На волне успеха Булгаков задумал пьесу о конце белого движения, как бы продолжавшую «Дни Турбиных». Он выучил наизусть воспоминания генерала-белогвардейца Слащова, вооружился картой и начал... чертить, вместе с женой.
— Подожди, Любан! Екатеринослав — Мелитополь — Чонгар — это мое.
— А мое тогда, Мика, — Синельниково — Чонгар — Керчь...
«Карту мы раскладывали и... прочерчивали путь наступления красных и отступления белых, поэтому в пьесе так много подлинных названий, связанных с историческими боями и передвижениями войск: Перекоп, Сиваш, Чонгар, Курчулан, Алманайка...», — писала в мемуарах Любовь Евгеньевна.
Но вот в действительности к замыслу этой пьесы Булгакова скорее подвигли воспоминания его второй жены о Константинополе.
МХАТ с радостью принял пьесу и назначил репетиции.
— Твердо убежден, «Бегу» в постановке МХАТа предстоит триумф, анафемский успех, — заявил Горький.
Но триумф не состоялся.
Как-то вечером Булгаков вернулся с репетиции и глухо произнес: — «Бег» запретили... Как антисоветское явление... Белозерская замерла от неожиданности. Все вокруг в одночасье показалось серым и безжизненным.
— Как будто в доме появился покойник... — выдохнула она.
Чтобы написать пьесу «Бег», Булгаков вместе с женой начертил целую карту Гражданской войны
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |