Заключение

Отмеченный войнами и революциями XX в. не мог не восприниматься временем «последних дней» писателями, связанными с христианской культурой. Русская культура, сохраняющая в значительной степени черты геоцентризма, подвергалась коренному преобразованию. Формирование атеистического общества, дистанцирующегося от христианства и европейского гуманизма, рождало ощущение конца культуры, обрыва истории. Разрушив старый уклад, революционная катастрофа проблематизировала старые понятия должного и высокого, предложила новую, небывалую систему ценностей и норм. Именно в переломные периоды развития России актуализируются проблемы философии истории, смысла истории. По утверждению Бердяева, эсхатологическая матрица русской мысли активизируется в «минуты роковые», в моменты великих потрясений, в эпохи переходные. Описывая революционную эпоху в религиозных символах и понятиях Апокалипсиса, русские писатели и мыслители стремились дать оценку современным историческим конфликтам с позиции абсолютных ценностей. Анализируя современность в контексте христианской онтологии, религиозные философы, в первую очередь Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, сумели раскрыть революционную трагедию России как проявление кризиса западноевропейской гуманистической культуры последних четырех столетий. Они выявили религиозно-культурные причины социального кризиса в России, связанные с отступлением от христианства и соблазном революционно-коммунистической экзистенциальной доктриной. Философы-веховцы представили глубокий историософский анализ коммунистической идеи; они обнаружили в революционной концепции насильственной гармонизации мира проявление эсхатологии древнейших натуралистических религий; выявили утопический и нигилистический характер новой, в значительной мере секуляризованной, революционной эсхатологии, несущей разрушительные последствия для нации и всей русской культуры.

В кризисный период русской истории религиозные философы направляли все свои творческие усилия на защиту христианства как созидательной системы жизни, культуры и миропонимания. Осуществляя социально-историческую и историософскую интерпретацию апокалиптического мифа, философы-апологеты осуществили ценностную реабилитацию культурно-исторической парадигмы национального мировидения. Творческая деятельность отечественных мыслителей способствовала пробуждению исторического самосознания современников, звала писателей возвратиться к «истокам», традициям и созиданию на основе национально-исторических идеалов духовно-нравственного общества и культуры.

Рассмотрение творческого наследия Михаила Булгакова в контексте русской религиозно-философской литературы позволяет сделать вывод о существенном влиянии мыслителей религиозно-философского Ренессанса на крупнейшего писателя-сатирика XX в. Историософское исследование революционной действительности, начатое русскими философами, М. Булгаков осуществит в художественном творчестве. Идеи русских религиозных философов об апокалиптическом характере революционного конфликта в России, религиозно-культурных истоках национальной трагедии и соборном построении русской культуры подвергаются творческой рефлексии М. Булгакова и присутствуют в его произведениях. Булгаков-художник вступает в диалог с мыслителями религиозно-философского Ренессанса. В мировоззрении писателя, живущего в переходную эпоху, можно обнаружить признаки традиционализма и модернизма.

Анализ поэтики прозы М. Булгакова как целостной системы позволяет констатировать, что в его творчестве актуализируется апокалиптический миф, выражающий христианско-гуманистическое мировидение автора. Апокалиптический миф выступает онтологической и гносеологической доминантой в художественном сознании Булгакова. Творчество Булгакова подтверждает мысль А.Ф. Лосева о том, что культура и, соответственно, литература есть сублимация мифа. В результате комплексного анализа текстов Булгакова установлено, что апокалиптический миф пронизывает произведения писателя, является метамифом, формально-содержательным и художественно-смысловым ядром булгаковской прозы. В настоящей работе мы стремились показать уникальность художественно-типологических разновидностей булгаковской апокалиптики, сочетающей черты традиционализма и новаторства и реализованной в романе «Белая гвардия», в повестях 1920-х гг., «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце», в романе «Мастер и Маргарита». На основании анализа булгаковской прозы можно утверждать, что мифологическая символика произведений Булгакова обладает широким ассоциативным полем, насыщена многочисленными культурно-историческими ассоциациями. Это свидетельствует о том, что автор находится в диалоге с мировой духовно-исторической традицией. Его слово аккумулирует и актуализирует мировую культурно-историческую память, вбирает духовно-исторический опыт русской и мировой литературы, а также опыт религиозно-философской мысли XIX—XX вв.

Актуализация всех форм и мифологических систем предшествующих культур говорит о новой художественной модели мира, манифестируемой автором. Многочисленные мифологические комплексы, проявляющиеся в символике булгаковской прозы, существуют не произвольным конгломератом, а в строгой иерархической соотнесенности с доминирующим христианским апокалиптическим мифом, преображая традиционный миф и придавая ему синкретический характер. Булгаковская модель мира органично связана с предшествующей христианской и гуманистической культурами, но не копирует и не повторяет их. Синтезируя ценности предшествующих типов культур, миросозерцание писателя отличалось более глубоким историософским видением человека и социальных коллизий. Полемизируя с богоборческими и рационалистическими экзистенциальными доктринами, разрушающими духовное сознание нации и заражающими человека экстремизмом и утопическим материализмом, Булгаков вместе с русскими религиозными философами XX в. утверждал христианско-гуманистическую концепцию мира и истории, новое христианско-гуманистическое мировоззрение. В терминологии русских философов от В. Соловьева до А.Ф. Лосева, детерминированность мира Богом и человеком есть богочеловеческая концепция исторического развития. В терминологии П. Сорокина («Социокультурная динамика»), модель мира, основанная на синтезирующей идее, где высшие ценности Бог и человек, выражает идеалистическую социокультурную систему и отличается от культуры идеациональной, где высшая ценность — Бог, и культуры чувственно-прагматической, основные ценности которой утилитарно-прагматические.

Сопрягая в произведениях социально-исторические коллизии с архетипом синкретического апокалиптического мифа, Булгаков стремился дать оценку современной действительности в контексте христианско-гуманистической онтологии и христианско-гуманистической философии истории. Современная революционная эпоха осознавалась писателем как кризисная. Причины социального кризиса в России писатель связывал как с кризисом европейского гуманизма, так и с кризисом современного российского общества, отступившего от христианства и соблазнившегося революционно-коммунистической доктриной в марксистской рецепции. Булгакову удалось художественно раскрыть антихристианский и антигуманистический характер коммунистической экзистенциальной доктрины, выявить ее глубинные историософские истоки, восходящие к западноевропейским просветительским концепциям социального прогресса, а также к древнейшим языческим мифологиям.

Булгаков подверг сатирической критике революционную концепцию преображения общества и обнажил ее морально-этическую, религиозно-культурную и онтологическую несостоятельность. По мнению Булгакова, революционный соблазн, охвативший нацию в XX в. и превратившийся в государственную идеологию, приводит к национальному геноциду и созиданию эгалитарно-энтропийной культуры, несущей катастрофические последствия для человечества. Внедрение в национальное сознание революционно-коммунистического мировидения и революционного образа жизни, вытесняющего абсолютные ценности, осознается писателем как знак конца гуманистической культуры, утратившей креативный потенциал.

В своих произведениях Булгаков запечатлел катастрофические этапы национальной трагедии, связанной со сменой религиозно-мифологических ориентиров в общественном сознании, зафиксировал моменты зарождения и развития революционной идеи, а также разнообразные формы социокультурной реализации революционной идеологии — от стихийного большевизма до тоталитаризма и атеистического релятивизма. Современная эпоха кардинальной переделки национально-культурного бытия воспроизводится Булгаковым как всемирно-историческая катастрофа.

В «Белой гвардии» раскрывается начало русского грехопадения, забвение христианских императивов и пробуждение метафизического зла, звериной стихии в человеческом бытии. Гротескные повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце» максимально отражают процесс внедрения в общественную жизнь коммунистической идеологии и эгалитарно-энтропийной советской культуры. В романе «Мастер и Маргарита» показан кульминационный момент революционной эпохи, сопряженный с тотальным утверждением атеистической религии и богоборческой культуры. В советской культуре, вытесняющей христианство и органично связанный с ним национально-исторический уклад, писатель обнаруживает восточное, языческое начало. Советское государство идентифицируется Булгаковым с древними деспотиями — Египтом, Римом, Иерусалимом. Возвращение к дохристианским тоталитарным системам расценивается автором как процесс аккультурации России. Анализируя современные революционные коллизии в контексте культурной метаистории, Булгаков стремился обозначить изоморфность катастрофической современности переломным этапам русского и мирового исторического процесса.

Раскрывая правду о национальной трагедии XX в., М. Булгаков верил в духовное возрождение России. Выход из религиозно-культурного кризиса писатель связывал с национальным покаянием, отказом от революционного утопизма и возвращением к национально-историческим идеалам, обогащенным ценностями мировой культуры, созиданием на основе этих идеалов соборного бытия. В начале XX в. соборную концепцию национального спасения наиболее последовательно отстаивали философы Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский, богословы А.Д. Беляев, П.В. Знаменский, а также отец писателя, историк христианства и богослов А.И. Булгаков («Церковь и ее отношение к прогрессу»). Всей своей общественной и научной деятельностью религиозные мыслители и проповедники доказывали пагубность атеизма и революционизма, исповедуемого радикальной интеллигенцией, и утверждали необходимость укрепления отеческой веры в общественном сознании. Духовное возрождение России русские мыслители сопрягали с возрождением Церкви. Понимая под Церковью не только храм (богослужение и храмовое благочестие), но одухотворенный образ жизни, пронизанный светом Христа и христианских заповедей, религиозные деятели считали необходимым оцерковление жизни, освящение культуры, т. е. расширение одухотворенного созидательного бытия.

В переломный момент русской истории, в период атеистической экспансии, Михаил Булгаков встал на защиту веры отцов и сумел поднять ее «на новую ступень разумного сознания». Талантливый художник не только представил философско-сатирическую критику идеологии советского государства, но и актуализировал христианское миросозерцание, христианский идеал личности и принципы соборного созидания русской культуры. Образ одухотворенного дома-храма, семьи-церкви, созидающей вечные ценности и Град Небесный на земле, проходит лейтмотивом в прозе Булгакова и выступает альтернативой разрушительному тоталитаризму с культом земных благ и богоборческого устроения.

Анализ революционной эпохи в контексте христианско-гуманистической онтологии, предпринятый Булгаковым, безусловно, расширял жанрово-стилевые границы прозы. Адекватным выражением универсального мировоззрения автора становился универсальный гротескно-символический стиль. Выявление в социальных коллизиях «Белой гвардии», «Дьяволиады», «Роковых яиц», «Собачьего сердца», «Мастера и Маргариты» конфликтов метаисторических сообщало произведениям философский характер, придавало черты Откровения и свидетельствовало о продолжении писателем традиции литературы онтологического реализма.

Булгаковская проза принадлежит к великой художественной традиции, о которой проницательно скажет Б.Л. Пастернак в романе «Доктор Живаго»: «Большое, истинное искусство» — «то, которое называется Откровением Иоанна, и то, которое его дописывает», «Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь»¹. Органично связанный с универсальной художественной традицией и универсальной мифологией, обладающей ярко выраженным драматургическим миросозерцанием, М. Булгаков не мог не стать и драматургом универсального творческого диапазона. Актуальной задачей современного булгаковедения является исследование мифопоэтики не только прозы, но и драматургии Булгакова. Подобное исследование углубит представление о булгаковской историософии, поможет уточнить жанровую природу философских пьес писателя и понять роль Михаила Булгакова в создании нового русского театра.

Примечания

1. Пастернак Б.Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1990. Т. 3. С. 92, 93.