Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что мотив, объединяющий творчество Салтыкова-Щедрина и Булгакова, а также некоторых современных писателей-постмодернистов — это эсхатологический мотив напряжённого ожидания конца истории. И Салтыков-Щедрин и Булгаков творили в переломные, кризисные годы каждый своей эпохи, а, следовательно, отражали в своих произведениях кризис современного им общественного сознания, крушение веры в ранее существующие идеалы.
Определённое сходство «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина и «Белой гвардии» Булгакова говорит о диалогических отношениях в рамках «большого исторического времени» учителя и ученика — Салтыкова-Щедрина и Булгакова. Другими словами о сходстве когнитивных авторских систем «Истории одного города» и романа «Белая гвардия». Однако, сравнивая «Историю одного города» с романом «Мастер и Маргарита», мы имеем дело с двумя несхожими когнитивными авторскими системами. И, прежде всего, это относится к их пространственно-временным характеристикам.
Проанализировав локально-темпоральные аспекты хронотопов данных произведений, мы пришли к заключению, что в московских главах булгаковского романа «Мастер и Маргарита» время — циклично, внеисторично; пространство — неограниченно, «одухотворено», метафорично. Метафорическое, «одухотворённое» пространство отражает, на наш взгляд, антропоцентристскую картину мира, основанную на когнитивном познании.
Остановка времени у Булгакова означает переход в другое (метафизическое) пространство. При этом мотив «отсутствующего» текста в произведении подчеркивает «эзотеричность» его восприятия. Временной диапазон как в московских, так и в ершалаимских главах составляет всего три дня.
Временной диапазон щедринского хронотопа охватывает века и целые эпохи на ограниченном пространстве (город). В хронотопе щедринской «Истории одного города» время — линейно, что подчеркивает «историчность» повествования. Пространство — замкнуто (в рамках анализа «сверхтекста» это образы «омута», «заколдованного круга», «колеса», «катящейся глыбы»), пусто («светящаяся пустота»), метонимично. Метонимическое пространство — это пространство топологическое (математическое множество точек), исходящее из научной (системной) картины мира.
Остановка времени (которое, в рамках «сверхтекста», характеризуется писателем как «время глубокой тревоги», «дурное, спутанное время», «пестрое время», «слабое время», «горькое время», «неверное и жестокое») у автора «Истории одного города» означает конец истории. Мотив найденного «чужого» текста, в отличие от булгаковского «отсутствующего», используется Салтыковым-Щедриным с целью создания атмосферы «историчности» в произведении.
Для сатирической поэтики Салтыкова характерны образы собирательные, коллективные, групповые, нередко «стадные» (Прозоров 1965). При этом каждый из героев, даже при мимолетном упоминании о нём, социально охарактеризован и профессионально определён. Писателю не нужно развитие образов его созданий; напротив, для его целей требуются герои «законченные в себе», не способные к развитию, без всяких потуг на изменение. Как правило, персонажи Салтыкова-Щедрина «неизменны», «статичны», с раз и навсегда установленными границами своих возможностей.
Все герои и сюжетные положения в «Истории...» нелепы, смешны, фантастичны, гротескны, неправдоподобны и вместе с тем — типичны. Иначе говоря, «ограничены узкими пределами своей общественной среды или профессии» (Прозоров 1965: 89) Их «статичность» выступает одной из главных черт образа героев Салтыкова-Щедрина. Главные персонажи — градоначальники — фигуры плоские, «лишённые живой плоти и психологической глубины», в связи с чем, автор вводит в текст «метатекстуальный» комментарий, выступая в роли своеобразного «трикстера», высмеивающего «рациональный порядок бытия» глуповского общества. В связи с чем, важным структурообразующим принципом повествовательной манеры Салтыкова-Щедрина выступает авторская маска, что сближает сатирика с некоторыми современными писателями-постмодернистами, выступающими как критики и теоретики собственного творчества.
Определённое сходство Салтыкова-Щедрина с писателями-постмодернистами позволяет анализировать его творчество через призму понятийного аппарата постмодернизма. Например, нарочитая «фрагментарность повествования» характерна не только для произведений постмодернистов, но и для «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина, в которой автор «воссоздаёт хаос жизни искусственно организованным хаосом принципиально фрагментарного повествования».
Тем не менее, между произведениями современных постмодернистов и «Историей одного города» есть существенное различие. Если в хронотопе «Истории...» Салтыкова-Щедрина в оппозиции время/пространство правосторонний термин занимает привилегированное положение, то в произведениях постмодернистов, как и московских главах булгаковского романа, главная роль отводится пространству.
Выбор когнитивных аналитических стратегий, на наш взгляд, представляет наибольшую сложность при анализе «Истории одного города». При отсутствии внутрисубъектных и интерсубъектных отношений в системе персонажей, метод психоаналитического картирования (собственно когнитивный подход) позволяет выявить лишь инфляцию градоначальников на уровне Персоны (Я-для-Другого) — падение в коллективное бессознательное (примером чего является «мания величия» Угрюм-Бурчеева, останавливающего реки и разрушающего города).
В подобном случае мы считаем релевантной стратегию деконструкции, в ее дерридеанском варианте (понимаемую нами, вслед за Дж.Х. Миллером, не как демонтаж структуры текста, а демонстрацию того, что уже демонтировано) в рамках бинарных оппозиций сознательное/бессознательное, метарассказов о «Золотом веке», «добром царе (барине)», «о прекрасной даме» и др., в той или иной степени присутствующих в культурном бессознательном человечества.
Опираясь на результаты нашего исследования в отношении метаистории о «Золотом веке», а также на мнение Достоевского о взаимообусловленности системы и утопии, мы делаем вывод о том, что крайней формой выражения системоцентризма является «утопическое сознание» в основе которого лежит идея «Золотого века на земле».
При этом антиутопия представляет собой способ деконструкции утопических идеалов посредством критического анализа структуры утопического общества, проявляющего себя как двойная оппозиция человек (винтик)/социум (машина). Из чего с неизбежностью вытекает, что утопия и антиутопия представляют собой бинарную оппозицию, отражающую системный (социоцентристский) взгляд на мир. Таким образом, системоцентристская (маркированная) концепция мировоззрения Салтыкова-Щедрина-автора в «Истории одного города» выражается как монологизм, «анализ многих людей в свете одного сознания». В основе данной концепции лежит системный подход, при котором в оппозиции человек/место привилегированное положение занимает правосторонний термин (место), от которого зависит левосторонний термин (человек).
В рамках интертекстуального исследования (когнитивно-интуитивный подход) некоторые щедринские персонажи становятся узнаваемыми, что придает их образам известную долю иконичности. Тем не менее, персонажи «Истории одного города» не находятся в диалогических отношениях, что подтверждает системный взгляд чиновника Салтыкова на проблему личность/социум, когда ответственность за происходящее ложится на общество в целом (в то время как антропоцентризм считает, что ответственность лежит на каждом отдельном человеке).
Выводы транстекстуального анализа «Истории одного города» и «Господ Головлёвых» на уровне щедринского «сверхтекста» коррелируют с выводами исследования в рамках деконструкции «сознательное/бессознательное». Если интертекст булгаковского романа воспринимается одновременно и как светлый источник, приобщающий к «вечной мудрости», и как трясина, цепко удерживающая всякого, кто пожелает искать нового пути, то интертекст щедринской истории воспринимается исключительно негативно: «болотина», «прах», «светящаяся пустота».
В результате проведенного нами комплексного анализа «Истории одного города» в автономном и компаративном ключе, в рамках когнитивной парадигмы мы пришли к выводу, что художественный метод М.Е. Салтыкова-Щедрина можно считать явлением синкретичным, сочетающим в себе черты реализма и постмодернизма.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |