Искусство исцеления

...Будто бы я... не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду... борюсь... В глуши. Но не один. А идет моя рать.¹

Медицина и литература часто пересекаются на поле искусства — Михаил Афанасьевич далеко не первый и не последний писатель, связавший свою жизнь с врачебным делом. Владимир Даль, Антон Чехов, Викентий Вересаев, Григорий Белорецкий, Артур Конан Дойль, О. Генри, Сомерсет Моэм и многие другие литераторы в той или иной степени были связаны с искусством исцеления. Русская литература богата не только галереей многочисленных образов врачей (Гибнер, Вернер, Крупов, Базаров, Ионыч), но и так называемым патографическим текстом, в котором отразились представления художников о процессах болезни и смерти человека.

Сестра писателя Надежда Афанасьевна вспоминала, что в семье Булгаковых медицина витала в воздухе: врачами были дяди Михаила Афанасьевича по матери (один из них — Николай Михайлович Покровский — считается возможным прототипом профессора Преображенского), отчим писателя Иван Павлович Воскресенский. Брат писателя Николай Булгаков проходил обучение на медицинском факультете (в Киеве и Загребе) и впоследствии удостоился звания доктора медицины и стал известным ученым-бактериологом. Тема медицины оставила глубокий след и в жизни писателя (бывшего в разное время и доктором, и пациентом), и в его художественном мире, где то и дело встречаются герои-врачи (Алексей Турбин, Борменталь, Яшвин и др.).

21 августа 1909 г. Булгаков был зачислен студентом медицинского факультета Киевского императорского университета св. Владимира. Как уже было замечено, врачебное дело привлекало многих родственников Михаила Афанасьевича, однако будущего писателя, согласно воспоминаниям близких, тянуло не только к медицине: Булгаков увлекался юриспруденцией, был влюблен в литературу и театр и мечтал стать оперным певцом (в то время как мама Варвара Михайловна хотела, чтобы ее сыновья стали инженерами путей сообщения). Тем не менее биология и медицина влекли Булгакова — он собрал целую коллекцию бабочек и жуков, а над входом в его комнату через всю стену было написано по-латыни «Quod medicamenta non sanant, mors sanat» («Что не излечивают лекарства, то излечивает смерть»).

Выбранной специализацией Михаила Афанасьевича было лечение детских заболеваний. Несмотря на то что на втором курсе студент Булгаков был оставлен на второй год, в феврале—марте 1916 г. он успешно справился с выпускными испытаниями и был удостоен степени лекаря с отличием (в аттестате из 32 оценок значились 9 пятерок, 5 четверок и 18 троек). Впоследствии в своей автобиографии автор «Собачьего сердца» зафиксировал этот факт следующим образом:

Учился в Киеве и в 1916 году окончил университет по медицинскому факультету, получив звание лекаря с отличием. Судьба сложилась так, что ни званием, ни отличием не пришлось пользоваться долго.²

Однако медицинской практики у Булгакова было предостаточно: он работал в госпитале при Казенной палате в Саратове, служил врачом в киевском госпитале (находившемся в ведении Красного Креста), во время Первой мировой войны был санитаром в прифронтовых госпиталях в Каменце-Подольском и Черновцах. Примечательно и то, что Михаил Афанасьевич планировал медицинскую службу на подводной лодке: весной 1915 г. он подал прошение о зачислении на службу зауряд-врачом 1-го разряда на подводных лодках, однако получил отказ — Булгаков был признан негодным к несению военной службы в морском ведомстве по состоянию здоровья. По воспоминаниям первой жены писателя Татьяны Николаевны, в прифронтовые госпитали регулярно попадали гангренозные больные, и Михаилу Афанасьевичу часто приходилось делать ампутации.

Не менее интересен период службы Михаила Булгакова в качестве земского врача. В конце сентября 1916 г. он приступил к работе в Никольской земской больнице Сычевского уезда Смоленской губернии, а через год был переведен в Вяземскую городскую земскую больницу, где служил заведующим инфекционным и венерическим отделениями. Впоследствии врачебная практика Булгакова была отражена в цикле рассказов «Записки юного врача» («Полотенце с петухом», «Стальное горло», «Крещение поворотом», «Вьюга», «Тьма египетская», «Пропавший глаз», «Звездная сыпь»).

В Никольском первый прием у врача Булгакова состоялся буквально сразу же по прибытии на место службы — в первую ночь привезли роженицу. Ее супруг сказал Михаилу Афанасьевичу, что зарежет его, если жена умрет во время операции. Принимать роды Булгакову помогала Татьяна Лаппа — в интервью биографам писателя она вспоминала: «Михаил посадил меня в приемной, "Акушерство" дал и сказал, где раскрывать. И вот, прибежит, глянет, прочтет — и опять туда. Хорошо, акушерка опытная была. Справились, в общем».

Отношение Булгакова к службе в земствах сложно назвать положительным: деревенский быт, бездорожье и разруха, непросвещенность и невежество местного населения, знахарство — вызывали у будущего писателя чувство тоски и острое переживание вынужденного одиночества. 31 декабря 1917 г. в письме к сестре Надежде он признавался, что работает в ненавистной атмосфере среди ненавистных людей, а много позже в рассказе «Морфий» герой будет делиться чрезвычайно характерными впечатлениями о своей медицинской службе:

Но если кто-нибудь, подобно мне, просидел в снегу зимой, в строгих и бедных лесах летом, полтора года, не отлучаясь ни на один день, если кто-нибудь разрывал бандероль на газете от прошлой недели с таким сердечным биением, точно счастливый любовник голубой конверт, ежели кто-нибудь ездил на роды за 18 верст в санях, запряженных гуськом, тот, надо полагать, поймет меня.³

Вернувшись в конце февраля 1918 г. в Киев, Булгаковы стали свидетелями Гражданской войны в городе — в это время Михаил Афанасьевич вел частную практику врача-венеролога. В 1919 г. он как врач был мобилизован в армию петлюровцев (откуда вскоре сбежал), а позже служил врачом в Добровольческой армии — сначала во владикавказском госпитале, а затем в Грозном работал в перевязочном лагере и участвовал в военных походах. Впоследствии в рассказе «Необыкновенные приключения доктора» Булгаков опишет трагикомическое положение врача, который испытывает отвращение к войне и всякого рода авантюрам и желает заниматься бактериологией, но которого семь раз подряд мобилизуют в свои ряды противоборствующие стороны:

Когда бежал, размышлял о своей судьбе. Она смеется надо мной. Я — доктор, готовлю диссертацию, ночью сидел, как крыса притаившись, в чужом дворе! Временами я жалею, что я не писатель. Но, впрочем, кто поверит! Я убежден, что, попадись эти мои заметки кому-нибудь в руки, он подумает, что я все это выдумал.⁴

Вначале 1920 г. с медициной Михаил Афанасьевич расстается навсегда. Впоследствии своему близкому другу и первому биографу Павлу Сергеевичу Попову писатель рассказывал, что пережил душевный перелом в феврале 1920 г., когда бросил медицину и твердо решил связать свою дальнейшую жизнь с литературой. Тем не менее медицина продолжала занимать важное место в жизни писателя. Раз за разом Булгаков обращался к медицинской теме в своих многочисленных произведениях — как на уровне фельетонов, так и в художественной литературе — в прозе и драматургии.

В цикле «Записки юного врача» доктор Бомгард сопоставляется писателем с образом рыцаря, а его белые одежды становятся символом святости и бескорыстного служения великому делу. В определенном смысле противоположностью герою «Записок» был доктор Поляков из рассказа «Морфий», перешедший из категории врачей в разряд пациентов и слишком поздно обнаруживший, что лекарство порой оборачивается ядом.

В последующих произведениях медицинская тема и образ врача переплетаются с темой войны: в рассказе «Я убил», романе «Белая гвардия» и других, где образ врача-интеллигента (часто испытывающего страх и растерянность перед войной, но находящего в себе силы действовать) будет связан с образом дома, мотивами долга и покоя.

В романе «Мастер и Маргарита» врачебное дело будет показано Булгаковым с разных точек зрения: это и мнимое лечение в клинике доктора Стравинского, и настоящий целитель Иешуа Га-Ноцри, и философские размышления автора об «истинном лечении», способном не только подавить боль, но и исцелить от порока.

Любопытно, что, сконцентрировавшись на литературе, Михаил Афанасьевич, по воспоминаниям современников, продолжал интересоваться медициной и не утратил профессиональных врачебных навыков. Сестра писателя Надежда Афанасьевна вспоминала, что Булгаков был очень наблюдательным человеком и обладал выдающейся памятью — он быстро ставил диагнозы, умел сразу определить характерные черты заболевания и редко ошибался. Так, в декабре 1936 г. заболел Сережа Шиловский, пасынок Булгакова. Приехавший врач М.Л. Шапиро диагностировал ангину, Михаил Афанасьевич, в свою очередь, определил, что это не ангина, а скарлатина — на следующий день Шапиро признал правоту писателя. Известный киносценарист Сергей Ермолинский вспоминал, как Булгаков, приходя лечить его от простуды и бронхита, приносил с собой чемоданчик, откуда извлекал спиртовку, градусник, банки, и несмотря на то что болезни казались несложными, вид у писателя-врача был строгий и озабоченный.

Впрочем, «медицинское прошлое» Михаила Афанасьевича давало о себе знать и в других ситуациях. Актер и режиссер МХАТа Григорий Конский, наблюдавший за Булгаковым во время наложения грима для спектакля «Пиквикский клуб», был уверен, что писатель и актер разглядывал себя внимательно, так, как это делают врачи, старающиеся поставить диагноз.

Примечательно, что Михаил Булгаков привлекал внимание ученых-современников. Так, в декабре 1933 г. по приглашению физиолога Сергея Брюхоненко писатель отправился в Институт переливания крови на Якиманку наблюдать за экспериментом с оживлением отрезанной у собаки головы. Правда, продемонстрировать эксперимент не удалось — в институте не оказалось подходящего для опыта экземпляра. Однако ученый настойчиво предлагал Михаилу Афанасьевичу совместно написать пьесу и положить в основу ее сюжета какой-нибудь из его научных опытов.

Прорабатывая тему безумия в «Мастере и Маргарите», Булгаков не раз консультировался у психиатров: так, он обращался к доктору-невропатологу Самуилу Львовичу Цейтлину и брал у него книги по психиатрии. В апреле 1938 г. Булгаков читал перед специалистами сцены из романа, относящиеся к пребыванию Бездомного в психиатрической лечебнице — на Цейтлина, как и на всех присутствовавших на чтении, роман произвел глубокое впечатление. В разговоре с Е.С. Булгаковой невропатолог подчеркнул: «Я поражаюсь интуиции М.А. Он так изумительно разбирается в психологии больных, как ни один доктор-психиатр не мог бы разобраться».

Однако врачебный талант и природная интуиция не всегда давали Михаилу Афанасьевичу повод для радости. Известно, что свою смертельную болезнь (нефросклероз) в 1930-е гг. Булгаков предчувствовал задолго до того, как начались ее первые приступы. По воспоминаниям Елены Сергеевны Булгаковой, в 1932 г. писатель совершенно внезапно сказал ей, что чувствует, что будет очень тяжело умирать, и просил поклясться, что она не отдаст его в больницу. Елену Сергеевну поразило, что это говорил здоровый, с веселыми глазами человек, которому было чуть больше сорока лет. С 1935 г. Булгаков внезапно стал напоминать своей супруге о клятве, однако анализы и рентген не показали симптомов болезни. В 1939 г. Михаил Афанасьевич говорил, что пришел его последний год... В определенном смысле Булгаков предчувствовал и причину своей смерти — так, уже упомянутый Сергей Ермолинский вспоминал следующие слова Михаила Афанасьевича:

Имей в виду, самая подлая болезнь — почки. Она подкрадывается, как вор. Исподтишка, не подавая никаких болевых сигналов. Именно так чаще всего. Поэтому, если бы я был начальником всех милиций, я бы заменил паспорта предъявлением анализа мочи, лишь на основании коего и ставил бы штамп о прописке.⁵

В ноябре—декабре 1939 г. Михаил Булгаков, заболевший нефросклерозом, находился на лечении в правительственном санатории «Барвиха». 3 декабря в письме Булгаков сообщал сестре Елене, что санаторий великолепно оборудован и комфортабелен, что писателя лечат тщательно, в том числе специально подобранной и комбинированной диетой (овощи и фрукты). Булгаков писал, что у него наблюдается улучшение и есть надежда, что ему удастся «уйти от старушки с косой». Впрочем, вернувшись из санатория в Москву, в конце декабря писатель отправил своему другу детства Александру Петровичу Гдешинскому письмо, тон которого (относительно темы здоровья) не был столь оптимистичным — Булгаков признавался, что ему кажется, что он вернулся умирать:

Поточнее говоря о болезни: во мне происходит ясно мной ощущаемая борьба признаков жизни и смерти. В частности, на стороне жизни — улучшение зрения. Но довольно о болезни! Могу лишь добавить одно: к концу жизни пришлось пережить еще одно разочарование — во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами, это было бы слишком жестоко, но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если, скажем, от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они порою не могут распознать. Пройдет время, и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами. Сказанное к хирургам, окулистам, дантистам не относится. К лучшему из врачей, Елене Сергеевне, также. Но она одна справиться не может, поэтому принял новую веру и перешел к гомеопату. А больше всего да поможет нам всем больным — Бог!⁶

Примечания

1. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 2. Повести. Записки юного врача. Морфий / сост. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2008. С. 331.

2. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы / сост., вступ. ст. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 29.

3. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 2. Повести. Записки юного врача. Морфий / сост. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2008. С. 365.

4. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы / сост., вступ. ст. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 353.

5. Воспоминания о Михаиле Булгакове / сост. Е.С. Булгакова и С.А. Ляндерс. М.: Сов. писатель, 1988. С. 468.

6. Булгаков М.А. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 8. Письма, записки, телеграммы, заявления. М.: Восток — Запад, 2011. С. 418.