1.2. Городские обыватели

Городские обыватели представлены в романе персонажами, являющимися носителями следующих номинаций.

Василий Иванович Лисович (Василиса)

«В нижнем этаже засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович» (154).

Прототипом Лисовича был Василий Павлович Листовничий, владелец дома № 13 по Андреевскому спуску, у которого снимали квартиру Булгаковы (Чудакова 1988, с. 44)

Наблюдается почти полное совпадение антропонимов Василий Листовничий — Василий Лисович.

Почему Василий Иванович был прозван Василисой, объясняется на страницах романа: «Был человек в кресле вовсе не Василий Иванович Лисович, а Василиса. То есть сам-то он называл себя Лисович, многие люди, с которыми он сталкивался, звали его Василием Ивановичем, но исключительно в упор. За глаза же, в третьем лице, никто не называл инженера иначе, как Василиса. Случилось это потому, что домовладелец с января 1918 года сменил свой четкий почерк и вместо определенного «В. Лисович» из страха перед какой-то будущей ответственностью начал в анкетах, справках, удостоверениях, ордерах и карточках писать «Вас.Лис.» (173).

Лисович не случайно нарекается женским именем. М.А. Булгаков обыгрывает это прозвище в том эпизоде, где Василиса, до смерти перепуганный бандитами, умоляет кого-нибудь из офицеров остаться ночевать у него дома: «Что вам стоит! Ванда Михайловна чайком вас напоит. Удобно уложим... Помилуйте, без мужчины (выделено мною — О.У.) в квартире!» (352).

Ванда

Прообразом жены Лисовича, Ванды, послужила жена В. Листовничего — полька Ядвига (Чудакова 1988, с. 44). В номинации персонажа сохранен этнический показатель, присутствующий в именовании прототипа (Ванда и Ядвига — типичные польские имена).

Этот же способ криптографирования используется писателем в автобиографической повести «Тайному другу», где, например, упоминается «симпатичный журналист по имени Абрам», за образом которого угадывается Арон Исаевич Эрлих (Яновская 1983, с. 91).

Щегловы

Лежащий в основе данной фамилии апеллятив «щегол» обозначает маленькую певчую птичку.

Примечательно то, что писатель не называет своих героев Соколовыми или Коршуновыми (ср.: у М. Шолохова в «Тихом Доне» в фамилии Коршунов актуализируется сема «хищник»). Щегловы очень напоминают безобидных птиц, чье маленькое гнездо является символом мира и тепла среди «страдания, муки, крови, голода и мора» (402). Подтверждением тому может служить эпизод, в котором озябший и уставший от грохота пушек Николка «заглянул в окно к Щегловым. Во флигельке, в окошке, завернулась беленькая шторка и видно было: Марья Петровна мыла Петьку. ...Марья Петровна выжимала на Петьку губку. На веревке висело белье, а над бельем ходила и кланялась большая тень Марьи Петровны. Николке показалось, что у Щегловых очень уютно и тепло, а ему в расстегнутой шинели холодно» (295).

Для создания имени и отчества матери, Марьи Петровны, М.А. Булгаков использует распространенные русские имена, подчеркивая тем самым типичность образа женщины, занятой домашними хлопотами и совершенно чуждой войне.

Имя Петьки Щеглова является литературной аллюзией. В работе Я. Лурье подробно рассматриваются параллели между творчеством М.А. Булгакова и Л. Толстого (Лурье, 1988). В частности, автором отмечается явная перекличка сна Петьки Щеглова, в котором он видит «сверкающий алмазный шар», со сном его взрослого тезки из «Войны и мира» Пьера Безухова.

Михаил Степанович Шполянский

Прообразом Шполянского, председателя городского поэтического ордена «Магнитный триолет» и (по совместительству) командира броневого дивизиона гетмана, являлся литературовед В.Б. Шкловский, чья биография подробно и не без иронии изложена на страницах романа.

Сам о себе В.Б. Шкловский писал: «В начале 1916 года я организовал «Общество изучения поэтического языка». <...> В Киеве поступил шофером в броневой дивизион гетмана Скоропадского. Там я засахарил его броневые машины. <...> Об этом написал Булгаков, одним из дальних персонажей которого я оказался» (Шкловский 1972, с. 692).

Очевидна звуковая перекличка фамилий Шкловский — Шполянский. Номинация персонажа могла быть навеяна фамилией Аминада Петровича Шполянского, который печатался в главных киевских газетах под псевдонимом Дон-Аминадо (Чудакова 1988, с. 263). Г.Ф. Ковалев в антропонимах Шкловский — Шполянский также отмечает обыгрывание ойконимических названий Шпола (Могилевская обл.) и Шклов (Черкасская обл.), небольших городков-местечек в Белоруссии и на Украине (Ковалев 1999, с. 73).

Юлия Александровна Рейсс

Прежде, чем перейти к анализу данной номинации, необходимо подчеркнуть одну, на наш взгляд, важную подробность: Юлия Рейсс описана в романе как женщина, близкая Алексею Турбину, в образе которого угадываются черты самого М.А. Булгакова.

Есть основания полагать, что у Юлии — «эгоистки, порочной, но обольстительной женщины» (314) и в то же время «чудесной, привлекательной спасительницы» (327) — был прототип. Об этом свидетельствует следующий факт из жизни писателя. В 1923 году Михаил Афанасьевич сдружился с журналистом Л. Саянским. «...Сначала Булгаков познакомился с ним — кажется, в «Гудке», — вспоминала Т.Н. Лаппа (первая супруга М. Булгакова). — Потом откуда-то приехала его жена Юля. Они зачастили к нам — и всегда с бутылкой шампанского...

Эта Юля была актриса, но нигде не служила; она потом сбежала от Саянского. Она с Булгаковым флиртовала во всю» (Чудакова 1988, с. 217).

Знакомство произошло как раз в тот период, когда М.А. Булгаков работал над «Белой гвардией» (1923—1924 гг.), и вполне вероятно, что имя женщины, «мелькнувшей» в жизни писателя, перешло на страницы романа.

Следует отметить одну из характерных особенностей ономастической лаборатории М.А. Булгакова: женские образы, описанные автором с явной симпатией, обрамляются благородными и звучными именами. Ср.: Юлия Александровна Рейсс, Ирина Най-Турс. Как можно видеть, сочетаемость входящих в номинации составляющих отличается гармоничностью.

Педель Максим

Фигурирующий в одном из эпизодов романа педель Максим действительно работал в гимназии, в которой учились братья Булгаковы. В 1919 году Максим сыграл важную роль в жизни Николая Булгакова. Сохранилась семейная легенда под названием «Как педель Максим спас Николку», записанная Еленой Сергеевной Булгаковой со слов Николая Афанасьевича. Эта легенда была передана на страницах романа.

Яков Григорьевич Фельдман

«Фельдман умер легкой смертью. Некогда было сотнику Галаньбе. Поэтому он просто отмахнул шашкой Фельдману по голове» (260).

«Исследователи полагают, что Булгаков при описании этого эпизода использовал сообщение киевской газеты «Последние новости» [5 (18) декабря 1918 г.] о гибели Овсея Мордуховича Фельдмана в день захвата Киева петлюровцами» (Лосев 1993, с. 620).

Е.Т. Шадурская

«...на угловом домике уютно висела ржавая с золотом вывеска:

Повивальная бабка
Е.. Шадурская» (259).

Вполне вероятно, что эта фамилия могла встретиться М.А. Булгакову на какой-нибудь из вывесок города и запасть в память своим сочетанием звуков, рождающим самые различные ассоциации. Реальность порой дает богатый материал писателям-сатирикам. Так, Т. Лишина, вспоминая об одесском периоде жизни И. Ильфа, отмечала: «Смешное он видел там, где мы ничего не замечали. Проходя подворотни, где висели доски с фамилиями жильцов, он всегда читал их и беззвучно смеялся. Запомнились мне фамилии Бенгес-Эмес, Лейбедев, Фунт, которые я потом встречала в книгах Ильфа и Петрова» (Лишина 1963, с. 75).

Принц-Металл

Дверная табличка гласит:

Зубной врач
Берта Яковлевна
Принц-Металл.

По табличке трудно определить, ставились ли за кабинетными дверями металлические коронки и, если ставились, были ли они высокого качества, на что может указывать первая часть фамилии (принц, от лат. princeps — первый). Данная фамилия скорее характеризует Берту Яковлевну как обладательницу мужского характера (Принц, а не Принцесса) (ср.: писательница Штурман Жорж в «Мастере и Маргарите») и носительницу жестких, «металлических» принципов.

протодиакон Серебряков

Это, пожалуй, единственное в булгаковском творчестве именование священнослужителя по фамилии (ср.: в «Белой гвардии» упоминается отец Александр, отец Аркадий). Фамилия «мелькнувшего» на страницах романа протодиакона является намеком на продажность тогдашней церкви на Украине и отсылает к тридцати серебреникам Иуды. Подобная трактовка подтверждается контекстом романа: «Попам дай синенькую, так они дьяволу обедню отслужат» (355).

Щур

В.И. Даль дает следующую трактовку слову «щур»: «Щура — кто по привычке или по природе щурится, прищурясь глядит // Щура — лукавый, хитрый человек, щуръ» (Даль, т. 4, с. 679).

Номинация становится мотивированной в результате обыгрывания в контексте романа: «Умный коренастый блондин Щур хитро прищурился и подмигнул собеседникам куда-то на северо-восток» (266).