Тема милосердия в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» является одной из ключевых в романе и начинает разрабатываться с самого начала его создания в 1928 г., связываясь с образом Иешуа Га-Ноцри. Уже в первой редакции романа складывается учение Иешуа о добрых людях — на тот момент «теория о симпатичных людях», которой так испугался Каифа: «Раскусил он, что такое теория о симпатичных людях, не разожмет когтей. Ты страшен всем! Всем!» — восклицает Пилат на страницах черновиков 1928—1930 гг. [1; с. 57] (здесь и далее мы опираемся на установленные нами систему редакций романа и его основной текст, максимально отражающий последнюю творческую волю автора [1; 2]; текст черновиков передается методом динамической транскрипции с помощью графических условных обозначений: 1) текст, вычеркнутый писателем, — [текст], 2) вставка в процессе письма — текст, 3) более поздняя вставка — {текст}, 4) конъектура — <текст>. 4) завершение страницы и переход к следующей обозначены двумя прямыми вертикальными чертами ||).
Рассмотрим, каким образом проявляется милосердие Иешуа.
1) Предчувствие гибели Иуды и ощущение своей вины в ней, сожаление об Иуде и прошение его предательства (глава 2 «Понтий Пилат»).
| Первая редакция
(1928—1930) |
Третья редакция
(1936) |
Пятая редакция
(1937—1938) |
Основной текст |
| «Печаль заволокла [тут] лицо Иешуа, {как {облако} солнце.}
— Это ужасно, прямо ужас... {, — забормотал он} какую беду себе наделал [из Кериот] Искариот. Он очень милый мальчик... {А женщина... А вечером!...}» [1; с. 57] |
«— Мне жаль, — сказал он, — юношу [Искериота] из Кериота.
У меня есть предчувствие, что с ним случится несчастие сегодня ночью, и несчастье при участии женщины, — добавил он мечтательно» [1; с. 381]. |
«— Я вижу, что свершилась какая-то беда из-за того, что юноша из Кариафа передал <sic> мое слова.
У меня есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль» [1; с. 510]. |
«— Я вижу, что совершилась какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа.
У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастие, и мне его очень жаль» [2; с. 563]. |
Милосердие Иешуа к Иуде оформляется с самого начала работы над романом. На ранних этапах работы над образом Иешуа здесь присутствует не просто его предчувствие гибели Иуды, но и предсказание ее обстоятельств, что обусловлено наличием божественного начала в образе Иешуа (совершение чудес) в обозначенные периоды работы над романом.
2) Просьба Иешуа за разбойника в эпизоде казни (глава 16). Становление образа Иешуа в этом эпизоде мы предлагаем рассмотреть по следующим параметрам: описание страданий Иешуа, портрет Иешуа, реакция Иешуа на просьбу разбойника.
Описание страданий Иешуа
| Редакция | Цитата |
| Первая редакция
(1928—1930) |
«На среднем кресте, куда попал Иешуа ни качания ни шевеления не было. Прока||чав часа три головой, Иешуа ослабел и стал впадать в забытье.
Мухи учуяли это и, слетаясь к нему всё в большем количестве, наконец, настолько облепили его лицо, что оно исчезло вовсе в черной шевелящейся маске. Жирные слепни сидели в самых нежных местах его тел[о]{а,} под ушами на веках, в паху, сосали» [1; с. 70]. |
| Вторая редакция
(1932—1936) |
«На третьем кресте шевеления не было. Прокачав около двух час[а]ов головой, Ешуа || ослабел и впал в забытье. Мухи поэтому настолько облепили его, что лицо его исчезло в черной шевелящейся маске. Жирные слепни сидели и под мышками у него и в паху» [1; с. 334]. |
| Пятая редакция
(1937—1938) |
«Счастливе<е> [всех] двух других был Иешуа. В первый же час [<его>] его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его [преврат] исчезло под черной шевелящейся маской. В паху и на животе и под мышками сидели жирные слепни сосали желтое тело» [1; с. 645]. |
| Основной текст | «Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся маской. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело» [2; с. 664]. |
На всем протяжении создания романа в описании страданий Иешуа на кресте Булгаков использует натуралистический метод, раскрывающий физиологическую сторону человеческих мук. Смягчение их изображения происходит за счет не отказа от каких-либо деталей, а работы над временным аспектом: в первой редакции Иешуа находится в сознании три часа, во второй — два, далее — только один час.
Портрет Иешуа
| Редакция | Цитата |
| Первая редакция | «Густейшее гудение послышалось над головой центуриона, и мухи черные и зеленые и синие роем взвились над крестом. Открылось лицо Иешуа, совершенно багровое и лишенное глаз. Они заплыли» [1; с. 71]. |
| Вторая редакция | «Мухи снялись с гудением и открылось лицо Ешуа, совершенно заплывшее и неузнаваемое.
— Га-Ноцри! — сказал кентурион. Ешуа с трудом разлепил веки и на кентуриона глянули совсем разбойничьи глаза» [1; с. 334]. |
| Пятая редакция | «Тогда Иешуа поднял голову и мухи с гуденьем снялись [с ли] и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его обычно ясные, как свидетельствовал верный Левий теперь были || мутноваты» [1; с. 645—646]. |
| Основной текст | «Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычно ясные, теперь были мутноваты» [2; с. 664]. |
С помощью этого же метода Булгаков создает портрет Иешуа в рассматриваемом эпизоде. Писатель изображает человека, который испытывает такие же страдания, как и остальные казнимые, выглядящего так же, как и они.
Реакция Иешуа на просьбу разбойника
| Редакция | Цитата |
| Первая редакция | «Но Иешуа еще не умер. Он развел веки, голову повернул в сторону просящего [и сказал:].
— Скорее проси, — хрипло сказал он, — и за другого, а иначе не сделаю... Проситель метнулся, сколько позволяли гвозди и вскричал: — Да! Да! И его! Не забудь! Тут Иешуа совсем разлепил глаза и левый бандит увидел в них свет. — Обещаю, что [сейчас же] прискачет сейчас. Потерпи сейчас оба пойдете за мною, — молвил Иисус [и проглотил]...» [1; с. 71—72] |
| Вторая редакция | «Ешуа повернул голову в сторону висящего рядом и спросил:
— Почему просишь за себя одного? Распятый откликнулся тревожно: — Ему всё равно. Он в забытьи! [—] Ешуа сказал: || — Попроси и за товарища! Висящий откликнулся: — Прошу и его убей» [1; с. 335]. |
| Пятая редакция | «Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал убедительно, ласково и приятно, но [всё же] но не добившись этого сорванным хриплым голосом попросил палача:
— Если тебе не жалко воды, [<н>] дай ему попить, дай...» [1; с. 646] |
| Основной текст | «Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:
— Дай попить ему» [2; с. 665]. |
В решении реакции на просьбу разбойника (в первой и второй редакциях романа разбойник молит, чтобы его убили, как и Иешуа, в дальнейшем же разбойник просит пить) в создании образа Иешуа особенно очевидно движение от божественного к человеческому: требование просить не только за себя, но и за другого, и предсказание скорого освобождения от мук сменяются простой просьбой напоить водой такого же человека, как и он сам. От первой к окончательной редакции романа в древних главах происходило «<...>»заземление» евангельского предания, движение к беззащитно человеческому, к бессмертно человеческому в нем, художественное превращение героя из богочеловека в человека» [5; с. 197]. Наблюдения над становлением образа Иешуа в романе «Мастер и Маргарита» на материале эпизода казни по обозначенным выше параметрам позволяют увидеть движение авторской мысли от божественного начала Иешуа, творящего чудеса, к Иешуа, страдающему и остающемуся человеком. Переосмысливая библейский сюжет, Булгаков изображает человека, оказавшегося перед лицом смерти в ситуации выбора между добром и злом: Иешуа погибает, но остается верным идее добра, которую он проповедовал, Пилат остается жить, но совершает преступление перед своей совестью.
3) Предчувствие грядущих мук совести Пилата и прощение его (глава 25).
| Пятая редакция | Основной текст |
| «— Он сказал, — закрыв глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
— Кого[,]? — глухо спросил Пилат. — Этого он не сказал, игемон» [1; с. 774]. |
«— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
— Кого? — глухо спросил Пилат. — Этого он, игемон, не сказал» [2; с. 750]. |
Повествование о том, как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа, в истории создания романа появляется в первой редакции романа, но в разговоре Пилата и Толмая (будущего Афрания) упоминание о казненных на тот момент отсутствует. Глава с соответствующим содержанием появляется только в пятой редакции, здесь оформляются и слова Афрания, передающего послание Иешуа Пилату, причем попытка Иешуа избавить Пилата от грядущих страданий оформляется, как видим, непосредственно в процессе письма.
3) Прощение и освобождение Пилата (глава 32).
| Вторая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| «— Милая Маргарита, не беспокойте себя. Об нем подумали те, кто не менее чем мы дальновидны.
Тут Воланд взмахнул рукой и прокричал на не известном Маргарите языке || слово. Эхо грянуло в ответ Воланду и ворон тревожно взлетел с плеча и повис в воздухе. Человек, шатнувшись, встал, повернулся, не веря еще, что слышит голос, но увидел Воланда, поверил, простер к нему руки». «— Прощен! — прокричал над скалами Воланд, — прощен!» [1; с. 293—294] |
«— Это всегда так бывает, — отозвался Воланд, — но я успокою вас. Просить вам за него не нужно. За него уже попросили ранее вас...
— Иешуа! Иешуа! — в восторге вскричала Маргарита. — И я прискакал сюда с вами лишь для того, чтобы показать мастеру конец его романа, ибо, конечно, конца у него не было. Итак, — тут Воланд повернулся к мастеру — сдавайте конец! Пора! Бьет воскресная полночь... Мастер только и ждал этого. Он сложил руки рупором и крикнул пронзительно: — Свободен! Иди, он ждет тебя!» [1; с. 835] |
«— <...> Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, — тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: — Ну, что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам: — Свободен! Свободен! Он ждет тебя!» [2; с. 802] |
Просьба Иешуа за Пилата оформилась с момента появления этого эпизода в романе, менялась только роль Воланда в реализации его освобождения.
Милосердие Иешуа столь велико, что он не просто просит об освобождении Пилата, но избавляет его от мук совести, о чем мы узнаем из эпилога, когда Иван во сне становится свидетелем того, как Пилат вместе с Иешуа Га-Ноцри поднимаются по лунной дороге:
«— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь ее не было? Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось» [2; с. 811].
Такое прощение Пилата оформляется только на одной из вех заключительного этапа работы Булгакова над романом, когда в мае 1939 г. он создает эпилог. Но истоки этого подхода к раскрытию темы милосердия находятся во второй редакции романа — в черновиках второй половины 1934 г.: «— Сейчас он будет там, где хочет быть на балконе и к нему приведут Ешуа Ганоцри. Он исправит свою ошиб||ку» [1; с. 294—295].
В период разработки эпизода прощения Пилата во второй редакции романа в решение темы милосердия Булгаков включает и образ Маргариты, которая просит Воланда избавить Пилата от мук совести:
«— Нет [порока] греха горшего чем трусость. Этот человек был храбр и, вот, испугался кесара один раз в жизни, за что и поплатился.
— О, как мне жаль его, о как это жестоко! — заломив руки простонала Маргарита. <...>
— Мечтает только об одном — вернуться на балкон, увидеть пальмы и чтобы к нему привели арестанта и чтобы он мог увидеть Иуду Искэриота. Но разрушился балкон, а Иуду, я собственноручно зарезал в Гефсиманском Саду, — прогнусил Азазелло.
— О пощадите [<!>] его, — попросила Маргарита» [1; с. 293].
Данный эпизод сохраняется до конца работы над романом:
| Пятая редакция | Основной текст |
| «— Это тяжело, тяжело, — сказала Марга||рита[.], — с тех пор он здесь?»
«— Отпустите его[,]! — вдруг [сказала] крикнула Маргарита и голос ее полетел над горами, ударился в скалы. Висящий где-то [в обрыве] над обрывом подточенный горными водами камень сорвался и полетел в пропасть. Когда затихли раскаты грома, скрежет и вой летящих осколков, Воланд ответил спокойно: || — Вы опять просите? — он рассмеялся, — вы нарушаете уговор! — За одну луну терпеть сотни и тысячи лун, это жестоко..., — сказала Маргарита. — Это всегда так бывает, — отозвался Воланд, — но я успокою вас. Просить вам за него не нужно. За него уже попросили ранее вас...» [1; с. 834—835] |
«— Что он говорит? — спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее лицо подернулось дымкой сострадания».
«— Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много? — спросила Маргарита. — Повторяется история с Фридой? — спросил Воланд. — Но, Маргарита, здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир. — Отпустите его! — вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского смеха. Как бы то ни было, Воланд смеялся, поглядывая на Маргариту, и говорил: — Не надо кричать в горах, он все равно привык к обвалам, и это его не встревожит. Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать <...>» [2; с. 802]. |
В этом эпизоде заступничество Маргариты выражается с помощью организации ее речи и действий. Проследим движение языковых средств, использующихся Булгаковым:
| Параметры сопоставления | Вторая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| Речь Маргариты, выражающая сострадание Пилату | глагол «простонала», деепричастный оборот «заломив руки» | глагол «сказала» | глагол «спросила», сообщается дополнительное действие — на ее лице отражается сострадание |
| Действие | глагола «попросила» | глагол «сказала», который в процессе письма меняется на глагол «крикнула» | сохраняется глагол «крикнула», но добавляется качественное наречие «пронзительно» |
Таким образом, на всем протяжении работы над проявлением Маргаритой милосердия к Пилату меняются средства выражения, но содержание остается неизменным — сострадание Маргариты при виде и осознании мук Пилата и ее просьба освободить его.
Следует отметить, что включение образа Маргариты в решение темы милосердия в романе осуществляется в его второй редакции (где, собственно, впервые и появляются и разрабатываются образы мастера (тогда — поэта) и Маргариты), но не сразу. В этой редакции отсутствует образ Фриды, а вместе с ней и ситуация для проявления Маргаритой милосердия к ней сквозь призму верности своему слову. В черновиках начала 1934 г. (авторская помета: «4.1 1934 г.» [1; с. 509]) по завершении приема у Воланда Маргарита сразу озвучивает свою просьбу: «— Верни мне моего любовника, государь, — попросила Маргарита» [1; с. 509].
Но уже во второй половине 1934 г. Булгаков создает эпизод, в котором проявляется материнское покровительство Маргариты:
«Маргарита опустилась и сказала мальчишке: ||
— Держись за метлу, только крепко.
Мальчишка вцепился в метлу изо всех сил обеими руками и повеселел.
Маргарита подхватила его под мышк[у]и и оба спустились наземь.
— Ты почему же сидел на балконе один? — спросила Маргарита.
— Я думал, все равно сгорю, — стыдливо улыбаясь, ответил мальчишка.
— А почему ты не прыгнул?
— Ногу можно сломать.
Маргарита схватила мальчишку за руку и они подбежали к соседнему домишке. Маргарита грохнула метлой в дверь. Тотчас выбежали люди какая-то простоволосая в кофте. Мальчишка что-то горячо объяснял. Завопила простоволосая» [1; с. 283—284].
Данный фрагмент из эпизода пожара, в дальнейшем исключенного из романа, является предшественником эпизода с мальчиком после разгрома квартиры Латунского, кроме того, оказывается связанным с эпизодом появления мастера и Маргариты во сне Ивана в эпилоге. Вспомним, как Маргарита целует в лоб Иванушку, который, как ребенок, протягивает к ней руки. В черновиках второй половины 1934 г. повествование о пожарах, прокатившихся по Москве, мыслилось Булгаковым как глава «34. Милосердия! Милосердия!», о чем свидетельствует «Окончательная разметка глав романа», над составлением которой Булгаков работал в 1934 (не ранее 30 октября) — 1935 гг. [1; с. 297] Мастер взывает о милосердии к детям, Маргарита же совершает реальное действие — спасает из огня мальчика: «Поэт властно дернул за пояс Азазелло, но предпринять ничего не успел. Сверху поэта накрыла мелькнувшая тень и Маргарита шарахнула мимо него на балкон. <...>
Маргарита поднялась и медленно поднимаясь за нею, поэт сказал II разводя руками:
— Но дети [!]? Позвольте! Дети!...» [1; с. 283—284].
В один и тот же период работы над романом в образе Маргариты появляются новые черты — материнское покровительство в эпизоде пожара (не ранее 15 сентября, не позднее 21 сентября, о чем свидетельствуют крайние авторские пометы: «15.IX 34», «21.IX 34 г. {и далее}») и заступничество за Пилата в эпизоде его прощения (не ранее 21 сентября: помета Булгакова: «21.IX 34 г. {и далее}», не позднее 30 октября: помета Булгакова «30.Х.34» знаменует собой начало работы над новыми вариантами глав рассматриваемой редакции).
Образ Фриды и вместе с ним эпизод ее прощения и освобождения появляются только в пятой (последней рукописной) редакции романа.
| Параметры сопоставления | Пятая редакция | Основной текст |
| Осознание Маргаритой своего долга перед Фридой | «Дух перехватило у Маргариты, и она || уже хотела выговорить заветные, давно хранимые в душе слова, как вдруг остановилась, даже раскрыла рот, изменилась в лице.
Откуда-то перед мысленными глазами ее, выплыло пьяное лицо Фриды и ее взор умученного вконец человека» [1; с. 754]. |
«Дух перехватило у Маргариты, и она уж хотела выговорить заветные и приготовленные в душе слова, как вдруг побледнела, раскрыла рот и вытаращила глаза. «Фрида! Фрида! Фрида! — прокричал ей в уши чей-то назойливый, молящий голос. — Меня зовут Фрида!»» [2; с. 734] |
| Высказывание Воланда о милосердии | «— О милосердии говорю, — объяснил Воланд, не спуская с [Фриды] Маргариты огненного глаза, — иногда, [и] совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие || щели. Вот я и говорю о тряпках!» [1; с. 755] | «— Я о милосердии говорю, — объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза. — Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках» [2; с. 734]. |
| Объяснение Маргаритой причины своей просьбы за Фриду | «<...> — позвольте спросить, вы, надо полагать, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?
— Нет! — с силой ответила Маргарита, — и, [я] так я всё-таки [не совсем] не настолько глупа, чтобы разговаривая с вами прибегать ко лжи, скажу вам со всею || откровенностью: я прошу у вас об этом потому, что если Фриду не простят, я не буду иметь покоя всю жизнь. Я понимаю, что всех спасти нельзя, но я подала ей твердую надежду. Так уж вышло. И я стану обманщицей» [1; с. 755]. |
«<...> — Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?
— Нет, — с силой ответила Маргарита, — я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло» [2; с. 734—735] |
В основе своей данная линия сохраняется до конца работы над романом. Но в окончательном тексте романа Маргарита связывает свой поступок с легкомысленностью, неосторожно поданной надеждой. В то время как в пятой редакции она стремится именно спасти Фриду: «Я понимаю, что всех спасти нельзя, но я подала ей твердую надежду».
Милосердие Маргариты проявляется по отношению еще к одному герою. Маргарита, с ведьминским размахом разгромив квартиру Латунского, в котором в ее сознании воплотилось все зло, погубившее мастера, щадит его самого, когда Воланд и его свита предлагают свои услуги для расправы с ним: «— Нет! — воскликнула Маргарита. — Нет, умоляю вас, мессир, не надо этого» [2; с. 732]. Примечательно, что заступничество Маргариты за Латунского появляется в романе только на одной из вех заключительного этапа работы — в процессе создания машинописного текста в 1938 г., в пятой же редакции отсутствует реакция Воланда на слова Азазелло: «— Во что смотря по тому? — резонно ответил Азазелло, — одно дело попасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое ему же в сердце» [1; с. 752].
| Вторая редакция. I вариант главы (не позднее 1 сентября 1933) | Вторая редакция. II вариант главы (не ранее 30 октября 1934, не позднее 21 июня 1935) | Четвертая редакция (1937) | Пятая редакция (1937—1938) | Основной текст |
| «— Голову ему оторвать! — бухнул на галерее кто-то» [1; с. 198] | «— Голову ему оторвать! — крикнул злобно какой-то мужчина» [1; с. 325] | «— Голову ему оторвать! — сказал кто-то сурово на галерке» [1; с. 474] | «— Голову ему оторвать! — сказал кто-то сурово на галерке» [1; с. 594] | «— Голову ему оторвать! — сказал кто-то сурово на галерке» [2; с. 627] |
Тема милосердия, помимо эпизодов, связанных с образами Иешуа Га-Ноцри и Маргариты, охватывает также эпизод отрывания головы у конферансье театра Варьете Бенгальского в главе 12 «Черная магия и ее разоблачение».
Глава о магическом сеансе в театре оформляется с самого начала работы Булгакова над романом. В первой его редакции, в отличие от всех последующих, Воланд сам осуществляет фокусы. На вопрос Воланда, чем наградить конферансье Благовеста (будущего Бенгальского), публика отзывается: «— Голову ему о<торвать!>» (НИОР РГБ. Ф. 562. К. 6. Ед. хр. 1. Л. 126). Получив от публики легкомысленный совет относительно конферансье, Воланд обеими руками, «как пробку» (Л. 126), отрывает голову Благовеста. На сильно поврежденных листах сложно понять, лучше сказать невозможно, какова реакция зала, исходит ли от него просьба вернуть конферансье голову, но данная ситуация завершается тем, что Воланд одним взмахом возвращает голову конферансье на место (Л. 127). Таким образом, поступившее из зрительного зала предложение оторвать голову конферансье присутствует на всем протяжении работы над романом:
Воланд и его свита демонстрирует людям магическую силу слова, которое, даже будучи случайно оброненным, имеет свойство материализоваться. Обратим внимание, какие глаголы использует Булгаков для обозначения действия предложившего оторвать конферансье голову:
1) «бухнул» — глагол мгновенного действия, подчеркивающий его неосознанность, случайность;
2) глагол «крикнул» и наречие «злобно», от которых Булгаков в дальнейшем отказывается, т. к. ему необходим был момент случайности и необдуманности действия;
3) глагол «сказал» и наречие «сурово», сохранившиеся до конца работы над романом, т. к. передают необходимое состояние человека, в сердцах необдуманно бросающего фразу «голову оторвать», которая в речи данного эпизодического персонажа выступает, по сути, в роли фразеологизма, произносимого нередко человеком, рассерженным поведением кого-либо, или страшащегося, что это действие будет совершено по отношению к нему самому за какой-либо проступок или невыполнение чего-либо. Таким же образом в романе разворачивается фразеологизм «потерять голову» относительно образа Берлиоза, который теряет голову буквально, в отличие от других персонажей, в наказание Воландом и его свитой теряющих головы — сходящих с ума.
Тем самым подчеркивается роль слова и ответственность за его произнесение, что связывает данный эпизод с эпизодом встречи Маргариты и Фриды и вселенной невольно в нее надеждой на освобождение от наказания.
Относительно предложения оторвать конферансье голову следует также обратить внимание на то, кем оно произнесено. Кем — неизвестно: Булгаков использует неопределенное местоимение «кто-то», по сути, на всем протяжении создания романа, только в одной из ранних редакций обозначая половую принадлежность персонажа («какой-то мужчина»). Но в тексте присутствует указание на то, где раздается этот голос, — на галерке: «Места в театре над ложами, или навес над скамьями, для зрелища» [3; с. 342]. Как мы знаем, в театре места на галерке являются самыми недорогими, следовательно, в тексте присутствует указание на социальное положение произнесшего фразу об отрывании головы. Можно было бы предположить, что данная деталь случайна или используется для того, чтобы подчеркнуть диапазон голоса (возглас с галерки раскатится по всему залу широко, громко). Но здесь следует обратить внимание на то, какое место в театре занимает дама, произнесшая фразу с прямо противоположным смыслом — не мучить конферансье:
| Вторая редакция I вариант главы | Вторая редакция II вариант главы | Четвертая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| «женщина в партере» [1; с. 199] | «женский голос в партере» [1; с. 326] | «женский голос в партере» [1; с. 474] | «прозвучал из ложи женский голос» [1; с. 595] | «прозвучал из ложи женский голос» [2; с. 627] |
Как видим, в начале работы над романом героиня находится в партере, затем — в ложе: «Особое отделение в театре и др. зрелищах, для семейства или небольшого общества зрителей» [4; с. 262]. Таким образом, Булгаков подчеркивает высокий социальный статус героини, по сравнению с героем, предложившим оторвать конферансье голову.
| Вторая редакция I вариант главы | Вторая редакция II вариант главы | Четвертая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| «— Простим! <sic> простить! — раздались вначале отдельные голоса, а затем довольно дружный благостный хор в партере» [1; с. 199] | «— Простить! Простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в дружный хор вместе с мужскими» [1; с. 326] | «— Простить, простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в дружный хор с мужскими» [1; с. 474] | «— Простить! Простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в дружный хор с мужскими» [1; с. 595] | «— Простить! Простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в один хор с мужскими» [2; с. 627] |
С образом Маргариты данный эпизод связан также тем, что мольба прекратить мучения конферансье звучит из уст женщины, что Булгаков подчеркивает, выстраивая следующую градацию: мольбу дамы изложи подхватывают и другие люди в зале — сначала женщины, затем к ним присоединяются и мужчины. Такую градацию Булгаков выстраивает сознательно: на раннем этапе работы над романом градация строилась на основе количества голосов «отдельные голоса — хор», в дальнейшей работе над романом добавляется градация «сначала женские голоса — потом мужские»:
Также, на наш взгляд, важно обратить внимание на то, как звучит голос женщины, взмолившейся о прекращении мучений конферансье:
| Вторая редакция I вариант главы | Вторая редакция II вариант главы | Четвертая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| «крикнула» | «вдруг на весь театр прозвучал женский голос» | «вдруг на весь театр прозвучал женский голос» | «вдруг, покрывая шум, прозвучал» | «вдруг, покрывая гам, прозвучал» |
Булгаков добивается того, что голос женщины звучит настолько громко, что покрывает собой весь гам, воцарившийся в зале (усилению громкости мольбы героини, и тем самым проявления ее властности и силы, Булгаков придавал значение, и работая над эпизодом мольбы Маргариты за Пилата: «попросила» — «[сказала] крикнула» — «пронзительно крикнула»). Также Булгаков подчеркивает внезапность этого возгласа. Практически на всем протяжении работы над этим эпизодом он использует наречие «вдруг». Мольба из уст женщины звучит столь внезапно и мощно, что на это обращает внимание Воланд:
| Вторая редакция I вариант главы | Вторая редакция II вариант главы | Четвертая редакция | Пятая редакция | Основной текст |
| отсутствует [1; с. 199] | «и видно было, как замаскированный повернул в сторону голоса лицо» [1; с. 326] | «и видно было, как замаскированный повернул в сторону голоса лицо» [1; с. 474] | «и, видно было, как маг повернул в сторону голоса лицо» [1; с. 595] | «и маг повернул в сторону этого голоса лицо» [2; с. 627] |
Таким образом, Булгаков подчеркивает пристальное внимание Воланда к героине практически на всем протяжении работы над романом, за исключением ранних этапов, начиная со второго варианта этой главы второй редакции романа, который был написан во второй половине 1934 г., т. е. в тот же период, когда Булгаков создает эпизод прощения Пилата и включает в разработку темы милосердия образ Маргариты.
Именно после мольбы женщины о пощаде конферансье Воланд делает вывод о людской природе и милосердии: «— Ну, что же, — задумчиво отозвался тот, — они люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, — из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их... — и громко приказал: — Наденьте голову» [2; с. 627]. Следует отметить, что на всем протяжении работы над романом в рассматриваемой главе Воланд оставался на сцене до конца, даже в последней (шестой) редакции романа, и только в процессе окончательной правки в 1939—1940 гг. Булгаков вводит исчезновение Воланда со сцены после того, как он делает вывод о милосердии, и фокусы-разоблачения Фагота и Бегемота продолжаются уже без него: «Да, кстати, в это ли время или немножко раньше, но только маг вместе со своим полинялым креслом исчез со сцены, причем надо сказать, что публика совершенно этого не заметила, увлеченная теми чрезвычайными вещами, которые развернул на сцене Фагот» [2; с. 628]. Булгаков стремился подчеркнуть, что эта мольба знаменует собой то, ради чего Воланд явился в Москву.
Обратим внимание на то, как Воланд делает вывод о милосердии:
| Вторая редакция I вариант главы | Вторая редакция II вариант главы | Четвертая редакция | Пятая редакция |
| «— Милосердие еще не вовсе вытравлено из их сердец, — сквозь зубы молвил замаскированный на сцене и прибавил, — наденьте голову...» [1; с. 1991 | «— Что же, все в порядке, — тихо, сквозь зубы, проговорил замаскированный, — алчны, как и прежде, но милосердие не вытравлено вовсе уж из их сердец. И то хорошо.
И громко сказал: — Наденьте голову!» 11; с. 326] |
«— Ну, что же, все в порядке, — тихо проговорил замаскированный, — узнаю их. И алчны и легкомысленны, но милосердие всё-таки стучится в их сердца, — и громко сказал: — наденьте голову!» [1; с. 474] | «— Ну что ж, — задумчиво и тихо отозвался тот, — я считаю твои опыты интересными. По-моему они люди как люди. Любят деньги, что всегда впрочем отличало человечество. Оно любило деньги из чего бы они ни были сделаны из кожи ли бумаги, бронзы или золота. Легкомысленны... [ну,] но и милосердие иногда стучится в их сердца, — и громко приказал, — наденьте голову!» [1; с. 595] |
На ранних этапах Воланд говорит тихо и «сквозь зубы», будто недоволен тем, что вынужден признать — милосердие не вытравлено из сердец людей. И только к концу работы над романом появляется наречие «задумчиво» и глагол «отозвался», а не «проговорил», что свидетельствует о том, что Воланд глубоко погружен в свои мысли, из которых его вырывает женский голос из ложи, взмолившийся о пощаде конферансье, свидетельствует о глубоком размышлении Воланда о природе людей и о вечности милосердия в их сердцах, несмотря ни на какие обстоятельства. Как мы уже отмечали, в первой редакции романа Воланд сам совершает серию фокусов, целью которых является — выявление злого начала в человеческой природе и глумление над ней. В связи с чем отсутствует главная идея данной главы, над воплощением которой Булгаков начинает работать уже в следующей редакции романа и не оставляет до самого конца — наблюдения Воланда за равновесием сил добра и зла в мире.
Примечательно, что слово «милосердие» на всем протяжении создания романа «Мастер и Маргарита» встречается только в трех эпизодах: 1) сеанс черной магии в Варьете в контексте вывода Воланда о людской природе; 2) просьба Маргариты за Фриду; 3) опосредованно через упоминание истории с Фридой — эпизод прощения Пилата. Следует отметить, что во всех случаях это слово используется в речи Воланда.
Таким образом, тема милосердия в романе разрабатывается Булгаковым на всем протяжении его создания с целью четкого обозначения мысли о том, что милосердие является знаком присутствия добра в мире и позволяет сохранить равновесие между добром и злом.
Литература
1. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст. В 2 т. / [сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. — М.: Пашков дом, 2014. — Т. 1. — 840 с.: ил.
2. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст. В 2 т. / [сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. — М.: Пашков дом, 2014. — Т. 2. — 816 с.: ил.
3. Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. — М.: Рус. яз. — Медиа, 2003. — Т. 1: А—З. — 699 с.
4. Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. — М.: Рус. яз. — Медиа, 2003. — Т. 2: И—О. — 779 с.
5. Яновская Л. Треугольник Воланда: главы из книги // Октябрь. — 1991. — № 5. — С. 182—202.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |