Как уже было сказано выше, один и тот же источник в «Мастере и Маргарите» актуализируется то как достоверный, то как недостоверный. Прежде всего это касается хартии Левия Матвея. Иешуа говорит Пилату, что «решительно ничего из того», что записано в «козлином пергаменте» его спутником, он «не говорил» (5: 24), что бывший сборщик податей «неверно» записывает за говорящим. Иешуа говорит правду (всегда только её), он единственный гарант, который вправе поручиться за достоверность/недостоверность записанного за ним, так как именно в нём самом его слово обретает гаранта достоверности.
После того как хартия Левия Матвея скомпрометирована в глазах Пилата самим Иешуа, ничто, казалось бы, не должно заставить прокуратора видеть в этих записях истину, произнесённую устами Иешуа. Однако происходит как раз обратное: после казни Иешуа записанное Левием Матвеем оказывается записью подлинных слов бродячего философа. Оказывается для Пилата, «разобравшего» в «малоразборчивых чернильных знаках», усеявших пергамент, правду о себе, которую уже однажды услышал из уст Афрания (о трусости как страшнейшем из пороков).
Написанное актуализируется в «Мастере и Маргарите» как нечто несамодостаточное, а потому требующее подтверждения со стороны живого свидетеля (говорящего). Вернее, запись, следующая за живой (устной) речью, оказывается истинной тогда, когда она эту речь подтверждает. В случае с Пилатом запись Левия подтверждает будто бы подлинные слова Иешуа, сказанные им перед смертью и дошедшие до прокуратора через Афрания. Слова о трусости становятся известными прокуратору со слов Афрания, выступившего в роли переводчика. Конфликт говорящего и пишущего за ним, раскрывшийся в показаниях Иешуа на допросе (конфликт, объективно существующий между словами Иешуа и записью Левия Матвея), вдруг «снимается», разрешаясь в пользу пишущего.
То же самое происходит с романом мастера, когда заведомо сочинённое вдруг оказывается подтверждением рассказа очевидца, что является неожиданным сюрпризом для самого сочинившего, а также для всех тех, кто привык полагаться на достоверность совсем других письменных источников, с коими версия мастера во многом не совпадает1. Бывшее до определённого момента ошибкой писаря теперь принимается прокуратором за чистую монету истины. Происходит это вследствие совпадения нескольких причин.
Во-первых, слова о трусости — те самые слова, которых так боится и в то же время так ждёт казнящий себя Пилат; ещё раньше, нежели он услышал их от Афрания, ему сказала их его собственная совесть. Во-вторых, Афраний послан присутствовать на казни, чтобы потом свидетельствовать обо всём, что там произойдёт, то есть он облечён безграничным доверием прокуратора; любые слова Иешуа (или не его слова), пересказанные таким свидетелем, подтвердить или опровергнуть после казни будет уже некому. Поэтому, обнаруженные в пергаменте Левия Матвея, эти слова уже не вызовут подозрений в неистинности; гарантом того «факта», что они «на самом деле» были произнесены Иешуа перед смертью, является Афраний.
Ирония ситуации в том, что за самого Афрания в данном случае поручиться некому, кроме Левия Матвея и его записей. Поэтому пересказанное Афранием и записанное Левием должно совпасть во что бы то ни стало. Каким образом осуществляется это совпадение, в романе не изображено, однако подстроенность совпадения несомненна, и единственным, кто может разобраться в фальсификации источников (о которой не зря же рассуждает в первой главе Берлиоз) и отличить подлинные слова Иешуа от позднейших поддельных вставок, является читатель.
Таким образом, всё то, что обсуждается героями романа на творческом перепутье, имеет отношение к изображённым впоследствии событиям и оказывается предупреждающей информацией. Но для того, чтобы разобраться в сказанном и воспринять это сказанное как метаинформацию, нужно знать последующие факты; перед нами предостережение (ср. с заглавием гл. 1), но предостережение скрытое, которое нуждается в извлечении.
Заголовки в «Мастере и Маргарите» тоже являются частью метатекста; они словно поплавки, лежащие на поверхности семиосферы и связывающие эту поверхность с глубиной (ср. с окнами).
Примечания
1. Эти несовпадения (одно из них касается упоминания об осле) намеренно подчёркнуты в романе не для того, чтобы оспорить канонический источник. Система противоречий выстроена в «Мастере и Маргарите» очень жёстко и подчинена концепции, «работающей» внутри романа и не посягающей на авторитет исторических евангелистов.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |