Анализ булгаковского романа «Мастер и Маргарита», целью которого было выяснение когнитивной авторской системы с точки зрения «теории релевантности», позволил сделать вывод, что маркированной позицией автора романа является антропоцентристская концепция видения мира. Внутренняя связь художественной системы М. Булгакова с философской системой Н. Бердяева и, созвучной ей, М. Бахтина, обусловлена, на наш взгляд, их антропоцентристской концепцией видения мира, являющейся в своей основе когнитивной, то есть исходящей из «птолемеевской», геоцентрической картины мира, так как из «геоцентрического положения вытекает антропоцентрическое» (Бердяев 1993: 174).
Антропоцентрическая мировоззренческая концепция — диалогична, так как предполагает «безграничность контактов со всем и вся в мире» (Бахтин). С точки зрения «теории релевантности», антропоцентризм и системоцентризм представляют собой асимметричную бинарную оппозицию, одна из позиций которой является маркированной и находится с немаркированной в отношениях дополнительности. Таким образом, говоря об антропоцентризме, ставящем человека в центр Вселенной как её духовного, экзистенциального средоточения, считающего человека ценностным центром событийной архитектоники эстетического видения, мы говорим о маркированной позиции, формирующей полифонический тип художественного мышления, который позволяет «отразить многоплановость и противоречивость мира в его единстве и незавершённости в виде многоголосья — совокупности голосов, различно поющих на одну тему и воспринимаемых сознанием автора в качестве субъектов» (Вязмитинова).
Персонажи «Мастера и Маргариты» находятся между собой в диалогических отношениях согласия и несогласия. Опираясь на высказывания М. Бахтина и, созвучные ему, идеи М. Фуко, мы пришли к выводу, что значительная часть героев булгаковского романа — «безумцы», «духовные изгои», являясь носителями «своей правды», занимают значимую немаркированную позицию по отношению к доминирующей идеологии, что позволяет рассматривать булгаковских героев как маргиналов. Таким образом, маргинальность, немаркированная позиция диалогических отношений несогласия, позиция протеста и неприятия окружающего мира (в то время как в рамках системоцентризма, противостояние двух монологических сознаний проявляется в оппозиции «система/антисистема»), является крайним проявлением антропоцентристской мировоззренческой концепции.
Мастер, Маргарита, Иешуа, Воланд, Коровьев-Фагот, кот Бегемот — маргиналы, «безумцы» (с точки зрения доминирующей эпистемы), которые видят мир «другими» глазами, «незамутненными общепринятыми представлениями и оценками». Персонажи находятся в диалогических отношениях, что позволяет раскрыть в себе «Другого» не только вне, но и внутри себя (по бахтинской терминологии Я-для-себя, Я-для-Другого, не-Я-во-мне и над-Я), присутствие которого в человеке, в его бессознательном делает его нетождественным самому себе.
С целью выявления когнитивной авторской системы романа «Мастер и Маргарита», мы проанализировали взаимосвязи между персонажами, рассматривая их в рамках диалогических отношений «равноправных сознаний»: Я-для-Другого как отражение себя в «Другом», Я-для-себя — «неовнешляемое ядро души» и «бытие во мне, нечто большее меня во мне — не-я-во-мне», составляющих основу когнитивной авторской системы, или, по определению Бахтина, над-Я, «мой образ меня самого», сплав «сознательного» и «бессознательного» автора. В рамках когнитивной парадигмы взаимоотношения «равноправных сознаний» исследовались нами в терминах собственно когнитивного подхода.
В результате чего мы пришли к выводу, что Булгаков-автор проявляется в романе через анализ следующих бинарных оппозиций: Мастер/Иешуа, Воланд/Иешуа, Бездомный/Иешуа, Пилат/Иешуа, Маргарита/Иешуа, анализ которых выводит нас на две главные проблемы — проблему Добра и Зла (Воланд/Иешуа, Маргарита/Иешуа) и личность/социум (Бездомный/Иешуа и Пилат/Иешуа).
Образ Мастера («автора» романа об Иешуа), представляющий собой Эго-комплекс, может быть раскрыт только диалогически, посредством анализа многих сознаний в рамках взаимоотношений Мастер/Воланд (Я-для-себя и не-Я-во-мне), Мастер/Бездомный (Я-для-себя и Я-для-Другого), Мастер/Маргарита (Я-для-себя и не-Я-во-мне), Мастер/Пилат (Я-для-себя и Я-для-Другого). Из чего следует, что полифонический тип мышления автора «Мастера и Маргариты», позволяющий отразить многоплановость и противоречивость мира «в его единстве и незавершенности в виде многоголосья — совокупности голосов различно поющих на одну тему и воспринимаемых автором в качестве субъектов», формировался на основе его антропоцентристской (маркированная позиция) концепции видения мира, согласно которой, в центре внутреннего мира каждого человека находится он сам, а мир воспринимается как межсубъектная действительность.
Когнитивно-дискурсивный подход, использованный нами при анализе проблемы Добра и зла, позволил исследовать роман строго в рамках текста. Результаты анализа данной проблемы в рамках дерридеанской деконструкции проливают свет на многие вопросы, связанные с интерпретацией образов Иешуа и Воланда, предлагая их иное прочтение. Например, почему Воланд скорее справедлив, чем зол. Или раскрывают подсознательную установку автора относительно природы Бога, близкую действительно к понятиям гностиков о дуализме добра и зла и является косвенным подтверждением мнения И. Бэлзы о том, что в романе Булгакова присутствует богомильская трактовка Сатаны как Демиурга, Чёрного Бога. Ведь именно с этих позиций И. Бэлза и А. Моргулёв рассматривают Князя Тьмы как воплощение справедливости.
В процессе исследования мы выявили, что образ Иешуа Га-Ноцри, анализируемый в рамках текста, совершенно не совпадает с традиционными представлениями об Иешуа как олицетворении Добра, так как, по определению Булгакова, он — преступник, арестант, бродяга, сирота, полиглот, телепат, врач, филантроп, философ, душевнобольной, свободный человек, монотеист, «Он». Совершенно очевидно, что из подобных определений нельзя сделать вывод об Иешуа как, например, о символе Добра, «идеале человека» или «олицетворённой Истине» (П. Андреев, В. Немцев). Тем не менее, выводы исследователей вполне коррелируют с библейскими текстами (каноническими и апокрифами), что является уже интертекстуальным исследованием на уровне культурного бессознательного. С другой стороны, текстуальный анализ полностью соответствует выводам анализа на уровне архетипов коллективного бессознательного, проведенного нами в когнитивно-интуитивном ключе.
Оппозитивный анализ взаимосвязей персонажей московских и ершалаимских глав, представляющий собой «геральдическую конструкцию» как особый случай гипертекстуальности, выявляет комплекс проблем, которые автор решает в процессе своего творчества. Это прежде всего проблема Добра и зла (Иешуа/Воланд), проблема личность/социум (Мастер/Пилат), проблема верность/предательство в любви (Маргарита/Низа); проблема отречения — оппозицией Мастер/Пилат и Берлиоз/Иуда; проблема меры ответственности организатора всякого преступления (в частности и убийства) Коровьев/Афраний и исполнителя (Азазелло/Марк Крысобой), проблема справедливого и несправедливого судьи (Воланд/Пилат).
Когнитивно-интуитивный подход использован нами и при анализе проблемы «преступления и наказания» в «закатном» романе Булгакова. Метатекстуальное исследование в рамках текста выявляет глубинные проблемы преступления и наказания, которые автор рассматривает через призму бинарных оппозиций Добро/зло, личность/социум. Другими словами, оппозиционное исследование позволяет выйти на проблему преступления и наказания, различные аспекты которой выявлены во взаимосвязях между персонажами московских и ершалаимских глав. Проблема преступления и наказания, проблема выбора Добра и зла — это проблема глубоко внутренняя, это внутренний «незавершённый диалог по последним вопросам» (Бахтин). В рамках парадигмы личность/социум — это проблема личности, свободного выбора человека.
Метод психоаналитического картирования приводит нас к тем же выводам: анализ указывает на глубинные проблемы Добро/зло и личность/социум. Проблема личность/социум решается Булгаковым в антропоцентристском ключе, когда правосторонний термин «личность» в оппозиции занимает привилегированное положение.
Всё вышесказанное вытекает из анализа собственно текста. Результаты интертекстуальных исследований булгаковского романа в форме переработки тем и сюжетов, имея широчайший диапазон от библейской до масонской тематики, от Гёте до Гоголя, а также музыкальные темы должны коррелировать с результатами исследований в рамках текста, исключая при этом необузданное фантазирование.
Сложность анализа всякого произведения состоит в том, что автор, по выражению Бахтина, «не приглашает к своему пиршественному столу литературоведов» (Бахтин 1986: 529), и нам не узнать доподлинно какая неискупимая вина мучила Булгакова так сильно, что закончить роман, то есть рассказать о своей вине, покаяться публично, стало смыслом всей его жизни: «Помоги, Господи, кончить роман» (1932), «Дописать, раньше, чем умереть» (1934). Анализ текста указывает на предательство, отречение и клевету. Учитывая реалии тех лет, можно предположить отречение от отца — священнослужителя или официальное признание себя атеистом, то есть отречение от Бога. Но не это главное в романе, не то от кого ты отрёкся, а то, что за минутой малодушного отречения неизбежно? следуют годы мучительного раскаяния, и что человек, преступивший эту грань, уже ничем и никогда не заслужит света.
Вышеизложенное также является весомым аргументом против идеи левых деконструктивистов за рубежом и ряда отечественных исследователей (например, В. Сердюченко 1999) о грядущей смерти литературы, так как доверительный разговор автора и читателя о самом сокровенном не сможет заменить ни интернет, ни кино и телефильмы.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |