Вернуться к Э.Н. Филатьев. Тайна булгаковского «Мастера...»

Семейные истории

Своей первой жене, Татьяне Николаевне, Булгаков часто повторял: «Я должен жениться три раза!» И объяснял, что это, дескать, ему на роду написано.

Своей третьей супруге, Елене Сергеевне, Михаил Афанасьевич говорил, что третью женитьбу ему ещё в Киеве предсказала гадалка, поэтому и произойти она должна была неминуемо. Даже невзирая на то, что сам он давно уже перестал быть тем лихим жизнерадостным кавалером, что когда-то с лёгкостью кружил головы влюбчивым красоткам:

«Три тяжких года, долги... и унижения резко его изменили. В углах губ у него залегли язвительные складки опыта, но стоило только всмотреться в его лицо, чтобы понять, что никакие несчастья его не остановят».

(«Жизнь господина де Мольера»)

Да, этими словами описан Мольер. Но великого французского драматурга Булгаков во многом «срисовывал» с самого себя, поэтому слова «никакие несчастья его не остановят» вполне можно считать его собственным жизненным правилом. Михаил Афанасьевич был убеждённый фаталист! Если чувствовал, что что-то должно случиться, то без всяких рассуждений верил, что это непременно произойдёт. И прямиком шёл к этому загадочному «что-то», не обращая внимания ни на какие препятствия.

Очень похожим характером обладала и Елена Сергеевна. Казалось, они созданы друг для друга. Не случайно в пьесе «Адам и Ева» в уста главной героини вложены слова, обращённые к академику Ефросимову:

«Оказывается, мы совершенно одинаковы, у нас одна душа, разрезанная пополам».

И всё же (прежде чем предложить своей третьей избраннице руку и сердце) Булгаков посчитал необходимым предупредить её о своей скорой и неизбежной кончине:

«Когда мы с Мишей поняли, что не можем жить друг без друга (он именно так сказал), — он очень серьёзно вдруг прибавил:

— Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках.

Я нечаянно улыбнулась — это был 1932 год, Мише было 40 лет с небольшим, он был здоров, совсем молодой... Он очень серьёзно повторил:

— Поклянись!

И потом в течение нашей жизни несколько раз напоминал мне об этом».

14 января 1933 года Булгаков написал брату Николаю в Париж:

«Сообщаю тебе, что в моей личной жизни произошла громадная и важная перемена. Я развёлся с Любой и женился на Елене Сергеевне Шиловской. Её сын, шестилетний Сергей, живёт с нами...

Силы мои истощились...

Елена Сергеевна носится с мыслью поправить меня в течение полугода. Я в это ни в коей мере не верю, но за компанию готов смотреть розово на грядущее».

Волновал Булгакова и вопрос, куда поселить оставленную супругу. Жилищная проблема в Москве продолжала быть одной из острейших, и Белозерская вновь оказывалась без крыши над головой. И тогда Михаил Афанасьевич предложил Елене Сергеевне:

«— Пусть Люба живёт с нами».

Елена Сергеевна не возражала. И даже написала родителям в Ригу:

«...с Любашей у меня тоже самые тесные и любовные отношения. Она будет жить вместе с нами, пока её жизнь не устроится самостоятельно...»

На этот раз от «совместного проживания» отказалась сама Любовь Евгеньевна. Тогда ей сняли небольшую квартирку в том же доме, и проблема была решена.

Тем временем в литературном мире жизнь тоже на месте не стояла. Самое важное событие там произошло осенью 1932 года: с писателями встретился Сталин. Эти встречи проходили в доме Горького у Никитских ворот. 19 октября вождь общался с писателями-партийцами, 26-го — с беспартийными. Видимо, именно тогда Иосиф Виссарионович произнёс фразу, ставшую крылатой, — он назвал писателей «инженерами человеческих душ».

Ещё после тех ночных застолий в литературных кругах самым тишайшим шёпотом и под величайшим секретом стали передавать рассказ Сталина о последней просьбе Ленина. Эту историю вождь поведал только писателям-коммунистам, беспартийным литераторам повторить её отказался. До наших дней она дошла в изложении литературного критика К.Л. Зелинского, который побывал в доме Горького вместе со второй группой избранных. В своих записях Корнелий Люцианович пересказал эту историю так, как услышал её от писателя-коммуниста Александра Фадеева.

Сталин предал гласности некоторые подробности того, как умирал Владимир Ильич:

«Ленин понимал, что умирает, и попросил меня однажды, когда мы были наедине, принести ему цианистого калия.

— Вы самый жестокий человек в партии, — сказал Ленин, — вы можете это сделать.

Я ему сначала обещал, но потом не решился. Как это я могу дать Ильичу яд? Жалко человека. А потом разве можно было знать, как пойдёт болезнь?

Так я ему и не дал яда. И вот раз приехали мы к Ильичу, а он говорит, показывая на меня:

— Обманул меня, шатается он!

Никто тогда этой фразы не понял. Все удивились. Только я знал, на что он наметет. А ведь о просьбе Ленина я тогда же на политбюро доложил. Ну, конечно, все отвергли его просьбу».

История эта (при всей её бесспорной достоверности) казалась невероятной. Но рассказал-то её не кто-нибудь, а сам товарищ Сталин!

Никто и не подозревал тогда, что на самого Иосифа Виссарионовича неумолимо надвигалась жизненная трагедия. Прошло всего две недели со дня его последней встречи с писателями, и в ночь с 7 на 8 ноября застрелилась Надежда Аллилуева, жена вождя.

Все эти судьбоносные и драматичные события, происходившие в мире советских литераторов, прошли мимо Булгакова почти незамеченными. Его жизнь была на подъёме. В середине октября 1932 года Михаил и Елена Булгаковы отправились в свадебное путешествие — в город на Неве. Там предстояли переговоры с театрами о предполагавшейся постановке «Бега», а Елену Сергеевну ждало боевое крещение на звание деловой женщины. Отныне все финансовые и организационные вопросы, которыми когда-то занималась Белозёрская, Михаил Афанасьевич передоверил новой своей супруге. Иными словами, сделал её своим полноправным и полномочным представителем.

Экзамен Елена Сергеевна выдержала блестяще. И Михаил Афанасьевич чуть позднее написал брату Николаю:

«Я счастлив, что Елена взяла на себя всю деловую сторону по поводу моих пьес и этим разгрузила меня».

По возвращении в Москву Булгаков принялся заканчивать очередную пьесу.