Вернуться к Э.Н. Филатьев. Тайна булгаковского «Мастера...»

Поворот к драматургии

Итак, в самом начале 1925 года Булгаков вновь обратился к драматургии. В прежних его пьесах — в тех, что были написаны во Владикавказе, — местные критики без труда обнаружили явное презрение к толпе «разъярённых Митек и Ванек», почувствовали «подлую усмешку к "чумазым" и "черни"» и обратили внимание на то, что все герои носят весьма подозрительные «хитрые маски». Но при этом владикавказская цензура посчитала булгаковские пьесы достаточно лояльными, «розовыми», если не «красными». Иначе их просто не пропустили бы на сцену.

В 1923 году Михаилу Афанасьевичу вновь попали в руки его творения, и через год он написал в автобиографии:

«...перечитав их, торопливо уничтожил. Надеюсь, что нигде ни одного экземпляра их не осталось».

А 19 января 1925 года (эта дата начертана на титульном листе тетради рукою самого драматурга) начался процесс превращения романа «Белая гвардия» в пьесу. Труд был не из лёгких, потому как работать приходилось по-прежнему по ночам. Рассказывая в «Жизни господина де Мольера» о том, как создавал свои шедевры великий французский драматург, Булгаков, надо полагать, намекал и на свой собственный опыт:

«Несмотря на каторжную дневную работу, Мольер начал по ночам сочинять вещи в драматургическом роде».

В апреле, когда работа была в самом разгаре, из Московского Художественного театра поступило неожиданное предложение. Там заинтересовались печатавшимся в журнале «Россия» романом и захотели инсценировать его. Инициатива исходила от мхатовского режиссёра Бориса Ильича Вершилова. 3 апреля он написал Булгакову письмо с просьбой о встрече. Режиссёр и драматург встретились. Сразу выяснилось, что намерения Булгакова и интересы театра совпадают. Работа над созданием пьесы пошла ещё стремительней!

Правда, какую-то часть весны 1925 года пришлось потратить на написание «Собачьего сердца» — срочно потребовались деньги. «Гудок» тоже забирал львиную долю рабочего дня. Но пьеса всё равно оставалась главным делом. В «Театральном романе» о том времени сказано так:

«Я не помню, чем кончился май. Стёрся в памяти июнь, но помню июль. Настала необыкновенная жара. Я сидел голый, завернувшись в простыню, и сочинял пьесу.

Потом жара упала... Пошёл дождь, настал август...»

В августе пьеса «Белая гвардия» была написана.

Вспомним её содержание!

Время действия — конец 1918-го и начало 1919 годов. Место действия — Киев. Украиной правит гетман, который опирается на штыки оккупировавших страну германских солдат.

В одном из городских кварталов в тихой и уютной квартире обитает семья Турбиных: два брата, военврач Алексей и гимназист Николай, а также их сестра Елена с мужем, полковником генерального штаба Тальбергом. В том же доме проживают председатель домового комитета Василий Лисович по прозвищу Василиса и его жена Ванда.

Полки украинских националистов во главе с Петлюрой готовятся к штурму Киева. Им противостоят вооружённые силы гетмана, в них входит и белогвардейская воинская часть, в которую собираются вступить братья Турбины и их друзья-офицеры.

Город замер в тревожном ожидании.

А в квартире Турбиных, отгородившейся от ужасов Гражданской войны кремовыми шторами, по-прежнему уютно и тихо, а временами — оживлённо и весело. Белые офицеры пьют, едят, поют, галантно ухаживают за красивой женщиной Еленой и разглагольствуют о высоких материях. При этом без устали ругают всех и вся: гетмана, немцев, Петлюру, Антанту, большевиков и евреев.

Тем временем германские войска внезапно оставляют свои позиции и в массовом порядке отбывают на родину. Вместе с собой они прихватывают и гетмана — под видом раненного в голову немецкого офицера. Город, оказавшийся без защиты, занимает воинство Петлюры.

Бандиты-петлюровцы грабят Василису.

А у Турбиных за кремовыми шторами — всё те же уют и оживлённое веселье. К ним из Житомира приезжает в гости дальний родственник — кузен Ларион Суржанский, поэт-неудачник романтического склада, и присоединяется к веселящейся компании.

А к Киеву стремительно приближаются части Красной армии во главе с самим Троцким. Изгнание петлюровцев и большевизация Украины неминуемы. Шумное общество в квартире Турбиных, продолжающее есть, пить, петь, ухаживать и ругать всех и вся, оказывается на распутье. Таково содержание пьесы.

Прочитав её, Константин Сергеевич Станиславский, как говорят, спросил с изумлением:

«— Зачем мы будем ставить эту агитку?»

Театр всё-таки пьесу к постановке принял. Сразу отправив её экземпляры на отзыв — в Главрепертком (в орган, курировавший театральный репертуар) и в Наркомпрос (в Народный комиссариат по просвещению) — лично А.В. Луначарскому.

Свои замечания нарком прислал довольно быстро:

«Я внимательно перечитал пьесу "Белая гвардия". Не нахожу в ней ничего недопустимого с точки зрения политической, но не могу не высказать Вам моего личного мнения. Я считаю Булгакова очень талантливым человеком, но эта его пьеса исключительно бездарна, за исключением более или менее живой сцены увоза гетмана. Всё остальное — либо военная суета, либо необыкновенно заурядные, туповатые, тусклые картины никому не нужной обывательщины...

...я с уверенностью говорю, что ни один средний театр не принят бы этой пьесы именно ввиду её тусклости, происходящей, вероятно, от полной драматической немощи или крайней неопытности автора».

В вопросах драматургии Анатолий Васильевич Луначарский разбирался неплохо — он и сам пьесы сочинял. Поэтому его оценку «Белой гвардии» можно считать профессионально взвешенной. Тем более что сцен, состоящих из сплошных разговоров, в булгаковской пьесе и в самом деле было намного больше, чем эпизодов динамичных, со стремительно развивающимся действием. Тот, кто знаком с законами сцены, может не задумываясь сказать, что подобные пьесы очень трудны в постановке.

Работники Главреперткома принялись рассматривать «Белую гвардию» с политической точки зрения. И тотчас обнаружили в ней «апологию белого дела», попытку «воспеть белогвардейщину» и желание «поспекулировать на запретной теме». Мнение реперткомовцев очень скоро стало известно весьма влиятельному клану театральных критиков. И в газетах появились запальчивые статьи с решительным протестом против попыток протащить в репертуар советских театров пьесу с чуждой советскому строю тематикой.

Были ли основания для столь негативной реакции?