Вернуться к С.О. Драчева. Темпоральная организация романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: лингвистический аспект

2.2. Лексическая темпоральность и сюжетно-композиционная организация романа «Мастер и Маргарита»

Отличительной особенностью романа «Мастер и Маргарита» является расчлененный характер художественной реальности, вызванный изображением в произведении трех миров, воплощаемых в трех повествовательных планах, каждый из которых имеет свое хронотопическое устройство, в соответствии с чем для текста актуализируется проблема органичного преодоления дискретности, задающейся наличием трех континуумов. Так, наиболее очевидным способом разрешения данной проблемы явилось знаменитое булгаковское «выворачивание» ершалаимского времени в московскую реальность посредством повторения в конце и в начале смежных библейском и московском дискурсах идентичных синтаксических структур, которые могут содержать маркированный темпоральный показатель:

главы 1 и 2: ...Профессор... заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: «Все просто: в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана... ~ В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат (5, с. 19);

главы 2 и 3: Было около десяти часов утра ~ «Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич», — сказал профессор (5, с. 43);

главы 26 и 27: Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат ~ Когда Маргарита дошла до последних слов главы «Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат», — наступило утро (5, с. 321).

Однако это является лишь частным случаем реализации развитой в романе системы способов формирования целостного, единого художественного континуума1 произведения, из которых наиболее конструктивным становится принцип моделирования циклического времени, реализующийся посредством таких сюжетно-композиционных приемов, как:

1) пересечение трех временных линий с их последующим слиянием;

2) циклическая организация времени внутри повествовательных планов и между ними.

Пересечение в некой темпоральной данности временных линий всех трех повествовательных планов имеет особое сюжетообразующее значение, заключающееся в том, что, начиная с этого момента, три времени синхронизируются в своем движении, а как следствие — в главе 32 происходит их полное слияние в ночь с субботы на воскресенье. Таким смысловым и композиционным центром романа «Мастер и Маргарита» является полночь с пятницы на субботу, когда реалистический и библейский планы, будучи синхронизированными еще в пятницу вечером, к полуночи достигают плана мистического; кроме того, в булгаковской концепции бытия данная временная точка представляется центром мироздания, поскольку именно здесь происходит «пересечение времени и вечности» [Абрагам 1990: 99]. В этой связи перед М.А. Булгаковым стояла проблема органичного соединения повествовательных планов, что на первый взгляд представляется невозможным, поскольку у каждого их них своё временное расстояние: «В ершалаимском мире основное действие разворачивается... в течение одного дня <...> Время в потустороннем мире, где оно фактически остановилось, слилось в едином миге <...> В московском мире... действие охватывает четыре дня [выделено нами — С.Д.]» [Соколов 1991: 24]; тем не менее возникающая в связи с этим дискретность времени романа преодолевается в тексте за счет разности во времятечении каждого из трех планов: данное условие образуется насыщением времени событием, с одной стороны, и скоростью протекания — напряженностью — действия, с другой (см. сх. 7).

Схема 7. Временные линии повествовательных танов романа «Мастер и Маргарита»

В этой связи в романе выявляются четко сформулированные для каждого из планов комплексы темпоральных лексико-фразеологических средств, репрезентирующие их индивидуальные образы времени.

Соотносящийся с земным — материальным и видимым — уровнем Бытия реалистический повествовательный план характеризуется такими свойствами времени, как:

1) прямая направленность;

2) антропомерность;

3) высокая динамичность;

4) компактность.

Будучи параметром «действительной» реальности, московское время реализуется через посредство развитой системы лексических единиц, отражающих его объективное течение (единицы счета и измерения времени):

секунда — 16
минута — 22
сутки — 4
полчаса — 4
неделя — 8
месяц — 13
год — 18
полгода — 1
час — 47
век — 1
утро — 30
утренний — 2
полдень — 4
полуденный — 1
день — 56
дневной — 3
полночь — 10
ночь — 41
вечер — 44
вечерний — 9
ночной — 17
апрель — 1
майский — 5
июль — 2
август — 1
февраль — 2
январь — 1
октябрь — 2
летний — 12
весна — 9
осень — 1
зима — 2
лето — 4
весенний — 12
осенний — 4
зимний — 4
четверг — 4
среда — 4
субботний — 2
воскресенье — 1
суббота — 5
пятница — 16
понедельник — 2

Данные слова координируют объективное движение сюжета, выстраивая длительность (принимает с двух до четырех, вернется через десять минут и проч.) и временную логику (ровно в полдень приедет, два года тому назад начались происшествия, исчез в понедельник и под.) событий реалистического плана от майского вечера среды до майского субботнего заката, которая в этой связи характеризуется прямой направленностью (от нуля до бесконечности по положительной полуоси), развиваясь от причины к следствию; кроме того, они выступают как средство объективации в романе проспекций (так, буфетчику Сокову предсказывается, что он «умрет через девять месяцев, в феврале будущего года» (5, с. 203)) и ретроспекций (например, рассказ мастера о романе, который «был дописан в августе месяце» (5, с. 139)).

В свою очередь, задаваясь рамками человеческой жизни (фразеологизмы в расцвете лет, в жизни, всю жизнь, по гроб жизни и др.) и осмысляясь сквозь призму человеческого сознания, экзистенциальное время московской действительности репрезентируется как антропометрическое; в связи с этим на реалистическом плане, с одной стороны, время объективной действительности, точно измеренное и сосчитанное, четко противопоставляется времени перцептуальному, чувственно воспринимаемому и переживаемому (например, оппозиция минута — миг: «Через несколько минут грузовик уносил Рюхина в Москву» (5, с. 72) — Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Спиридоновке (5, с. 51)), а с другой — наделяется субъективными свойствами, вследствие чего оно оказывается способным выступать в качестве объекта или инструмента оценки, как правило — негативной: «отчаянные дни» (5, с. 211), «страшный майский вечер» (5, с. 5), «судачки третьедневочные» (5, с. 57), «неудержимо наваливался день» (5, с. 74), «безрадостные осенние дни» (5, с. 141).

Антропомерность экзистенциального времени приводит к тому, что, будучи ограниченным быстротечностью человеческой жизни и явленным в тексте через посредство сознания человека (героя, повествователя), оно получает высокую степень динамичности, которая заключается в высокой скорости смены одного действия другим в рамках события, что реализуется в тексте словами, именными группами, словосочетаниями и фразеологизмами:

1) со значением безотлагательности:

быстро — 14
сию (же) минуту — 6
в мгновение ока — 1
сию (же) секунду — 1
тут (же) — 169
вслед за тем + Vf — 1
в тот же миг — 1
мгновенно — 7
в ту же минуту — 3
незамедлительно — 1
в ту же секунду — 2
миг — 2
в это (то же) мгновение — 6
вот-вот — 4
во мгновение / в одно мгновение — 2
моментально — 2
немедленно — 32
вмиг — 3
немедленный — 1
ни секунды — 1
первым долгом — 9
мигом — 4
сразу (же) — 32
стремительно — 2
срочнейший — 1
срочно — 1
сейчас (же) (в знач. «немедленно») — 48
тотчас (же) — 36
прежде всего (в знач. «в первую очередь») — 5
в тот же момент / в этот самый момент — 5

Например, в сцене гибели Берлиоза данные лексические единицы обеспечивают стремительное и единовременное развитие картины, дающейся в последовательном изображении: «Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. <...> Осторожный Берлиоз... сделал шаг назад. И тотчас рука его скользнула... и Берлиоза выбросило на рельсы. <...> Он успел повернуться на бок, бешеным движением в тот же миг подтянув ноги к животу... Вожатая рванула электрический тормоз, вагон сел носом в землю, после этого мгновенно подпрыгнул... Тут в мозгу Берлиоза кто-то отчаянно крикнул: «Неужели?..»» (5, с. 47). (Кроме того, лексемы и именные группы с этимологическим указательным местоимением тъ дробят событие на отдельные действия, что обеспечивает его более сильную привязку к пространству).

2) со значением непродолжительного времени

короткий срок — 2
непродолжительный — 2
мимолетный — 1
вскоре — 2
на мгновение — 8
вскорости — 1
на секунду — 1
некоторое время — 8
скоро — 16
до скорого свидания — 1
только что — 15
момент — 3
через (самое) короткое время / на короткое время — 6
через мгновение / несколько мгновений — 9
недолго / ненадолго / немного (в знач. «недолго») — 6
на минуту / на минутку / одну минуточку / одну минутку — 7
Vf + минутку / минуточку (в знач. «недолго») — 3
в одну секунду / в одну минуту / через минуту (в знач. «через непродолжительное время») — 12

В тексте данная лексическая группа формирует краткосрочную разновременность событий; например: Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашел эту квартиру и позвонил нетерпеливо. Ждать пришлось недолго: открыла Ивану дверь какая-то девочка... и... немедленно ушла (5, с. 52).

3) с семантикой неожиданности:

вдруг — 69
неожиданно — 32
внезапно — 25
неожиданный — 1
внезапный — 1

Концентрация данных лексем, а особенно — их тавтологическое повторение в двух и более смежных предложениях формирует образ неравномерного, развивающегося скачкообразно московского времени; например: И вдруг за столиком вспорхнуло слово: «Берлиоз!» Вдруг джаз развалился и затих, как будто кто-то хлопнул по нему кулаком (5, 61—62). Эффект динамичности реалистического плана достигается также за счет того, что события второстепенной важности даются в почасовом и поминутном измерении, поскольку «точный хронометраж» призван подчеркнуть «ритмичность сцены» [Щукина 1996: 67]: В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она рыдала и заламывала руки. <...> А в половине одиннадцатого явилась милиция (5, с. 180); но наиболее ярко этот прием реализуется в посекундной фиксации времени действия в сцене телефонного разговора следователя ГПУ с Семплеяровым, отреагировавшим на звонок тем, что «правда, не через секунду, но даже не через минуту, а через четверть минуты... уже был у аппарата» (5, с. 323). Значительной динамизации сюжетного времени реалистического плана также способствует сочетание слов и словосочетаний, выражающих интенсивность, с глаголами движения и действия, особенно — с формами прошедшего времени совершенного вида (Свеча погасла, и очки, соскочившие с лица, были мгновенно растоптаны. Иван испустил страшный боевой вопль, слышный, к общему соблазну, даже на бульваре, и начал защищаться (5, с. 65)).

Московское время, кроме того, компактно, что выражается в его предельной насыщенности, когда на сравнительно небольшой временной отрезок приходится несколько событий сразу; наиболее распространенный в романе способ синхронизации действий внутри глав, а также между смежными главами заключается в использовании таких конструкций, как:

в то (же) время... как — 6
в то (же) время... когда — 5
в это (же) время... когда — 4
в это (же) время + Vf — 22
тем временем... как — 2
тем временем + Vf — 8
в то самое время... как — 1
в тот момент... когда — 1
в тот самый день... когда — 1
в тот час... когда — 2
в то (же) время + Vf / N2 / Adj — 10

Например, совмещение действий — арест Босого и разгар рабочего дня в Варьете — в смежных главах 9 и 10: В то время, как случилось несчастье с Никанором Ивановичем... в кабинете финансового директора Варьете Римского находились двое: сам Римский и администратор Варьете Варенуха (5, с. 101—102). В свою очередь, события, разделенные большим текстовым пространством, синхронизируются в тексте, как правило, посредством комплекса лексем, указывающих на приблизительную или точную дату происшествия; например, совмещение действий — смерть Берлиоза и ретроспекция получения телеграммы — в несмежных главах 3 и 18: Причиной приезда Максимилиана Андреевича в Москву была полученная позавчера поздним вечером телеграмма следующего содержания: «Меня только что зарезало трамваем...» (5, с. 190).

На реалистическом повествовательном плане сочетание компактности экзистенциального времени, предельно насыщенного действием, с антропомерностью и высокой динамичностью, привносящими субъективный компонент в его объективное восприятие, способствует его уплотнению и расширению, в связи чем формируется образ прямо направленного (от причины к следствию), сконцентрированного и стремительно развивающегося времени; в этом случае утверждение Б. Соколова, что «в московском мире... время... размыто и течёт сравнительно плавно» [Соколов 1991: 24], представляется нам не совсем точным.

Соответствующий второму уровню бытия — границе Земли и Неба, — мистический повествовательный план наделяет свое время такими качествами, как:

1) нулевая направленность;

2) квазидинамичность;

3) асимметрия.

Отличительной особенностью мистического времени является его предельная ориентация на настоящий момент; об этом свидетельствует актуализация лексемы теперь, достигающая в тексте своей наивысшей концентрации в главе 23 «Великий бал у сатаны» — 13 словоупотреблений (всего в главах мистического плана она используется 36 раз); обозначая «специализированный временной отрезок, выделенный с целью сопоставления того, что есть, с тем, что было» [Яковлева 1994: 180] и определяя «результативное настоящее» [Белякова 2005: 90], она совмещает сразу два временных плана — план настоящего и план прошедшего; в связи с этим её нагнетание на отрезке текста замыкает временной поток в рамках «прошлое — настоящее», формируя тем самым непрерывное следование моментов, каждый из которых одновременно есть как момент прошлого, так и момент настоящего: «Теперь уже на каждой ступеньке оказались... фрачники, и нагие женщины с ними. <...> Теперь по лестнице снизу вверх поднимался поток. <...> Теперь снизу уже стеною шел народ, как бы штурмуя площадку, на которой стояла Маргарита» (5, с. 258—260). Таким образом, происходит формирование образа мистического времени, имеющего нулевую направленность (причина тождественна следствию) и представляющего собой по сути «голое «теперь»», которое «есть чистый нуль содержания...» [Флоренский 1990: 28]. В эпизодах, связанных с балом, особое значение приобретает функционирование теперь совокупно со словами, словосочетаниями и фразеологизмами с семантикой:

1) безотлагательности:

тотчас (же) — 11
в ту же секунду — 1
сию секунду — 2
тут (же) — 30
в то же мгновение — 1
мгновенно — 1
сейчас (же) — 12
в тот же момент — 1
сразу — 6

2) неожиданности:

внезапно — 3
вдруг — 13

3) одновременности:

в это (же) время + Vf / Adj — 5
тем временем — 2
в то (же) время + Vf 5

В этом случае происходит координация мистического, стремительного, предельно сконцентрированного, и московского, скачкообразного, времени, что подтверждает идею бытийной зеркальности двух миров (см. об этом [Химич 1995]), особенно при описании «параллельных» событий, ср.:

Бал в Грибоедове: И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: «Аллилуйя!!» Это ударил знаменитый грибоедовский джаз. ...и вдруг, как сорвавшись с цепи, заплясали оба зала, а за ним заплясала веранда (5, с. 60).

• Бал у сатаны: «Бал!» — пронзительно визгнул кот, и тотчас Маргарита вскрикнула и на несколько секунд закрыла глаза. Бал упал на нее сразу в виде света, вместе с ним — звука и запаха (5, с. 254).

В то же время данная зеркальность призвана подчеркнуть не сходство, а, наоборот, расхождение в физических параметрах этих двух реальностей, заключающееся прежде всего в преломлении и искажении в области полумнимого основных физических свойств области действительного, что отражается прежде всего в специфике функционирования:

1) единиц счета и измерения времени:

секунда — 11
минута — 3
час — 4
ночь — 20
полночь — 6
утро — 2
ночной — 5
полночный — 2

2) слов с семантикой длительности:

чрезвычайно длинный (в знач. «долгий») — 1
долго — 8
давно — 6
долгий — 2
давным-давно — 1

— и в связанных с ними диспропорциями между адекватной протяженностью временного отрезка и его номинацией. В этой связи в ходе повествования формируется двойственный образ мистического времени:

изображаемый фактический
ночь

минута

4 часа

шесть утра

= полночь
час

долго

давно

давным-давно

= секунда

Иллюзия протяженности событий мистического плана, заключающаяся в отождествлении четырех часов бала с последней секундой до полуночи (5, с. 256), а также преобладание глаголов движения, действия и восприятия в форме прошедшего времени несовершенного вида (стеною шел народ, снизу текла река, трубы доносились издалека, Нептун выбрасывал из пасти широкую розовую струю и т. п.) формирует квазидинамический характер движения времени в мире Воланда, а продолжение полуночи и после последнего удара часов свидетельствует о его асимметрии: Маргарита не помнила, кто помог ей подняться на возвышение, появившееся по середине этого свободного пространства зала. Когда она взошла на него, она, к удивлению своему, услышала, как где-то бьет полночь, которая давным-давно по ее счету истекла. С последним ударом неизвестно откуда слышавшихся часов молчание упало на толпы. Тогда Маргарита опять увидела Воланда (5, с. 264); ср. в главе «Извлечение мастера»: Что же это — все полночь да полночь, а ведь давно уже должно быть утро (5, с. 285).

Таким образом, время данного повествовательного плана характеризуется значительными искажениями, приводящими к тому, что оно лишено развития и замкнуто в самом себе: это вечно «застывшее теперь», определяющееся как «настоящий момент и непрерывное следование настоящих моментов» [Сартр 2001: 331].

В свою очередь, временное оформление библейского плана, связанного в структуре романа с третьим уровнем Бытия — областью вечного, — существенно отличается от темпоральной организации реалистического и мистического, по изобразительной манере приближая его к эпическому повествованию. В этой связи данный повествовательный план характеризуется представлением времени как объективной физической категории, поскольку наиболее регулярными являются:

1) наименования единиц измерения времени:

секунда — 2
час — 13
месяц — 2
нисан — 11
минута — 11
день — 13
полгода — 1
утро — 7
полдень — 4
вечер — 11
полночь — 1
утренний — 4
ночь — 15
вечерний — 3

2) лексические обозначения логического и временного порядка:

завтра — 1
вчера — 1
потом — 10
сегодня — 16
позавчера — 2
затем — 9

Данные группы лексем организуют и упорядочивают события, определяя временную приуроченность (Примерно в полночь сон наконец сжалился над игемоном (5, с. 309)) или протяжённость действия (Итак, прошло со времени подъёма на гору более трёх часов... (5, с. 180—185)) и развивая сюжетное время плана в соответствии с объективной направленностью от раннего утра четырнадцатого числа весеннего месяца нисана до рассвета пятнадцатого нисана; в тот же момент, призванная реализовать аспект вечности, заключающийся в обратной (отрицательной) направленности времени, темпоральная организация библейского плана выстраивает движение от следствия к причине посредством обращенного временного ряда — от полудня (Дело идет к полудню (5, с. 39)) к десяти часам утра (Было около десяти часов утра (5, с. 43))2. Кроме того, слова, именные группы и словосочетания со значением неопределенной длительности:

немного (в знач. «недолго») — 2
некоторое время — 4
долгий — 1
через несколько минут — 2
через несколько секунд — 1
давным-давно — 1
давно — 1
в скором времени — 1
недолго — 2

а также безотносительной (непериодической) повторяемости:

время от времени — 1
временами — 1
изредка — 4
иногда — 1

в сочетании с глаголами движения, действия, восприятия и состояния в форме прошедшего времени несовершенного вида (лежал прокуратор, глядел некоторое время, прятался в пещере и проч.) репрезентируют поступательность ершалаимского времени. Эта размеренная неспешность в развитии действия формируют особый тип времени библейских глав, которое начинает видеться таким же истинным, как и то, о чем здесь повествуется. Этому способствует, во-первых, хроникальный характер изложения, подчеркиваемый, с одной стороны, конкретными датами — 14 и 15 нисана, а с другой — лексемами, обозначающими единицы счета и измерения времени, например: Позавчера днем Иешуа и Левий находились в Вифании под Ершалаимом, где гостили у одного огородника... Все утро оба гостя проработали на огороде, помогая хозяину, а к вечеру собирались идти по холодку в Ершалаим. Но Иешуа почему-то заспешил... и ушел около полудня один. <...> Вечером Матвею идти в Ершалаим не пришлось. Какая-то неожиданная и ужасная хворь поразила его. <...> Он повалился на попону в сарае огородника и провалялся на ней до рассвета пятницы... (5, с. 172). В свою очередь, они также призваны развести ершалаимское и московское время по самому принципу изображения — наличие / отсутствие счета по часам и минутам, что приводит к созданию противоположных образов двух исторических эпох: свободной от уз Хроноса древности, где «нет приборов для определения времени суток» и где «вполне достаточно знать положение солнца в небе» [Гуревич 1984: 111], и современности, где «время устанавливает свою тиранию, которой вынуждены подчиняться люди», и «навязывает им свой ритм, заставляя их действовать быстрее, спешить, не упускать момента» [Гуревич 1984: 165]. А во-вторых, отсутствие резких скачков, присущих времени московскому и мистическому, что реализуется благодаря тому, что слова с семантикой безотлагательности:

сейчас (же) — 12
мгновенно — 2
немедленно — 9
мгновенно — 1
тут (же) — 45
тотчас (же) — 14
в тот же миг — 1

и неожиданности:

внезапно — 5
вдруг — 12
немедленно — 9

фигурируют в библейских главах разрозненно, концентрируясь, главным образом, при изображении немногочисленных «активных» сцен, например, убийства Иуды: Человек спереди мгновенно выхватил из рук Иуды кошель. И в тот же миг за спиной у Иуды взлетел нож и, как молния, ударил влюбленного под лопатку (5, с. 307).

В этой связи комплекс лексико-фразеологических средств с темпоральным значением, формирующий образ ершалаимского времени, становится одним из способов актуализации исторической достоверности изображаемых событий: «...выдуманный мир романа Мастера подчинен строгим законам бытового правдоподобия. <...> В идейно-философском смысле это... представляется Булгакову <...> восхождением от кривящейся кажимости мнимо-реального мира к подлинной сущности мировой мистерии» [Лотман 1992: 159].

Таким образом, слияние временных планов в общей темпоральной данности — полночь с пятницы на субботу — и сюжетно-композиционная завершенность романа в полночь с субботы на воскресенье осуществляется за счет разности в векторе движения (положительного — нулевого — отрицательного) и скорости течения (стремительной — нулевой — неспешной) времен; за «эталон» в «Мастере и Маргарите» принимается размеренный библейский план, относительно которого определяется время двух других: мистическое время его ждёт, а реалистическое стремится нагнать («...Московское время движется в три раза быстрее, чем время в Иерусалиме. В Москве малая стрелка часов прошла три круга (36 часов), а в Иерусалиме один (12 часов)» [Abraham 1993: 136]). Формируемая тремя континуумами модель целостного сюжетного художественного времени может быть представлена следующим образом (см. сх. 8):

Схема 8. Модель художественного времени романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Примечания

1. С вопросом преодоления пространственно-временной дискретности романа связаны прежде всего следующие три группы исследований. Во-первых, исследования, направленные на изучение мотивной организации «Мастера и Маргариты», а также работы, так или иначе затрагивающие этот вопрос (см. [Гаспаров 1994], [Бессонова 1996], [Урюпин 2004], [Матвеев 2003], [Яблоков 1997], [Шаймарданова 2006]); роман в этом случае анализируется с точки зрения системы так называемых сюжетообразующих лейтмотивов, трансформационно повторяющихся на каждом из повествовательных планов, что приводит к хронотопической связности текста; в «Мастере и Маргарите» к сюжетообразующим относят лейтмотив дома, предательства, дороги, сна, болезни, стекла / зеркала, грозы, наказания, апокалипсиса и др. Во-вторых, работы, сконцентрированные на проблеме архетипов, отражающих в романе некие общие непреходящие закономерности бытия (см. [Петров 2003], [Соколов 1991, 2003], [Лакшин 1990], [Химич 1995, 2003], [Зеркалов 2003, 2004]) (например, архетип ПРЕДАТЕЛЬ — Иуда / барон Майгель / Алоизий Могарыч). И, в-третьих, исследования, посвященные собственно композиционным приемам организации единого художественного пространства-времени (см. [Мягков 1985], [Ким 2003], [Яблоков 2001], [Абрагам 1989, 1990, 1993], [Кораблев 1987, 1988], [Барков 1998]); к таким приемам относятся, например, сопряжение в романе параллельных действий, имеющих место в разных повествовательных планах (убийство Берлиоза — убийство барона Майгеля — убийство Иуды), приурочивание событий к одному дню недели (пятница — происшествия в Москве после скандального сеанса черной магии / суд Пилата и казнь Иешуа / бал сатаны) и преодоление героем пространства и времени (беседа Левия Матвея с Пилатом на балконе дворца Ирода в Ершалаиме — беседа Левия Матвея с Воландом на каменной террасе одного из зданий в Москве).

2. Об этом подробнее см. также в главе III (п. 3.4).