Вернуться к В.М. Акимов. Свет правды художника: перечитывая Михаила Булгакова: размышления, наблюдения, полемика

Троемирие романа. «Мастер и Маргарита»

Победа Воланда в судьбах персонажей романа — а этих побед, увы, множество! — означает их отказ строить ХРАМ ИСТИНЫ, Дом в душе своей. Становится капитуляцией перед стихией одиночества, ненужности, прислужничества силам тьмы в душе своей.

Роман расположен в духовном пространстве, образованном тремя «системами координат».

Первая — мир Иешуа Га-Ноцри. Мир истины, добра и бесстрашия. (Давно должно понять, что Иешуа — отнюдь не та «светская» фигура», которая якобы, как утверждают непреклонные поборники канонов и догм православия, исключает в нравственной философии Булгакова БОЖЕСТВЕННОСТЬ ИИСУСА ХРИСТА. Пусть нам не дано рационально постигнуть мистический источник силы Иешуа (это — роман, а не философский трактат!). Но его — Иешуа — человеческое самообладание питается — как и у всех у нас — у каждого, в сущности! — особой «энергетикой», могуществом Божественного СВЕТА — в этом нет, и не может быть сомнения.

Так возникает в булгаковском романе истинный и вечный мир. Но облик этого мира может меняться, он не дан в виде «иконы», «образов», тем более «образца». Истина и добро постигаются и воплощаются многолико. И формы их воплощения не вечны. Это и есть «Храм ИСТИНЫ» — вот что означает эта метафора.

Второй мир — это мир, основанный на вере, то есть безусловном подчинении принятому порядку, иерархии, субординации ценностей. Стражами этого порядка являются, с одной стороны, религиозная власть (синедрион и его глава Каифа), а с другой — наместник римского императора Понтий Пилат. Но этот мир — вне истины и добра — не может быть человечным и вечным. «Храм веры» создан силой, он временный, условный. И поэтому неизбежно должен рухнуть. Умный, опытный, впечатлительный Пилат не может этого не чувствовать, поэтому его роль в защите «храма веры» — противоестественна. Вот отчего испытывает он трагические приступы головной боли (гемикрании), от которой готов уйти в смерть («Яду мне, яду!...»).

Третий мир (современником которого являлся писатель Булгаков, а действующими лицами — все персонажи романа «Мастер и Маргарита») — возникает в условиях распада и первого, и второго миров («храма веры» и «храма истины»). Рухнул традиционный порядок — еще дальше уходит он, этот мир, от истины и добра, света и движения людей навстречу друг другу. Это мир абсурда, вседозволенности, мир разрушенного ДОМА, не сбереженного «наследниками», мир, разрушаемый «массой», «толпой». Люди, лишившиеся веры и не способные открыть свет истины в своей и в других душах, мечутся в потемках страха, эгоизма, приспособленчества, лени, ненависти, вседозволенности, стяжательства... Но именно поэтому они — одиноки, то есть живут мнимой жизнью. У Степана Богдановича Лиходеева тоже болит голова, но, как известно, — с похмелья. И лишь проницательный, чуткий Повествователь — соавтор Булгакова и наш, читательский, собеседник, порою не выдерживает (помните его восклицание: «Яду мне, яду!...»), оказавшись в писательском (!) ресторанном вертепе «У Грибоедова». А Маргарита! Она чувствует себя «невидимой и свободной», лишь намазавшись бесовской мазью Азазелло. Это и есть «свобода» ТЬМЫ! Каково?!

Этот Третий мир — возникает вообще в координатах АБСУРДА («этого не может быть...»). Мир наоборотных «ценностей», тьмы, «чудес», совершаемых Воландом по заказу человеческого бездушия, РОЖДЕННЫЙ этим бездушием! Мир лжесвободы в условиях мнимой «невидимости» и вседозволенности, мир, созданный страхом, ложью. Воплощение тьмы и одиночества.

В таком состоянии мнимой «жизни», мнимой «свободы» оказались очень многие соотечественники Булгакова в те незабываемые годы. Распад тысячелетнего традиционного мира (пусть и далекого от совершенства, но имеющего устойчивые традиции всенародной жизни) был всячески ускорен, безжалостно подстегнут. Вот откуда искушения, соблазны, в самом широком диапазоне захватившие души многих миллионов наших соотечественников. Еще раз вспомним: с этой эпидемической болезнью мы встречаемся с самых первых страниц романа. Помните: сразу два состояния переживает Берлиоз. С одной стороны, самым дорогим для него было «шкурное» благополучие («Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск...» поправлять здоровье), а с другой стороны, — он ведь «идеолог», руководитель МАССОЛИТА, редактор журнала. Словом, руководящее ответственное лицо!..

Следовательно, нужно отстаивать господствующую идеологическую систему (а тем самым — свое привилегированное положение и все его преимущества!). Именно в этом смысл его пропагандистского атеистического возбуждения в поучающем разговоре с Иваном Бездомным. Но именно внутренняя ложь этого состояния и вызвала, «сотворила» третьего участника атеистического «диспута» — Воланда!

И этот «комплекс Берлиоза», т. е. сочетание псевдоверы с псевдоистиной переживали в те годы миллионы людей, осваивающих новую «передовую» идеологию.

Это состояние порождалось, широко распространялось и всячески поддерживалось в канонические советские времена.

И за всем этим стояла утрата в душах человеческих подлинной веры. И — невозможность, более того — сугубая подзапретность! — обретения подлинной истины.

И тогда побеждает эгоистическое подчинение внушаемой «идеологии» и агрессивная реакция на любое сомнение в «спущенных сверху» директивах. Вспомним, как Берлиоз, про себя взвесив всю «информацию», полученную в общении в Воландом (и — недопустимую в ситуации тех лет!), принимает его за «шпиона» и спешит сообщить «куда положено». Но именно это шкурное самосохранение и приводит к тому, что доносчик по дороге попадает под трамвай. To-есть, и здесь, как видим, нашествие бесов, порожденное эгоизмом всех разновидностей, свидетельствует о своем гибельном участии в судьбах людей, вовлеченных в эту бесовщину.

...Поэтому не удивительно, что сюжеты многих глав демонстрируют победное всепокоряющее шествие Воланда и его свиты по всем направлениям этого противоестественного, но столь захватывающего и победительного третьего мира.

Соединение, сочетание этих слоев третьей романной действительности — одиночества, эгоизма, страха (многие их просто не видят, полагая структуру «естественной» и однородной) в каждой из ситуаций происходит по своим законам.

Естественно, что эти слои взаимодействуют — еще бы! И так все переплетается, что иному читателю кажется, что другого быть просто не может. Может! Если по-настоящему вчитаться, то нам откроется великий закон СВЕТА (ИСТИНЫ, ДОБРА). И только этот закон спасителен. Поэтому-то «капитулянту» мастеру и нет СВЕТА, а есть «покой», при котором угасает память (т.е. жизнь духа).

Не удивительно, что хозяином — распорядителем этого «дома» становится Воланд. Мнимого дома мнимый хозяин, приглашающий еще одного постояльца-капитулянта. («Вот твой дом, вот твой вечный дом...»).

Победа Воланда в судьбах персонажей романа — а этих побед, увы, множество! — означает их отказ строить ХРАМ ИСТИНЫ, Дом в душе своей. Становится капитуляцией перед стихией одиночества, ненужности, прислужничеством силам тьмы.