Голубь

В литературном карнавале одной из идентификаций Дарагана является автор романа, в названии которого тоже задействована серебряная птица. Этот роман — «Серебряный голубь», его автор — Андрей Белый. Чёрная форма Дарагана — игровая инверсия фамилии-псевдонима «Белый».

Когда в третьем акте Дараган вылетает из колонии уцелевших в катастрофе людей в поисках жизни, он играет роль голубя, пущенного с ковчега в поисках земли. Ковчег — лагерь, окружённый смертью, земля, в направлении которой улетает Дараган — Москва. Серебряная лётная птица, вылетевшая из Ленинграда (точнее, бывшего Ленинграда) в Москву — игровое воплощение творческого сюжета Андрея Белого (автора романов «Серебряный голубь», «Петербург» и «Москва»)¹.

Имя Дарагана — Андрей (ср. с Андреем Белым). Его соперничество сначала с Адамом, а затем и с Ефросимовым (имя Ефросимова — Александр) спроецировано на соперничество Белого и Блока². Ева в пьесе окружена всеобщим мужским поклонением; она единственная и потому драгоценная женщина, вызывающая ассоциации с женским божеством символистов. Когда глухой и слепой, близкий к смерти Дараган в начале второго действия спускается с неба, между ним и Евой происходит довольно странный разговор, мотивированный состоянием Дарагана, который не узнаёт Еву ни в лицо, ни по голосу. В ходе этого разговора Ева в отчаянии вопрошает: «Что же это такое?.. Адам... Адам!.. Вы не узнаёте меня по голосу?» (3: 345) Этот объяснимый в данной ситуации вопрос имеет и другую, подтекстную мотивацию. «<...> наш удел — передавать в субъективно-интимных лирических излияниях Её голос», — пишет Белый, передавая содержание адресованных ему писем Блока, в которых тот определяет творческие принципы младосимволистов³. Она — Прекрасная Дама, София, Вечная Женственность, Душа Мира, то есть женственное начало божественности (обращение «Адам!» в данном случае можно рассматривать как подсказку: ср. «Адам» и «Дама»). Узнать скрытый лик Евы должен читатель.

Уход Евы от Адама к Ефросимову сродни воссоединению женской и мужской ипостасей божества (уже при первом появлении Ефросимова он назван в ремарке полубогом (3: 329)). В колонии Ефросимова называют великим (3: 358). Он пророк и спаситель-чудотворец, рыцарь без укоризны, наделённый чертами Христа и одновременно Бога-Отца. Кроме того, его земная профессия (профессор-химик) совпадает с профессией отца Л.Д. Менделеевой, знаменитого химика Д.И. Менделеева, составителя таблицы химических элементов.

После исцеления Дарагана Ева, обращаясь к Ефросимову, говорит ему: «Милый, любимый, великий, чудный человек, сиреневый, глазки расцеловать, глазки расцеловать!» (3: 347) (ср. в «Стихах к Блоку» М. Цветаевой: Имя твоё, — ах, нельзя! — / Имя твоё — поцелуй в глаза...⁴).

«Серебряный голубь» (далее — СГ) — роман о сектантах. Его главный герой, поэт Пётр Дарьяльский (ср. с фамилией «Дараган»), — «типический представитель поколения, которое подарило миру русский символизм и русскую революцию»⁵. Сектанты («голуби») «воплощают тот самый соблазн народа, перед которым не могли устоять многие поколения русской интеллигенции»⁶. «Биографические интерпретации СГ видят в Дарьяльском автопортрет Белого в его отношениях с Блоками <...>, а также портреты Александра Добролюбова <...> и Сергея Соловьёва <...>»⁷ Доминирующий литературный подтекст СГ — пушкинская «Сказка и золотом петушке», исторический — русское скопчество⁸.

Птичий код в СГ — самый систематический: он организует не единичные ассоциации, а все пространство этого текста в целом⁹.

В «Адаме и Еве» птицы тоже образуют метафорический ряд: в него входят птица, убитая Пончиком (ср. с чайкой), серебряная лётная птица, вышитая на груди чёрного Дарагана, петух со сломанной ногой и стальные птицы (самолёты, которыми управляют «авиаторы»). Титульной птицей новой эпохи становится птица стальная. Наступает Стальной век пролетарской поэзии¹⁰. Золотой петушок и Серебряный голубь остаются в прошлом. Но именно с петухом («петухом со сломанной ногой, петухом необыкновенного ума») остаётся в финале пьесы её главный герой. Возвращение к петуху — возвращение на круги своя¹¹.

О сектантах рассказывают и названные выше романы А. Печерского: «В лесах» — книга о раскольниках-старообрядцах, «На горах» — книга о хлыстах. Раскольники, как и хлысты, — посвящённые, входящие в сообщества, сложившиеся внутри узаконенных структур. Эти сообщества сродни тайным союзам (имеют свои языки и ритуалы).

К сектантской топике относится и волчья тропа, на которую выходят герои в финале пьесы (ср. с улицей Собачья тропа, на которой собирались киевские сектанты¹²).

Лётная птица, вышитая на лётной форме Дарагана, — знак аргонавтического мифа, воплотителем которого считал себя Андрей Белый¹³. Авиатор Дараган имеет нечто общее с героем героем рассказа Андрея Белого «Аргонавты»¹⁴. Солнце, солнечность, светозарность, сияющие латники — основные мотивы письма Белого к Э. Метнеру, в котором он исповедуется в своих «аргонавтических» чаяниях¹⁵. В «Адаме и Еве» солнечность несёт в себе обратный знак, наделяется негативной семантикой, превращается в солнечный газ, который должен быть нейтрализован.

Примечания

1. Кроме того, маршрут, крайними «точками» которого являются Ленинград (Петербург) и Москва, связан с названием книги А. Радищева, в которой тоже присутствует иносказание.

2. Об отношении Булгакова к Белому см.: Фиалкова 1988, Булгаков 1990а: 43, Дневник 1990: 52, Соколов 1992, Вайскопф и Толстая 1994: 90, Йованович 1992: 63—66, Белобровцева 1997: 149—150. И. Белобровцева замечает, что отношение Булгакова «ко всем модернистским явлениям культуры в целом можно определить как в высшей степени скептическое» (Белобровцева 1997: 38). Возможно, Булгаков отчасти ощущал себя соперником Белого (и тот, и другой считали себя учениками и преемниками Гоголя), что сказалось в соперничестве Ефросимова и Дарагана.

3. Белый 1995б: 39.

4. Цветаева 1980. Т. 1. С. 72.

5. Эткинд 1998: 389.

6. Там же.

7. Там же. С. 406.

8. Скопчество в русской литературе начала XX века становится идиомой русской утопии (Эткинд 1998: 402).

9. Там же. С. 422.

10. Порода птицы, ставшей титульным героем, не так важна, как металл, в который её переплавляет время: Золотой век Пушкина, Серебряный век символистов, Стальной век пролетарской поэзии (см. книгу Н. Асеева «Стальной соловей»). Последовательность названий выстраивается в линейную картину исторического мифа (Эткинд 1988: 428).

11. Текст пьесы — тоже своего рода обратное действие, которое совершается «с целью вернуть естественный порядок вещей, возобновить правильный ход». Такой обратный акт — акт высшего ранга, метадействие (Фарыно 1988: 48).

12. Эткинд 1988. С. 19—21.

13. Об этом см.: Лавров 1995: 103 (и далее).

14. Белый 1995а: 234—238.

15. Лавров 1995: 116—117.