог бы организовать подобное масштабное выступление.

Начальник тюрьмы, в которую отправляют Сосо, сравнивает героя М. Булгакова с «демоном проклятым». Демонизм Сталина проявляется в пьесе в разных ракурсах: в речи ректора семинарии; в сказках, рассказанных самим Сосо, о черном драконе и черте, который украл месяц и спрятал его в карман. Да и многие поступки Сталина, провоцировавшие одноклассника, рабочих, солдат и др. и направлявшие народ на верную гибель, явно содержат в себе элементы подстрекательства, свойственные демону-искусителю. С демоном Сталиным не может справиться даже святой Серафим Саровский (в сцене с Николаем II).

Впрочем, М. Булгаков понимал амбивалентный характер героя своего произведения и наделил его некоторыми чертами, намекающими на связь с Христом, которые «проявились в сцене избиения Сталина тюремными стражниками: защищаясь от ударов, заключенный складывает руки над головой — крестообразно» [25; 437]. М. Петровский указывает еще на одну связь Сталина с Христом: «Николаю II в «Батуме» докладывают о приговоре молодому пророку-революционеру, и царь оставляет приговор в силе, то есть умывает руки. Он умывает руки в переносном, моральном смысле, подтверждая приговор, — и в прямом, физическом, описывая свое купание в чудотворном пруду» [25; 439].

Далее М. Петровский резюмирует: «Булгаков проделал неслыханный по дерзости (художественной, моральной и политической) эксперимент: соединил в образе Сталина черты пророка и демона, Христа и сатаны, то есть сказал — на булгаковском языке достаточно внятно, — что его герой Антихрист» [25; 442].

Еще один любопытный эпизод связан с пребыванием Сосо в тюрьме. В булгаковской пьесе Сталин передает лично в руки уголовнику записку на волю, которую тот обязался доставить непосредственно адресату. На самом же деле «одним из арестантов были выброшены на тюремный двор две записки, из коих в одной автор записки просит неизвестного адресата повидаться в Гори со школьным учителем Сосо Иремашвили, сказать ему, что «Сосо Джугашвили арестован и просит его сейчас же сообщить об этом матери на тот конец, что если жандармы спросят ее: «Когда твой сын выехал из Гори», то сказала бы: «Все лето и зиму до 15-го марта находился здесь» (в Гори); то же должны показать Сосо Иремашвили и мой дядя и тетка» [22; 232]. Фактически Сталин этой своей запиской грубо подставил друзей и направил на них жандармов, а у М. Булгакова этот эпизод значительно смягчен, и Сталин предстает, как настоящий мифологический герой, более мудрым и осторожным.

9 июля 1903 года Сталина высылают на 3 года под гласный надзор полиции в Восточную Сибирь — в Иркутскую губернию, село Новая Уда. 5 января 1904 года Сталин бежит из ссылки и, но М. Булгакову, снова возвращается в Батум к Порфирию и Наташе. Наталья Киртадзе (Киртава) была возлюбленной Сталина. М. Булгаков, хотя и ввел этот образ в канву своего произведения, однако любовный мотив не развил: еще одно проявление мифологизации будущего «вождя народов», для которого служение общественному благу важнее личных чувств.

В истории о возвращении Сосо зимой 1904 года в Батум М. Булгаков возводит мифологизацию главного героя до абсурдного предела, который много дней не ел, не спал, несколько раз проваливался в прорубь. Объективности ради надо сказать, что М. Булгаков в этом следовал полулегендарному тексту А. Барбюса: «В Сибири Кобу застала в дороге ужасающая снежная буря, которая в тех краях называется пургой. Спастись от нее можно только одним способом — лечь и зарыться в снег. Но Коба продолжал свой путь, а шел он по льду реки. Чтобы пройти три километра до избы, ему понадобилось несколько часов. Когда он, наконец, переступил через порог, его приняли за привидение: он обледенел с головы до ног. Его кое-как отогрели. Согревшись, он свалился и проспал восемнадцать часов подряд. С тех пор его чахотка исчезла навсегда» [26; 35—36].

Некоторые обстоятельства побега Сталина из Сибири послужили созданию мифа о Сталине как агенте царской охранки. Этому поспособствовало, в частности, воспоминание рабочего Д. Вадачкория (необходимо отметить, что это воспоминание прошло цензуру Берия и воспринималось как проявление смекалки Сталина; но, на самом деле, эта история впоследствии обросла всевозможными домыслами). «Помню рассказ товарища Сосо о его побеге из ссылки. Перед побегом товарищ Сосо сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников. В поезде к нему пристал какой-то подозрительный субъект — шпион. Чтобы избавиться от этого субъекта, товарищ Сосо сошел на одной из станций, предъявил жандарму своё удостоверение и потребовал от него арестовать эту «подозрительную» личность. Жандарм задержал этого субъекта, а тем временем поезд отошел, увозя товарища Сосо» [27; 146].

В экземпляре книги «Батумская демонстрация 1902 года», принадлежавшем М. Булгакову, писатель жирно обвел воспоминания Вадачкория красным и синим карандашами. Как отмечает Л. Яковлев: «Черновики «Батума» свидетельствуют о том, что М. Булгаков старался как-то прикоснуться к обстоятельствам «чудесного» побега» [28]. Но М. Булгаков отказался даже от малейшего упоминания о данном происшествии: ведь подобная невероятная история могла демифологизировать образ Сталина, которого заподозрили бы в работе на охранку.

В июле—августе 1939 года пьесу «Батум» собирались поставить во МХАТе, но вскоре, по указанию из секретариата Сталина, вся работа над постановкой «Батума» была прекращена. «Посетив МХАТ, Сталин в разговоре с В.И. Немировичем-Данченко обронил загадочную фразу, что пьесу «Батум» он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить» [1; 702].

Сталин уже мнил себя лидером мирового масштаба, поэтому показ своего этапа «ученичества» считал вредным для данного периода как на внешней арене, так и на внутренней. «Булгаков угадал железный и вместе с тем иезуитски гибкий характер молодого революционера, и Сталин догадкой художника остался недоволен, она противоречила официальному мифу о добром кремлевском мудреце» [29].

Мифологизация образа Сталина в пьесе «Батум» сопровождается всевозможными ремарками, в которых подчеркивается стойкий и решительный характер вождя. Мифологический образ создается и при помощи особых лингвистических средств, которые базируются на семантике новояза раннесоветской эпохи.

М. Булгаков создает несколько упрощенный мифологический образ Сталина, основанный на стереотипных шаблонах марксистско-ленинской идеологии и отлакированной биографии «кремлевского горца». Можно сказать, что М. Булгаков шел по пути искусственной мифологизации, используя образцы и готовые матрицы агитпропа. Городские коммунисты — в большинстве своем — тени Сталина, лишенные колорита, ходульные персонажи; их функции — только лишь подтверждать истины официальной истории КПСС, быть рупором коммунистической морали и предусмотрительно проявлять здравомыслие, подобно героям-резонерам в драматургии эпохи классицизма.

Бесспорно, мы никогда не узнаем реальную подоплеку многих событий начала XX века, не узнаем, что на самом деле «отец народов» думал о себе и о революции, но для нас важнее другое: как Сталина и его сподвижников воспринимал М. Булгаков. Впрочем, нельзя забывать, что М. Булгаков всегда жил в Советском Союзе и его восприятие часто менялось на протяжении жизни.

Литература

1. Булгаков М.А. Собр. Соч. В 5 т. М.: Художественная литература, 1992. Т. 3. Пьесы. — 703 с.

2. Иремашвили И. Сталин и трагедия Грузии. М., 2008. — 112 с. Библиотека Музея и общественного центра «Мир, прогресс, права человека» имени Андрея Сахарова.

3. Куридзе П. Товарищ Сталин — организатор борьбы батумских рабочих // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

4. Ломджария П. Сталин организовал нас на борьбу с царизмом и буржуазией // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

5. Церцвадзе Н.В. Батумская политическая демонстрация 1902 года // Вопросы истории, № 3, 1952. — 3—18 с.

6. Блюм С. Батумская демонстрация 1902 года. 35-летие политической демонстрации батумских рабочих // Историк-марксист, № 4, 1937. — 257—261 с.

7. Сталин И.В. Российская социал-демократическая, партия и ее ближайшие задачи // Сталин И.В. Сочинения. Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1946. — 427 с.

8. Долубадзе П. Мы боролись под руководством великого Сталина // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

9. Монтефиоре С.С. Молодой Сталин. М.: АСТ: Corpus, 2014. — 576 с.

10. Троцкий Л.Д. Сталин: В 2 т. М.: ТЕРРА, 1996. Т. 1. — 324 с.

11. Из донесения начальника кутаисского губернского жандармского управления в департамент полиции. 29 апреля 1902 г. // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

12. Куридзе П. «Солнце будет сиять для нас» // Рассказы старых рабочих Закавказья о Великом Сталине. М.: Издательство ЦК ВЛКСМ, Молодая гвардия, 1937. — 144 с.

13. Ломджария В. Сталин воспитывал в нас мужество и ненависть к врагу // Рассказы старых рабочих Закавказья о Великом Сталине. М.: Издательство ЦК ВЛКСМ, Молодая гвардия, 1937. — 144 с.

14. Сталин и Хашим // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

15. Батумский процесс («Искра» № 26, 15 октября 1902 г.) // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

16. Новиков В.В. Михаил Булгаков-художник. М.: Московский рабочий, 1996. — 357 с.

17. Каладзе Г. Воспоминания о товарище Сталине // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

18. Прокламации батумской социал-демократической организации // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

19. Инжерабян О. Огненные сталинские слова // Рассказы старых рабочих Закавказья о Великом Сталине. М.: Издательство ЦК ВЛКСМ, Молодая гвардия, 1937. — 144 с.

20. Дарахвелидзе И. О революционной работе товарища Сталина в Батуми // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

21. Островский А.В. Кто стоял за спиной Сталина? М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. — 638 с.

22. Донесение жандармского ротмистра Джакели // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

23. Материалы судебного процесса о политической демонстрации батумских рабочих 9 марта 1902 г. // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

24. Елисабедашвили Г. К 35-летию батумской организации ленинско-искровского направления // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

25. Петровский М.С. Мастер и Город. Киевские контексты Михаила Булгакова. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008. — 462 с.

26. Барбюс А. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. М.: Гослитиздат, 1936. — 369 с.

27. Вадачкория Д. Организатор революционных боев батумских рабочих // Батумская демонстрация 1902 года. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. — 317 с.

28. Яковлев Л. Дела батумские (к 70-летию пьесы М.А. Булгакова «Батум»). [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://belousenko.com

29. Сахаров В. «Батум» М.А. Булгакова: в поисках текста // Независимый альманах «Лебедь». [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://lebed.com

Примечания

1. Сталин сначала жил в батумском предместье Чаоба, затем в предместье Городок.