Вернуться к О.В. Волков. Текстообразующие функции лексических средств в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

3. Персонажные зоны фантастического мира

Персонажный состав фантастического мира представлен сатаной Воландом и его свитой: демонами Коровьевым, Бегемотом, Азазелло, ведьмой Геллой. Булгаковский Воланд, явившийся в московский мир, осуществляет связи московского и ершалаимского мира, наводя со своей свитой порядок «блага», как бы восстанавливая справедливость: наказание обидчиков Мастера — поджог дома и ресторана Грибоедова, разгром Торгсина и т. д.

В романе Воланд не предстает антиподом Иешуа. Как справедливо отмечает Г.А. Лесскис, они «...представляют разные «ведомства» единого Божественного миропорядка, осуществляя некий нравственный закон равновесия возмездия и милосердия» [Лесскис 1999, 316]. В. Каверин полагает, что в книге М. Булгакова «силы зла» «воплощены» в людей обыкновенных и даже ничтожных» [Каверин 1989, 227]: зло воплощено в чиновниках, писателях и других обывателях, а вовсе не в «князе тьмы». Будучи дьяволом, Воланд обладает вместе с тем явными атрибутами божественной власти: он управляет людьми, предсказывает будущее, дарует по просьбе Иешуа — Божественного начала в романе — покой Мастеру и Маргарите, и, наконец, именно Воланд стремится убедить Берлиоза и Иванушку в существовании Бога и Христа.

Воланд и его свита дают возможность проявиться порокам и добродетелям, которые заложены в людях: искушение публики червонцами во время сеанса черной магии в Варьете, удаление Степана Лиходеева в Ялту, наказание киевского дяди Берлиоза и т. д. Воланд и его окружение провоцируют москвичей на неблаговидные поступки, убеждая их в полной безнаказанности, а затем пародийно наказывают их.

Отправляя в покой Мастера и Маргариту, Воланд оставляет возможность для творчества Мастеру, убеждая последнего в преимуществах покоя: ...зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?.. Неужели же вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? (гл. 32).

Выполняя поручение Иешуа Га-Ноцри, Воланд тем самым взаимодополняет добро и зло в мире действительности.

Зона фантастического мира и соответственно персонажная зона Воланда графически шире персонажной зоны Иешуа и значительно шире персонажной зоны Мастера, что объясняется «творческой деятельностью» сатаны в пространстве всего современного ему мира.

Воланд появляется и персонажно синонимически именуется в 1-й главе. Это иностранец: англичанин — француз — поляк — немец; интурист, заграничный гусь/гость; чудак; путешественник; престранный субъект; развязный неизвестный, незваный собеседник, шпион — русский эмигрант, профессор, полиглот и др. (гл. 1). В последующих главах Воланд квалифицируется как таинственный консультант, убийца и преступник (гл. 4); профессор черной магии, гастролер, мессир (гл. 7); знакомый Понтия Пилата (гл. 8); безмолвный маг, иностранный артист, маэстро, сударь (гл. 12); дух зла и повелитель теней (гл. 29).

Атрибутивно-персонажная зона семантического поля Воланда, представленная как интерпретационная модель, выглядит следующим образом.

Ядро лексико-семантического поля — номинация Воланд — имя собственное по своей этимологии немецкого происхождения (der Voland — «черт»), восходит к «Фаусту» Гете (сцена «Вальпургиева ночь»):

Приядерная зона фиксирует данные портрета Воланда, его физические и костюмные характеристики;

Прицентровая зона, как и в предыдущих персонажных зонах, включает разнообразные аспектные именования, указывающие следующую атрибутику: национальность, профессия, собственная характеризация (см. соответственное наполнение секторов поля);

а) ...иностранец покается на них (Берлиоза и Бездомного. — О.В.), остановился и вдруг уселся на соседней скамейке... «Немец» — подумал Берлиоз. «Англичанин»... — подумал Бездомный... «Нет, скорее француз»... — подумал Берлиоз... «Поляк?» — подумал Бездомный... Это русский эмигрант, перебравшийся к нам... — Вы немец? — осведомился Бездомный. — Я-то?.. — переспросил профессор и вдруг задумался. — Да, пожалуй, немец... (гл. 1);

б) — Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? — спросил Берлиоз. — Да, консультантом (гл. 1); — ...Итак, выступит знаменитый иностранный артист мосье Воланд с сеансом черной магии! (гл. 12); Выход мага с его длинным помощником и котом... очень понравился публике (гл. 12);

в) — О, я вообще полиглот... — Я — специалист по черной магии... — Я — историк, — подтвердил ученый... (гл. 1); — Один, один, я всегда один, — горько ответил профессор (гл. 3).

Центр поля содержит оппозицию: а) собственная характеризация и булгаковская атрибутика (позитив ментального образа персонажа) и б) аксиология внешнего мира (негатив/позитив ментально-деятельностной параметризации Воланда).

а) — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо (эпиграф романа); Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие! (слова Воланда из гл. 23 «Великий бал сатаны»); Туда, туда! Там ждет уже вас дом и старый слуга... По этой дороге, мастер по этой! Прощайте! Мне пора! (гл. 32 «Прощение и вечный приют»): ...трусость — самый тяжелый порок (гл. 3):

б) ...он (Воланд. — О.В.) никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам (гл. 1): страшный тип... врет, что он консультант, обладает какою-то необыкновенной силой (гл. 8); он (Воланд. — О.В.) провалился... сквозь землю после своего отвратительного сеанса (гл. 27);... самым неприятным, самым скандальным и неразрешимым из всех этих случаев был случай похищения головы покойного литератора Берлиоза (гл. 27); Она (Маргарита. — О.В.) кинулась к Воланду и восхищенно добавила: — Всесилен! Всесилен! (гл. 24); — Великий Воланд, — стала вторить ему Маргарита, — великий Воланд! Он выдумал гораздо лучше, чем я (гл. 30).

Ближняя периферия поля представлена московской деятельностью — пародийным осуществлением «казни» за преступления, совершаемые персонажами московского мира против добра. Объяснение того, что представители фантастического мира и сам его глава совершают благие поступки, имеет давние теологические корни. «В представлении почти всех демонологов, демоны — это существа, изменившие своей природе, но претерпевшие лишь частично ее изменение: по природе демоны во многом остались ангелами, «испорчены» же они лишь в тех аспектах своего существования, которые определяются их извращенной волей, противостоящей воле Творца. Таким образом, отблеск высокого и благого первоначального предназначения все же некоторым образом витает над демонами, это проявляется прежде всего в том, что демоны весьма часто вынуждены — разумеется, против своей воли, — все же творить добро, к чему они и были изначально предназначены... Бог вынуждает их осуществлять хотя бы отчасти свое предназначение» [Махов 1998, 88—89]. Это высказывание подтверждает эпиграф к роману и «действия» Воланда.

Дальняя периферия включает в свой состав миры: мир фауны (птицы) и мир флоры, с их мифологическими квалификациями. Дальняя периферия поля Воланда пересекается с лексико-семантическими полями других персонажей, обеспечивая интегративность семантического пространства текста.

К миру фауны относятся лексемы воробей, сова и грач.

Воробей: Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей (гл. 3); Воробушек же тем временем сел на подаренную чернильницу, нагадил в нее (я не шучу!), затем взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху будто стальным клювом клюнул в стекло фотографии, изображающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно (гл. 18). Воробей ассоциируется с нечистой силой; считается, что дьявол может принимать обличье воробья. «Воробей потому считается символом христопродавца, что когда распинали Спасителя, воробьи его палачам гвоздочки в клювах подносили. За то они не ходят, а маленько подпрыгивают: лапки у них веревочкой связаны навечно» [Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий 1995, 91].

Сова: Из соседней комнаты влетела большая темная птица и тихонько задела крылом лысину буфетчика. Сев на каминную полку рядом с часами, птица оказалась совой (гл. 18). «В народном сознании совы... связываются с силами тьмы, а значит и с дьяволом. Существует примета, что если сова... пролетит прямо над головой человека или, того хуже, заденет его крылом, то в ближайшее время этот человек умрет. Эти же сведения, записанные этнографом Николаем Сумцовым, содержатся и в статье «Совы» энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (Ф. Балонов. «Если сова заденет крылом»... Газета «Привет, Петербург», 1 сентября 1993 г.). Так, буфетчику Сокову, посетившему Воланда, была предсказана смерть через 9 месяцев.

Грач: На остров обрушилась буланая открытая машина, только на шоферском месте сидел не обычного вида шофер, а черный длинноносый грач в клеенчатой фуражке и в перчатках с раструбами (гл. 21). Черный цвет оперения грача ассоциирует его с темными фантастическими силами.

Мир флоры (розы на балу у Воланда) связан с лексико-семантическими полями Мастера и Маргариты: — Я (Мастер. — О.В.) розы люблю... Когда кончились грозы и пришло душное лето, в вазе появились долгожданные и обоими любимые розы (гл. 13 «Явление героя»). Распределение атрибуций см. на рисунке № 3.

Лексико-семантическое поле «Атрибутивно-персонажная зона Воланда» свидетельствует о сложности смысловой структуры образа, созданного М. Булгаковым. Определения внешности, физического и психологического облика, самооценка и оценка «со стороны», объективные романные действия отражают в текстовом репертуаре тончайшие смыслы авторского миропонимания добра и зла. Взаимодействие духа зла и духа добра (Воланд — Иешуа) отражает единство изображаемого мира и открывает нам личность автора произведения, его мировоззренческое кредо и психологическую концепцию. Художественная парадигма поля строится на поэтическом использовании текстообразующих средств романа, которые реализуют при помощи языковых средств авторскую интенцию, тему и этико-эстетическую направленность литературного произведения.

«Проза двадцатого века стала вуалировать не только прямые значения имен персонажей, но и оттенки значений (коннотации). Очень часто все семантическое поле такого имени участвует в создании образа действующего лица и определяет его структуру» [Ильев 1991, 109].