Р. Янгиров. М.А. Булгаков — секретарь Лито Главполитпросвета

В автобиографии 1937 года М.А. Булгаков указал: «В 1921 году приехал в Москву на постоянное жительство. В 1921—1924 годах в Москве служил в Лито Главполитпросвета, работал в качестве хроникера, а впоследствии фельетониста (газета «Гудок» и другие), начал печатать в газетах и журналах первые маленькие рассказы»¹.

Из материалов архива писателя о его первой московской службе было известно, что она продолжалась с 1 октября по 1 декабря 1921 года². Основным источником для реконструкции этого очень непродолжительного периода биографии писателя служила вторая часть повести «Записки на манжетах»³, причем ее автобиографичность давала большой простор для исследовательской интуиции.

В Центральном государственном архиве РСФСР сохранился комплекс материалов, с достаточной полнотой представляющий первую московскую службу М.А. Булгакова и позволяющий установить его связь с различными подразделениями Наркомпроса примерно на протяжении года — с марта 1921 по январь 1922 года.

12 ноября 1920 года по декрету Совнаркома «для объединения всей политико-просветительной, агитационно-просветительной работы Республики и сосредоточения ее на обслуживании политического и экономического строительства страны при Народном комиссариате по просвещению учреждается Главный Политико-Просветительный Комитет Республики». В его структуру среди прочих входил Художественный отдел с «подотчетными ему» и «им руководимыми» Театральным отделом (Тео), Отделом изобразительных искусств (Изо), Музыкальным отделом (Музо), Литературным отделом (Лито), Фото-кинематографическим отделом (Фото-Кино), Отделом музея по охране памятников искусства и старины (Главмузей)⁴. Бессменным председателем этого учреждения, просуществовавшего до конца 20-х годов, была Н.К. Крупская.

Не вдаваясь в подробное рассмотрение структуры Наркомпроса, включавшего в себя помимо Главполитпросвета, Главпрофобр, Главсоцвос и Академический центр со своими, аналогичными главполитпросветским, подразделениями, отметим лишь реальность затруднений героя булгаковской повести в поисках своего Лито, тем более что размещались все они в одном огромном здании на Сретенском бульваре.

Первое, пока заочное, знакомство М.А. Булгакова с Главполитпросветом, а точнее с его Театральным отделом, относится к началу 1921 года, когда он из Владикавказа послал свои пьесы на конкурс, объявленный в честь 50-летия Парижской Коммуны⁵. Весь поток конкурсных сочинений оседал в недрах Мастерской Коммунистической Драмы (МАСТКОМДРАМ), где они подвергались многократному рецензированию и обсуждению, а отобранные из общего числа — коллективному редактированию и исправлению. Число драматических сочинений, сохранившихся в архиве МАСТКОМДРАМ, составляет несколько сот, причем среди авторов, в большинстве своем самодеятельных, встречаются и хорошо известные имена — Н. Евреинов, Дм. Фурманов, Н. Бляхин, Ф. Гладков и др.⁶.

Недолгое время в МАСТКОМДРАМе прослужила в качестве секретаря-консультанта Н.А. Земская — сестра писателя, оставив в документах и протоколах заседаний свое имя и даже рецензию на пьесу одного из самодеятельных авторов⁷. О пьесах самого М.А. Булгакова, попавших в МАСТКОМДРАМ и, как известно, позднее изъятых им оттуда, удалось обнаружить лишь упоминание об одноактной «Самообороне» в протоколе заседания Литературно-сценарной части Рецензентской группы, датированном 13 марта 1921 года с пометкой: «Передать другому рецензенту»⁸.

Можно думать, что визит М.А. Булгакова в квартиру № 65, располагавшуюся в 6-м подъезде дома № 6 по Сретенскому бульвару (таков точный адрес Лито), был не случаен, а сделан по совету сестры. С 20 марта по 1 октября того года Н.А. Земская прослужила инструктором библиотечного подотдела Главполитпросвета и, вероятно, хорошо была осведомлена о положении дел в этом учреждении⁹.

30 сентября был написан следующий документ: «Заведывающему Лито литератора Михаила Афанасьевича Булгакова Заявление. Прошу о зачислении моем на должность Секретаря Лито. Михаил Булгаков». С рекомендательной припиской «заведывающего» на заявлении проситель был направлен «выше» и там получил резолюцию: «Согласен. В. Плетнев»¹⁰. В тот же день был подписан приказ о зачислении М.А. Булгакова секретарем Лито с 1 октября¹¹ и заполнен еще один документ — «личный листок по учету кадров» в варианте 1921 года. Он представляет особый интерес не только как биографический источник, содержащий ряд сведений, остававшихся до сих пор неизвестными, но и как первая модель автобиографии, воссоздаваемая М.А. Булгаковым после происшедшей и утвердившейся в его самосознании «смены вех»¹². В этом документе, с особым пристрастием выяснявшем политическую лояльность респондента, его ответы даны с максимально возможной откровенностью и тактом, несмотря на вполне понятные умолчания некоторых обстоятельств биографии. Мы позволим себе обстоятельно его процитировать, опуская лишь общеизвестные сведения.

В отличие от всех будущих сослуживцев, как впрочем, и многих других работников Главполитпросвета мужского пола, на вопрос об отношении к воинской повинности отвечено: «Имею учетную карточку». Свое семейное положение М.А. Булгаков охарактеризовал следующим образом: «Жена в Москве». «Родной и какие другие языки знаете?» — «Русский и французский хорошо». Весьма осторожно, но вполне определенно отвечено на вопрос о полученном образовании: «Учился в гимназии, окончил ее и Университет». «Какие местности России хорошо знаете, сколько лет там прожили и были ли за границей?» — «Москва, Киев, за границей не был». Красноречиво выглядят прочерки в ответ на вопросы об участии в мировой войне, военных действиях 1917—1920 годов и еще один — дополнительный к ним: «Участвовали ли в боях, где, когда и имеете ли ранения?».

Своей профессией М.А. Булгаков назвал — «литератор», а на сакраментальный при тогдашних и последующих чистках вопрос о социальном положении и основных занятиях до 1917 года отвечено: «Студент».

Весьма подробно в анкете охарактеризован владикавказский период, начиная, разумеется, с определенного исторического момента: с марта 1920 по январь 1921 года — служба в подотделе искусств и Народном университете — «Заведывающий лит[ературной] секцией, лектор и преподаватель Нар[одного] Университета»; с января по май 1921 года — Художественный Институт — «декан факультета и лектор». И, наконец, с июня по сентябрь 1921 года — Батум — «Роста и Рабклуб. Сотрудник Лит[ературного] отдела. Лектор».

На вопрос о лекторской квалификации отвечено: «Выступал со вступительными словами». Весьма информативен ответ на вопрос об опыте литературной работы: «Участвовал в газетах «Коммунист», «Неделя просвещения», Свет газета, в живых газетах, имел ряд собственных пьес <...>» К владикавказскому периоду нужно отнести и вступление М.А. Булгакова в профессиональный союз работников искусств (РАБИС), получившего членский билет № 402.

Особую группу в анкете составляли вопросы, определяющие идейно-политический уровень респондента и его понимание задач политико-просветительной работы. Ответы М.А. Булгакова на них весьма показательны. «Ваш взгляд на современную эпоху» — «Эпоха великой перестройки». Задачи в области политпросветработы им определены следующим образом: «Поднятие общего уровня развития пролетарской массы», а наиболее важные и актуальные ее формы были сведены к единственной: «Широкая постановка лекционного дела». Собственное участие в работе Главполитпросвета М.А. Булгаков определял в области «методологической». Понимание им методов проведения массовой культурно-просветительной работы, отличное от общепринятого, в сущности, выходит за рамки поставленного вопроса: «Считаете ли вы нужным в настоящий момент применять ударную форму работы, предпочитая ее углубленным формам работы?» — «В некоторых случаях».

Не менее определенно М.А. Булгаков подчеркнул свою политическую принадлежность: в РКП(б) «не состою», в других политических партиях «не состоял никогда», отрицая свое участие в революционном движении до 1917 года.

И, наконец, последним пунктом заполняемой анкеты стало указание домашнего адреса: «Временно остановился Б. Садовая 10, кв. 50»¹³.

К моменту прихода М.А. Булгакова на службу в Лито, тот насчитывал десятимесячную историю. Однако подтвердить деятельность этого подразделения Главполитпросвета за этот период весьма затруднительно, так как она документирована незначительным количеством материалов. Во всяком случае, известен предшественник М.А. Булгакова на должности секретаря отдела — литератор А.К. Гольдебаев, прослуживший с апреля по июль и уехавший затем в Самару¹⁴.

Таким образом основной корпус материалов, характеризирующих деятельность Лито, относится к октябрю и ноябрю 1921 года и в большинстве своем непосредственно связан с именем его нового секретаря. Отметив, что с приходом М.А. Булгакова в Лито поднимается вопрос о приглашении на службу делопроизводителя и его помощника¹⁵, без каковых, как известно, не может функционировать ни одно порядочное учреждение, можно оценить и соответствующие эпизоды «Записок».

В чем же заключались служебные обязанности секретаря Лито? «На обязанности секретаря лежит общее руководство всей письменной работой, направление бумаг, ведение протоколов коллегии Лито, деловая переписка с лицами и учреждениями, составление «Повестки дня» для заседаний коллегии, проведение в жизнь постановлений заседания коллегии, доклады Заведующему или заместителю о текущей работе и общее наблюдение за работой канцелярии»¹⁶.

Забегая вперед, отметим, что лишь за октябрь М.А. Булгаковым было принято свыше 50 различного рода бумаг и писем, на которых остались пометки, сделанные им согласно всем правилам делопроизводства, — «вх. №...», дата и, если нужно, отметки вроде: «Исполнено», «Передано», «Делопроизводителю», иногда и инициалы «М. Б.». Некоторые пометки секретаря не лишены любопытства. 5 октября им было получено распоряжение о предоставлении материалов, характеризующих деятельность Лито, для выставки на открывавшемся 15 октября II Всероссийском съезде политпросветов. Очевидно, за отсутствием таковой деятельности представлять было нечего и на присланном распоряжении сделана пометка: «Исполнено. Отв[ечено] материал[ов] нет»¹⁷. 7 октября Лито было передано распоряжение о передаче имеющихся в отделе стихотворений и пьес литератора М. Долинова в ЦК РКП(б) для ознакомления. На документе пометка: «Были переданы Сталину через секретаря...»¹⁸

Среди документов, поступавших в Лито, есть и те, что могут прояснить «темные места» в булгаковских «Записках». Это, например, упоминание о «Воскресшем алкоголике». 22 октября в Лито поступила пьеса харьковского «литератора-драматурга» Р. Григоровского под таким названием и его заявление с просьбой принять на службу¹⁹. Текст самого сочинения среди документов Лито отсутствует, но сохранился неподписанный отзыв на него²⁰. Творчество Р. Григоровского выводится рецензентом за рамки литературы, причем автору пьесы, судя по отзыву, было абсолютно неизвестно значение слова «алкоголик». По-видимому, литературные достоинства этого сочинения были столь «исключительными», что М.А. Булгаков вспомнил о нем в своей повести почти два года спустя.

Наиболее ранним по датировке документом, фиксирующим службу М.А. Булгакова в Лито и написанным, к тому же, его рукой, является протокол заседания коллегии от 2 октября, на котором присутствовали три руководящих сотрудника — заведующий отделом, заместитель заведующего и секретарь отдела. На заседании, длившемся с «8 часов вечера» до «12 часов ночи», помимо организационных вопросов обсуждался «художественный материал, предназначенный для чтения на вечерах воспоминаний октябрьских дней». Участниками заседания были отобраны «трехактное муздействие» и стихотворения Князева, Маяковского, Верхарна, Гюго, Уитмена и, между прочим, заместителя заведующего Лито²¹.

Предваряя общий обзор деятельности Лито и его секретаря, необходимо, хотя бы кратко, представить сотрудников отдела, составлявших пусть и дальний, но все-таки круг знакомств писателя, тем более, что некоторые из них, попав на страницы «Записок на манжетах», впоследствии подвергались произвольной персонификации.

Любопытной фигурой представляется заведующий Лито А.П. Готфриц. «Киевский мещанин», окончивший «Московское театральное училище, а до этого гимназию экстерном», он в начале 10-х годов подвизался на провинциальной сцене в качестве актера и режиссера, активно выступал в театральной прессе. «Сидел в тюрьме за статьи и за журнальную деятельность». С началом первой мировой войны А.П. Готфрид был призван в ряды Действующей армии, в 1915 году в боях под Ковно ранен, попал в германский плен, откуда был освобожден в начале 1918 года по инвалидности²². После возвращения в Москву он в декабре 1918 года вступил в члены РКП(б), организовывал Советы на подмосковных станциях Лосиноостровская и Перловская. В первые пореволюционные годы А.П. Готфрид вернулся к литературной работе — драматургии (судя по сохранившимся отзывам на его пьесы, они малоудачны), литературной критике и публицистике, печатался на страницах «Правды» и «Известий ВЦИК» и, вероятно, в этом рассуждении был назначен заместителем А.С. Серафимовича — номинального главы Лито Наркомпроса²³. Дальнейшая его судьба прослеживается лишь до 1926 года, после которого А.П. Готфрид исчезает из поля зрения²⁴.

Его заместитель В.С. Богатырев, несмотря на свою молодость (в 1921 г. ему было 25 лет), успел окончить 3 курса физико-математического факультета Московского университета, прослужить в различных центральных и провинциальных советских учреждениях и вновь поступить на учебу в Высший Литературно-Художественный Институт имени В.Я. Брюсова, вступить в члены Всероссийского Союза Поэтов. Судя по документам, сохранившимся от времени его службы в Лито и учебы в ВЛХИ, В.С. Богатырев при «поверхностном» знакомстве с русской литературой особенно интересовался поэзией и драматургией, причем на вопрос о публикации своих сочинений им дан характерный для того времени ответ: «Негде и нигде». Среди материалов Лито сохранились два стихотворения, подписанные им псевдонимом «Владимир Мыслети», известны и названия двух пьес В.С. Богатырева — «Цветы земли» и «С мира по нитке — голодному хлеба краюшка»²⁵. Завершить свое образование ему по каким-то обстоятельствам не удалось, но это не помешало впоследствии стать профессиональным, но малоизвестным литератором. Интересно, что в 1922—1923 годах В.С. Богатырев был репортером газеты «Гудок», то есть в то же время, когда в эту газету пришел и М.А. Булгаков²⁶.

Архивные документы позволяют определить и других сослуживцев М.А. Булгакова, выяснить «кто есть кто» в галерее эпизодических персонажей, упомянутых в его повести. Их избирательное перечисление в «Записках» вполне оправдано и тем, что документы совершенно определенно свидетельствуют: основной фигурой Лито был его секретарь. Представим их в том же порядке, в каком они появляются в булгаковской повести.

Инструктором отдела служил Г.П. Шторн (отметим, что уже в документах Лито его фамилия приводится в двух вариантах — Шторн и Шторм) — известный в будущем советский писатель, а к тому времени — начинающий поэт²⁷. Инструктором служил и И.И. Старцев, получивший впоследствии известность своими работами в области библиографии²⁸. Подтверждений его поэтических занятий в документах Лито обнаружить, к сожалению, не удалось. Заведующим «Секцией пропаганды» был А.Д. Брянский, более известный по псевдониму Саша Красный — популярный в 20—30-е годы журналист и литератор, ныне старейший член Московской организации СП РСФСР²⁹. Секретарем «Бюро художественных фельетонов» служила Н. Рындзюнская, сведений о которой отыскать не удалось³⁰. Наконец, заведующим «Организационной секцией» был А.И. Эрлих³¹, упомянутый в булгаковской повести как «молодой журналист с юга». Отождествление его Л.М. Яновской с «высоким, очень молодым» заместителем заведующего Лито со ссылкой на воспоминания А.И. Эрлиха³² совершенно произвольно. К тому же его фамилия в документах Лито появляется лишь с 26 октября³³, что заставляет весьма осторожно подходить к свидетельствам мемуариста.

В связи с Лито неоднократно возникали предположения и даже утверждения о том, что в повести М.А. Булгакова упоминается Вс. Иванов — «бывалый человек из Сибири»³⁴. Однако его фамилия не встречается в архивных документах. Кроме того, хорошо известно, что Вс. Иванов в феврале 1921 года из Сибири переехал в Петроград, где и прожил несколько лет, став активным участником объединения «Серапионовы братья».

Еще один загадочный персонаж повести — «король репортеров». Среди сотрудников Лито известен лишь один профессиональный газетчик — заведующий «Секцией литературной пропаганды», а потом «Бюро художественных фельетонов» А.О. Альперович. В 1917—1919 годах он работал в «Известиях ВЦИК», в 1920—1921 гг. — в РОСТА и в киевских «Известиях». Он пришел в Лито на несколько месяцев ранее М.А. Булгакова³⁵.

Весьма колоритной представляется фигура С.А. Сапожниковой, на страницах повести не упоминаемой. В Лито она занимала должность инструктора-консультанта по организации внешкольного художественного рассказывания, а в дальнейшем служила в различных учреждениях Наркомпроса, где, по-видимому, продолжала свои занятия в этой области³⁶.

Как уже отмечалось, октябрь и ноябрь — время наибольшей активности Литературного отдела. Судя по документам, работа сотрудников отдела проходила в нескольких направлениях. Первым и наиболее важным считалось участие в агиткампании по борьбе с голодом в Поволжье. Еще в сентябре был определен общий план работы Художественного отдела Главполитпросвета по оказанию помощи голодающим в рамках деятельности комитета ПОМГОЛ Наркомпроса, возглавлявшегося заместителем наркома А. Литкенсом. Судя по этому документу участие Лито заключалось в следующем: «а) издание сборника материалов для литературных выступлений, на митингах, концертах и т. п. Разработка программы «Народных вечеров»; б) создание народных песен и частушек агитационного характера, а также раешников; в) создание агитационных пьес для театров петрушки»³⁷. Вскоре этот план был пересмотрен и свелся к подготовке и изданию двух литературно-художественных сборников. Первый, под названием «Голод», составлялся из произведений Л. Толстого, И. Тургенева, А. Чехова, В. Короленко, М. Горького и других классиков русской литературы. «Кроме сборника «Голод», имеющего библиографический характер, предположено издать сборник современных писателей под заглавием «На голод». В настоящее время редакция Лито занята просмотром материала, поступившего для этого сборника со всех сторон. Сборник «На голод» будет готов к концу ноября», — сообщал А. Готфрид в недатированном письме³⁸. На состоявшемся 12 октября заседании Агиткомиссии Главполитпросвета был особо выделен вопрос об издании сборника «На голод». Его издание было взято под контроль ЦК РКП(б)³⁹.

Основной поток рукописей начал поступать в Лито уже в период службы М.А. Булгакова. В большинстве своем они сохранились, равно как и материалы первого сборника⁴⁰. Среди авторов намечавшегося, но так и не увидевшего свет сборника можно найти и известные по тому времени имена М. Борецкой-Журавлевой, М. Кольцова, П. Низового, Я. Окунева, Ю. Слезкина.

Понятно, что секретарь отдела не только принимал поступавшие «со всех сторон» рукописи, но и участвовал в их обсуждении. Отбор материала, судя по протоколам заседаний редколлегии, был достаточно жестким и обстоятельным⁴¹. Так, одно из заседаний (недатированный протокол его — автограф М.А. Булгакова), на котором обсуждалось 5 присланных рассказов, продолжалось 4 часа⁴². В протоколе заседания редколлегии от 25 октября отмечено обсуждение «Музы мести» М. Булла» с решением: «Принять, оценив в 4 балла (100 000 рублей)»⁴³. Текст очерка М.А. Булгакова также сохранился среди материалов, предназначенных для «Голодного» сборника⁴⁴. Благодаря двум почти одновременным публикациям он хорошо известен⁴⁵, причем в обоих случаях был опущен существенный фрагмент, посвященный А.С. Пушкину. После слов: «<...> безжалостно распинал изменившую своему классу дворянскую музу во имя жителей

«Заплатова, Дырявина,
Неурожайки тож».

следует текст:

«За поэтом, как бы он ни был гениален, всегда, как тень, вставал его класс.

Из каждой строки гениального Пушкина он, класс, глядит, лукаво подмигивая. Утонченность великая, утонченность барская. Гениальный дворянин.

Баба Пушкин жалел, ведь не мог же полубожественный гений не видеть

«барства дикого».

Но духом гений, а телом барин, лишь чуть коснулся волшебным перстом тех, кто от барства дикого стонал непрерывным стоном.

Воскликнул:

«Увижу ль я, друзья,
Народ неугнетенный?»

И ушел от раба, замкнулся в недосягаемые горние духа, куда завел его властный гений.

Класс порождал поэтов, класс лелеял их, класс питал их идеи <...>»⁴⁶ и далее по текстам публикаций.

Не вдаваясь в разбор «маленького этюда» М.А. Булгакова, отметим лишь то, что он ни в какой мере не представляет позицию и литературный вкус автора. Он, за редким исключением, полностью следует поэзии Н.А. Некрасова, цитируя или пересказывая его стихотворения и поэмы. Что касается выше приведенной оценки творчества А.С. Пушкина, то одним из главных источников такого толкования является известное некрасовское стихотворение «Поэт и гражданин», в котором творчество поэтов противопоставляется с тех же позиций, что и в булгаковском очерке.

Как известно, судьба «маленького этюда» «Муза мести» сложилась неудачно. Предназначенный для журнала «Вестник искусств», издававшегося Главполитпросветом, он так и не был опубликован. Отметим, кстати, что еще в период подготовки журнала к изданию М.А. Булгаков вместе с другими сотрудниками Лито предполагался одним из его авторов⁴⁷.

В период службы в Лито был написан еще один «художественный фельетон» — «Евгений Онегин», до сих пор не разысканный. О содержании его можно лишь догадываться, но повод для его появления установлен почти бесспорный. Как представляется, этот «фельетон» был не чем иным, как рецензией на премьеру оперы П.И. Чайковского, возобновленной тогда в Большом театре. Премьерные спектакли состоялись 17, 19, 25 ноября и 1 декабря 1921 года и стали крупным событием культурной жизни Москвы, вызвав целый ряд рецензий, в основном отрицательных, в театральных журналах, в том числе и в «Экране», отвергнувшем булгаковскую рецензию⁴⁸.

Еще один существенный эпизод из истории участия Лито в агиткампании помощи голодающим — сочинение лозунгов. В архиве отдела сохранились две телеграммы Агиткомиссии Главполитпросвета по борьбе с голодом с распоряжением срочно представить агитационные лозунги для агитпоезда М.И. Калинина, отправлявшегося в «хлебородную область Украины»⁴⁹.

Впервые это задание обсуждалось на заседании коллегии Лито 10 октября (протокол заседания — автограф М.А. Булгакова), и его участниками было принято решение: «Ассигновать из сумм, назначенных на оплату художественного материала, предназначенного для борьбы с голодом, девятьсот тысяч рублей... Изготовление лозунгов в срочном порядке поручить сотрудникам Лито»⁵⁰.

На следующий день состоялось заседание коллегии Лито с участием инструкторов, продолжительностью два часа, на котором были обсуждены 38 лозунгов, сочиненных сотрудниками отдела. Из этого числа было отобрано 13, авторами коих были: Шторм — 4 лозунга, Булгаков — 3, Альперович — 3, Брянский — 2, Старцев — 1⁵¹. 12 октября состоялось еще одно заседание, на котором было обсуждено еще 20 сочиненных лозунгов и из них принято шесть. Авторами принятых лозунгов были: Брянский — 2, Шторм — 2, Булгаков и Готфрид — по одному⁵².

Тексты принятых лозунгов сохранились, но установить авторство каждого из них сегодня не представляется возможным, так как они остались неподписанными. Так, на одном из листков, на котором записаны два стихотворных лозунга, стоит подпись М.А. Булгакова. Но скорее всего это не указание на авторство, а подпись, заверяющая текст.

Нельзя не привести тексты некоторых лозунгов, как нельзя лучше передающих колорит эпохи, но ни в коей мере не отражающих творческую индивидуальность их создателей:

«В неоплатном, братец, долге
Ты стоишь, разиня рот,
Помоги ж скорее Волге,
Мрет там с голоду народ.
Урежь избыток у сытого брюха —
Будет голодному хлеба краюха.
Что чесать затылок долго —
Гони, товарищ, хлеб на Волгу»⁵³.

И, наконец, на листке, подписанном М.А. Булгаковым:

«Волга все долги запомнит,
Все вернет с лихвой,
Так скорей спеши на помощь
Щедрою рукой.
Ты знаешь, товарищ, про ужас голодный,
Горит ли огонь в твоей честной груди,
И, если ты честен, то чем только можешь,
На помощь голодным приди»⁵⁴.

К сожалению, установить, сослужили ли эти лозунги свою службу, не удалось.

Еще один документ зафиксировал участие М.А. Булгакова в подготовке проведения 100-летнего юбилея со дня рождения Н.А. Некрасова, широко отмечавшегося осенью 1921 года по всей Республике. 27 октября состоялось очередное заседание Юбилейной Некрасовской комиссии Наркомпроса под председательством А.С. Серафимовича. Секретарем его был М.А. Булгаков. На этом заседании рассматривался план мероприятий, посвященных памяти поэта. Одним из пунктов повестки дня был вопрос об издании сборника избранных стихотворений Н.А. Некрасова. Его подготовка осуществлялась сотрудниками Лито. Материал для сборника был уже сдан к тому времени в Госиздат, и тираж будущего издания был определен в 600 000 экземпляров. Участниками заседания было постановлено: «Принять меры к скорейшему изданию сборника»⁵⁵. Издание некрасовского сборника ничем более не документировано, а история его выхода в свет известна по воспоминаниям А.И. Эрлиха⁵⁶.

Как бы там ни было, сборник избранных стихотворений Н.А. Некрасова вышел из печати, по-видимому, в начале следующего года и является единственным результатом издательской деятельности Лито⁵⁷.

Еще одно направление в работе Лито — создание «Бюро художественных фельетонов», которое по мысли его организаторов должно было рассматривать литературные сочинения для последующей рекомендации их в печать. Сохранились протоколы заседаний Бюро от 20, 22, 27 октября, на которых присутствовал М.А. Булгаков. На этих заседаниях рассматривались «фельетоны» столичных и провинциальных авторов, в большинстве своем отвергнутые⁵⁸. Впрочем, и принятые материалы вряд ли попали по назначению и были опубликованы.

Едва ли не большую часть всех документов Лито составляют различного рода прошения и заявления в вышестоящие инстанции, написанные и подписанные заведующим А. Готфридом и секретарем М. Булгаковым об улучшении материального положения сотрудников Лито. К тому же, в протоколах заседаний отмечено участие секретаря отдела по работе Тарифно-расценочной комиссии, в обсуждении денежных расценок на так называемые «сдельные» работы⁵⁹.

Официальное жалованье секретаря Лито составляло 12 150 рублей⁶⁰. Если учесть темпы инфляции и дороговизну, которые росли буквально на глазах, становится ясно, что эта сумма представляла из себя фиктивную величину. Существенным подспорьем была практиковавшаяся система «сдельных» работ, вроде упоминавшегося сочинения лозунгов. Сохранился счет М.А. Булгакова от 21 октября за «сдельные» работы, выполненные им в течение первой половины октября. В нем указано протоколирование заседаний коллегии, составление списков и ведомостей, обработка материалов к докладам, просмотр рукописей, поступивших в Лито, составление сметы Лито на 1922 год, составление докладов о работе подчиненных инстанций и пр.⁶¹. Впрочем, получение жалованья сотрудниками Лито вызывает сомнение, так как, судя по одному из документов, в октябре они могли получить его за вторую половину августа⁶². Так же мифичен и пресловутый ящик спичек, полученный якобы в расчет сотрудниками Лито, и кочующий по страницам исследований о М.А. Булгакове. Этот факт никак не отражен в документах Лито, а единственный источник — память мемуариста, по-видимому, трансформировала прочитанный у писателя известный эпизод в реально бывшее событие и тем самым ввела в заблуждение исследователей⁶³.

На заседании коллегии Лито от 10 октября отмечено: «<...> поручить т. Готфриду в срочном порядке сделать доклад в соответствующих инстанциях о снабжении академическим пайком Завлито, Завсекцией и секретаря. Т. Булгакову поручить проведение в жизнь вопросов о снабжении всех сотрудников пайком, причитающимся им по положению»⁶⁴.

За время службы М.А. Булгаковым неоднократно составлялись различные ходатайства о выделении сотрудникам отдела обеденных карточек, пайков и пр.⁶⁵. Процитируем еще один документ (он не датирован): «Председателю Главполитпросвета. Вследствие крайне тяжелого материального положения сотрудников Лито Г.П.П., не имеющих обмундирования к наступающей зиме, прошу Вашего ходатайства в Комиссии внепланового снабжения о выдаче в срочном порядке сотрудникам Лито одежды и обуви по прилагаемому списку. Завлито А. Готфрид. Секретарь М. Булгаков»⁶⁶. В списке сотрудников, нуждающихся в «обмундировании», против фамилии секретаря самый большой перечень необходимых предметов: ботинки, теплое пальто, брюки, зимняя шапка⁶⁷. Однако обилие такого рода документов заставляет усомниться и в том, что они хотя бы в какой-то степени были удовлетворены.

В течение ноября жизнедеятельность Лито явно замирала. 4 ноября заведующий Художественным отделом Главполитпросвета обращается с просьбой внести в приказ распоряжение об отчислении А.С. Серафимовича «от занимаемой должности Заведующего Лито по болезни согласно заявления», а также о том, что «в виду уничтожения должности Зам. Зав. Лито согласно сокращения штатов считать т. Готфрида выбывшим из состава служащих Лито». Временно исполняющим обязанности заведующего предлагалось назначить В.С. Богатырева⁶⁸. Тогда этот приказ не был подписан и ликвидация отдела была отсрочена. 15 ноября секретарем отдела отправляются ведомость «на аванс сотрудникам Лито» и сопроводительное письмо к ней, а 16 ноября фамилия Булгакова в последний раз упоминается в служебных документах⁶⁹. Можно предположить, что о предстоящем расформировании Лито было известно заранее и это почти полностью парализовало работу отдела в его последние дни⁷⁰. Судя по переписке с родными, это событие не было неожиданным для М.А. Булгакова и он был к нему готов⁷¹. То же. можно сказать и о его сослуживце, оставившем следующий документ:

«Заявление студента II курса Богатырева

Незначительное количество посещенных лекций получилось потому что... Вечерние часы у меня в течение октября и ноября были заняты срочной работой по Лито ГППК.

В настоящее время ввиду ликвидации Лито посещаемость будет нормальной.

30 ноября 1921 г.

В. Богатырев»⁷².

Приказ о расформировании Лито был подписан 23 ноября и на этот раз решение об этом было окончательным: «Тов. Булгаков считается уволенным с I/XII с. г. с выдачей за 2 недели вперед»⁷³.

Безвременная кончина Лито (пусть и ожидаемая его сотрудниками) заставляет поверить в то, что утверждения «старика-основателя» в булгаковской повести о каких-то «интригах» соответствовали реальности. После расформирования Лито было создано Литературное бюро Главполитпросвета, занимавшееся изданием брошюр к различным агиткампаниям, но и оно просуществовало недолго. В связи с ликвидацией Художественного отдела, в чьем ведении находился когда-то Лито, Литературное бюро было переформировано в издательский отдел Главполитпросвета под названием Издательство «Красная Новь»⁷⁴. Вряд ли кто-либо из сотрудников бывшего Лито там сотрудничал.

«Как капитан с корабля — я сошел последним», — заканчивает свои «Записки» М.А. Булгаков. — «Дела — Некрасова, Воскресшего Алкоголика, Голодные сборники, стихи, инструкции уездным Лито приказал подшить и сдать. Потушил лампу собственноручно и вышел». Казалось бы, малозначительная деталь, но, видимо, это «прощальное» распоряжение секретаря и помогло сохранить до наших дней никому не нужный тогда архив Лито. В пользу этого говорит то, что предшествовавший архив Лито практически не сохранился.

23 декабря М.А. Булгаков исполнил последнюю формальность, связывавшую его со зданием на Сретенском бульваре — получил «удостоверение ГПП № 1183» о направлении его в распоряжение «подотдела учета рабочей силы» «для назначения на учет»⁷⁵ — акции чисто символической.

Последнее упоминание о связи М.А. Булгакова с Лито, но уже не Главполитпросвета, а одноименного отдела Наркомпроса, относится к 3 января 1922 года. На заседании Коллегии Секции Беллетристики и Поэзии, аналогичной по своим задачам «Бюро художественных фельетонов», обсуждался среди прочих отзыв М. Борецкой-Журавлевой на «Шевелис» — Булгакова. Участниками заседания было решено передать это сочинение «на 2-ю рецензию т. Казину (по-видимому, поэту В. Казину, присутствовавшему на заседании)»⁷⁶. Что могла представлять из себя литературная работа с таким загадочным названием, остается пока невыясненным.

В заключение нашего обзора архивных документов хотелось бы высказать некоторые соображения о том, как впечатления и опыт Булгакова-служащего Лито могли трансформироваться в прозе Булгакова-писателя. «Конторские будни», описанные в «Записках на манжетах», переданы писателем в максимальном приближении к реальности и практически все эпизоды повести, связанные с Лито, могут быть документированы. Не названный, но узнаваемый, Лито бегло описан в нескрываемо автобиографичном рассказе «Воспоминание...», недавно разысканном и опубликованном. Однако опыт, полученный М.А. Булгаковым во время своей первой московской службы, позволял перейти к более широким обобщениям. Знание законов канцелярского существования и нормативов казенного бумаготворчества переданы им в «Похождениях Чичикова» и особенно в «Дьяволиаде».

Слишком поверхностно было бы оценивать «Дьяволиаду» как прямую сатиру на Главполитпросвет и его обитателей, устанавливать некую «творческую перекличку» с «Прозаседавшимися» В.В. Маяковского, якобы первым обратившегося в своем сатирическом творчестве к этому объекту⁷⁷. Подобный подход существенно сужает широту сатирических обобщений в творчестве двух мастеров литературы, сводит обличительную силу сатиры к уровню личных антипатий, к масштабу однодневного газетного фельетона. Совершенно очевидно, что таким образом совершается неубедительная попытка «реабилитировать» булгаковское произведение с отсылкой на классические образцы советской сатиры. Современное советское литературоведение вполне в состоянии оценить творчество писателя сообразно его собственным масштабам и тому вкладу, который он внес в художественный процесс, вне зависимости от уже обветшалых норм литературной иерархии.

В рамках данной статьи невозможно подробное рассмотрение повести «Дьяволиада», и мы ограничимся лишь теми наблюдениями, которые непосредственно примыкают к избранной теме.

При внимательном чтении повести совершенно очевидно, что в ней упомянуто, как минимум, четыре «казенных» здания, из которых можно определить конкретные адреса Главцентрбазспимата — бывшей «Альпийской Розы», «небольшого здания неприятной архитектуры» в переулке и десятиэтажного «небоскреба»⁷⁸. Реальная топография, иногда даже обманчиво узнаваемая в произведениях М.А. Булгакова, в «Дьяволиаде» намеренно смещена и затруднена для узнавания. Этот прием лишь подчеркивает отмеченное Е.И. Замятиным плоскостное построение повести при полном отсутствии «глубины сцены»⁷⁹. Для самого писателя правомерность такого приема, по-видимому, определялась помимо всего прочего и реальной одномерностью канцелярского мира и его обитателей вне зависимости от их ведомственной принадлежности. Вместе с тем, доведя в своей повести ирреальность реального быта до уровня кошмарного наваждения, он не упускает возможности адресовать читателя к подсмотренной им «натуре». В этом отношении интересен эпизод, описывающий визит Варфоломея Короткова в некое учреждение, возглавляемое Яном Собесским (глава VII «Орган и кот»). Как представляется, это несомненная реминисценция Лито. Уже из разговора Короткова с обитателями комнаты № 40 выясняется их причастность к окололитературным делам. Кроме того, в самом тексте скрыта целая система координат, помогающая определить ведомственную принадлежность учреждения, в которое по ошибке попал герой повести. Явно пародийна новая фамилия Собесского — Соцвосский, образованная из уже известной аббревиатуры Главсоцвос. Инициалы Генриэтты Потаповны Персимфанс, кроме того, что ее фамилия — прямая калька другой популярной аббревиатуры, расшифровываемой как Первый симфонический ансамбль без дирижера, складываются в другую, не менее знакомую — Г.П.П. Интриги некоего бюро, о которых упоминает Ян Собесский-Соцвосский, возможно, намек на уже упоминавшееся литературное бюро — ставшего преемником Лито. Завершает эту зашифрованную систему координат некий Федор Васильевич, «убравший» Кальсонера. Его прототип при наших предыдущих допущениях легко узнаваем в главе реального Наркомпроса.

Знакомство Короткова с обитателями комнаты № 40 — всего лишь второстепенный эпизод, едва развивающий сюжет, но тем не менее оказавший губительное воздействие на пошатнувшееся душевное равновесие героя. Странная жизнь учреждения, затерянного в недрах огромного здания, проходит в отстраненном восприятии Короткова в стремительном темпе «рапид-съемки» с тем, чтобы, едва появившись, кануть в небытие.

Архив Литературного отдела Главполитпросвета — интересный, но, конечно же, не самый существенный источник, позволяющий заполнить существующие еще «лакуны» творческой биографии М.А. Булгакова. Однако введение его в научный оборот бесспорно проясняет некоторые ее аспекты, придает ей необходимый «объем» при сегодняшней реконструкции.

Примечания

1. Советские писатели. Автобиографии. М., 1966, т. III, с. 86.

2. М.О. Чудакова приводит эти сведения со ссылкой на ИРЛИ. См.: Чудакова М. К творческой биографии... с. 246.

3. Россия, 1923, № 5.

4. Известия ВЦИК, 1920, 20 ноября, № 263 (1110).

5. Объявление о конкурсе см. в «Вестнике работников искусств», 1920, № 3, ноябрь, с. 105.

6. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6.

7. Там же, ед. хр. 239, л. 13.

8. ЦГА РСФСР, ед. хр. 117, л. 48 — см. ст. Г. Файмана в настоящем сборнике.

9. Там же, оп. 8, ед. хр. 91, л. 131. В учетных документах Н.А. Земской указан ее домашний адрес, не совпадающий с общеизвестным: Б. Садовая, д. 10, кв. 47. См. там же, л. 130, об.

10. Там же, л. 97.

11. Там же, л. 98.

12. В этом качестве данный документ служит еще одной характерной иллюстрацией к ст. М. Чудаковой «Опыт историко-социологического анализа...»

13. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 91, лл. 99—100.

14. Там же, оп. 6, ед. хр. 296, об лл. 25—26.

15. Там же, л. 32.

16. ЦГА РСФСР, ф. 2313, ед. хр. 298, л. 16.

17. Там же, ед. хр. 298, л. 61.

18. Там же, лл. 64, 65.

19. Там же, л. 94.

20. Там же, ед. хр. 293, л. 7 об.

21. ЦГА РСФСР, ф. 2313, ед. хр. 296, л. 32.

22. Там же, оп. 8, ед. хр. 100, лл. 96, 97.

23. Там же, ф. 2306, оп. 22, ед. хр. 57, л. 61. А.П. Готфрид — автор двух книг: «Письма о театре». М., 1912; «Две жизни. Драма в 1 д. Из прошлой жизни пролетарского таланта». М., 1922.

24. В справочнике «Вся Москва» на 1926 год (с. 430) он указан как сотрудник Комитета кружководов Мосгубрабиса.

25. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 2, ед. хр. 221, л. 6 и об. См. также: оп. 8, ед. хр. 89, лл. 149—154; ЦГАЛИ СССР, ф. 596, оп. 2, ед. хр. 194.

26. ЦГАЛИ СССР, ф. 596, оп. 2, ед. хр. 194, л. 8. В ЦГАЛИ СССР сохранилось также несколько его стихотворений и пьес, относящихся к рубежу 20-х и 30-х годам.

27. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 296, лл. 33, 34. Поэма «Карма-Йога» издана в Ростове в 1921 г.

28. См.: Книговедение. Энциклопедический словарь. М., 1982, с. 517.

29. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 91, лл. 4—9. По словам А.Д. Брянского, он был руководителем Литературной студии, существовавшей при Лито. Ее существование подтверждается документами В.С. Богатырева. См.: ЦГАЛИ СССР, ф. 596, оп. 2, ед. хр. 194, л. 5.

30. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 296, л. 8.

31. Там же, ед. хр. 293, л. 4.

32. См.: Яновская Л. Творческий путь... с. 80; Эрлих А. Нас учила жизнь. М., 1960, с. 13—16.

33. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 103, лл. 230—231. Сохранилось письмо в адрес заведующего Художественным отделом ГПП, подписанное А.П. Готфридом и М.А. Булгаковым с просьбой принять А.И. Эрлиха на должность заведующего «Организационно-инструкторской секцией связи». Там же, л. 232.

34. См.: Чеботарева В.А. Повести и рассказы М.А. Булгакова 20-х годов. — «Ученые записки Азербайджанского педагогического института имени М.Ф. Ахундова». Баку, 1972, серия XII, № 4, с. 110; Яновская Л. Указ. соч., с. 81.

35. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 298, л. 56; ед. хр. 296, обороты лл. 25, 26.

36. ЦГА РСФСР, ф. 2313, ед. хр. 298, л. 81. См. также ее печатные труды: «Методическое письмо по художественному рассказыванию с материалами к кампаниям». М., 1931; «Читки, беседы и рассказывание в тракторной бригаде МТС». М., 1933 и др. Завершая перечисление сотрудников Лито, укажем еще инструктора Н.И. Шестакова и машинистку Н.Н. Бобылеву. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 298, л. 70; оп. 8, ед. хр. 91.

37. Там же, ф. 2306, оп. 22, ед. хр. 58, л. 68.

38. Там же, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 298, л. 105.

39. ЦГА РСФСР, ф. 2313, ед. хр. 5, л. 2.

40. Там же, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 300; оп. 2, ед. хр. 221.

41. Там же, ед. хр. 296, лл. 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23.

42. Там же, л. 17.

43. Там же, л. 19.

44. Там же, ед. хр. 300, лл. 88, 21—24.

45. Неделя, 1984, № 48 — публ. В. Бессонова и Р. Янгирова; Вопросы литературы, 1984, № 11 — публ. Г. Файмана.

46. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 300, л. 21.

47. «Вестник искусств». Орган худ. отдела Главполитпросвета, 1922, № 1—5. См.: ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 298, л. 104.

48. См.: Театральное обозрение, 1921, № 3; Театральная Москва, 1921, № 9—10; Экран, 1921, № 9, 22 ноября — рецензия А. Кер «Евгений Онегин».

49. Телеграммы от 7 и 8 октября. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 298, лл. 66, 68.

50. Там же, ед. хр. 296, л. 33.

51. Там же, л. 34.

52. Там же, л. 35.

53. ЦГА РСФСР, ф. 2313, ед. хр. 298, л. 73.

54. Там же, л. 74.

55. Там же, ед. хр. 296, лл. 5, 6.

56. Эрлих А. Ук. соч., с. 17—22.

57. Некрасов Н.А. Избранные стихотворения (к столетнему юбилею со дня рождения). С предисловием А.С. Серафимовича. М., 1921.

58. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 296, лл. 8, 9, 10.

59. Там же, л. 33. Протокол заседания Тарифно-расценочной комиссии от 30 октября, там же, л. 11.

60. Там же, ед. хр. 298, л. 171.

61. Там же, л. 90. См. также: «Приходно-расходная смета по Лито ГППК на 1922 бюджетный год», — там же, лл. 13—15.

62. Там же, л. 77.

63. См.: Лакшин В. О прозе Михаила Булгакова и о нем самом. — В кн.: Лакшин В. Вторая встреча. М., 1984, с. 263; Яновская Л. Творческий путь... с. 89; Эрлих А. Указ. соч., с. 26.

64. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, ед. хр. 296, л. 33.

65. Там же, ед. хр. 298, лл. 70, 76, 80, 82, 95, 96, 97, 102, 171.

66. Там же, л. 102.

67. Там же, л. 97.

68. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 89, л. 155.

69. Там же, лл. 172, 109.

70. Последним датированным документом, оставшимся от Лито, можно считать «Протокол заседания редакционной коллегии при ЛИТ/о Г.П.П.К.» от 20 ноября — см. там же, ед. хр. 296, лл. 20, 21.

71. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 460.

72. ЦГАЛИ СССР, ф. 596, оп. 2, ед. хр. 194, л. 9.

73. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 91, л. 102.

74. См. «Народное просвещение», 1922—3 мая, № 101, с. 12; 27 июня, № 106, с. 5; 25 сентября, № 111, с. 5.

75. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 8, ед. хр. 91, л. 101.

76. Там же, ф. 2306, оп. 22, ед. хр. 57, лл. 120, 121. Этим сообщением мы обязаны В. Бессонову.

77. См.: Яновская Л. Творческий путь... с. 116.

78. По данным справочников «Вся Москва» адреса указанных зданий следующие: «Альпийская Роза» — ул. Софийка (ныне Пушечная ул.), дом 4; «небольшое здание неприятной архитектуры» — Б. Гнездниковский пер., дом 3. В нем несколько лет располагался Московский уголовный розыск, в чьи задачи входила и «борьба с <...> хищениями <...> денежных знаков и документов». В том же переулке под № 10 находится десятиэтажный дом бывш. Нирнзее, а после революции — 4-й Дом Моссовета.

79. Русский современник, 1924, кн. 2. Цит. по: Чудакова М. Архив М.А. Булгакова... с. 41.