Вернуться к А.Ю. Панфилов. Тайна «Красного перца» (М.А. Булгаков в 1924 году): Выпуск I

Сказки для детей

«Что-то нам предложит новый номер «Занозы»?» — думал, радостно потирая руки, читатель 1924 года, отдавая свои кровные 7 копеек (столько стоил восьмистраничный номер журнала) газетчику. А на обложке № 5 от 7 марта его ожидала крупная неожиданность: во весь рост и во всю ширину была изображена фигура... царского городового. «Белые в городе?!» — была, наверное, первая мысль покупателя. Но вчитываясь округлившимися от ужаса глаза в подпись под рисунком, он понимал, что шутники из «Занозы» решили разыграть его «К седьмой годовщине февральской революции» (так назывался рисунок К. Елисеева).

Для нас эта гротескная ситуация ясна как день. Еще на страницах «Дрезины» разворачивалась идея, высказанная профессором Преображенским в повести «Собачье сердце»: о том, чтобы к каждому гражданину было приставлено по городовому. И не важно, как он будет называться: городовой ли, или милиционер. Для него фигура представителя репрессивных органов была не только символом государственного террора, но и символом порядка.

И вот эта фигура появляется на обложечном рисунке журнала. Причем в дальнейшем будет представлено целиком все булгаковское уравнение. В № 8 фигура милиционера в шинели и кепи (том самом, которое упоминается в очерке «Часы жизни и смерти») появится в сценке на рисунке со стр. 7, а в № 9, тоже в сценке, она займет место на обложке, окончательно устанавливая тождество с фигурой царского городового (в этом номере, кстати, и находится фельетон Булгакова «Площадь на колесах»).

Мысль профессора Преображенского пародировалась в повести «Роковые яйца» в словах его коллеги профессора Персикова, обратившегося с просьбой к сотрудникам ГПУ расстрелять надоевших ему репортеров. Вариация этой пародии предшествует появлению фигур милиционеров в № 7 от 24 марта на рисунке, подписанном монограммой Н. Купреянова, с эпиграфом: «Выданная студентам Вузов прозодежда, оказалась негодным тряпьем». Студент, быть может — воспитанник профессора Персикова, задумчиво говорит другому студенту: «— Эх, если бы наших снабженцев снабдили бы арестантскими халатами, нам было бы теплее!...» (стр. 7).

В повести «Роковые яйца» завершение виража истории знаменуется смешением дат старого и нового стиля, исподволь производимым Булгаковым, так что одно и то же событие может происходить у него одновременно и в июле, и в... августе. То же происходит и здесь, в № 5-м с городовым на обложке. Годовщина Февральской революции отмечается... в мартовском номере журнала. А на стр. 2 находится рисунок И. Малютина, в котором мы встречаем точно такое же непринужденное, несмотря на весь свой вопиющий характер, смешение примет старого и нового времени, как в булгаковской повести. Рисунок посвящен открытию Крестьянского банка. На нем изображен подстриженный в кружок крестьянин в своем не изменившемся с дореволюционных времен обличье, но перед крестьянином возвышается на крыльце... явно старорежимная фигура в фуражке и форменной шинели. Крестьянин разделяет недоумение читателя: «— Крестьянский банк... Оно, конечно, хорошо. Только земский начальник-то к чему у дверей».

Обе фигуры на рисунках, символизирующие государственный порядок, похожи: округлые и очень толстые, и... чем-то (особенно городовой — своими усами) очень похожие на котов. Именно в роли «городового» по отношению к хулиганствующему Шарикову выступал толстый соседский котяра, окрашенный по этому случаю... в цвета царствующего дома Романовых, в повести «Собачье сердце».

Подпись под обложечным рисунком нам тоже что-то сильно напоминает: «Детям семилетнего возраста, которые никогда не видели царского городового, от «Занозы»». Ну, конечно, аналогичным образом выглядел подзаголовок к стихотворению Марана в предыдущем номере, где рифмовались «Лубянка» и «танки»: «Сказка для детей воровского возраста». Сходство надписей намекает, что именно для них, «детей воровского (а вовсе не «семилетнего») возраста», понадобилось возвращение фигуры городового (в обличье милиционера), о необходимости которого твердил булгаковский персонаж. Сходство это также показывает связь обложечного рисунка № 5 с публикациями № 4, где зловещая роль «Лубянки» и ее главного вдохновителя рисовалась во всей полноте.