Г. Файман. «Местный литератор» — Михаил Булгаков (Владикавказ 1920—1921 гг.)

Глава первая многотрудного «романа с театром» Михаила Афанасьевича Булгакова по времени была из самых коротких — один год, а по творческой интенсивности и сложности, может быть, из самых трудных.

С мая 1920 года по май 1921-го начинающий писатель, печатавший до этого статьи, рассказы и фельетоны, создает пять пьес, четыре из которых ставятся на сцене местного Владикавказского театра и имеют успех. Одна из них — «Парижские коммунары» — даже удостоилась одобрения в Москве.

Но сегодня мы можем лишь строить догадки об особенностях этого периода его творчества, так как в распоряжении исследователей имеются лишь крохи тех материалов, которые позволили бы судить об этих пьесах с некоторой уверенностью.

Тексты четырех из пяти этих пьес не найдены (или не сохранились вовсе). А та пьеса, текст которой имеется в Отделе рукописей Библиотеки им. В.И. Ленина («Сыновья муллы»¹), славы М.А. Булгакову не добавит. Она написана на чужом для него материале местной жизни, по всей вероятности, в соавторстве с кем-то, и с явным намерением заработать на жизнь и на отъезд из Владикавказа. Не случайно, что Булгаков не пытался продлить ее театральную судьбу и не отослал ее в Москву, как три другие пьесы. «Жил в далекой провинции и поставил на местной сцене три пьесы», — пишет он в автобиографии 1924 года.

Владикавказ стал местом не только первых драматургических попыток, но и городом, где Булгаков пережил первую в жизни газетную кампанию. Как потом бывало с ним не однократно, он смог узнать много нелестного не только о своих пьесах, но и о себе лично. В газете и журнале, выходивших там в 1920—1921 годах, был создан весьма непривлекательный портрет писателя в кавычках, «бывшего» литератора, волка в овечьей шкуре, рожденного ползать и не способного летать, господина с контрреволюционной «революционностью»... Неудачный лектор-дебютант, и в то же время «душка» и выразитель мещанской обывательщины, маленький человечек, не пытающийся «вылезть» из буржуазной шкуры, и т. д. и т. п. В глазах людей, поставленных руководить искусством в городе, М. Булгаков, Ю. Слезкин, и им подобные были если и не врагами, то, по меньшей мере, весьма сомнительными личностями. Местный подотдел искусств, где они работали первое время, также регулярно подвергался нападкам. В газете «Коммунист», первый номер которой вышел 6 апреля 1920 года, уже 17 апреля, в статье «Порнографию — вон из театра!», было сказано:

«...Концерт Подотдела Искусств. С тяжелым чувством выходил я из театра, прослушав этот концерт. Богатый в смысле эстетическом, он только лишний раз подтвердил, что завед. подотделом народного образования, этот в особенности, и подотдел искусств, одинаково неясно представляют себе задания, осуществления которых настоятельно требуется от них «эпохой и властью».

В выступлениях артистов чуждая предполагаемому слушателю буржуазная эстетика, в речах ораторов — либеральные мыслишки о приобщении (каком? для чего?) пролетариата к буржуазному искусству и о прочем таком.

Продекламировать бы еще традиционное: «Сейте разумное, доброе, вечное...»²

Подотдел искусств во Владикавказе в тот момент возглавлял, по приказу ревкома, Ю.Л. Слезкин, литературную секцию в нем — М.А. Булгаков.

Казалось бы, зачем сегодня вспоминать провинциальных «пролеткультовцев», метавших свои громы и молнии шестьдесят пять лет тому назад? Широко известны высказывания В.И. Ленина на этот счет, соответствующие партийные постановления о «Пролеткультах», о РАППе. Об этих совсем не простых вопросах написаны научные труды.

Но именно пролеткультовцы писали те рецензии и статьи, которые являются сегодня свидетельствами и о том времени, и о раннем творчестве Булгакова. И надо ясно представлять себе вкусы и настроения этих людей, чтобы но их высказываниям попытаться понять нечто объективно-ценное о писателе, его пьесах и спектаклях, поставленных по ним. Чтобы в этом кривом, искажающем зеркале уловить черты не дошедших до нас выступлений его в качестве публициста. Увидеть стойкость этого человека в отстаивании дорогих ему чувств и мыслей, в защите им гуманизма, всегда присущего высокому искусству.

Отличие газетной кампании 1920—1921 годов от последующих заключалось в том, что М.А. Булгаков в то время имел некоторую возможность, пусть нечасто, но печатно отвечать на нападки. В это время писатель занимал во Владикавказе ряд официальных постов: заведующего литературной секцией, заведующего театральной секцией, декана театрального факультета. Кроме того, он продолжал выступать со вступительными словами перед концертами и спектаклями, участвовал в диспутах, когда на сцене театра продолжали идти его раскритикованные пьесы.

Три даты отмечают начало творческого пути бывшего врача М.А. Булгакова.

В середине ноября 1919 года — первая его публикация в газете, 15 февраля 1920 года — вступление в ряды профессиональных журналистов и 3 июня 1920 года — день, когда на сцене 1-го Владикавказского Советского театра в сборной программе прошла его первая пьеса, «юмореск в 1 д. — «Самооборона».

Вероятно, она имела зрительский успех, или понравилась исполнителям, так как была повторена 6 и 8 июня³ и 1 августа⁴. Недостаточность наших сведений о том периоде не дает уверенности в окончательности этих данных. Во всяком случае даже четыре раза в один сезон для провинциальной сцены — это совсем неплохо.

Тема самообороны жителей в период гражданской войны была довольно распространенной, что показывает, в частности, и такой документ: «В местной артистической среде досужими людьми распространена сплетня о том, что я литератора Булгакова обвинил в литературном плагиате. Настоящим считаю долгом моим заявить, что подобного мною сказано не было. Смысл моих слов был такой: Пьесу «Самооборона» Тройцкого (?) я видел летом 1919 года в Киеве. Литератор Булгаков был в это время в Киеве. Я допускаю мысль, что если Булгаков видел эту пьесу, то она могла дать ему канву для написания своей пьесы под тем же названием. «Самооборона» Тройцкого и «Самооборона» Булгакова имеют общую мысль, в этом все их сходство»⁵.

Подобная же пьеса о самообороне жителей под названием «Домовая охрана» сохранилась в архиве В.Я. Хенкина⁶.

«Фабула юморески, действие которой происходило «в наши дни», строилась, возможно, вокруг характерного явления повседневности тех лет: для защиты горожан от налета бандитов устанавливались поочередные ночные дежурства всех жильцов дома, которым вручалось на это время оружие, — это и называлось «самообороной»⁷.

В Литературном приложении к газете «Накануне» Булгаков публикует 10 декабря 1922 года отрывок из романа «Алый мах» под названием «В ночь на 3-е число», где есть сцена с описанием действий «домовой охраны» в лице Василисы «в паре с самой рыхлой и сдобной женщиной во дворе Авдотьей Семеновной — женой сапожника...» Многие исследователи полагают, что это фрагмент раннего варианта «Белой гвардии».

ПОДОТДЕЛ ИСКУССТВ
1-й Владикавказский Советский театр
в четверг 3-го июня
ПРЕДСТАВЛЕНО БУДЕТ:
Три миниатюры. В революционные дни.
* * *

I
ПЛАМЯ
Драма в 1 д. соч. Ю. Слезкина
. . . . . . . . . . . .

II
САМООБОРОНА
Юмореск в 1 д. соч. М. Булгакова

Действующие лица:

Действие происходит в наши дни в губер. городе.
Постановка Августова.

III
КРАСНОАРМЕЙЦЫ

Инсценировка стихов Демьяна Бедного. Лубок Ю. Слезкина⁸

Известно, что Булгаков посчитал возможным отправить пьесу с оказией в Москву в Масткомдрам. Первая рецензия — Чижевского, была неблагоприятной: «Самооборону»... кто-то признал излишней к постановке. Это мне крупный и заслуженный урок: не посылай неотделанных вещей!.. Кто-то там смаху нашел, что «Самооборона» вредная, и что ее нужно снять с репертуара!.. (Отзыв скверный, хотя исходит от какой-то второстепенной величины.) Отзыв этот конечно, ерундовый, но неприятный, жаль, что я ее, «вредную» «Самооборону», туда послал...» (Из письма М.А. Булгакова двоюродному брату, 1 февраля 1921 г.)⁹.

Но, судя по протоколу Литературно-сценической части — Рецензентской группы — М.К.Д. от 13 марта, приговор тот не был окончательным. В п. 8 сказано: «Мих. Булгаков: «Самооборона, в 1 д. — Передать другому рецензенту»¹⁰. И лишь в конце мая 1921 года Н.А. Земская пишет в письме брату: «Самооборону» я оттуда (из Масткомдрам) уже давно убрала: конечно, ей там не место, да и вообще, она, по-моему, слаба»¹¹. К тому времени и сам Булгаков отзывается о своей драматургической продукции очень жестко и, может быть, несправедливо: «Все пьесы... Все хлам...»¹²

Следующая пьеса Владикавказского периода — драма в 4-х действиях «Братья Турбины», имевшая на сводной афише подзаголовок «Пробил час»¹³, впервые была исполнена на сцене 1-го Советского театра — 21 октября 1920 года.

Судя по письмам М.А. Булгакова из Владикавказа, она шла с успехом не менее четырех раз. В. Чеботарева, со слов старейшего работника Владикавказского театра В. Дуганского, сообщает, что пьеса шла в октябре и ноябре 1920 года¹⁴. Подтверждением служит дата опубликования рецензии на спектакль 4 декабря 1920 года¹⁵.

Юрий Слезкин вспоминал: «...во Владикавказе он [Булгаков. — Г.Ф.] поставил при моем содействии свои пьесы: «Самооборона» в одном акте, и «Братья Турбины» — бледный намек на теперешние «Дни Турбиных». Действие происходило в революционные дни 1905 года в семье Турбиных. Один из братьев был эфироманом, другой — революционером... Все это звучало весьма слабо...» (запись от 21 февраля 1932 г.)¹⁶.

Хотя Н.А. Земская, сестра писателя, считала, что «Братья Турбины» и «Дни Турбиных» не имеют ничего общего¹⁷, исследователи, занимавшиеся этим периодом творчества писателя, считают, что от ранней драмы через «Белую гвардию» тянется цепочка к «Дням Турбиных»¹⁸.

Представляется, что правы в данном случае исследователи, а не свидетели. Рассказ «Дань восхищения», 7 февраля 1920 года; драма «Братья Турбины», октябрь 1920 года; эссе «Муза мести», октябрь 1921 года; «Записки на манжетах» ч. 1, «Необыкновенные приключения доктора», «Спиритический сеанс», лето 1922 года; «Красная корона», октябрь 1922 года; «В ночь на 3-е число», декабрь 1922 года — все эти разножанровые и разные по качеству произведения, на мой взгляд, ведут к одному — к первой части несостоявшейся трилогии.

Ю. Слезкин писал: «Роман «Белая гвардия» является первой частью трилогии и прочитан был автором в течение четырех вечеров в литературном кружке «Зеленая лампа». Вещь эта охватывает период 1918—1919 гг., гетмановщину и петлюровщину, до появления в Киеве Красной Армии. На фоне этих событий рисуется жизнь одной интеллигентной семьи, все члены которой так или иначе вовлечены в общий водоворот.

Вещь эта признана всеми слушателями исключительной по широте замысла, четкости, яркости выполнения, динамичности построения, уверенной лепке героев. Поражает своеобразный строй языка, при кажущейся суховатой беглости, дающий полноту, насыщенность образов. Роман написан настолько честно, в смысле пренебрежения какими бы то ни было ухищрениями (которые у большинства современных писателей заменяют внутреннюю значимость), настолько читатель заражается автором, настолько выпукло встает перед слушателем творческая правда (писатель имеет что сказать, знает, о чем говорить, а потому и может говорить просто), что в ту минуту, когда его слушаешь, не чувствуешь, как написана вещь. В этом ее жизненная сила.

Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа, являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности»¹⁹.

Отметим, что это первый профессиональный отзыв, который прочитал Булгаков о своем произведении.

Еще и спустя несколько месяцев со дня премьеры драмы, писатель не оставляет ее. «Турбиных» переделываю в большую драму»²⁰, — пишет он в письме от 2 июня 1921 года.

Заметим, что в архиве М.А. Булгакова сохранилась запись Е.С. Булгаковой 50-х годов: «...Алексея Васильевича, так звали героя пьесы «Семья Турбиных», написанной в 1922—1923 гг. и ныне утерянной»²¹. Даже, если Елена Сергеевна и спутала что-то, то путаница характерная. Материал романа снова стал пьесой, — и пьесой о «Братьях Турбиных».

В 1923 году он расстается с драмой «Братья Турбины» навсегда.

С большой долей вероятности можно сказать, что следующую свою пьесу М.А. Булгаков писал на волне успеха «Братьев Турбиных» в ноябре — декабре 1920 года. На сцене она не шла, и текст ее не разыскан. Единственными свидетельствами о ней служат два отрывка из его писем к родным 1921 года.

«<...> кроме рассказов, которые негде печатать, я написал комедию-буфф «Глиняные женихи». Ее, конечно, не взяли в репертуар, но предлагают мне ставить в один из свободных дней. И опять: дня этого нет, все занято»²².

«Лучшей моей пьесой подлинного жанра я считаю 3-актную комедию-буфф салонного типа «Вероломный папаша» («Глиняные женихи»)»²³.

Высказывалось предположение о том, не послужила ли эта пьеса эскизом будущей «Зойкиной квартиры». М.А. Булгаков по точному замечанию М.О. Чудаковой, обычно долго не расставался со своими замыслами.

В начале ноября 1921 года Театральный отдел Наркомпроса выступил с инициативой: «В виду приближающегося 18 марта 1921 года пятидесятилетия Парижской Коммуны, Театральный Отдел Наркомпроса объявляет конкурс на пьесы, черпающие свой материал из истории Парижской Коммуны. Пьесы могут быть в 1-ом, 2-х и 3-х действиях, могут быть в прозе и стихах. Пьесы не должны требовать слишком сложной постановки: не более трех перемен декораций. На конкурс представляются лишь пьесы новые, не бывшие еще в печати и не исполнявшиеся на сцене. Три пьесы, признанные жюри конкурса лучшими, награждаются премиями в размере 150 000 руб., 70 000 руб., и 30 000 руб. Премированные пьесы поступают в распоряжение ТЕО для напечатания с оплатою по ставкам, существующим в момент премирования. Срок представления пьес на конкурс — 15 февраля 1921 года. Объявление результатов конкурса — 25 февраля 1921 года»²⁴.

Судя по переписке Булгакова, письма из Владикавказа в Москву должны были идти около двух недель. В конце октября 1920 года Булгаков и Слезкин были изгнаны из подотдела искусств²⁵. Узнал писатель о конкурсе не ранее середины ноября. 1 февраля 1921 года Булгаков пишет брату: «Дорогой Костя, не откажи исполнить следующее.

В средних числах февраля (15-20-25-го) зайди на Неглинную улицу, д. 9, Тео. Репертуарная секция Бюро жюри конкурса пьес о Парижской коммуне. Справься, получена ли 3-актная пьеса «Парижские коммунары» под девизом «Свободному богу искусства» (пьесы идут на конкурс под девизом и с фамилиями, запечатанными в конверт, т. ч. фамилию называть не нужно). 25/II объявление результатов. Если она провалилась (в чем не сомневаюсь), постарайся получить ее обратно и сохрани. Если она не получена, узнай, не продлен ли срок присылки»²⁶.

Эту же просьбу писатель повторяет в письме от 16 февраля²⁷.

Тем временем, во Владикавказе пьеса была поставлена. Вероятно, 18 марта было торжественное собрание, посвященное пятидесятилетию Парижской Коммуны, 19 — концерт, а спектакль состоялся 20—22 марта 1921 года.

В распоряжении исследователей есть только рецензия М. Вокса²⁸. Пока не найдена даже программка.

Редчайший случай в театральной практике — мнение автора пьесы в чем-то совпадает с мнением рецензента, отметившего игру артистки Лариной: «Пойду завтра смотреть во втором акте моего мальчика Анатоля Шоннара. Изумительно его играет здесь молодая актриса Ларина.

Мой Анатоль, — мой отдых в моих нерадостных днях»²⁹.

Как и предвидел Булгаков, «Парижские» «не попали к сроку». В письме, отправленном в начале апреля, он дважды возвращается к ним:

«А с «Парижскими» так: если отыщутся, дай на отзыв. Поставят — прекрасно. Нет? — в печку...

P. S. Вот досада с «Парижскими». Первый акт можно грандиозно поставить на большой сцене...»³⁰

Поскольку премьера спектакля во Владикавказе состоялась во второй половине марта, а упоминаются «Парижские» как идущая на сцене пьеса, можно предположить, что они, так же, как и две предыдущие пьесы М.А. Булгакова, прошли несколько раз. Написанная и поставленная «к дате» и эта пьеса начинающего драматурга, по всей видимости, имела успех, — судя и по тому, что даже тон рецензии М. Вокса чуть иной, чем обычно³¹.

В конце апреля, в письме Н.А. Булгаковой-Земской снова звучит просьба о розыске пьесы:

«Последнее время пишу меньше — переутомлен. Ради бога, в ТЕО (Неглинная, 9) узнай, где «Парижские». Не давай ее никуда, как я уже писал, пока не пришлю поправок. Неужели пьеса пропала? Для меня это прямо беда»³².

В письме из Киева во Владикавказ сестра отвечает:

«Могу тебя порадовать: «Коммунары» в Москву пришли. Андрей их читал. Я написала ему, чтобы он и «Турбиных» и «Коммунаров» взял из Масткомдрамы...»³³

М.А. Булгаков пишет ей письмо с поправками к пьесе. Затем, он уезжает из Владикавказа в Тифлис и в письме оттуда «Парижские Коммунары» упоминаются в последний раз:

«...«Парижских» (с переименованием Анатоля в Жака), если взяли уже для постановки — прекрасно, пусть идет, как торжественный спектакль к празднеству какому-нибудь. Как пьеса они никуда. Не взяли — еще лучше. В печку, конечно.

Они как можно скорей должны отслужить свой срок...

Но на переделки не очень согласен. Впрочем, на небольшие разве. Это на усмотрение Нади. Черт с ним»³⁴.

Из Тифлиса в Батум. Оттуда в Киев. Затем Москва.

В Москве сначала работа в Лито РПП Наркомпроса, затем частная газета «Торгово-промышленный вестник». С первой работы сократили в связи с реорганизацией аппарата, вторая работа тоже окончилась быстро. Частник прогорел. Безработица.

«25 января. [22 г.]

[Я] до сих пор еще без места. Поэтому [нам с] женой плохо. От этого и писать не хочется...

Вошел в бродячий коллектив актеров: буду играть на окраинах. Плата 125 за спектакль. Убийственно мало. Конечно из-за этих спектаклей писать будет некогда.

Заколдованный круг.

Питаемся с женой впроголодь...

9-го февраля.

Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем.

16 февраля.

Вот и не верь приметам! Встретил похороны и... есть надежда... в газете «Рабочий»³⁵.

Газета «Рабочий» начала выходить с 1 марта 1922 года. Булгакова взяли туда репортером. Его заметки, подписанные «Булл», ничем не отличаются от сотен им подобных. Деловая производственная хроника столицы. Но один раз, 16 марта, когда праздновался в очередной раз юбилей Парижской Коммуны, ему предоставляют центральное место на полосе. И он пишет очерк под названием «Красный флаг» (как шли бои в Париже), а над текстом «Булла» помещается «план Парижа и указание чисел месяца, в которые шли выступления версальских войск».

<...> «Тревожные сигналы труб подняли на ноги рабочих всех кварталов, и гигантский город покрылся баррикадами, а флаги цвета крови и революции затрепетали на них. Вслед за ними вспыхнули алые пятна рабочей крови на серой мостовой...

<...> Прошли годы. История красным цветом отметила великую страницу мартовских, апрельских и майских дней 71 года в Париже, а память людей, каждую годовщину возвращаясь к великим дням Парижа, возложила на страницу той же истории, во имя тысяч убитых коммунаров, красный флаг».

Не покинул Булгаков эту тему и позднее. «В печку!» — решил он судьбу своих ранних пьес. Однако «Парижские коммунары» снова появляются в начале 30-х годов. 23 сентября 1932 года писатель заключает договор с Московским театром для детей (УМЗП), обязуясь предоставить театру не позднее 1 февраля 1933 года «его неизданную пьесу из эпохи Французской Революции». О какой пьесе шла речь? В записных книжках писателя «май 32 — сер. 30-х» есть запись: «Театр для детей. Нат. Сац». Договор был расторгнут по взаимному согласию, и аванс возвращен театру³⁶.

Датой первого представления спектакля по пьесе М. Булгакова «Сыновья муллы» называют 15 мая 1921 года (к сожалению, документальных подтверждений даты премьеры найти не удалось)³⁷. Сохранился текст драмы с подзаголовком «Пьеса из жизни ингушей» в 3-х актах, опубликованный ныне, но каких-либо печатных откликов на спектакль не найдено. В связи с этой пьесой возникает еще одна проблема, по поводу которой мнения исследователей расходятся: был ли соавтор у Булгакова, либо пьеса была написана им одним? И если соавтор был — то кто же он?³⁸

Представляется, что при написании этой пьесы дело могло обстоять так же, как и в случае с «Последними днями» — при всей их художественной неравноценности, — а именно: роли были определены со всей строгостью: драматург — и консультант³⁹. И следовательно нет необходимости и отыскивать соавтора. «Сыновей муллы», по всей видимости, сочинил Булгаков⁴⁰. Его авторский комментарий в связи с этой, слабой и конъюнктурной вещью, приводить нет необходимости, он хорошо известен.

До нас дошло очень мало публицистики М.А. Булгакова. Поэтому так важно все, что проясняет его творческие симпатии и антипатии, мировоззренческие моменты.

К середине апреля 1921 года театральный авторитет драматурга был достаточно высок (о чем свидетельствует тот факт, что М.А. Булгаков был назначен деканом театрального факультета Горского Народного художественного института). Рецензии постоянного автора газеты — М. Вокса — не могли удовлетворить творческую интеллигенцию города. Можно предположить, что рецензия на спектакль «Смерть Иоанна Грозного» и очерк «С.П. Аксенов», написанные М. Булгаковым, были работами заказными: приближался юбилей одного из ведущих актеров театра, и его хотели отметить достойно.

Отметим, что в рецензии и в очерке есть интонации, ставшие для М.А. Булгакова типичными в дальнейшем.

«С.П. Аксенов (35 лет служения сцене)

Раз летом 1885 года в Богородске под Москвой на Яузе купался с товарищем ученик школы живописи и ваяния Сергей Аксенов.

Барахтались в воде, смеялись, а потом Аксенов начал декламировать:

«Вырыта заступом яма глубокая,
Жизнь невеселая, жизнь одинокая...»

И слова стихов звучно неслись по глади речки. Декламацию услыхал актер Семенов-Райский, который в это время с компанией учеников театральной школы тоже купался.

Когда купанье окончилось, он заговорил с Аксеновым:

— А вы, батенька, хорошо читаете... Да. Вот что: но хотите ли участвовать в нашем драматическом кружке «Рассвет»?

Упрашивать Аксенова долго не пришлось и через день он уже был на репетиции «Женихи из Ножевой линии» в театре, который помещался на Никитской и назывался «Секретаревка». В «Секретаревке» и подвизался кружок. В этом театре в то время играли Андреев-Бурлак и Иванов-Козельский.

Так началась сценическая карьера.

Райский очень скоро отметил Аксенова, дал ему играть Жадова.

Получив свое крещение в «Секретаревке», Аксенов двинулся дальше по трудному пути профессионального актера и поступил на службу к Лентовскому, который тогда держал драму в «Эрмитаже». Три года прослужил у Лентовского, все больше выдвигаясь вперед, постепенно определяя амплуа и переходя с любовников на характерные роли.

После Московского Эрмитажа Аксенов пробыл 2 года на частных московских сценах, а затем начался период жизни, полный переездов — период служения русской провинциальной сцене.

Был всюду. Исколесил Россию — от Вологды до Ялты и от Вильно до Иркутска. В антрепризе Дмитриева-Волынского служил в Нижнем. Начал в это время постепенно режиссировать. Девять лет работал в деле у Каширина, причем играл в Херсоне, Ярославле, в Сибири. Несколько сезонов — у Медведева в Царицыне, Екатеринодаре. У него стал играть героев-резонеров.

Потом сам стал пробовать держать антрепризу и благодаря широкому размаху и стремлению лучше обставить дело, всегда и неизменно на ней терял.

Годы войны застали Аксенова в Киеве, где он со Слоновым служил во 2-ом Городском театре.

В годы революции работал в антрепризе Сагайдачного во Владикавказе, а затем в Новочеркасске и Минеральных труппах, и, наконец, последние годы, 20-й и 21-й, вновь во Владикавказе.

На своем сценическом пути Аксенов был отмечен много раз. Много раз критики и рецензенты разных городов называли его игру тонкой и выразительной. За «Детей Ванюшина» он был назван сердечным артистом. Иоанна в «Грозном» Аксенов впервые играл в Уфе. О нем писали, что Иоанна он провел с честью. Критик Николаев в Киеве отмечал его чуждую подчеркиваний игру, говорил о его строгой выдержанности. В Ялте рецензенты выделяли его образ Калугина в «Псише». Яркий отзыв получил однажды Аксенов, играя в «Чужих» Потапенко. О нем писали, что он своей игрой заставил остальных актеров словно «исчезнуть» со сцены. Для того, чтобы достичь этого, нужно было многое сделать.

И здесь, во Владикавказе, в этом сезоне, мы могли проверить тонкость и глубину понимания, которые проявил Аксенов, дав мастерски сделанный образ Иоанна.

У Аксенова в прошлом очень многое. Долгая, трудная работа, вереница продуманных и мастерски обработанных драматических образов. А в настоящем все та же работа, снова работа и неизменная, настоящая служба русской сцене и верная ей любовь...

В «Гаудеамусе»⁴¹, который идет юбилейным спектаклем 19 мая, Аксенов играет Онуфрия. Студента, верного традициям университета, играет верный сцене, отдавший ей 35 лет, старый актер»⁴².

«Смерть Иоанна Грозного

Первое звено в драматической трилогии А. Толстого.

Трагедия необузданного повелителя и жалкого раба страстей, истребившего до тла все, что стояло на пути к осуществлению больной фантазии, ставшего совершенно одиноким и падающего в конце концов под тяжкими ударами, подготовленными своею собственной рукой.

Колоссальна центральная фигура Иоанна, в котором уживались рядом и истинный зверь и полный фальши отталкивающий комедиант. Иоанна играет Аксенов.

От каждой фразы, от каждого движения страшного лица Иоанна веет настоящим актерским искусством, настоящим мастерством.

Только оно и подлинная школа могут подсказать актеру смелое движение жезлом перед фразой:

— Я Сицкого не вижу между вами?

Или, превращение, почти мгновенно, лукавого лицедея, кощунственно прикрывшегося монашеским одеянием, в прежнего страшного деспота.

Аксеновский Иоанн, безусловно, цельный художественный образ, один из тех, которые не часто можно видеть.

В роли Годунова А. Толстым создан целый ряд трудных мест, к которым прежде всего нужно отнести те моменты трагедии, где Годунов беспрерывно на сцене, но ничего не говорит. А между тем эти моменты очень важны. Достаточно вспомнить ссылку самого Толстого на дрезденского Квантера, видевшего в них широкое поле для актерского действия без слов.

Дивову не удалось преодолеть эти трудности, и местами Годунов у него мертвенно неподвижен.

Ансамбль, в общем, безнадежно слаб. Совершенно безжизненны фигуры, окружающие Иоанна. Некоторые сцены трагедии пропадают.

О внешней стороне спектакля говорить не приходится. Обстановка убогая⁴³».

Из приведенных материалов ясно, что уже в 1920—1921 годах писатель, обладая цельным мировоззрением и принципами, выбирал для себя совсем не простые условия существования. Уже тогда «местный литератор» Михаил Булгаков твердо стоял на дорогих ему гуманистических позициях и в жизни, и в искусстве.

Примечания

1. ОР ГБЛ, ф. 562, к. 11, ед. хр. 2. Суфлерский экземпляр.

2. Коммунист. 1920, 17 апреля, Владикавказ.

3. Яновская Л. Творческий путь... с. 64.

4. Коммунист. 1920 г., № 97, 1 августа, с. 4.

5. Юст К. Коммунист. 1920 г., № 57, 16 июня, с. 4.

6. ЦГАЛИ, ф. 2019.1.67, лл. 66, 70, с. об.

7. Чудакова М. К творческой биографии... с. 238.

8. Программка — из архива автора. Существует экз. ОР ГБЛ, ф. 562.11.1, где, вероятно, дата — 6 июня.

9. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 455.

10. ЦГА РСФСР, ф. 2313, оп. 6, д. 117, л. 6.

11. Земская Е.А. Письма М. Булгакова к родным. Вопросы литературы, 1984, № 11, с. 206.

12. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 459.

13.

ПРОГРАММА
«БРАТЬЯ ТУРБИНЫ»
Драма в 4 д. М. Булгакова
Действующие лица:

Постановка Августова.

14. Статья «Начало пути». Бакинский рабочий. 1967, 14 мая.

15. Вокс М. «Братья Турбины» М. Булгакова, Коммунист, 4 декабря 1920 года. Текст рецензии Вокса опубликован нами в журнале «Театр», 1987, № 6, с. 162—163.

16. «Пока жив — буду верить и добиваться...» (Из дневника Ю. Слезкина), публ. Ст. Никоненко. Вопросы лит-ры, 1979, № 9, с. 205—227.

17. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 451.

18. См. об этом: Чудакова М.К творческой биографии... с. 238—239; Чеботарева В. К истории создания «Белой гвардии». — Русская литература, 1974, № 4, с. 148—152; Яновская Л. Творческий путь... с. 67—68.

19. С[лезкин] Ю.Л. Манускрипты. — Литературная неделя, № 58, 9 марта 1924 г. Приложение к газете «Накануне» № 575, 9 марта 1924 г.

20. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 452.

21. Материалы к творческой истории романа «Записки покойника». ОР ГБЛ, ф. 562, к. 61, ед. хр. 21, л. 54.

22. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 454. Письмо к К.П. Булгакову 1 февраля 1921 г.

23. Там же, с. 458. Письмо к В.А. Булгаковой 26 апреля 1921 г.

24. «Книга и революция», 1920, № 5, с. 78.

25. ЦГАОО, ф. 36, д. 17, л. 1. Находка Д. Гиреева. (Сохранилась афиша вечера 26 октября, где выступали оба писателя. Выступление Ю. Слезкина («Мастер и его достояние») открывало первое отделение, М. Булгакова («Революционер духа») — второе. Вечер был посвящен А.С. Пушкину.) ЦГАЛИ, ф. 1384, оп. 2, ед. хр. 2, л. 8.

26. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 455.

27. Там же, с. 456.

28. Вокс М. «Парижские коммунары» М. Булгакова. Коммунист 1921 г., 23 марта. Опубликована нами в журнале «Театр», 1987 г., № 6, с. 162—163.

29. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 457. Отметим, что М. Вокс предвосхитил суть более поздних, столичных рецензий, где относительно спектаклей «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Багровый остров», «Мертвые души» и «Мольер», обычно говорилось: пьесы плохие, но актеры играют изумительно.

30. Там же.

31. Газета посвящает этой пьесе еще одну заметку, выдержанную во вполне «положительном тоне»: «В дни Парижской Коммуны у нас во Владикавказе шла в первый раз пьеса «Парижские Коммунары» М. Булгакова, заказанная Подотделом искусств Терской области и приобретенная им для 1-го Советского театра. В настоящее время получено известие, что эта пьеса рассмотрена Масткомдрамой (Мастерская коммунистич[еской] драмы) театрального отдела Главполитпросвета в Москве и ею же намечена к постановке в центре». Коммунист № 324, 8 мая 1921 года, с. 2.

32. Булгаков М. Письма к родным. ОЛЯ, с. 458.

33. Там же.

34. Там же, с. 459.

35. ОР ГБЛ, ф. 562, к. 17, ед. хр. 1. Страницы из дневника 1922 года. Опубл. М. Чудаковой в Жизнеописании, № 7, с. 29—31.

36. ИРЛИ, ф. 369, № 538.

37. В заметке В. Корзуна («Неизвестная пьеса М. Булгакова». — Литература и жизнь, 14 октября 1960 г., с. 4), по-видимому, содержится ошибка: автор пишет, что пьеса создана в 1920 году.

38. М.О. Чудакова отмечает: «Если бы не точные доказательства авторства М.А. Булгакова, атрибутировать эту пьесу вряд ли удалось бы. Узнать руку Булгакова в ней практически невозможно». — В ст.: «К творческой биографии»... с. 241.

39. Так, В. Чеботарева считает, что им был В.Р. Беме, один из двух владикавказских присяжных поверенных — в ст. в «Уральском следопыте», 1970, № 11, с. 77; Л. Яновская, основываясь на воспоминаниях Т. Мальсаговой, утверждала, что соавтором был Пейзулаев, юрист, дагестанец — см.: Юность, 1977, № 3, с. 66; а уже в книге «Творческий путь...» приводит мнение вдовы писателя А. Гойгова о том, что соавтором Булгакова был ее муж и пьеса писалась в ее доме, с. 77; Девлет Гиреев, ссылаясь на ту же Т. Мальсагову, полагает, что соавтором все-таки был Пейзулаев — только не дагестанец, а кумык, окончивший юридический факультет (в кн.: «Михаил Булгаков на берегах Терека»). Наконец в записи Е.С. Булгаковой: «...совм. с Гензулаевым написал революционную пьесу». — Материалы к биографии М.А. Булгакова, собранные Е.С. Булгаковой. ОР ГБЛ, ф. 562, к. 54, ед. хр. 14, л. 10.

40. На сохранившемся экземпляре текста и в журнале, где эта пьеса (частично переделанная переводчиком Б.И. Тотровым) опубликована (Фидиуаг, 1930, № 4, на осетинском языке), стоит одна фамилия — Булгаков.

41. Другое название пьесы Л. Андреева «Дни нашей жизни».

42. Булгаков Михаил. С.П. Аксенов. 35 лет служения сцене. Коммунист, № 332, 18 мая 1921 года, с. 2.

43. Булгаков М. Коммунист, № 305, 13 апреля 1921 года, с. 2.