Роман «Мастер и Маргарита» довольно глубоко и объемно исследован в литературоведении. Был проведен анализ его поэтики в философском, социально-политическом, театральном и даже оккультно-масонском ключах. Но в поле зрения исследователей совсем не попали такие его оккультные составляющие, как мотив борьбы магов и ритуалы симпатической магии1. Не исследована и сама структура симпатического ритуала, не учтены оккультные традиции прозы Серебряного века, формирующие булгаковский оккультизм. Между тем направления эти значительны, без учета симпатической традиции произведение многое теряет в объяснении своей изобразительности и не попадает под определение оккультного романа, открывающего иную, магическую реальность во времена тотального обобществления и индустриализации — ту реальность, с которой начался Серебряный век.
Эта магическая реальность проникает в текст с самого начала произведения и продолжает оказывать чарующее воздействие на читателя картинами инобытия и образом ее представителя — профессора черной магии Воланда. Не менее выразительным в ряду этих картин оказывается белый маг — проповедник добра, бродячий философ Иешуа Га-Ноцри. Зримой вражды между магами нет, но зато полюсы присутствуют, — и присутствие их осуществляется через рукопись, зачитанную Воландом в начале романа, написанную и «угаданную» ранее Мастером. Лишь черный маг Воланд со свитой и Мастер знают эту рукопись, и лишь посвященным — Маргарите и Бездомному — удается ее прочитать до конца. Белый маг постоянно вторгается на страницы романа посредством чтения этой рукописи, история его жизни становится фоном московского сюжета, и в финале именно он производит неожиданную развязку — просит черного мага поместить Мастера в область «покоя».
Сюжет о борьбе белого и черного магов, а точнее, их противостоянии, можно найти во многих произведениях Серебряного века: в романе-тетралогии В.И. Крыжановской «Царица Хатасу» (1894), романе Б. Стокера «Дракула» (1897), романе В.Я. Брюсова «Огненный ангел» (1908), пьесе М.И. Цветаевой «Царь-Девица» (1917), романе А. Кроули «Лунное дитя» (1917) и др. Можно даже говорить о некотором странствовании сюжета, но передавать его вариации — значит растворять тему, вынесенную в название статьи. Поэтому предоставим ее для более полного раскрытия другому исследователю. И лишь одно сочинение в плане этой традиции выделим особо — роман «Черный маг» (1910) (в эмигрантской редакции — двухчастный роман «Черный маг» (1930) и «Дуэль» (1930)) почти забытой оккультной писательницы княгини О.М. Бебутовой (1879—1952), во втором браке графини Соллогуб. После 1930-х гг. ни одно издательство не обратилось к перепечатке произведений этой светской львицы, которые в свое время зачитывались до дыр: выход только в период эмиграции ее собрания сочинений в 17 томах (1928—1933) в латвийских издательствах «Грамата Драгус» и М. Дидковского свидетельствовал о большой популярности при жизни русской беллетристки. Полное молчание о ней с тех пор хранит и литературоведение.
Напомним, что свое последнее название роман Булгакова получил в третьей редакции. Среди черновых вариантов значилось и такое — «Черный маг»2. Видимо, сознавая, что оно не оригинально или указывает источник структуры, Булгаков изменил его в окончательной редакции.
Осветим фабулу «Черного мага» Бебутовой, перипетии которой писатель мог использовать при создании «Мастера и Маргариты». В основе бебутовского оккультного творения также лежит неоднократно упоминаемая рукопись, но, в отличие от разгадки тайн Нового Завета, она позволяет почерпнуть сведения по магии: приемы заклинания духов, чудодейственные лекарства, психометрию, средства гипнотического опьянения и другие. Ее содержание узнает проживающий в петербургском подвальчике проходимец и авантюрист из Польши Вячеслав Ливский, решивший до этого покончить жизнь самоубийством. Проповедник добра и масон Дмитрий Александрович Орлов спасает его и пытается посвятить в члены тайного братства, предварительно предложив изучить рукопись. Однако посвящение оканчивается неудачей — неофит на испытаниях, где присутствует сам основатель ордена — убеленный сединами старец, — не выдерживает страстных прикосновений знойной гетеры и сбегает из дома, унося фрагменты тайного знания. Он открывает многокомнатный хиромантический салон с «восточной комнатой» в квартире на Пушкинской и вместе со своими подельниками — Юстиной Пецынской, Стефаном Чипчирацким, рыжеватым Казимиром Бездомным и лакеем завлекает клиентов с целью овладения их деньгами. Шайка пройдох, чтобы привлечь жертвы и выманить целые состояния, устраивает настоящие спектакли и даже черную мессу-маскарад в заброшенной церкви. Маг действует испытанным средством — любовным приворотом, и жертва под гипнозом становится послушной марионеткой в его руках. После подложного убийства на любовной почве князя Бориса Батурина и приворота богатой баронессы Оливии наступает переломный момент — группу гипнотизеров схватывает полиция, а черного мага заключают в тюремную камеру. Там его посещает посланник добра Орлов, а затем сам сатана с компанией вампирических существ, чтобы навсегда забрать его душу в бездну. Как видим, фабульная структура романа «Черный маг» во многом созвучна с булгаковской.
Совпадают многие детали и эпизоды. Черный маг Вячеслав Ливский имеет иностранное происхождение; один из героев «Черного мага» носит фамилию Бездомный; есть заветный подвальчик; в словах князя Орлова нарочито подчеркиваются идеи добра (как в речах Иешуа Га-Ноцри); действия магов осуществляются через любовников; присутствуют мотив бездны, черная месса (Ливский наряжается в священническое облачение, Воланд в «черную хламиду»), чудесная многокомнатная квартира, проникновение через стену (сатана в тюремной камере у Бебутовой и Азазелло в психиатрической клинике у Булгакова); не подвергается сомнению всесилие чинов полиции (и следователей на Лубянке). Действия Вячеслава Ливского напоминают поступки Воланда и Маргариты, князя Орлова — Иешуа Га-Ноцри и Азазелло, белого старца — Мастера. В плане заимствований небезынтересна внешность третьего героя — белого старца: у Булгакова Мастер похож на старика, а Воланд удивляется: «Да <...> его хорошо отделали» (с. 549)3.
Не раз в произведении Бебутовой проскальзывают и другие немаловажные детали знакомого нам булгаковского сюжета. Князь Орлов пророчит черному магу сумасшествие (Иван Бездомный заподозривает в сумасшествии Воланда). Зал посвящений в масонской мессе, или «зал вечной истины», напоминает слова Иешуа в разговоре с Пилатом о «царстве истины». Вход в зал, как и первый зал с колоннами на Великом бале у сатаны в романе Булгакова, охраняется неграми. Графиня Оливия жалуется на сильную мигрень, несколько затихающую при поглаживании головы рукой верной подруги и полностью исчезающую при общении с магом (как в сцене: Понтий Пилат — Банга — Иешуа Га-Ноцри). Имя Оливии в мыслях мага перескакивает неожиданно на имя Маргариты. «Восточная комната» Ливского наполнена ядом, — как и кабинет, стены которого, со слов Коровьева на балу, обрызгали когда-то «двое последних гостей» Воланда. Встречаются главы с похожими названиями: у Бебутовой — «Две невесты», у Булгакова — «Раздвоение Ивана», у Бебутовой — «Странный дом», у Булгакова — «Нехорошая квартирка». Наконец, есть в романе «Черный маг» и свой убийца, напоминающий одновременно Азазелло и барона Майгеля. Это муж Claudine рыжий барон Ровень, участвующий в убийстве шайкой невинного князя Бориса Батурина. Присутствует даже несчастный Михаил Берлиоз — князь Михаил Батурин, главная жертва заговора в романе, возвращения которого из-за границы всем ходом интриг и колдовства добиваются разбойники. Таким образом, фабулы и многие художественные детали двух романов оказываются на редкость схожими. Булгаков, несомненно, внимательно читал Бебутову и в «Мастере и Маргарите» отразил форму и содержание «Черного мага».
Однако бебутовская оккультная фабула так и осталась для Булгакова фабулой. Колдовского пространства у Бебутовой практически показано не было, обряд белым старцем был прерван на начальном этапе, а сами магические манипуляции Вячеслава Ливского не выходили за пределы внешней стороны симпатики, — читатель видел лишь зомбированное поведение персонажей в периоды трансов. Булгаков же подробно и не без чувства юмора описал измененное состояние разума своих героев, колдовское, мифическое пространство, в котором оказались они. Это пространство удобно рассмотреть через область индивидуального гипноза, видений, доводящих героев до первобытного ужаса перед силой божественного произвола.
Главное детище Булгакова начинается с того, что рабочий поэт Иван Бездомный и редактор Берлиоз «в час небывало жаркого заката» входят на Патриаршие пруды, «когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея» (с. 282). Действительно, странно это видеть в центре многонаселенной столицы, да еще после первомайской демонстрации4 и в тени спасительных лип у воды. Это на первой странице. А на второй странице встречаем не менее интересную сцену: «Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной» (с. 283).
Практически все, что здесь происходит, сразу вводит нас в пространство магического оператора, использующего богатый арсенал симпатического гипноза: человек, как ему кажется, попадает в пустыню во время сухого тумана (полного штиля, когда пыль стоит в воздухе и совершенно пропадает видимость) и блуждает по ней (Садовое кольцо). Далее возникает мираж: встречается абрикосовый оазис с ключом. Но родник не спасает, а приносит нестерпимые муки: вода оказывается закипающей и с желтой пеной, вследствие нахождения в ней горечи (в шуточном плане — одеколона парикмахерской), ее невозможно пить, не причинив вреда здоровью. По инициальному обряду, такой напиток есть не что иное, как инициальная сома (галлюциногенный напиток забвения и посвящения), после которого возникает и первое видение, первый страж духовного порога: «...тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой голове жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая...
— Фу ты чёрт! — воскликнул редактор, — ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было, — он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали» (с. 283).
Деталь «парикмахерская» также выражает в магии начальный инициально-симпатический принцип. Адепт должен сбросить волосы, вместилище души, как это делается во всех религиях: он должен «умереть» для жизни, выбрить тонзуру, постричься наголо, отдать иерофанту волосы или клочок волос, предстать перед ним оголенным, без брони. Недаром улица Мешая Бронная остается у литераторов-неофитов за спиной.
Характерным признаком гипноза/магического вмешательства является и мучительная икота. Она продолжается у Бездомного во весь период его нахождения на Патриарших («Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче»), в то время как у Берлиоза она быстро заканчивается: «Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем (курсив мой. — В.К.)» (с. 283). Разница вмешательства здесь существенная. В Бездомного вселяется русский дух икотник (порча, приводящая к мучительной душевной болезни), на Берлиоза же наведена смертельная черная порча из разряда симпатической магии: игла, трость или другой острый предмет, которым оператор колет куклу-вольт, должны смертельно ранить реципиента и принести ему непоправимый вред. Аллюзией на процесс энвольтования служат строки и ниже «...длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.
Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез. А заодно и тупая игла выскочила из сердца» (с. 283).
Процесс не прерывается и через страницу: «И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек» (с. 285). Здесь вольт обнаруживает уже свою вербальную природу и указывает на магический источник, который станет началом фабулы в романе. Миф о Вицлипуцли, как он записан в «Хронике Мешикайотль», гласит, что в момент того, как его сестра пыталась убить собственную мать, беременную Вицлипуцли от перьев колибри, бог выпрыгнул из чрева, убил сестру и «забросил отрубленную голову сестры высоко в небо, где та стала луной».
Обряд вербального энвольтования становится еще более ярким, когда приятели входят в близкий контакт с магом, и тот виртуозно проделывает обряд хрономантики, известный также под названием хорарной астрологии. В отличие от общеупотребительной натальной астрологии, дело в хорарной обстоит иначе: вопрос задается на ближайшее время, а данные планет берутся и во враждебном и в дружественном плане, в зависимости от того, от какой планеты задается вопрос или какая определяет действие вопроса. Хрономанты во время сеанса уделяют внимание положению планет по глобам, домам, знакам и аспектам, — по всему тому, что определяет показатели планет по их возможностям и слабостям. В споре с Берлиозом на его вопрос Воланд приводит своеобразный аргумент — обряд-прогноз, или произносит заговор: «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть — несчастье... вечер — семь...» — и громко и радостно объявил: «— Вам отрежут голову!» (курсив мой. — В.К.; с. 291). Меркурий, надо заметить, всегда отвечает за материальный, а не духовный принцип, и это становится абсолютным, когда он входит во второй лунный дом, затмевает духовный аспект, — и тогда оказывается, что души-то у Берлиоза нет — «луна ушла», следовательно, осталась только телесная оболочка, в которой прячется не-живое. К какому разряду нечисти относится не-живое, становится понятным только после заключительных слов мага и происшествия на трамвайной линии Патриарших прудов. Это не-живое — вампир, так как, согласно колдовским учениям, вампира можно извлечь из тела только четырьмя способами: всадить осиновый кол, серебряную пулю, нанести быстрый фехтовальный выпад в грудь острым предметом или... быстро отрезать голову5. Что и происходит с Берлиозом. Маг-астролог Воланд исполняет не ритуал подселения духа, как это получается с Бездомным, а акт экзорцизма — выселения — обряд, доступный только высшим адептам магии. Поэтому выселенный дух, призрак вампира, постоянно, до скончания романа, присутствует на его страницах — в разговорах литераторов, в «уголовном розыске-скандале» по поводу «кражи головы», на балу и в эпилоге — в следствии по делу Воланда. В день путешествия на «бальный съезд» Маргарита слышит в троллейбусе разговор про кремацию безголового покойника, и, сидя у кремлевской стены перед Манежем, видит похоронную процессию — намек куда как яркий для разбирающихся в оккультизме и магии: вампира без головы нельзя окончательно уничтожить методом кремации, и он всегда будет блуждать около своего праха, замурованного в стене. Голова инженера человеческих душ, председателя МАССОЛИТа Михаила Берлиоза, намекает писатель, способна найти себе новое тело — в кабинете за кремлевской стеной, — и это тело займет еще более высокое место, чем его прошлое.
Один из принципов магии гласит: «части и органы тела, будучи физически отделены от человека, пребывают с ним в симпатической связи»6. Следовательно, не только волосы (как в шутке с «парикмахерской») или сама голова (в случае на рельсах), могут стать объектом симпатической связи в энвольтовании, но и другие, не менее важные ее части подвергаются экстирпации. В «Мастере и Маргарите» ими являются зубы. Зубы обнаруживают самый близкий контакт с магом. Их удаление и замена в романе вызывают, с одной стороны, усмешку у читателя, с другой — фиксируют серьезный магический акт, направленный на изменение психики. Таковы зубы Берлиоза на сатанинском балу, вернее, «голова... с выбитыми передними зубами», превращенная в «желтоватый, с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп», «хищный» и «женственный» «оскалы» «белых зубов» Маргариты или исчезнувший в эпилоге клык Азазелло. Они так или иначе связаны с симпатической подменой, окончательной или временной порчей, — ведь и сам черный маг имеет, по описанию очевидцев, «золотые зубы» и «платиновые коронки».
Попробуем прокомментировать первое превращение и ответить на вопрос — куда делись зубы Берлиоза и как в данном случае работает механизм смертельной порчи, представив его, разумеется, в симпатической и литературной традиции. Начнем с такого простого объяснения, что, в отличие от рогового покрытия (волос и ногтей), которое участвует в непрерывном процессе обновления и находится снаружи, зубы у человека спрятаны, как в мешке, в полости рта, выпадают и заменяются только раз и поэтому в магии чудодейственным образом связаны со здоровьем и долголетием. В магии и религии их число у человека священное и даже трижды священное хотя бы потому, что жизнь Христа измеряется 33 годами, а последний зуб в фольклоре называется зубом мудрости. Недаром зубы многих, особенно хищных животных, птиц и рыб стали в магии талисманами (защитой от вредоносных вмешательств) и орудиями (в деле «выгрызания» занесенных болезней). Нам нельзя привести здесь пример лучше, чем пример из уже упоминавшейся работы Фрэзера «Золотая ветвь», ибо он позволяет объяснить странную смерть Берлиоза. В некоторых из австралийских племен, рассказывал историк религии, инициация юношей сопровождалась искусственным выбиванием передних зубов и помещением их на хранение в коробках у старейшин. Хранители зубов особенно тщательно должны были следить за зубами и никогда не помещать их в мешочки с кварцем. Один вождь, например, когда заболел юноша, проделал путь в 250 миль, чтобы проверить, не попали ли зубы в мешочки с кварцем. Магические кристаллы кварца, по мнению вождя, разрушали зубы и представляли тем самым угрозу для жизни человека7.
Подобную процедуру мы можем наблюдать и в романе. Голова Берлиоза прыгает «по булыжникам Бронной» (по сути, теряя передние зубы о камни) и битому трамвайному стеклу, после чего «дворники в белых фартуках убирают осколки стекол и засыпают песком кровавые лужи». Стекло и песок, естественно, и есть кварц, аннигиляция зубов под действием кварца в симпатической магии, таким образом, — причина, а быстрое уничтожение тела путем кремации и покровов головы с оставшимися зубами на сатанинском балу — симпатическое следствие: «Воланд был со шпагой, но этой обнаженной шпагой он пользовался как тростью, опираясь на нее. Прихрамывая, Воланд остановился возле своего возвышения, и сейчас же Азазелло оказался перед ним с блюдом в руках, и на этом блюде Маргарита увидела отрезанную голову человека с выбитыми передними зубами. Продолжала стоять полнейшая тишина, и ее прервал только один раз далеко послышавшийся, непонятный в этих условиях звонок, как бывает с парадного хода.
— Михаил Александрович, — негромко обратился Воланд к голове, и тогда веки убитого приподнялись, и на мертвом лице Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза. — Все сбылось, не правда ли? — продолжал Воланд, глядя в глаза головы, — голова отрезана женщиной, заседание не состоялось, и живу я в вашей квартире. Это — факт. А факт — самая упрямая в мире вещь. Но теперь нас интересует дальнейшее, а не этот уже свершившийся факт. Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Мне приятно сообщить вам, в присутствии моих гостей, хотя они и служат доказательством совсем другой теории, о том, что ваша теория и солидна и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие. — Воланд поднял шпагу. Тут же покровы головы потемнели и съежились, потом отвалились кусками, глаза исчезли, и вскоре Маргарита увидела на блюде желтоватый, с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп. Крышка черепа откинулась на шарнире» (с. 537—538).
В серии магических манипуляций с телом Берлиоза последняя, надо отметить, отлична от энвольтования. Она ведет к «обнажению души» и изменению психики: «Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза». И представляет собой не частный, а военно-племенной, инцепционный ритуал, или, как его еще называют, трансмиссию, при которой маг произносит заклинание («Да сбудется же это!..»), направляет оружие с заостренным концом в сторону общественного врага и заставляет высшие силы довершить начатое. В то же время оружие, которое носит при себе маг, служит средством защиты от ответных действий неприятеля: «Маг постоянно настороже против нападений или возможного возмущения, — читаем мы в одном из популярных оккультных трактатов Серебряного века, — и шпага с длинным острием готова отбросить психическую силу, находящуюся в распоряжении невидимых, если последние принудят к этому»8.
О масштабах такого народного, национального, христианского акта отмщения («мне отмщение, и аз воздам») общественному врагу, скрытому в аллегорическом образе Берлиоза, красноречиво свидетельствуют в тексте литературные аллюзии: голова русского князя Святослава из «Повести временных лет», превращенная в чашу печенежским князем9, срубленная чародеем Черномором голова русского витязя из пушкинской поэмы «Руслан и Людмила»10, и «усекновенная глава» самого любимого в русском народе библейского пророка Иоанна Предтечи, преподнесенная Саломее на блюде (Мк 6: 21—28), — история, вошедшая в сюжет одноименной пьесы О. Уайльда.
Важным источником, описывающим последствия трансмиссии в тексте сатанинского бала, могло послужить произведение культового прозаика Серебряной века, «сатаниста»11 Ст. Пшибышевского, — поэма в прозе «Аметисты». Она содержала видения лирического героя, ведущего битву с самим сатаной:
«Сатана торжествовал.
А он глядел, не отрываясь, перед собой, пока ночь не окутала его души тяжелыми снами.
Он видел, как бриллиантовая шпилька вырастала в какой-то призрак, глаза блестели двумя громадными алмазами и кололи его острыми, огненными лучами, зубы были из твердого золота и стучали мертвыми звуками, металлические руки сжали его в железных объятиях, так что все кости его затрещали, а на груди висела золотая цепь, которая глубоко впивалась в его тело» (с. 22)12.
Полные собрания сочинений Пшибышевского неоднократно издавались в эпоху «между двух революций», а «Аметисты», первая поэма первого тома, по сути, открывали Пшибышевского русским читателям, среди которых, безусловно, оказался «МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ», как впоследствии, открыто, в эпоху социалистического строительства, Булгаков назвал себя13. Наряду с романом Бебутовой «Черный маг» «Аметисты» также предоставили ему богатый материал для заимствований. И если по первому, как мы убедились, легко было отследить компоновку фабулы, то поэма отражает ход построения лирического сюжета. Вспомним это забытое декадентское произведение. Оно позволяет пролить свет на самую увлекательную романтическую историю XX столетия.
Сюжет поэмы изощрен и экзотичен, символичен и туманен, но зато фабула изящна и проста. Лирический герой, видимо, начинающий писатель, знакомится на улице с женщиной из знатного, но разоренного рода, и молодые люди страстно влюбляются друг в друга. Женщина готова пожертвовать всем ради возлюбленного и в доказательство показывает ему самое сокровенное — наследственные драгоценности. Вид возлюбленной в драгоценностях глубоко поражает его душу. Он становится одержимым дьяволом. Одержимость доходит до поединка с сатаной, который напускает дурманящие сны: в одном видении перед героем возникает предгрозовой золотой город, в другом возлюбленная прокалывает его тело алмазными шпильками, в третьем — разбрасывает по песку свои украшения. В припадке эгоистической ревности к золоту он просит ее продать драгоценности, женщина не соглашается и, наконец, последнее видение, в котором он воображает себя обладателем золотых копий гор, приводит его к «глубокой апатии» и достижению абсолютного декадентского «счастья» — состоянию вселенской «скорби».
Декадентская фабула и ее махровый мистицизм, как заметим, не способны еще полно отразить лирического сюжета «Мастера и Маргариты». Для этого требуются художественные детали, мотивы и целые картины, которые мы и попытаемся выставить в сравнении избранных мест из поэмы и романа. Наибольший интерес, по нашему мнению, могут привлечь здесь два больших фрагмента: город Ершалаим, описанный в романе Мастером, предмет восторга Маргариты и безумный сон героя «Аметистов»; все в этом сне — и волшебный городской пейзаж, и его исчезновение, и катастрофизм ситуации, и даже ритм являются элементами заимствования. Подобная близость текстов, как убедится читатель, позволяет утверждать: если фабула «Черного мага» стала оккультно-авантюрной матрицей «Мастера и Маргариты», то сюжет поэмы «Аметисты» является матрицей оккультно-лирической.
| Аметисты | Мастер и Маргарита | |
| 1 | «Аметисты». | «Маргариту установили на место, и под левой рукой у нее оказалась низкая аметистовая колонка» (с. 528). |
| 2 | «— И я чувствую, как ты помолодел... Когда я увидела тебя в первый раз, ты шел сгорбленный, и гадкая болезненная усмешка ежеминутно искривляла твои губы... Потом я заметила, что твоя осанка становится гордой и уверенной, и когда, однажды, ты шел по улице — меня ты не видел, но я шла за тобою, полная счастья и изумленья, — ты шел с гордо поднятою головою, как король, шел среди толпы...» (с. 12). | «По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам» (с. 409, 410). |
| 3 | «Я прячу эти сокровища, и не буду их носить, пока не приеду к тебе. Тогда только, в первый же вечер, я надену их к тяжелому шелковому платью, чтобы почтить этим тебя, тебя» (с. 12). | «Я в ту же секунду оказывался у этого окна, но исчезала туфля, черный шелк, заслоняющий свет, исчезал, — я шел ей открывать» (с. 411). |
| 4 | «Он не видит ее, но чувствует тот воздух, которым дышит она, вдыхает в себя аромат, которым полна она, только одна она.
<...> Вот он увидел ее: один мимолетный взгляд... Они идут рядом, не говоря ни слова, не смотрят друг на друга, но не видят и окружающих... Они возьмутся за руки...» (с. 13—14). |
«Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. <...> Я шел с нею рядом, стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя стесненным. <...> Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы, не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в черной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом» (с. 409—410). |
| 5 | «Тяжелая золотая цепь с громадными аметистами» (с. 12); «Ее забавляло то, что едва она ступит несколько шагов, как тяжесть, которую она несет, гнет ее к земле» (с. 20). | «Откуда-то явился Коровьев и повесил на грудь Маргариты тяжелое в овальной раме изображение черного пуделя на тяжелой цепи. Это украшение чрезвычайно обременило королеву. Цепь сейчас же стала натирать шею, изображение тянуло ее согнуться» (с. 526). |
| 6 | «О, похитить ее и целую вечность быть с нею!
Однако было ясно. Он должен взяться за работу. Должен взяться за свой великий труд, который дойдет до последних целей искусства, разгадает последние тайны бытия через слияние двух существ в одно мировое "Я — Ты". Весь его труд был, собственно, только этим "Я — Ты"» (с. 15). |
«Прощение и вечный приют» (с. 638). «Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи» (с. 643). «За что же ты меня терзаешь? Ведь ты знаешь, что я всю жизнь вложила в эту твою работу. — Маргарита добавила еще, обратившись к Воланду: — Не слушайте его, мессир, он слишком замучен» (с. 556). См. также: п. 13, 16. |
| 7 | «Но сколько раз ни садился он за работу, ему казалось, что кто-то хватает его сзади и насильно отрывает от нее» (с. 15). | «Стоило мне перед сном потушить лампу в маленькой комнате, как мне казалось, что через оконце, хотя оно и было закрыто, влезает какой-то спрут сочень длинными и холодными щупальцами» (с. 416). |
| 8 | «Когда я буду вместе с тобою, я не хочу видеть ни солнца, ни природы, только тебя, тебя одного. Мне не надо никаких звуков, — я хочу слушать только твой голос, его дрожь и шепот, и его поцелуи в моем сердце» (с. 16). | «— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру. И песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной» (с. 643). |
| 9 | «Какой ты грустный, в каком ты отчаянии... Твои письма заставляют меня страдать и разрывают мое сердце. Я предчувствовала, что это так будет, — мне нельзя теперь к тебе приехать» (с. 16). | «Моя возлюбленная очень изменилась (про спрута я ей, конечно, не говорил. Но она видела, что со мной творится что-то неладное), похудела и побледнела, перестала смеяться и все просила меня простить ее за то, что она советовала мне, чтобы я напечатал отрывок. Она говорила, чтобы я, бросив все, уехал на юг к Черному морю, истратив на эту поездку все оставшиеся от ста тысяч деньги.
Она была очень настойчива, а я, чтобы не спорить (что-то подсказывало мне, что не придется уехать к Черному морю), обещал ей это сделать на днях. Но она сказала, что она сама возьмет мне билет. Тогда я вынул все свои деньги, то есть около десяти тысяч рублей, и отдал ей. — Зачем так много? — удивилась она. Я сказал что-то вроде того, что боюсь воров и прошу ее поберечь деньги до моего отъезда. Она взяла их, уложила в сумочку, стала целовать меня и говорить, что ей легче было бы умереть, чем покидать меня в таком состоянии одного, но что ее ждут, что она покоряется необходимости, что придет завтра» (с. 416—417). |
| 10 | «Вдруг он почувствовал, как небо нависло над ним, чувствовал его так близко, что мог бы дотронуться до него руками.
И с возрастающим изумлением увидел, как на небе стали расти багрово-красные, странные образы, что-то вроде волшебного пейзажа, как будто остров, — но нет, это был громадный город. Он отчетливо видел дворцы, стены и колонны, башни стройных минаретов, поднимавшихся к небу, слышал эхо колокольного звона, словно отдаленную колыбельную песню... И все это было раскалено докрасна, отливало синеватым отблеском дамасской стали, а за всем этим разорванные клочья утреннего тумана, а где-то в глубокой дали вздымалась черная стена леса. И вдруг крыши дворцов загорелись огнями, запылали в потоках золота, стены и бойницы заблестели широкой огненной полосой, лес окаймился тонкою золотою линией, золотом расцвел луг, и все это золото стало оживать, переливаться, подниматься и опускаться, поглотило в себя пурпур, врезалось огненными клинами в темную лазурь и чернь, — город рассеялся, луг, отступив перед потоком золота, стал уползать в лес, лес отделился от земли и расплылся синеватым облаком по небу. И это золото, которое затопило город, луга и леса, поглотило в свою пасть небо, поднялось кверху, растягивалось, сжималось, образовало кольца и звенья, протянулось от востока к западу огненной цепью, которая окружила собою все небо, — огромной цепью с громадными аметистами и миллиардами безумных алмазов... Он проснулся. Мысли его были бессвязны, голова тяжела, как камень. Он встал и долго смотрел в окно. Облака разбрызгивались и снова сгущались в волны туч и вдруг, словно струя жидкого золота, упала первая молния... Он не слышал грома, не видел молнии и думал только о ее драгоценностях, о ее цепях, унизанных жемчугом и аметистами» (с. 17—18). |
«Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана. <...>
Другие трепетные мерцания вызывали из бездны противостоящий храму на западном холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи взлетали к черному небу, простирая к нему руки. Но опять прятался небесный огонь, и тяжелые удары грома загоняли золотых идолов во тьму» (с. 562—563). |
| 11 | «Ее волосы искрились тысячами длинных золотых шпилек с большими алмазными головками. Он не видел волос, а только сплошную сетку брильянтов» (с. 19). | «Какая-то сила вздернула Маргариту и поставила перед зеркалом, и в волосах у нее блеснул королевский алмазный венец» (с. 526). |
| 12 | «Она упала перед ним на колени в страхе и смирении, и на глазах бесчисленной толпы он возложил на ее голову корону королевы» (с. 21). | «Королева в восхищении!» (с. 533); «Драгоценная королева, — пищал Коровьев» (с. 544) и т. п. |
| 13 | «Не жди больше ни минуты. Продай свои драгоценности. Этого хватит на несколько первых месяцев. Мы выиграем время... С тобой я буду работать, с тобою я чувствую себя сильным и способным на всякую работу... Другого выхода пока нет. Если любишь меня, — сделай это! Спеши, иначе я погибну. Я не могу дольше выносить этой тоски и боли, не могу дольше ждать» (с. 21). | «Жил историк одиноко, не имея нигде родных и почти не имея знакомых в Москве. И, представьте, однажды выиграл сто тысяч рублей» (с. 408). «Тот, кто называл себя мастером, работал, а она, запустив в волосы тонкие с остро отточенными ногтями пальцы, перечитывала написанное, а перечитав, шила вот эту самую шапочку. Иногда она сидела на корточках у нижних полок или стояла на стуле у верхних и тряпкой вытирала сотни пыльных корешков. Она сулила славу, она подгоняла его и вот тут-то стала называть мастером. Она дожидалась этих обещанных уже последних слов о пятом прокураторе Иудеи, нараспев и громко повторяла отдельные фразы, которые ей нравились, и говорила, что в этом романе ее жизнь» (с. 412). |
| 14 | «Замолк гул дня, грустный сумрак разлился по небу, а последние лучи заходящего солнца золотили верхушки каштанов» (с. 21). | «Разговор этот шел на закате солнца, как раз тогда, когда к Воланду явился Левий Матвей на террасе» (с. 624). |
| 15 | «Он впал в глубокую апатию, в долгую, бессмысленную задумчивость помешанного, — без боли, без воспоминаний» (с. 23). | «...и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать» (с. 643). |
| 16 | «Отцвели каштаны, побледнели зеленые листья, высушенные зноем жаркого лета.
Он почувствовал покой и тишину в своей душе и захотел сказать ей последнее слово... "Ты была величайшим моим счастьем и прекраснейшим сном моим долгие годы <...> Во мне накопилось столько страданья, что я могу творить. Я еду далеко, за море. Есть на море одна минута, когда красота, сила и счастье обнимают человека. Когда, перед восходом солнца, ночь и рассвет ведут ожесточенную борьбу, когда небо разверзается и сквозь широкую щель льет на море потоки света, — тогда в душе просыпается скорбь..."» (с. 23). |
«— Он не заслужил света, он заслужил покой, — печальным голосом проговорил Левий» (с. 621). «Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его» (с. 638). «Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора. <...> Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге.
— <...> Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я» (с. 642—643). |
Подчеркнем еще раз: поэма «Аметисты» является оккультно-лирической матрицей истории романтической любви Мастера и Маргариты, и их общий магический знаменатель обнаруживается через манипуляции острыми предметами и зубами: один маг совершает симпатический ритуал шпильками и визуализирует «золотые зубы» призрака, второй — шпагой, транслирующей «жемчужные зубы» черепа.
Закону симпатического подобия и соприкосновения подчиняется и клык Азазелло. Видимо, в земной жизни, если вновь поверять магию романа по книге Фрэзера, его родная мать небрежно отнеслась к судьбе молочного зуба сына и вместо крысиной или мышиной норы зуб попал в лохань к свиньям. Свиньи изгрызли зуб, и вместо нормального зуба у Азазелло вырос клык14. Но «неизбежная ночь» и «полная луна», как и положено у магов, «сводят счеты», прощают ошибки, возвращают утраченное и восстанавливают личность:
«Сбоку всех летел, блистая сталью доспехов, Азазелло. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый безобразный клык, и кривоглазие оказалось фальшивым. Оба глаза Азазелло были одинаковые, пустые и черные, а лицо белое и холодное. Теперь Азазелло летел в своем настоящем виде, как демон безводной пустыни, демон-убийца» (курсив мой. — В.К.; с. 639).
Булгаковедами довольно полно исследована галерея злых духов в произведении. Этому посвящены не только статьи, разделы в обширной булгаковской энциклопедии Б.В. Соколова, но и целые монографии. Остается впечатление, что совершенно нечего добавить. Но это не совсем так, если подходить к произведению с оккультным ключом. Например, как известно, самым притягательным персонажем в романе является кот Бегемот. А между тем этот дух, если присмотреться внимательнее, самый отвратительный, — даже когда появляется с «белым фрачным галстухом бантиком» и напудренными усами. Дело в том, что он входит в симпатический обряд — обряд черной магии под названием «тагейрм». При помощи этого зловещего обряда, — писали составители свободной энциклопедии «Википедия» несколько лет назад, — «согласно шотландской мифологии, призывается самый крупный кайтши (кайт ши) по прозвищу Большие Уши: громадный чёрный кот ростом с овчарку, с белым пятном на груди, выгнутой дугой спиной, торчащими усами. Тагейрм действительно пытка: на протяжении четырёх суток нужно заживо поджаривать кошек, чтобы Большие Уши появился и выполнил желание мучителя»15.
Довольно подробно описывает этот ритуал, считают те же составители, Г. Майринк в своем романе «Ангел западного окна»: «...со мной была тележка с пятьюдесятью черными кошками... Я развел костер и произнес ритуальные проклятия, обращенные к полной луне... Выхватил из клетки первую кошку, насадил ее на вертел и приступил к тагейрму. Медленно вращая вертел, я готовил инфернальное жаркое, а жуткий кошачий визг раздирал мои барабанные перепонки в течение получаса, но мне казалось, что прошли многие месяцы, время превратилось для меня в невыносимую пытку. А ведь этот ужас надо было повторить еще сорок девять раз!.. Предощущая свою судьбу, кошки, сидевшие в клетке, тоже завыли, и их крики слились в такой кошмарный хор, что я почувствовал, как демоны безумия, спящие в укромном уголке мозга каждого человека, пробудились и теперь рвут мою душу в клочья... смысл тагейрма состоит в том, чтобы изгнать этих демонов, ведь они-то и есть скрытые корни страха и боли — и их пятьдесят!.. Две ночи и один день длился тагейрм, я перестал, разучился ощущать ход времени, вокруг, насколько хватало глаз, выжженная пустошь, даже вереск не выдержал такого кошмара — почернел и поник...»
«Есть мнения, — читаем мы далее, — что кайтши (гэльск. Cat Sith) — предположительно род обличья ведьм... что слово так же означает "Призвание дьявола и исполнение самых сокровенных желаний"»16.
Любопытным моментом обряда является тот факт, что его нумерология совпадает с булгаковским сюжетом: кот Бегемот, поджаривающий «большую компанию» следователей огнем из примуса в «нехорошей квартирке» под № 50, проживает в ней ровно четыре дня (со Страстной Среды до Воскресения). Видимо, содержание тагейрма и, в частности, романа Майринка «Ангел западного окна», хотя он и не переводился до 1992 г., Булгакову могло быть хорошо известно от ближайших друзей17, но в тоже время вполне вероятно, что писатель пользовался и другими источниками в создании образа Бегемота из Большие Уши, исполняющего человеческие желания. Немаловажное значение здесь имеет политическая подоплека, заключенная в аллегории. Персона манифестирует своих истинных мучителей — тайную полицию, зловещую структуру ОГПУ-НКВД, в застенках которой изжарилось много неповинных людских душ.
О дважды проведенном обряде тагейрма красноречиво напоминают строки из эпилога романа: «Следствие по его делу продолжалось долго. Ведь как-никак, а дело это было чудовищно! Не говоря уже о четырех сожженных домах и о сотнях сведенных с ума людей, были и убитые. О двух это можно сказать точно: о Берлиозе и об этом несчастном служащем в Бюро по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями Москвы, бывшем бароне Майгеле. Ведь они-то были убиты. Обгоревшие кости второго были обнаружены в квартире № 50 по Садовой улице, после того как потушили пожар. Да, были жертвы, и эти жертвы требовали следствия.
Но были и еще жертвы, и уже после того, как Воланд покинул столицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, черные коты.
Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку и полезных ему животных были застрелены или истреблены иными способами в разных местах страны» (с. 644).
И самым ужасным в системе ГПУ — «квартире № 50» — является, судя по обгоревшим костям, барон Майгель, крови которого на балу причащаются Воланд и Маргарита. Появляется он последним в ходе сатанинского бала, и это не случайно. Не театрализованный, салонный, а настоящий шабаш — машину сталинских репрессий — должен, видимо, открыть и включить барон. Учитывая буквенную игру, которую Булгаков применял неоднократно, можно предположить, что этот персонаж восходит к образу злого духа из еще одной «убойной» оккультной вещицы — «Огненного ангела» В.Я. Брюсова. Огненный ангел, демон Мадиэль, в честь которого назван роман — злой дух, наушник и погубитель Ренаты, спровоцировавший пытки и костер инквизиции, у Булгакова превращен в барона Майгеля — «наушника и шпиона» советской охранки, провокатора, засланного на бал к Воланду. О литературном прототипе говорят и такие факты, как немецкое происхождение барона и слухи о его, по словам Воланда, «чрезвычайной любознательности». В главе четвертой «Огненного ангела» «Как мы жили в Кельне, что потребовала от меня Рената и что я увидел на шабаше» причиной полета в мир тьмы у Рупрехта, по его собственному признанию, явился «соблазн любопытства, которое Фома Аквинат называл пятым из смертных грехов»18.
Таким образом, мы еще раз убеждаемся: роман «Мастер и Маргарита» глубоко оккультен, — он содержит в себе многие сведения по оккультизму и магии Серебряного века. Сюда включаются мотивы смертного греха, борьбы магов, оккультно-авантюрная фабула романа О.М. Бебутовой «Черный маг», лирический сюжет поэмы в прозе Ст. Пшибышевского «Аметисты», фрагмент романа Г. Майринка «Ангел западного окна». Но более всего поражают пространственный размах ритуалов симпатической магии и их разнообразие. Разнообразие симпатических обрядов и приемы их воплощения в художественном тексте по своему мастерству остаются непревзойденными в русской литературе. Это является одним из секретов писательского мастерства и причиной успеха в движении произведения сквозь время.
Примечания
Впервые: От карнавала к мистерии: маги и обряды симпатической магии в творчестве М.А. Булгакова (на примере романа «Мастер и Маргарита») // Социально-экономические явления и процессы. 2011. № 7. С. 245—249. Публикуется в переработанном виде.
1. Ритуалы магии, на которые впервые обратил внимание и объединил по двум принципам Дж. Фрезер в книге «Золотая ветвь» (1890; на рус. яз. 1928). Они были названы им так в силу того, что «благодаря тайной симпатии вещи воздействуют друг на друга на расстоянии и импульс передается от одной к другой». «Из первого принципа, — писал исследователь, — а именно из закона подобия, маг делает вывод, что он может произвести любое желаемое действие путем простого подражания ему». Из второго принципа — «вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают воздействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта» — маг «делает вывод, что все то, что он проделывает с предметом, окажет воздействие и на личность, которая однажды была с этим предметом в соприкосновении» (Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1980. С. 20—22). Мы не станем заострять внимание читателя на видах симпатической магии, как это делает Фрэзер, ибо наша задача — показать наличие магической составляющей в структуре художественного произведения, а не проводить антропологическое исследование.
2. Соколов Б.В. Булгаков. Энциклопедия. М.: Эксмо; Алгоритм; Око, 2005. С. 458—460.
3. Здесь и далее цитаты приводятся по: Булгаков М. Мастер и Маргарита // Булгаков М. Избр. произведения: в 2 т. / подгот, текста, сост. и вст. ст. М.О. Чудаковой. Мн., 1990. Т. 1, — с указанием страниц в скобках.
4. Соколов Б.В. Булгаков. Энциклопедия. С. 466—467.
5. Михайлова Т.А., Одесский М.П. Граф Дракула: опыт описания. М.: ОГИ, 2009.
6. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. С. 51.
7. Там же. С. 49—50.
8. Магия и гипноз. Собрание проверенных и доказанных фактов и опытов. Разъяснение оккультизма / под ред. Папюса. Киев: С.В. Кульженко, 1910. Цит. по: Папюс. Магия и гипноз. М.: Эксмо, 2007. С. 779.
9. Гаспаров М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Гаспаров М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX в. С. 42.
10. Там же.
11. Арцыбашев М., Абрамович Н., Пшибышевский, Брюсов, Сологуб, д'Оревильи и др. Сатанизм. М.: Заря, 1913.
12. Здесь и далее цитаты приводятся по: Пшибышевский Ст. Аметисты // Пшибышевский Ст. Полн. собр. соч.: в 8 т. М.: В.М. Саблина, 1908. T. 1, — с указанием страниц в скобках.
13. Булгаков М.А. Правительству СССР // Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. М.: Худож. лит-ра, 1990. Т. 5. С. 446.
14. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. С. 50.
15. [Электронный ресурс] URL: http://ru.wikipedia.org/wiki.
16. Там же.
17. Соколов Б.В. Булгаков. Энциклопедия. С. 502.
18. Брюсов В. Огненный ангел: Роман, повести, рассказы. СПб.: Северо-Запад, 1993. С. 609.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |