Глава 6. Родословие «евангелиста» Берлиоза и его головы

1

Если бы мы сейчас очутились в России 1928—1937 годов, то нас удивила бы антирелигиозная пропаганда, которая не оставляла места для личной жизни и духовных исканий человека. Шквал атеистической литературы, взрывы церквей, бесконечный пропагандистский лай были элементами действа, которое должно было положить конец вере и религии как таковым.

Воланд, очутившись в таком месте, почувствовал бы себя словно у стен дантовского города Дита: там дьявол назначил сбор еретикам и лжеучителям полностью отвернувших догмы христианства. За их раскаленными пыточными гробами приглядывали фурии.

Это было время кровожадных призывов и требований человеческих жертв, ничуть не хуже, чем у адептов индейского бога Вицлипуцли. Даже открытие московского планетария 5 ноября 1929 года породило у поэта Маяковского не только очевидное чувство удивления и познания, но и жажду физической расправы над священниками.

«Умри, поповья погань!
Побыв
в небесных сферах,
мы знаем —
нету бога
и нету
смысла
в верах», —

призывал Маяковский в стихотворении «Пролетарка, пролетарий, заходите в планетарий».

2

Не иронично ли, что имя «Берлиоз» выбирает для своего персонажа Булгаков? Оно отсылает к французскому композитору Гектору Берлиозу, автору как вокально-драматической трилогии «Детство Иисуса» (1854), так, впрочем, и оперы «Осуждение Фауста» (1845). Это именно советскому однофамильцу, видимо, адресовал афоризм французский Гектор Берлиоз «Время — лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников...»

Разговор, который ведут на лавочке у Патриарших прудов Берлиоз и Бездомный до появления Воланда, кажется беседой двух изощренных эрудитов. Тут тебе не только Иисус Христос. Здесь беседуют «и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике».

К слову сказать, с Вицлипуцли связан исторический эпизод вступления Кортеса в Мехико. Желая угодить испанскому завоевателю, Монтесума проводит перед ним обряд жертвоприношения: у индейца, положенного на жертвенник, прорицатель вырывает сердце и, вздымая его над головой, показывает трепещущий орган солнцу. Ацтеки верили, что такой обряд, адресованный Вицлипуцли, позволяет светилу насытиться человеческой кровью и продолжить свой 52-летний астрономический цикл. Надо ли говорить, что Кортес, завоеватель не робкого десятка, был потрясен произошедшим и даже думал, что он открыл не Мексику, а подлинный ад...

Собственно, в момент, когда Берлиоз рассказывает, как индейцы лепили из теста фигурку кровавого Вицлипуцли, и появляется Воланд.

Конечно, вступление в беседу третьего персонажа, да еще и утверждающего, что он якобы был на осуждении Христа, сильно воздействует на воинствующих безбожников. И хотя их подозрения относительно прохожего не идут вначале в область потустороннего, они подозревают его в главном эвфемизме дьяволизма 1930-х годов — в шпионаже.

«Мы сотрем с лица земли нечисть, которой фашистские разведки пытались загадить священную почву нашей социалистической родины», — писал еще один враг Булгакова, Всеволод Мейерхольд, в статье в «Советской культуре» от 17 июня 1937 года, ровно через пять дней после расстрела Тухачевского.

В любом случае Берлиоз и Бездомный разглядели в Воланде какую-то нечисть. И это открытие приводит обоих к краху. Так кто же был этот эрудит, притянувший черта, во время рассказа о лепке человечков из теста? Кого описывает Булгаков в первом абзаце романа?

«Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе».

3

Среди советской номенклатуры, старых большевиков и революционеров имелся человек с такими приметами и с такой шляпой, в каковой он стал появляться на трибунах перед Мавзолеем во второй половине 1930-х годов. Его жизнь была своеобразным образцом для Булгакова. Этим адептом воинствующего атеизма был автор поэмы «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна» поэт Д. Бедный.

Его имя фигурирует в изъятом у Булгакова при обыске анонимном стихотворении «Послание евангелисту Демьяну Бедному». Приписываемое Сергею Есенину, оно до сих пор является предметом спора о его авторстве. Но несомненными были его общественный резонанс и популярность у оппозиционной официальной власти интеллигенции, к которой принадлежал Михаил Афанасьевич. В этом поэтическом ответе, к слову, есть четверостишье, которое нас сразу отсылает к завязке романа Булгакова.

За то ли, что в стране проконсула Пилата,
Где культом кесаря полны и свет, и тень,
Он с кучкой рыбаков из бедных деревень
За кесарем признал лишь силу злата?

Поместив в начало романа историю с Пилатом, Булгаков напрямую намекает на продолжение этого разговора с Демьяном Бедным, и намекает именно тем, кто читал анонимную инвективу. Собственно, и инспекция Воланда происходит вроде как «командировка по письмам читателей».

По сути, на Патриарших прудах состоялась встреча трех «евангелистов» — Воланда, автора изначального «Евангелия от Воланда», о котором мы говорили ранее, Берлиоза — Демьяна Бедного, написавшего «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», и Ивана Бездомного, создавшего свою версию жизни Иисуса Христа.

В истории становления Советской России был еще случай, который указывал на Демьяна Бедного как на прототип Михаила Берлиоза.

«Экстренный отзыв» от коменданта станции Арзамас начальнику этой станции № 197. Дата 9 сентября 1918 года. Текст: «Прошу принять для перевозки тов. в числе одного челов. со станции Арзамас до станции Свияжск...» 10 сентября Демьян Бедный вошел в Казань с передовыми частями Красной армии и написал в этот день стихи «Как родная меня мать провожала»¹.

Но в Свияжске он мог оказаться свидетелем события, которое навряд ли мог забыть любой поэт. Об этом написал в своих мемуарах датский дипломат Хеннинг Келер, осуществлявший в том городе миссию, связанную с репатриацией венгерских и австрийских пленных.

Вот что писал датчанин: «Благодаря помощи австрийских скульпторов, бывших заключенных, а ныне свободных советских граждан, эта работа уже началась, и первый монумент готов. Он [Красный Еврей] долго колебался в выборе исторической личности, бюсту которой первой будет оказана честь быть здесь установленным. Подумывал, например, о Люцифере и Каине, ибо оба были притесняемыми, оба являлись мятежниками, революционерами высшей величины. Но первый — теологическая фигура, сверхъестественный характер которой не соответствует марксистским взглядам и чей свет загашен упадочным обществом, в глазах которого Люцифер символизирует страх и ненависть. Второй же, Каин, является мифологизированным персонажем, само существование коего весьма сомнительно. Вот почему его взгляд обращается к бесспорной для всех живущих на земле исторической личности, также являющейся жертвой религиозных взглядов хищнического общества... Тому, кто в течение двух тысяч лет был невинно распят на кресте позора капиталистических интерпретаций истории. Великий Прометей пролетариата, предтеча красной мировой революции, искупитель грехов двенадцати христовых апостолов — Иуда Искариот!»²

Сегодня до сих пор идет спор, была ли установка памятника Иуде Искариоту и упомянутый в мемуарах «Красный Еврей» — Троцкий ли? Но с точки зрения источника романа не так уж и важно, было ли это событие, главное, что апокриф стал неявным источником художественного эпизода, что Искариот фигурирует в «Евангелии от Воланда», а Берлиоз-Бедный также воспевает «подвиг» Иуды:

Несмотря на дым от церковного ладана,
Нынче «тайна Иуды» разгадана.
Эта тайна проста:
Не было воскресенья Иисуса Христа!

Благодаря тому, что ОГПУ конфисковало дневник Булгакова, а затем его отфотографировало, мы знаем позицию автора романа по этому вопросу.

Пятого января 1925-го, после просмотра журнала «Безбожник», он записывает: «Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее: ее можно доказать документально — Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».

Любопытно, когда в черновике романа 1931 года Булгаков переносил действие на 14 июня 1945 года³, он едва не угадал подлинную дату смерти Демьяна Бедного, который умер 25 мая 1945 года в цэковском санатории Барвиха от паралича сердца.

4

Для многих советских граждан образ Демьяна Бедного приобрел узнаваемость, когда он возникал на хроникальных новостных кадрах с Троцким, а затем даже с Василием Чапаевым в те самые дни, когда Красная армия входила в Казань. Там лощеный, в чекистской кожанке, как и Троцкий, Демьян Бедный прохаживается по палубе парохода, плывущего по Волге, и покуривает трубку.

Тиражи сборников «евангелиста» Демьяна расходились миллионами, его стихи действительно были популярны в простонародной среде. Критик Сосновский писал: «По справке, любезно мне предоставленной директором Ленинской Государственной (бывшей Румянцевской) библиотеки тов. А. Виноградовым, сочинения Пушкина, популярнейшего из русских поэтов, за время с 1855 года до 1922 года включительно вышли в свет в количестве 1500 000 экземпляров. Прибавим еще хоть с ¼ миллиона на неучтенные издания, хотя такого пробела допустить нельзя. Получится менее двух миллионов экземпляров за столько десятилетий. Такого огромного распространения, бесспорно, не имел ни один русский писатель. Да и трудно ожидать большой читаемости в безграмотной стране. Однако мы подсчитали, что произведения Демьяна Бедного только за 5 лет (1917—1922) вышли в 5 000000 экземпляров, не считая при этом газет. Если же сосчитать №№ газет, в которых печатались его произведения, то получится цифра, измеряемая десятками миллионов, ибо он печатался одновременно во всех столичных газетах и перепечатывался провинциальными. Такая читаемость басен сама по себе является фактором огромного интереса»⁴.

Даже Борис Пастернак, чуждый, конечно же, лести, говорил о Демьяне Бедном на пленуме правления советского Союза писателей в 1936 году: «Начну с того, что я предпочитаю его большинству из вас, я дальше скажу больше. Видите ли, товарищи, мне глубоко безразличны отдельные слагаемые цельной формы, лишь бы только последняя была первична и истинна... И я скажу вам, товарищи, что Демьян Бедный не только историческая фигура революции в ее решающие моменты фронтов военного коммунизма, он для меня и по сей день остается голосом нашего народного движения, и Маяковский, гениальности которого я удивлялся раньше многих из вас и которого любил до обожания, на этом участке ни в какое сравнение с натуральностью демьяновой роли не идет»⁵.

Но при такой всенародной популярности в раннесоветской России Д. Бедный оказался очень таинственной фигурой. Его рождение вполне могло быть сравнимо с судьбой Гуинплена из романа Гюго «Человек, который смеется» или героя Диккенса Давида Коперфильда.

Ефим Придворов, крестьянин села Губовки Херсонской губернии Александровского уезда, родился в 1883 году в семье бывших русских военных поселенцев, особой части крестьянства, которые должны были и заниматься сельским трудом, и нести военную службу. Его клептоманка мать и пьяница отец находились в нескончаемом личном конфликте. Крайним между ними оказывался Демьян. Родители били его нещадно, и он мечтал покинуть семью и переселиться в монастырь. Драма завершилась убийством отца, которое совершили два любовника матери, после чего труп утопили в отхожем месте.

Поэт не забыл «материнской ласки» и даже на митингах, рассказывая о себе и своем детстве, говорил: «А мать моя, дорогие товарищи, была блядь, блядища». Рассказ об этом мы находим и в дневнике Булгакова. 23 декабря 1924 года он записывает потрясший его случай: «В<асилевский>⁶ же рассказал, что Демьян Бедный, выступая перед собранием красноармейцев, сказал:

— Моя мать была блядь...»

Покинув отчий дом, Демьян учился на фельдшерских курсах, а потом совершенно неожиданно, избежав призыва на русско-японскую войну, оказался на историко-филологическом факультете Петербургского университета.

5

Если взглянуть на снимок «1909 год. Серебряный юбилей великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елизаветы Маврикиевны», то покажется, что перед тобой идиллическая семья аристократов. Но если сравнить все эти лица, за исключением разве что Елизаветы Маврикиевны, с портретом пролетарского поэта Демьяна Бедного, то невольно отметишь невероятное сходство детей и красного анфан террибль, самозваного евангелиста.

Иван Михайлович Гронский, ответственный редактор «Известий», вспоминал, как Демьян поведал ему, что уже в университете, после того как он стал революционным публицистом, к нему пришел комендант императорского двора. Скорее всего, речь идет о начале 1909 года. Тогда поэт сближается с Бонч-Бруевичем, Крыленко, Мануильским. А 1 января 1909 года в журнале Короленко «Русское богатство» выходит его первое стихотворение. Дворцовый комендант, а в этот период им был В.А. Дедюлин, просил Бедного вернуть все, что у того было от его сиятельства великого князя. Поэт подчиняется, но портрет отца так и остался стоять у него на столе. Впрочем, остался и том М.М. Стасюлевича «Философия истории в главнейших ее системах» (СПб., 1902). На форзаце имелась надпись: «Е. Придворов 1906 г. лето. Дар К.Р.». После смерти поэта книга была обнаружена в его библиотеке. Фамилия «Придворов» намекала на его непростое происхождение. Двор в России был только один — царский.

Однако детектив его жизни еще не окончился. Его ждало еще одно неожиданное открытие. Уже после революции, находясь на лечении в Германии, он узнал, что с ним очень хотела повидаться эмигрантка графиня Клейнмихель... Его настоящая мать.

Истории о спрятанных детях аристократов в царской России случались. Известно, как фрейлины Мещерская и Жуковская, ближайшие подруги Клейнмихель, были подвергнуты дворцовому остракизму в связи с интимными отношениями с членами императорской фамилии. Они были не равны им, не равнородны.

Великий князь Константин Константинович, отец Демьяна, обладал заметными артистическими способностями, играл роли, писал романсы. И был не чужд романов как с женщинами, так и с мужчинами. Он даже засекретил свои дневники...

Графиня М.Э. Клейнмихель, видимо, действительно мать поэта, вспоминала Константина Романова с благоговением: «Лично я мало знала Государыню. <...> Часто я ее видела на театральных представлениях в Эрмитаже и в Зимнем дворце. Между прочим, великий князь Константин Константинович играл там Гамлета, прекрасно им переведенного на русский язык. Дочь моя играла Офелию. Царица приходила часто на репетиции. Всегда холодная и равнодушная, она, казалось, была только тем занята, чтобы в шекспировском тексте не было ничего могущего показаться ей оскорбительным. Ни к кому не обращалась она с приветствием. Как лед, распространяла она вокруг себя холод. Император, наоборот, был очень приветлив и очень интересовался игрою артистов, всех ему известных гвардейских офицеров. Постановка «Гамлета» стала почти официальным событием — на нее была потрачена большая сумма денег из личных средств Государя. Трудно описать роскошь этой постановки. Я уверена, что ни мать Гамлета, ни король, ее супруг, никогда не имели такой блестящей свиты, какую им устроил русский двор. Даже пажи королевы были настоящие пажи императрицы, сыновья лучших русских фамилий. Этот спектакль был повторен три раза — в первый раз он был дан для двора и для дипломатического корпуса, во второй — для родственников исполнителей, и в третий — великий князь Константин Константинович, бывший прекрасным артистом, получил разрешение выступить в роли Гамлета перед артистами императорских театров — русского, французского и итальянского. Я хотела бы подчеркнуть, что ни при каком режиме искусство и артисты не пользовались таким почетом и не играли такой роли, как во времена монархии»⁷.

Сама Клейнмихель содержала влиятельный политический салон, была покровительницей Григория Распутина, имела связи с ближайшим окружением кайзера Вильгельма и высшей политической элитой Германии и России.

Если это все правда, то генетика у евангелиста Демьяна была стопроцентно аристократическая. Однако его увлечения привели его не во дворец, а в «Правду». Он стал выполнять пропагандистские задания Ленина. И тот ценил его пусть и примитивные, но удобные для пропаганды большевизма в крестьянской среде стихи. Троцкий писал о Демьяне Бедном: «Демьян творит ведь не в тех редких случаях, когда Аполлон требует к священной жертве, а изо дня в день, когда призывают события и... Центральный Комитет»⁸.

5

В 1918 году революционный поэт переехал из Петрограда в Москву вместе с Лениным и советским правительством и, как и Ленин, поселился в Кремле. Ильич обожал его стихи. И, видимо, с этим была связана такая близость вождя и незаконнорожденного аристократа, когда состоялась его прописка в Кремле. Пусть и не рядом с Лениным, а у гаражей Автобоевого отряда, но зато с видом на Александровский сад. Это соседство привело к тому, что Демьян Бедный стал свидетелем мрачной исторической расправы.

Речь идет об исполнении приговора эсерки Каплан, которая покушалась на Ленина. Вот как об этом вспоминал первый комендант Кремля Мальков:

«Расстрел человека, особенно женщины, — дело нелегкое. Это тяжелая, очень тяжелая обязанность, но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливый приговор, как теперь.

— Когда? — коротко спросил я Аванесова⁹.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

— Сегодня. Немедленно. — И, минуту помолчав: — Где, думаешь, лучше?

Мгновение, поразмыслив, я ответил:

— Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда, в тупике.

— Согласен.

— Где закопаем?

Аванесов задумался.

— Это мы не предусмотрели. Надо спросить Якова Михайловича...

Мы вместе вышли от Аванесова и направились к Якову Михайловичу, оказавшемуся, к счастью, у себя. В приемной сидело несколько человек, кто-то был у него в кабинете. Мы вошли. Варлам Александрович шепнул Якову Михайловичу несколько слов, Яков Михайлович молча кивнул, быстро закончил беседу с находившимся у него товарищем, и мы остались одни. Варлам Александрович повторил Якову Михайловичу мой вопрос: где хоронить Каплан? Яков Михайлович глянул на Аванесова, на меня. Медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес:

— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа...

Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я отправился вместе с ними в Автобоевой отряд, помещавшийся как раз напротив Детской половины Большого дворца.

Во двор Автобоевого отряда вели широкие сводчатые ворота. Этот двор, узкий и длинный, со всех сторон замыкали высокие, массивные здания, в нижних этажах которых находились обширные боксы, где стояли машины. Налево от ворот двор кончался небольшим чуть изогнутым тупичком. Я велел начальнику Автобоевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам. Поставив в воротах двух латышей и не велев им никого впускать, я отправился за Каплан. Через несколько минут я уже вводил ее во двор Автобоевого отряда.

К моему неудовольствию, я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Автобоевым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор. Увидев меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем...

— К машине! — подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.

Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой... Я поднял пистолет... Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, — собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская крючок, как не дрогнула она тогда»¹⁰.

В легендах и преданиях остается рассказ, что Демьян Бедный потерял сознание, когда красные латыши стрельнули в Каплан. Он пришел в себя, когда Мальков уже готовил бочку для сжигания тела эсерки...

6

Энциклопедичность и начитанность булгаковского Берлиоза тоже имеют отношение к биографии Демьяна Бедного. Со времен его учебы в университете он стал страстным библиофилом. А в период признания все крупные советские издательства присылали ему свои новинки. Так что в квартире Демьяна Бедного в Кремле в его личной библиотеке собралось более 30 тысяч томов. Читателем этой библиотеки был сам Сталин. Но в начале 1930-х годов отношения с вождем испортились.

В 1930 году опубликованные в «Правде» демьяновы фельетоны были удостоены постановления Секретариата ЦК ВКБ(б). Автора неожиданно обвинили в огульном охаивании России и всего русского. А затем последовало и предложение переселиться из Кремля. Третьего сентября 1932 года Демьян Бедный обращается лично к Сталину:

«Мой рабочий кабинет и моя библиотека представляют нечто в своем роде единственное. Это сложная писательская ротационка. Книги — не только моя слабость, но и сила. Это — неотделимая и существеннейшая часть моего писательского организма, мой творческий — специально налаженный — инвентарь. Без моего «аппарата» я не могу жить, не могу работать. Вам надо посмотреть на этот стройный, упорядоченный, крепкий и грандиозный аппарат, чтобы убедиться: сорвать его с места, не разломав его, не погубив его нельзя. Это — симфония книжная, слагавшаяся в Кремле 15 лет. Это — продолжение моего мозга. Разрушение этого аппарата опустошит меня, разобьет, парализует. Я — не научный работник, могущий во время работы бегать по библиотекам за справками. Я — поэт. И мой инструмент, каким я его создал, должен быть во время работы под руками. Я и он — одно.

Я прошу сохранить меня в писательски организованном чистом виде, как Д. Бедного только. Я прошу сохранить в Кремле мой творческий «бест», оставив мне из покидаемой квартиры ровно столько помещения, сколько займут книги и кабинет (подчеркнуто Сталиным). Личное будет за пределами этого места. Здесь будут только — письменный стол и книги, письменный стол и книги, и ничего больше. Здесь я буду нести свою службу, приходить сюда для спокойной, ничем не замутненной работы, живя лично вне Кремля.

Я прошу не о личном. Я прощу о сохранении того общественно ценного, что во мне есть и что еще партии не может не пригодиться. Удаленный из Кремля, вырванный с корнем из того места, которое связано живыми нитями со всем Союзом, я усохну, погибну. Мне горько и страшно не только говорить об этом, но подумать только. Сказать это, однако, я должен хотя бы уже для того, чтобы после нельзя было меня же упрекнуть: зачем не сказал?»

Но Бедный был полностью выселен из Кремля. Не помогла его близость к Ленину, не помогла его очевидная безбожность в эпоху первой сталинской пятилетки. Он переселился на Рождественский бульвар, увез туда и библиотеку. Буквально два дома отделяли его от стен Рождественского монастыря, на которых в 1918 году Есенин писал свои стихи. Именно этому поэту приписывали «Послание евангелисту Демьяну Бедному», которое заканчивалось:

Ты сгустки крови у креста
Копнул ноздрею, жирный боров.
Ты только хрюкнул на Христа,
Ефим Лакеевич Придворов.

7

Хоть внешне фарисей и безбожник Берлиоз был скроен с Демьяна Бедного, но внутренне, идейно он имел и еще нескольких прототипов. В 1921 году Луначарский в переписке с Лениным по поводу публикации монументального труда бывшего народовольца Н.А. Морозова «Христос», одного из главных столпов мифологической школы, вступает в спор с вождем. Анатолий Васильевич не отрицал революционных заслуг бывшего узника Шлиссельбургской крепости. Но разъясняя Ленину, не знакомому с рукописью Морозова, назвал ее «совершенно сумасбродной вещью» и «окончательным абсурдом», который опозорит государственное издательство.

Перспектива очевидного позора не испугала Владимира Ильича, он надавил на Луначарского, и тот признал «чрезвычайно желательным и даже необходимым всемерно ускорить выпуск этой книги в свет». Книга Морозова «Христос», а это почти энциклопедия в нескольких томах, была опубликована ГИЗ в 1924—1932 годах аж в семи томах. Ее идеи о невозможности существования Иисуса Христа в принципе и происхождении мифа о нем из различных ближневосточных культов стали сюрпризом даже для бескомпромиссных деятелей Союза безбожников.

Смущение Луначарского вполне понятно, если прочитать у Морозова хотя бы такой пассаж: «Предшествовавшее затмение 19 марта 303 года хотя и помечено у нас пятницей, но по сирийскому счету было уже в субботу. А кроме того, оно было до весеннего равноденствия и потому не согласуется с церковным постановлением, по которому христианская пасха не может быть даже 21 марта, и непременно уже после дня равноденствия, IV века нашей эры.

Таким образом, и астрономическое исследование Апокалипсиса и такое же исследование Евангелий приводит к одному и тому же результату: «спасатель» (Иисус по-еврейски) жил в середине IV века нашей эры и был «столбован», но без смертного исхода, 20 марта 368 года. Иоанн Хризостом и Иоанн Богослов — одно и то же лицо. Каковы были условия общественной жизни в это время?»¹¹

Или в другом месте своего же труда тот же Морозов задается вопросом: «Был ли какой-нибудь «Христос» (т. е. «магистр оккультных знаний») когда-нибудь распят?» Вот это и есть эссенция берлиозовщины.

Начитанный Морозов в силу разных причин доходил до всего сам и сам выдавал результаты своих сенсационных астрологических вычислений, якобы опровергавших христианскую историю. Но помимо этого мифологиста в партийной среде был еще и очень близкий к ЦК партии большевиков Емельян Ярославский, призывавший безбожников «копаться в доисторических древностях».

Вот каким было посвящение к его работе «Как рождаются и умирают боги» в 1923 году: «Штурмующему твердыни капитала на земле и крепости дьяволов на небе, идущему на смену старой гвардии, юному строителю коммунизма, — коммунистическому союзу молодежи посвящаю эту безбожную книгу». Адресованная комсомольцам и безбожникам книга тем не менее вызвала среди последних настоящий скандал. И одним из главных виновников конфликта Ярославского с красными бунтарями стал как раз вылепленный из теста Вицлипуцли.

С ним у этого большевистского эрудита и возникли скандалы на совсем неожиданной почве. В редакции журнала «Безбожник у станка» против Ярославского выдвинули серьезное обвинение в том, что вместо простоты и доходчивости он засоряет голову пролетариата всяким древним хламом, в том числе и этим самым Вицлипуцли. Вот откуда у Булгакова появляется этот самый мексиканский бог и вот почему именно на него обращает внимание Воланд.

8

Отрубленная трамваем голова Берлиоза превращается в некий символ, связанный, как считает ряд исследователей, якобы с бронзовой головой Герберта Аврилакского. Но эти дешифровщики забывают, что Герберт Аврилакский появляется лишь в редакциях 1938—1940 годов¹², в то время как история с Берлиозом и трамваем очевидно рождается до указания на эрудита раннего Средневековья.

Вообще символики головы и связанные с ней магические обряды были самыми разнообразными. В Библии священник символически переносил все грехи мира на голову козла, после чего его изгоняли в пустыню. Различные предания и легенды сообщают, что голова казненного ученого Роджера Бэкона, объявленного чернокнижником, имела способность к предсказанию событий.

Однако наиболее четко вплоть до начала XX века представления о магических свойствах головы имелись в культах, распространенных в Центральный Азии, где из черепов особо чтимых людей делали ритуальный кубок габал. Чем знатнее был человек при жизни, тем больше ценился габал. Первое упоминание о чаше из черепа встречается в легенде о Ямантаки, гневной ипостаси сподвижника Будды Манджушри. Убив трех разбойников, он сделал из их черепов чаши и выпил их кровь. Это был символ полной победы над врагом.

Подобное отношение к черепу сформировалось еще в глубокой древности. По магическим представлениям монголов кости имели силу воскрешать человека из мертвых, но лишь в том случае, если скелет покойного не был разрушен. В нем якобы находилась так называемая жизненная сила сульде. Отсечение головы означало потерю князем возможности возродиться и полную победу над его духом. Вот почему во время нашествия на Русь Батый собирал отрубленные головы. Он не хотел возрождения вождей своих врагов.

Видимо, подобный культ головы был связан и с происхождением фарфоровой головы, что хранится сегодня в коллекции Музея Востока в Москве. Этот странный керамический артефакт имеет следы синей и розовой краски. На лице мужчины улыбка. Его уши удлинены. Существуют предположения, что сам экспонат связан с даосской практикой, ведь на макушке головы находится волшебная трехпалая жаба. Коллекционер Дмитрий Мельников, подаривший предмет музею, приобрел его у черных археологов, вскрывших погребение с обезглавленным полководцем эпохи Хань. Керамическая голова была приставлена к скелету. Возможно, это было желание соратников полководца вернуть цельность его телу.

В конце 1980-х годов именно эта голова стала символом одной из чрезвычайно популярных телевизионных программ. Однако когда один из ее основателей погиб, я рассказал историю о находке головы с трехпалой жабой крупному археологу, а в 1980—1990-е годы исследователю и публикатору документов советских масонов Андрею Леонидовичу Никитину. Он очень эмоционально прореагировал на мой рассказ о древней голове. И тут же вспомнив, что она стала товарным знаком телевизионной компании, добавил: «Ну вот и человек был убит в голову. Не стоит играть с тем, чего не знаешь».

Берлиоз с отрубленной головой выражал желание автора о полном прекращении возрождения берлиозовщины.

Отступление от темы № 1: Малапарте свидетель

1

На скалистом берегу Капри, на мысе Массуло, в отдалении от шума острова, связанного с биографией Горького, находится странная, похожая на остов корабля вилла. Когда-то ее своими руками вместе с местным каменщиком построил один из самых ярких итальянских писателей XX века Курцио Малапарте. Скала высотой 32 метра имела удобную площадку, и писателю казалось соблазнительным именно здесь построить свой дом с видом на Салернский залив. Эта вилла является его внутренней демонстрацией, проекцией ярких чувств и взрывоподобности, которые были ему свойственны как итальянцу.

Третий этаж виллы был личными покоями автора, который здесь в своем кабинете создал произведение, названное «Бал в Кремле». Оно длительное время оставалось неизданным и увидело свет только в 2019 году.

Там Малапарте описывает свое путешествие в Москву в 1929-м: именно тогда он знакомится с Михаилом Булгаковым.

Белозерская так вспоминала этот момент: «У нашего дома остановился большой открытый «Фиат»... Выходим — Мака¹³, я и Марика¹⁴. В машине знакомимся с молодым красавцем в соломенном канотье (самый красивый из всех когда-либо виденных мной мужчин). Это итальянский журналист и публицист Курцио Малапарте (когда его спросили, почему он взял такой псевдоним, он ответил: «Потому что фамилия Бонапарте была уже занята»), человек неслыханно бурной биографии, сведения о которой можно почерпнуть во всех европейских справочниках, правда с некоторыми расхождениями. В нашей печати тоже не раз упоминалась эта фамилия, вернее псевдоним. Настоящие имя его и фамилия Курт Зуккерт»¹⁵.

Представитель итальянской фирмы «Фиат» Пиччини и редактор «Ла Стампы» Малапарте предлагают чете Булгаковых совершить в начале лета поездку в Архангельское.

Уже позднее среди неизданных книг итальянского писателя будет найдено его описание поездки в Москву, которое будет издано как «Бал в Кремле». Эта книга сегодня вызывает множество вопросов. Из нее вытекает, что яркое знакомство с Булгаковым в Архангельском имело продолжение в Москве, где обсуждались взгляды Михаила Афанасьевича, и это происходило прямо в центре города у часовни Иверской Божьей Матери. Однако с позиции сегодняшнего дня многие «мемуарные» моменты у итальянского автора вызывают скептическую реакцию. Особенно это касается диалогов с Булгаковым. Осторожность по отношению к мемуарам Малапарте кажется оправданной: он и сам давал для этого повод, заявляя в предисловии книги, что это не бесстрастная судебная хроника, а роман в духе Марселя Пруста. Главный герой его книги — это уходящая в прошлое культура новой советской аристократии, только «Сталин не принадлежал к коммунистическому дворянству».

А вот Булгаков — это противоречивый свидетель, бессильно наблюдающий движение мрачного советского культурного морока в год своего личного апокалипсиса. Тем интереснее наблюдение Малапарте, связанное с мрачным пессимизмом тех дней.

«— Вы все боитесь Христа, — говорил я Булгакову, с силой сжимая ему запястье. — Но отчего вы его боитесь?

Булгакова я любил. Любил с того дня, когда я увидел, как он тихонько плачет, сидя на площади Революции, а перед ним течет московская толпа — нищая, оборванная, грязная толпа, люди с мокрыми от пота лицами, влажными и мягкими лицами моллюсков. Высоко над крышами, в небе цвета старинного серебра, как оклад на иконе, вставала бледная, безжизненная луна, которая напоминала и бледное сияние лика Богородицы, и поднимавшееся из прозрачных глубоких вод лицо утопленника. У проходивших перед Булгаковым людей были такие же серые, бесформенные лица, потухшие, водянистые глаза, как у монахов, отшельников, нищих, толпящихся на иконах за Богородицей. <...>

— Христос нас ненавидит, — негромко повторял Булгаков.

Стояли пасхальные дни...»¹⁶

Очень важно, что мы читаем это, узнав о тайне 1929 года. И тонкость строк из «Бала в Кремле» в том, что Булгаков предстает перед нами чуть ли не в роли одного из персонажей «Мастера и Маргариты», а малознакомый итальянец, ничуть не хуже немецкого Воланда, задает ему пространные вопросы о Христе. Значителен и шум, который сопровождает эту встречу:

«Из громкоговорителей, висящих на электрических столбах перед вратами церквей, громко раздавался густой голос Демьяна Бедного, главы Союза безбожников, и автора «Евангелия от Демьяна»», в котором рассказана история некоего Христа, родившегося в доме терпимости, и молодой проститутки по имени Мария: «Товарищи! Христос — контрреволюционер, враг пролетариата, саботажник, грязный троцкист, продавшийся международному капитализму! Ха! Ха! Ха!»

На стене рядом с часовней Иверской Божией Матери, стоящей на входе на Красную площадь, под крупной надписью «Религия — опиум народа», болталось повешенное пугало в терновом венце, похожее на Христа, на груди табличка «Шпион и предатель народа». Густой голос Демьяна Бедного вопил из громкоговорителя на колонне Большого театра, на площади Свердлова: «Христос не воскрес! Христос не воскрес! Когда он возносился на небеса, его сбила славная красная авиация. Ха! Ха! Ха!»»¹⁷.

Вот он — настоящий советский «евангелист», тот, чья голова должна была бы лежать под трамваем.

2

Впервые роман «Мастер и Маргарита» был напечатан в сокращенном виде в журнале «Москва» (№ 11, 1966 и № 1, 1967), а Малапарте умер в 1957 году, и он вряд ли мог быть посвящен в текст романа, хотя перед смертью успел посетить Москву в 1956-м. Но множество тем, имеющихся в этой книге, невольно заставляют вспомнить именно о Михаиле Булгакове и именно о 1929 годе.

Вот, например, пространный эпизод о высылке из СССР немецкого журналиста Пауля Шеффера сообщает нам подробности, достойные автора «Собачьего сердца».

«Из СССР его выслали по следующей причине: советские власти строго запретили иностранным корреспондентам сообщать в свои газеты об эксперименте, который провели на медицинском факультете Ленинградского университета, то есть о совокуплении женщины (преступницы, которая сидела в тюрьме) и орангутанга. Шеффер напечатал об этом большой репортаж в «Берлинер Тагеблатт». Когда я встретил его в Лондоне, дома у Сесиля Спригге, который, если я ничего не путаю, жил у моста Патни, я спросил, правда ли его выдворили из России из-за статьи. Он ответил, что правда, но казался раздосадованным моим вопросом. Возможно, он боялся, что мне будет любопытно узнать, на чьей он стороне — женщины или орангутанга»¹⁸.

Эта громкая и полусекретная советская история возвращает нас к судьбе профессора Иванова, намеревавшегося в естественнонаучных целях произвести гибрид, который был доказал родство с обезьяной. Дополнительная цель этой гибридизации заключалась в том, чтобы произвести на свет существо, которое затем станет набором запасных частей для операций по трансплантации органов.

Именно в 1929 году, в номере «Советской Абхазии» от 6 сентября сообщалось, что прибывший в Сухуми доктор Абрамович заявил: «В ближайшем будущем начнутся опыты по пересадке, омолаживанию и скрещиванию человека с обезьяной».

Это было продолжение опытов профессора Иванова. Коммунист-футуролог Мелик-Пашаев так сформулировал задачу грядущего эксперимента: «Вполне понятно, что могущее родиться от такого оплодотворения потомство будет представлено существами, более близкими к человеку, существами, которые легко будут размножаться и, находясь постоянно под руками у человека, будут служить неиссякаемым источником, откуда будет получаться материал для всякого рода операций замены органов, омоложения»¹⁹.

Примечания

1. Бразуль И. Демьян Бедный. ЖЗЛ. М., 1967. С. 183.

2. Henning Kehler. The Red Garden. New York, 1922. P. 156.

3. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 6, ед. 4, л. 2.

4. Сосновский Л. Вступительная статья // Бедный Д. Полн. собр. соч. Т. 2. М.; Л., 1925.

5. Пастернак Б.Л. Полн. собр. соч. В 11 т. Т. 5. М., 2005.

6. Василевский Илья Маркович (1882—1938), журналист, фельетонист, первый муж Л. Белозерской, второй жены М. Булгакова.

7. Клейнмихель М.Э. Из потонувшего мира // За кулисами политики. М., 2001. С. 483—484.

8. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1991. С. 167.

9. Аванесов Варлаам Александрович (1884—1930) — член ВЦИК, член президиума ВЦИК.

10. Мальков П. Записки коменданта Московского Кремля. М., 1959. С. 159—161.

11. Морозов Н.А. Христос. Петроград, 1924. С. 13.

12. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 10, ед. 2. л. 17. К теме Герберта Аврилакского мы вернемся в главе 12.

13. Михаил Булгаков.

14. Марика Артемьевна Чимишкян (1904—1990), актриса, подруга Булгаковых.

15. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания / Сост. и послесл. И. Белозерского. М.: Художественная литература, 1990. С. 156.

16. Малапарте Курцио. Бал в Кремле. М., 2019. С. 128—129.

17. Малапарте Курцио. Бал в Кремле. М., 2019. С. 131.

18. Малапарте Курцио. Бал в Кремле. М., 2019. С. 267.

19. Жизнь и техника будущего. М.—Л., 1928. Стр. 402. Подробнее об опытах по гибридизации человека см. мою книгу «Красный Франкенштейн. Попытки невозможного», которая выйдет в издательстве АСТ в 2020 году.