М.А. Булгаков в своих произведениях не только ярко и образно представляет своеобразие развертывания жизненных ситуаций в Российском обществе первой трети XX века, но и заостряет внимание читателя на необходимости решения тех нравственных проблем, которые сами создавали и остро переживали его современники. Особенно в этом плане примечателен роман «Мастер и Маргарита», которому автор отдал 12 лет своей жизни (создав восемь редакций романа!), и который сделал его одним из самых знаменитых в мире русских писателей.
В этом произведении М.А. Булгаков, как и в других своих трудах, «...защищал культуру, как великую общечеловеческую ценность, созданную бесконечным по времени общечеловеческим трудом, усилиями разума и духа» (В. Акимов [1]). Одним из центральных аспектов, о которых он пишет, является личная ответственность человека перед жизнью, требующая постоянной сверки своих поступков с теми духовными ориентирами, которые выработало человечество на протяжении многих тысяч лет.
В современной культурной среде, хотя с момента его создания прошло почти 80 лет, роман М.А. Булгакова никого из читателей не оставляет равнодушным, но вызывает противоречивые, порой полярные мнения [4]. Так, в церковном мире обращается внимание на то, что образ Иешуа в романе не соответствует евангельскому, роман пропагандирует культ нечистой силы, а сама книга — это «евангелие от сатаны» (М.М. Дунаев [3]). В то же время диакон Андрей Кураев в своей глубокой книге «Мастер и Маргарита: за Христа или против?» отмечает следующее: «Ну, а вдумчивый читатель романа, не принадлежащий к литературным шариковым — что же он-то должен был бы вынести из романа? Поняв реальность и мощь черного властелина, свое бессилие перед ним, а также пошлость атеизма — куда он должен был бы обратиться? — Туда, где крестное знаменье не атавизм, пробужденный внезапным испугом, а норма жизни, веры, любви и надежды. К Церкви. Воля Булгакова туда шла. Навстречу же Церковь простирала свою молитву» [2]. Завершает свой анализ романа А. Кураев пишет: «Книга Булгакова присутствует в высокой культуре России... Эта книга, через которую проходят все наши дети. И если мы от имени церкви заклеймим этот роман сатанизмом, мы окажем хорошую услугу именно антихристианским группам и движениям» [2].
В прочтении зарубежных читателей роман М.А Булгакова воспринимается либо как сатирическое произведение, творчески преломляющее и раскрывающее перед читателем негативные образы жизни современного ему общества, либо как эпическое полотно, где на фоне автобиографических событий автора книги разворачивается и продолжается нескончаемая борьба Добра и Зла [6].
Как отмечает Л.М. Яновская: «Юный читатель, непредубежденный и стихийно сохраняющий образное мышление детства, берет из романа столько, сколько ему по силам» [7]. В то же время сама Л.М. Яновская = — писательница и исследовательница творчества М.А. Булгакова назвала роман «Трагедией кричащей совести» [7]. Каким же представляются герои романа нашим современникам? Как наша молодежь воспринимает евангельскую тематику и образы Иешуа и Пилата? Современный культурологический анализ многосложного и многопланового романа писателя позволяет определить те сюжетные линии, которые, являясь ведущими для восприятия наших современников, позволяют им сформировать определенные жизненные смыслы, питающие нравственные ориентиры личности.
Роман М.А. Булгакова имеет сложную композицию. Повествование о московских главах прерывается рассказом о событиях, произошедших в древней Иудее.
Как же булгаковское повествование соотносится с Евангелием? Легенда о Иешуа Га-Ноцри повторяет многие детали Евангелия. Вводится образ прокуратора Пилата, первосвященника Каиафы (в романе Каифа), предателя Иуды (но не ученика). Как во всех четырех Евангелиях повторяется нежелание Пилата отправлять Иисуса на казнь, так и в романе Пилат хочет спасти Иешуа.
Но в то же время в романе Булгаков упорно изменяет евангельскую легенду. Иешуа не знает ни отца, ни матери. Нет тайной вечери с апостолами и молитвы в Гефсиманском саду. Даже вместо слова «крест» или «распятие» Булгаков поставил в текст «свежеструганный столб с перекладиной».
Булгаковская трактовка евангельского сюжета весьма неканонична. Сын профессора богословия с уважением относился и к церковной истории, и к некоторым сторонам церковной обрядности.
«Верил ли он? Верил, но, конечно, не по-церковному, а по-своему. Во всяком случае, в последнее время, когда болел, верил — за это я могу поручиться» (запись разговора В.Я. Лакшина с Е.С. Булгаковой 25 марта 1967 года).
Поэтому следует предположить, что для Булгакова изменение Евангельского канона принципиально важно как для писателя, решающего свои сокровенные задачи. А если учесть, что это «закатный роман» мастера, то нам особенно важно понять, в чем суть этого послания нам, читателям-потомкам.
Итак, перед нами герой романа Иешуа Га-Ноцри. Булгаков показывает внешнюю слабость Иешуа: небрежное движение Кентуриона сбивает его с ног. Оговорившись, он путается: «Я, добр... — тут ужас мелькнул в глазах арестанта». Нет ничего от твердости Иисуса в Евангелии. Это не Бог, не сын Божий, не ветхозаветный пророк и даже не мистик, а вполне земной человек. Подобное изображение Христа известно в западно-европейской живописи под названием «Се человек».
Но только на первый взгляд Иешуа слабый человек. Буквально через две страницы мы видим человека, который на этом допросе ведет себя мужественно и с достоинством, что свидетельствует о его воле. Он может сказать кентуриону: «Не бей меня». Но он же будет тверд, когда дело касается его убеждений — от них он не отречется.
В Евангелии от Иоанна: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине, всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина?» (Ин. 18, 37—38).
В романе:
И настанет царство истины?
Настанет, игемон, — убежденно ответил Иешуа.
И его убеждение, что человек перейдет в царство истины и справедливости — это «категорический императив» (И. Кант). Он хотел бы гулять с Понтием, беседовать, но отказаться ради этого от истины он не может. Жизнью и смертью Иешуа открывает людям истину, утверждающую бытие Бога. Истина доступна каждому, но чтобы ее искать, нужно мужество. Каифе страшен бездомный странник. Именно потому, что он боится истины, которую тот принес в мир. И поэтому же в романе у Иешуа только один последователь Левий Матвей. В этой связи естественно вспомнить, что в Евангелии Петр трижды отрекается от Христа: даже ему, первому ученику Христа, непросто бесстрашно следовать за учителем.
Всё это находит наиболее полное и исчерпывающее выражение в словах произнесённых Иешуа на кресте, переданных Пилату Афранием: «в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость».
Пилат, пытаясь спасти Иешуа, хотел бы, чтобы тот проявил трусость — отрекся от истины. Но Иешуа непреклонен: «Правду говорить легко и приятно». Сравним с постулатом И. Канта: «Величайшее нарушение долга человека перед самим собой — это противоположность истине — ложь». Истина в романе — носитель высшей философско-религиозной ценности — «доброй воли».
О всеобщей разумной идее добра говорит избитый пленник прокуратора: «злых людей нет на свете». Он хотел бы поговорить с Марком Крысобоем, он «уверен, что он резко изменился бы». И уже на кресте Иешуа верен своей идее: в ответ на злобные упреки разбойника он просит своего палача: «Дай попить ему». «Злых людей нет на свете» — это перекликается с учением Фомы Аквинского о том, что «нет первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага». То есть человек вышел из рук Создателя добрым, но обстоятельства могут исказить его доброе существо.
Истолкованием идеи добра Булгаков сказал свое новое слово. Добро не может опираться на насилие. Оружием его является доброжелательность и готовность понять другого человека (того же Марка Крысобоя), искренность, участливость, отзывчивость. Ведь даже в московских главах, где, казалось бы, нет места ничему доброму, есть проблески милосердия. А это первая степень добра.
И если с образом Иешуа связано представление о силе добра, меняющем человека, то с образом Пилата, высоко ставящем истину, которая от него ускользает, связано представление о всесилии обстоятельств и среды.
Вряд ли Булгаков видел социальную альтернативу советской действительности 30-х годов. А вот нравственную альтернативу он видел. В. Соловьев, с трудами которого он был, конечно, знаком, говорил о том, что понятие о Боге, как высшем добре, идет из идеи нравственного совершенства.
Образ Иешуа — это напоминание о великом примере смерти за свою веру и надежда на торжество в мире начал добра. Это то, что актуально было не только в 30-е годы, когда создавался роман, но остается важным во все времена.
Очень важную философскую нагрузку в диалоге Иешуа с Пилатом несет фраза: «перерезать волосок уже, наверное, может лишь тот, кто подвесил». Что же такое жизнь? Оказывается, не тело, не плоть, это не физическое, а духовное существование. Пилат полагает, что он может распоряжаться человеческими судьбами и жизнями. И его, «светло улыбаясь», опровергает Иешуа. Это разоблачение мифа о великом человеке. Представляется, что к современной Булгакову действительности это тоже имеет непосредственное отношение.
По объему текста Иешуа занимает мало места, но в смысловом отношении этот персонаж центральный. Его образ незримо присутствует на всех страницах романа, являясь тем нравственным эталоном, с которым соотносятся слова и действия всех прочих героев.
Во времена кесарей Августа и Тиверия в мир пришел человек, открывший духовную истину людям, которые остались глухи к его учению. Но эта истина восторжествовала спустя три столетия. Именно поэтому образ Иешуа очень дорог Булгакову, он — выражение сокровенных мыслей и жизненных принципов автора. Это его понимание вечной истины Христа, нетленной, несгораемой, как роман Мастера.
Исследователи отмечают огромное количество источников, которыми пользовался Булгаков при написании библейских глав, он скрупулезно воссоздает историческую достоверность. Но только внешние совпадения ему не важны. Его интересует соотнесение доброго и злого начала в человеке и в жизни. Ему дорого нравственное содержание заповедей христианства, усвоенное европейской гуманистической культурой. И более того, он не видит в сфере нравственности чего-либо, что можно было противопоставить безусловной вере в добро.
Образ Иешуа Га-Ноцри — это художественное осмысление образа Иисуса Христа, к которому не следует предъявлять ни богословских, ни исторических мерок. Булгакову важна, прежде всего, духовная суть его героя, её тождественность главным Евангельским принципам. В этом отношении последний роман Булгакова невольно перекликается с пониманием Христа у Достоевского.
Представляются справедливыми слова В.Я. Лакшина [5]: «В разгар богоборчества, преследования священников и разрушения храмов Булгаков пытается предложить свою художественно-научную версию жизни Христа, свое «пятое Евангелие», адресованное отвернувшемуся от церковности атеистическому миру».
Литература
1. Акимов В. На ветрах времени. — Л.: Детская литература, 1991. — 286 с.
2. Диакон Андрей Кураев, «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? — М.: Издательский совет Русской Православной Церкви, 2004. — С. 129—130.
3. Дунаев М.М. Православие и русская литература. В 6-ти частях. — М., 1996—2000. Ч. 6. — С. 251.
4. Кушлина О., Смирнов Ю. Некоторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М.А. Булгаков — драматург и художественная культура его времени. Сб. ст. — Сост. А. Нинов. — М., 1988. — С. 285—304.
5. Лакшин В. Мир Михаила Булгакова. — М. 1989.
6. Малышева О.В. Рецепция романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита в испаноязычной литературе» // Вестник науки Сибири. — 2012. — № 3 (4) — Серия Филология. Педагогика. — С. 251—257
7. Яновская Л.М. Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри (в зеркалах булгаковедения) // Вопросы литературы. — 2010. — № 3. — С. 5—72.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |