В эпилоге романа читатель снова встречается с Алоизием Могарычем. Тот опомнился только через сутки после визита к Воланду, в поезде под Вяткой и, конечно же, без штанов. Михаил Афанасьевич беспощаден к своему герою до конца. Но Могарыч не нравится не только автору романа. Алоизий, как новоиспеченный финдиректор Варьете (назначенный вместо Римского), несказанно докучает Варенухе, занявшему место Степы Лиходеева. Иван Савельевич иногда признается шепотом в интимной компании, что «такой сволочи, как этот Алоизий, он будто бы никогда не встречал в жизни и что будто бы от этого Алоизия ждет всего, чего угодно». Булгаков указывает на то, что Могарыч — руководитель театра, то есть подтверждает нашу версию о прототипе Могарыча.
Но этим «переводом» Могарыча в директора Булгаков устраивает сюрприз, от которого можно обалдеть. Мы должны заключить, что Варьете — это театр Всеволода Мейерхольда. Вообще-то мы высказывали такое предположение чуть раньше, но чтобы убедиться вот так, почти математически, и думать не думали. Выступление группы велосипедистов перед номером Воланда — пародия на мейерхольдовские театральные опыты, когда на сцену выставлялись вращающиеся барабаны, призванные символизировать динамику развивающегося действия.
Сейчас мало кто представляет себе во всем его объеме культ В.Э. Мейерхольда в советском драматическом искусстве 30-х годов. В 1935 году в центре Москвы началось строительство нового монументального здания «Государственного театра имени Мейерхольда». Здание это всем известно, ибо оно было в сильно «укороченном» виде достроено в 1940 году в качестве Концертного зала им. Чайковского. По первоначальному проекту оно должно было быть в два с лишним раза выше и увенчиваться громадной фигурой самого Мейерхольда, стоящего в несколько странной позе — с расставленными ногами и руками. С проектом здания «Театра имени Мейерхольда» можно познакомиться в изданной в 1936 году книге «Генеральный план реконструкции города Москвы. 1. Постановления и материалы» (с. 98), и, по признанию В.В. Кожинова, «он оставляет тяжелое впечатление» (Правда о сталинских репрессиях. М.: Алгоритм, 2005). Таким образом, Булгаков не просто высмеивал своего откровенного недруга, он разоблачал неестественное возвеличивание человека искусства, к которому, как сегодня очевидно, в полной мере относится определение — много шума из ничего.
Мейерхольд руководил театром до декабря 1937 года. Это верхняя временная граница для происходящих событий. Нижней временной границей является дата смерти Горького — прототипа Берлиоза (18 июня 1936 г.). Отсюда заключаем, что время действия в романе — май 1937 года.
В тексте присутствуют независимые доказательства правильности этой даты. Перед балом Воланд и Бегемот разыгрывают шахматную партию. Самое любопытное в ней то, что фигурки живые. Воланд, играя черными, развивает атаку. Белая «армия» Бегемота в полном смятении, ее положение критическое. Но Бегемот полон оптимизма, подталкивает короля в спину, строит ему рожи и подмигивает. «Белый король наконец догадался, чего от него хотят, вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски. Офицер брошенное королевское одеяние накинул на себя и занял место короля». О чем эта живая миниатюра? О гражданской войне в Испании и приходе к власти генерала Франко. В октябре 1936 года он был объявлен генералиссимусом и главой государства, а в апреле 1937 года возглавил единую фашистскую партию. Все сходится как нельзя лучше. Дьявол многолик и вездесущ...
Булгаков придумал оригинальный способ датировки событий. В тексте «новых глав» зашифрованы две даты — 1926 и 1937-й годы. Подчеркнем, что это единственно возможное решение булгаковской «головоломки» со временем действия, если хотите, это математическая данность. Конечно, можно утверждать, что писатель сознательно все перепутал, чтобы ничего нельзя было понять. Однако теперь, когда мы подходим к финалу нашей расшифровки романа, такого рода утверждения уже будут выглядеть несерьезно. Необходимо признать, что своими временными привязками автор пытается донести до читателей какую-то важную информацию. Исследователю романа было бы в тысячу раз легче остановиться на какой-либо определенной датировке и «танцевать» от этой «точечной» даты. Но это противоречит булгаковской концепции. Идея двух времен в романе введена им намеренно!
Своими временными шифрами Булгаков указывает, что действие романа относится к целому периоду советской истории — с 1926 по 1937-й годы.
Это необычный момент книги, еще один ее сюрприз. Собственно, литературоведам уже давно следовало бы догадаться об этом, ибо в романе сведены воедино приметы из разных эпох. С одной стороны, свежа память о нэпманах и функционирует Торгсин (начало 30-х годов), с другой, дядя Берлиоза едет на вокзал на троллейбусе, а этот вид транспорта появился на улицах Москвы только после 1934 года.
Но есть и другой, уже чисто человеческий момент, демонстрирующий «растянутость» действия. Всеволод Мейерхольд возглавлял свой театр-«варьете» с 1920 по 1938 годы. Это значит, что в романе он выведен сразу в двух лицах. В ситуации, сложившейся вокруг Мастера, он играет роль Могарыча. В сценах же, связанных с театром, он — финансовый директор Римский. Эта фамилия очень подходит Мейерхольду, имевшему римский профиль. Могарыч сменяет Римского на посту финдиректора театра. Самого Римского Булгаков отправляет на «пенсию». «После клиники и Кисловодска старенький-престаренький, с трясущейся головой, финдиректор подал заявление об уходе из Варьете. Интересно то, что это заявление привезла в Варьете супруга Римского. Сам Григорий Данилович не нашел в себе силы даже днем побывать в том здании, где видел он залитое луной, треснувшее стекло в окне и длинную руку, пробирающуюся к нижней задвижке». Булгаков предельно точен: Римский ни разу не побывал в здании Варьете со дня умопомрачительного сеанса заезжих магов, то есть он не встречался с Могарычем. Писатель разводит двух своих персонажей, имеющих один и тот же прототип. Это художественные «двойники» знаменитого режиссера, живущие в романе каждый своей жизнью. В приведенном отрывке есть еще одна небольшая деталь, о которой нельзя не сказать. Булгаков специально отмечает, что заявление Римского привезла его супруга. Но поскольку мы угадали, кто такой Римский, то открывается и имя его супруги — Зинаида Райх, и это еще одно напоминание о Есенине, незримо присутствующем в романе.
Время с 1926 по 1937-й годы можно охарактеризовать как период борьбы Сталина с оппозицией. Октябрьский пленум партии 1926 года вывел Троцкого из числа членов, а Каменева — из кандидатов в члены Политбюро. В день десятилетия Октябрьской революции оппозиция попыталась поднять массы, но на ее призывы отозвалась лишь часть студенчества. 1926—1927 гг. — время первых сталинских ударов по оппозиции. Полный ее разгром вождь осуществил в 1937 году. Эти общеизвестные факты наводят на мысль, что в романе отражены, в том числе, и политические процессы, происходившие в стране.
Задумаемся, а что это за триумвират находится во главе Варьете? И вообще, кто мог командовать Мейерхольдом в Театре имени Мейерхольда?
Степа Лиходеев изображен незаурядным алкашом и бабником. Булгаков сатирически изображает его, причем выбирает не самый выигрышный момент лиходеевского жизнеописания. Это в какой-то степени дезориентирует читателей, Степа кажется им фигурой незначительной, что совершенно неверно. У Степы высокий чиновничий ранг. Такие люди вращаются в высших государственных сферах. Достаточно напомнить, что он один из немногих, кого Воланд удостаивает личной беседы. Нет, тут Булгаков заготовил нам еще один сюрприз, над которым следует поломать голову...
А задумывались ли вы, почему Лиходеев проживает у Булгакова в коммунальной квартире? Вот уж хохма так хохма! Директор крупнейшего столичного театра ютится в одной комнатенке с соседями. Так же, как и Берлиоз. С тем ситуация еще смешнее. В руководимом им союзе беллетрист Бескудников, помимо квартиры, имеет дачу в Перелыгине, где живет один в пяти комнатах, а критик Лаврович — один в шести, да еще с обшитой дубом столовой. А у Михаила Александровича — комната с соседями. Действительно, умора. Так не бывает. Но этот сюрприз мы уже разгадали. Берлиоз — это Горький, а «нехорошая квартира» — пародия на его ночлежку. Дьявол, как ему и положено, обитает «на дне». Но кого же тогда вывел Булгаков в образе Степы?
Не удивляйтесь, но это Генрих Григорьевич Ягода — нарком внутренних дел (1934—1936), в 1936—1937 гг. — нарком связи. Ягода был «своим» в доме Горького. Недаром Олимпиада Черткова называла всесильного руководителя карательных органов Генрих. Фамилия Лиходеев, то есть делающий Лихо, приносящий зло, беду, горе, напасть, нужду, — точная характеристика для него. Ягода был известным ловеласом. Жена Максима Пешкова (сына Горького) была его любовницей. После ареста, последовавшего 29 марта 1937 года, у Ягоды при обыске нашли большую коллекцию эротической видеопродукции и, в частности, 11 порнофильмов и 3904 порнографические открытки.
Ягода был при власти, как в двадцатые, так и в тридцатые годы. Он опекал группу литераторов во главе со своим родственником Авербахом, который направлял и организовывал травлю Есенина, Шолохова, Булгакова. В булгаковском романе критик Ариман — это Авербах.
Генрих Ягода и его личный секретарь Павел Буланов были расстреляны 15 марта 1938 г. по обвинению в попытке отравления Н.И. Ежова ртутью через дыхательные пути. Не будем обсуждать справедливость этого обвинения, поскольку известно, что истинные причины репрессий 1937 года публично не объявлялись. Для нас важны только те исторические факты, которые нашли отражение в булгаковском романе. А там еще не расстрелянные тени Ягоды и Буланова присутствуют на балу у сатаны в качестве новеньких. Причем, как уверяет Коровьев, советы Ягоде давал Азазелло...
Варенуха — администратор Варьете, один из замов Степы. Его прототип — Агранов, фамилия составлена на основе тех же согласных с заменой «г» на глухое «х». Он был первым заместителем Ягоды. Агранов — палач Николая Гумилева, любовник Лили Брик, организатор травли Маяковского. Его роль наводчика при даме-вампирше — выстрел в «десятку». Во всяком случае, в истории с Маяковским было именно так.
Как и Варенуха в романе, Агранов продолжил работу после смещения (ареста) начальника. В тексте есть упоминание, что деятельность Варенухи в театре насчитывает двадцать лет. Если под этой деятельностью понимать службу Агранова во внутренних органах, начиная с революции, то получаем еще одно подтверждение даты действия — год 1937-й. И еще. В свите Воланда, улетающей из Москвы, нет Геллы. Логично предположить, что она все время жила в Москве и присоединилась к разудалой компании после их прибытия в столицу. Тогда Гелла — это Лиля Брик.
Прототипом Аркадия Аполлоновича Семплеярова был Авель Софронович Енукидзе, являвшийся в 1922—1935 гг. секретарем Президиума ЦИК и председателем правительственной комиссии по руководству Большим и Художественным театрами, а также членом коллегии Наркомпроса и Государственной комиссии по просвещению, располагавшихся на Чистых прудах. Именно там Булгаков помещает и Акустическую комиссию. Енукидзе был неравнодушен к прекрасному полу, особенно к актрисам подведомственных театров, что и послужило одной из причин его падения в рамках очередной «чистки» в высшем эшелоне власти. 7 июня 1935 года с формулировкой «за политическое и бытовое разложение» пленум ЦК вывел его из своего состава. Енукидзе был арестован 11 февраля 1937 года. Любопытно, что Авель Софронович всячески поддерживал командора московских тамплиеров Карелина.
В связи с этим чрезвычайно примечателен следующий фрагмент, связанный с Семплеяровым:
«Приятный, звучный и очень настойчивый баритон послышался из ложи № 2:
— Все-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов, в особенности фокус с денежными бумажками. Желательно также и возвращение конферансье. Судьба его волнует зрителей».
Упоминание ложи № 2 — очередная шутка писателя. Теперь по существу самой просьбы Аркадия Аполлоновича. 4 августа 1924 года Ягода разослал всем облитам и гублитам секретный циркуляр, где говорилось [12] о «том, чтобы они при разрешении сеансов так называемых «ясновидцев», «чтецов мыслей», «факиров» и т. д. ставили непременные условия: 1) указание на каждой афишной рекламе, что секреты опытов будут раскрыты, 2) чтобы в течение каждого сеанса или по окончании его четко и популярно было разъяснено аудитории об опытах, дабы у тамошнего обывателя не создалось веры в потусторонний мир, сверхъестественную силу и «пророков».
Местным органам ОГПУ надлежит строго следить за выполнением указанных условий и в случае уклонения и нежелательных результатов запрещать подобные сеансы через облиты и гублиты».
Семплеяров действует строго по инструкции. После неудачи Жоржа Бенгальского («местного органа»), попросившего провести разъяснение фокусов, он на правах старшей инстанции фактически попробовал прекратить сеанс. Булгаков точен даже в таких «мелочах»...
Среди лиц, тесно связанных с Ягодой, был заместитель наркома иностранных дел (1927—1934) Карахан. Бежавший на Запад видный работник ОГПУ Г. Агабеков писал: «Кто в Москве не знает Карахана? Кто не знает его автомобиля, еженощно ожидающего у Большого театра? Кто может себе представить его не в обществе балетных девиц?»
А теперь вспомним, с кем колобродил Степа Лиходеев в вечер пришествия Воланда в Москву. «...Степа кое-что припомнил. Именно, что дело вчера было на Сходне, на даче у автора скетчей Хустова, куда этот Хустов и возил Степу в таксомоторе. Припомнилось даже, как нанимали этот таксомотор у «Метрополя», был при этом еще актер не актер... с патефоном в чемоданчике». Гостиница «Метрополь» расположена напротив Большого театра. Упоминаемый в романе таксомотор естественно соотнести со знаменитым автомобилем Карахана. Генриха Ягоду и Льва Карахана связывали давние дружеские отношения. В 1921 году Карахан помог Ягоде сделать первый шаг к высоким постам и стать управляющим делами НКИД, и благодарный друг не забывал об этом. В середине 30-х годов Карахан состоял на снабжении чекистов. В его пользование была предоставлена дача на станции Быково и большая квартира в особняке на улице Малая Никитская, 28. Расходы на продовольствие, содержание штата и дачи за 9 месяцев 1936 года составили около 45 тысяч рублей. Что же до «не актера» с патефоном, то таким образом Михаил Булгаков одновременно поминает руководителя Акустической («Патефонной») комиссии Аркадия Семплеярова и надзирателя за Большим театром Авеля Енукидзе. Сводя Семплеярова в одну компанию со Степой Лиходеевым, Булгаков указывает на существование дружеских отношений между Ягодой и Енукидзе.
Компания гуляла на даче у Хустова, встречу друзей на Сходне так и хочется назвать сходняком. Хустов — писатель, он имеет квартиру в одном доме с Латунским, Бескудниковым, Двубратским и Квантом. Исследователи единодушно отождествляют его с Домом писателей в Лаврушинском переулке. В связи с этим задача с прототипом Хустова кажется достаточно простой. Надо найти писателя, жившего в указанном доме и имеющего дачу на Сходне. Это прямолинейный подход, и каждый, кому не жалко времени, может убедиться, что в такой постановке задача не имеет решения. Да и было бы странно, если бы прототипы угадывались с математической точностью. Булгаков всегда оставляет свободу для сближения своих персонажей с реальными людьми: во-первых, для безопасности, а во-вторых, поскольку пишет художественное произведение. Его портретная мозаика подобна аккуратно смотанному «клубку», и вся проблема угадать, за какую «ниточку» следует потянуть.
Прототип Хустова — приятель Ягоды, и будем отталкиваться от этого. Задумаемся, поехал бы всесильный нарком на писательскую дачу, чтобы «засветиться» там с собутыльниками? Конечно, нет. Культурно отдыхать Ягода предпочитал в своих загородных резиденциях, которых было целых три. Одна из них действительно находилась на реке Сходне, ныне на ее месте построен дом отдыха «Планерное». Вот мы и определились с местом гулянки: не хустовская это была дача, а степина.
Теперь о самом «авторе скетчей». Круг писателей, особо приближенных к Ягоде, был чрезвычайно узок. На допросе он рассказывал: «Я подвел к Горькому писателей Авербаха, Киршона, Афиногенова. Это были мои люди, купленные денежными подачками, игравшие роль моих трубадуров не только у Горького, но и вообще в среде интеллигенции». Ягода был женат на сестре Леопольда Авербаха и действовал, в основном, через него. Авербах и Киршон имели общую дачу на Зубаловском шоссе, которая содержалась на средства НКВД. Киршон и Афиногенов получили квартиры от НКВД в Кривоколенном переулке, а Киршон, к тому же, стал близким приятелем Ягоды. Надо ли говорить, что все они ненавидели Булгакова. Авербах «присутствует» в романе, с его прототипом мы определились. Но кого из двух его компаньонов Михаил Афанасьевич вывел под фамилией Хустов?
Дадим две короткие справки. Киршон Владимир Михайлович (1902—1938) — драматург. Протеже Г. Ягоды. Один из секретарей РАППа. Один из наиболее яростных критиков творчества Булгакова. 26 мая 1937 года исключен из состава правления Союза писателей. Вскоре был арестован, впоследствии расстрелян. Александр Николаевич Афиногенов (1904—1941) — драматург. В начале 1930-х годов был одним из руководителей РАППа. В 1934 году избран в Президиум Союза писателей и назначен редактором журнала «Театр и драматургия». В 1936 году его пьесы становятся объектом критики. В 1937 году драматурга исключают из Союза писателей и ВКП(б). Но он не был репрессирован и был даже восстановлен в партии в 1938 году. Погиб во время бомбардировки Москвы. Два человека, в общем-то, со схожими судьбами. В творческом отношении Афиногенов был выше Киршона, но рапповское прошлое неискоренимо жило внутри обоих, и пьесы их были напичканы идеологией. И того, и другого Булгаков мог пренебрежительно окрестить автором скетчей, то есть мастерами малых пьес, а если точнее, применительно к этим драматургам, то преуспевшими в описаниях диалогов или отдельных сцен, но не всего произведения в целом. В общем, драматурги-лилипуты.
Ни Киршон, ни Афиногенов не жили в Лаврушинском переулке, и, следовательно, выбор кого-то из них в качестве прототипа связан только с фамилией «Хустов». Для ее объяснения нам понадобятся два дополнительных факта об Александре Николаевиче Афиногенове. Первый — в своей литературной деятельности он использовал псевдоним «Степной», и второй — в 1930 году во время театрального фестиваля в Москве он познакомился с американской танцовщицей Дженни Шварц, на которой спустя некоторое время женился. Фамилия «Хустов» является русским аналогом американской фамилии «Хьюстон», которая совпадает с названием крупнейшего города (назван в честь генерала Сэма Хьюстона) штата Техас, изобилующего степными просторами. Булгаков выбрал из биографии писателя два важных момента и использовал их, придумывая фамилию своему герою. «Американец»-ковбой, скачущий по прерии, однофамилец народного героя генерала Хьюстона... Забавно, не так ли?
Вселение Хустова в Дом писателей — и отвлекающий маневр, и вместе с тем призыв подумать о связи Степы Лиходеева с писательским миром. Ведь Булгаков хотел, чтобы будущие читатели открыли для себя шифры его романа. Что же до мнимого предоставления семье Афиногенова квартиры в Лаврушинском переулке, то стоит напомнить, что Булгаков называл себя мистическим писателем. Вы готовы?.. В 1944 году вдова писателя Афиногенова вместе с двумя дочерьми вселилась в этот Дом писателей. Пусть после смерти прототипа Хустова, но его потомки прописались в нем.
Булгаков относит время действия к маю 1937 года. Это роковой месяц в истории Красной Армии, когда были арестованы многие офицеры из числа ее руководящего и среднего комсостава по делу так называемого «военного заговора». В ночь на 14 мая был взят под стражу командарм 2-го ранга А.И. Корк, 22 мая — маршал Тухачевский и комкор Эйдеман, 28 мая — командарм 1-го ранга Якир, на следующий день — командарм 1-го ранга Уборевич. 30 мая Политбюро ЦК ВКП(б) постановило отстранить заместителя наркома армейского комиссара 1-го ранга Гамарника от работы в Наркомате обороны. На другой день в квартире Гамарника раздался револьверный выстрел. Было сообщено о его самоубийстве (по другой версии — его застрелил во время ареста заместитель Ежова Фриновский). Эти события потрясли страну, и этот факт тоже нашел свое отражение в романе.
На балу в честь праздничного весеннего полнолуния воландовцы убивают барона Майгеля. Его прототипом служит Михаил Николаевич Тухачевский, первый заместитель наркома обороны. Майгель — это Майхель (Михель, Михаил), тут имя маршала совпадает с фамилией барона. Но главное даже не в этом. Тухачевский обвинялся в сотрудничестве с немецкой разведкой (мы опять-таки оставляем в стороне разбор обоснованности подобных обвинений). Воланд — немец, его гастроли и должен был устраивать «служащий зрелищной комиссии в должности ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы». Устраивать, то есть общаться. У руководства НКВД в связи с этим вполне могло возникнуть подозрение в сотрудничестве Майгеля с иностранцами, и в первую очередь с немцами, так как каждый служащий курировал отношения с гражданами определенной страны. Далее, Майгель — барон, здесь Булгаков тоже вполне точен. Фигура Тухачевского обросла мифами. Тут и обязательно ветвистое генеалогическое древо древнейшего дворянского рода, наследственная «военная жилка» от предков XVII столетия, игра мечом в колыбели, увлечение с детства записками Юлия Цезаря о Галльской войне и суворовскими походами и битвами, неотвязная мечта о гвардейском мундире, безумное честолюбие и неуемная жажда славы. За Тухачевским молва сохраняла славу аристократа, поэтому писатель и окрестил его бароном.
Литературоведы убеждены, что описание бала весеннего полнолуния, где был убит Майгель, навеяно посещением четой Булгаковых бала в американском посольстве. Тухачевский тоже присутствовал на нем, и это обстоятельство еще более усиливает нашу версию. Фамилия «Майгель» появляется в шестой редакции романа (1938 г.) после ареста и казни Тухачевского. Как уже упоминалось, поначалу это был говорящий персонаж. Но впоследствии, когда Булгаков заметил, что в фамилии Майгель сокрыты каббалистические аналогии с Големом, он выбросил все его диалоги.
Но если в истории казни Майгеля можно искать аргументы «за» и «против», то ситуация, сложившаяся по месту его службы, должна быть однозначно охарактеризована как трагическая. Зрелищная комиссия, в которой следует видеть художественный образ Наркомата обороны, лишилась руководства. Пустой костюм под именем Прохора Петровича, водящий по бумаге не обмакнутым в чернила сухим пером, символизирует тот факт, что лавина арестов лишила тело армии «головы» (руководящего комсостава) и «рук» (среднего командирского звена). Полная растерянность царит и в филиале зрелищной комиссии (образе Политуправления Красной Армии). Работники филиала, загипнотизированные Коровьевым, безостановочно поют песню про «Славное море священный Байкал», обнаруживая серьезный интерес к дальневосточному краю. В выбранной писателем песне присутствует намек на грядущий военный советско-японский конфликт в районе озера Хасан, обнаруживший серьезные внутриармейские проблемы. Строка из той же песни — «Молодцу плыть недалечко!» — напоминает о судьбе маршала Блюхера, отстраненного от должности командующего войсками Дальневосточного Краснознаменного фронта после хасанских событий и арестованного 22 октября 1938 года...
Теперь о товарище Босом. Ведущий диковинного концерта, привидевшегося Никанору Ивановичу, объявляет его как председателя домового комитета и заведующего диетической столовкой. Домовой комитет можно понять как «комитет домовых», то есть предводитель чертопоклонников. Если откликнуться на эту авторскую шутку, то сразу же откроется имя прототипа Босого — Николай Иванович Бухарин (редкий случай для романа, но тут полные инициалы прототипа и его героя совпадают).
Первый номер «Безбожника», издание которого было начато в 1923 году, открывался статьей Бухарина «На борьбу с международными богами». Там, в частности, говорилось:
«Русский пролетариат сшиб, как известно, корону царя. И не только корону, но и голову...
Международные боги... еще очень сильны... Так дальше жить нельзя! Пора добраться и до небесных корон, взять на учет кое-кого на небе...
Пока что мы начинаем поход против богов в печати... В бой против богов!..» Бухарину не дает покоя слава богоборца. Еще в детстве, прочитав «Краткую повесть об Антихристе» Владимира Соловьева, он одно время колебался, не антихрист ли он, и потому «допрашивал свою мать — женщину очень неглупую, на редкость честную, трудолюбивую, не чаявшую в детях души и в высшей степени доброжелательную — не блудница ли она»? (Мать антихриста, по учению церкви, должна быть блудницей). Бухарин хотел «перевернуть» мир: низвергнуть божественное, возвысить роль ревтрибунала и стать председателем этого чертова кабинета. Булгаков блестяще обыгрывает это в романе в разговоре Босого со следователем:
«— Вы Никанор Иванович Босой, председатель домкома номер триста два-бис по Садовой?
На это Никанор Иванович, рассмеявшись страшным смехом, ответил буквально так:
— Я Никанор, конечно, Никанор! Но какой же я к шуту председатель!
— То есть как? — спросили у Никанора Ивановича, прищуриваясь.
— А так, — ответил он, — что ежели я председатель, то я сразу должен был установить, что он нечистая сила!»
Все, как говорится, ясно без комментариев.
Кстати, о голове царя. Мистики утверждают, что цареубийцы передали отрубленную голову Николая II для выставления в масонском храме в Чарльстоне. Обмолвкой в своей программной статье Бухарин подкрепляет эту гипотезу. Более того, в его призыве рубить головы монархов, присутствующем в упомянутой статье, не поймешь, где кончается аллегория и начинается пропаганда масонского ритуала.
Другое «детище» Босого — диетическая столовка. Так Булгаков обзывает коммунистические газеты «Правда» и «Известия», где Бухарин был редактором соответственно в 1918—1929 и 1934—1937 гг.
Босой видит чудный сон. «Началось с того, что Никанору Ивановичу привиделось, будто бы какие-то люди с золотыми трубами в руках подводят его, и очень торжественно, к большим лакированным дверям. У этих дверей спутники сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем гулкий бас с небес весело сказал:
— Добро пожаловать, Никанор Иванович!»
Некоторые исследователи отчего-то полагают, что это следственная тюрьма НКВД, но это неправильно. В своем сне Босой путешествует на тот свет. Если не верите, загляните в эпилог. Там сказано, что актер Куролесов, который является Босому в сновидении, умер год назад. «Театр», куда попал Босой, был заполнен только бородатыми мужчинами. Это важно отметить, потому что среди выходивших на сцену можно узнать вполне конкретные личности.
Вот Сергей Герардович Дунчиль — благообразный, но сильно запущенный мужчина лет пятидесяти. Его фамилия происходит от немецкого слова «дункель», что значит «смутный». Мутный — одно из прозвищ человека, пристрастившегося к «зеленому змию». Зная это, можно догадаться, что прототип Дунчиля — это Алексей Иванович Рыков (1881—1938). Он был подвержен алкоголизму, и его даже направляли на лечение в Германию. В 1937 году ему было 56 лет. Все сходится.
Дунчиля-Рыкова отпускают домой (на этот свет) после экспроприации у него валюты. Арестованы Бухарин и Рыков были 27 февраля 1937 года.
Гвоздем программы, увиденной Босым, было выступление известного «драматического таланта» артиста Саввы Потаповича Куролесова. В этом «рослом и мясистом бритом мужчине» следует признать Григория Евсеевича Зиновьева (1883—1936). Он действительно ушел из жизни за год до происходящих в романе событий.
Куролесов признался собравшимся «о том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста». Этот эпизод заставляет вспомнить о гоголевском «Ревизоре», точнее сцену, где к Хлестакову приходит со своей бедой слесарша. По распоряжению городничего ее мужа, вопреки существовавшей для него отсрочки, забрили в солдаты. Намеком на этот эпизод из гоголевской комедии Булгаков дает понять, что Куролесов был городничим. Зиновьев, в свою очередь, прославился своей жестокостью на посту председателя Петроградского совета. Ни в одном городе Советской России красный террор осенью 1918 года не был более массовым, чем в Петрограде. Широко практиковался здесь и расстрел заложников. Дерзость Зиновьева доходила до того, что его агенты в Петрограде перлюстрировали горьковскую переписку, в том числе письма самого Ленина. Фамилия Куролесов очень подходит Зиновьеву. Р. Конквест в книге «Великий террор» характеризовал Зиновьева так: «Он был очень эффектным оратором, но его речам недоставало основательности, и они производили лишь временный эффект на возбужденную массовую аудиторию». Примерно так же ведет себя на сцене артист Куролесов. Своей иронией по поводу бывшего вождя Коминтерна, запомнившегося современникам «частыми выступлениями по радио», писатель откровенно отводил душу...
2 июня 1937 года на заседании Военного совета при Наркомате обороны Сталин объявил о существовании в стране военно-политического заговора. В числе основных заговорщиков («ядра») им были названы 13 человек: Троцкий, Рыков, Бухарин, Рудзутак, Карахан, Енукидзе, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник. Почти половина из них выведена Булгаковым в романе. Добавим к ним Радека, который тоже был арестован и активно сотрудничал со следствием. Фигура Троцкого, этого «демона» революции, как бы незримо присутствует на страницах романа, поскольку он причастен как к деятельности отдельных выявленных нами прототипов, так и к убийству Есенина, факт которого доказывает зашифрованная часть романа.
В задачи нашего исследования не входит обсуждение меры справедливости выдвинутых против заговорщиков обвинений. Что же до Михаила Афанасьевича, то он с иронией относился к тем обвинениям, о которых писали в газетах. В качестве доказательства мы можем привести историю с будущим заболеванием буфетчика Сокова. Зададимся вопросом: зачем появляется в кабинете доктора Кузьмина известный отравитель Азазелло? Только затем, чтобы забрать «деньги», врученные Сокову? А может, для того, чтобы подменить лекарства? И что это за дама Марья Александровна, которая пробегала перед его взором в противоположный флигелек в одной рубашке? Уж не уготована ли доктору Кузьмину, как и его реальному коллеге, кремлевскому врачу, профессору Дм. Дм. Плетневу (1872—1941), стать подсудимым по делу о неправильном лечении знаменитых пациентов?
8 июня 1937 года в дневнике Е.С. Булгаковой появилась запись: «Какая-то чудовищная история с профессором Плетневым. В «Правде» статья без подписи: «Профессор — насильник-садист». Будто бы в 1934-м году принял пациентку, укусил ее за грудь, развилась какая-то неизлечимая болезнь. Пациентка его преследует. Бред». Вот и нашелся след Марьи Александровны! Ее-то и видит доктор Кузьмин, как свой нахлынувший неведомо откуда кошмар. Похоже, что Булгаков использовал в своем романе фантастический эпизод 1934 года, якобы произошедший с профессором Плетневым. Тому, кстати, на тот момент было 61—62 года, почти одногодок Кузьмина, которому ровно 60. В 1937 году Плетневу, Ягоде и другим были предъявлены обвинения в отравлении и неправильном лечении шефа ОГПУ В.Р. Менжинского, крупного партийного деятеля В.В. Куйбышева и писателя Максима Горького...
Но в расшифровке романа надо еще поставить последнюю точку. Булгаков настолько «любил» своего друга Мейерхольда, что превратил в романе его театр в вотчину НКВД. Вспомним «аккуратного и исполнительного», «скромного и тихого» Василия Степановича Ласточкина, который вдруг «оказался старшим во всей команде Варьете». Ласточкин во время хаоса занял место Лиходеева. Иными словами, его следует ассоциировать с наркомом внутренних дел Ежовым, пришедшим на смену Ягоде.
У Василия Степановича произошел любопытный разговор с таксистом, подвозившим его в зрелищную комиссию.
«Все более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой, вытащил из бумажника червонец и показал его шоферу.
— Не поеду! — кратко сказал тот.
— Я извиняюсь... — начал было бухгалтер, но шофер его перебил:
— Трешки есть?
Совершенно сбитый с толку бухгалтер вынул из бумажника две трешки и показал шоферу».
Трешки — это аллегория совещательных троек, выносящих обвинительный приговор без суда, а иногда и без следствия. Но и Ласточкина ждет печальный конец. Его тоже арестовывают, причем этот бухгалтер успевает подсчитать «вчерашнюю кассу» — 21711 рублей. Зачем Булгакову вставлять в художественный роман такое некруглое число. Следуя нашей логике, таким способом Булгаков называет число работников НКВД, действовавших под руководством Ежова. Не так давно ведущий специалист Государственного архива Российской Федерации Александр Кокурин и сотрудник общества «Мемориал» Никита Петров опубликовали статистические данные о численном составе НКВД в 1937 году (Правда, 1997, № 17 и 18). Общая численность оперативных кадров на 1 марта 1937 года составляла 23857 человек. С точностью до 10 процентов наша догадка оказывается верной. И такое совпадение больших чисел (при условии, что подсчеты содержат погрешности) — большая удача!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |