Вернуться к Т.А. Стойкова. Слово персонажа в мире автора: Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

1.2. Мотив смерти

В эпизоде «ареста» Бегемот разыгрывает умирание от смертельной раны и чудесное воскресение:

всё кончено, — слабым голосом сказал кот и томно раскинулся в кровавой луже, — отойдите от меня на секунду, дайте мне попрощаться с землёй. О мой друг Азазелло! — простонал кот, истекая кровью. — Где ты? — Кот завёл угасающие глаза по направлению к двери в столовую. — Ты не пришёл ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан — правда, очень хорошего — коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а я завещаю тебе мой браунинг... /.../ Единственно, что может спасти смертельно раненного кота /.../ это глоток бензина [333].

Розыгрыш «кровавой драмы» строится на пародировании высокого стиля. Клишированные фразы, «нагруженные» традицией употребления в эпигонской литературе романтизма (все кончено, попрощаться с землёй, смерть ляжет на совесть), книжные обороты не пришёл на помощь в момент неравного боя, завещаю тебе, спасти смертельно раненного; высокая экспрессия конструкции с параллелизмом и анафорой ты не пришёл, ты покинул, развёрнутое риторическое обращение о мой друг Азазелло — при общей синтаксической усложненности речи Кота контрастируют с включением прозаических деталей стакан коньяку, глоток бензина, разговорностью вставной конструкции правда, очень хорошего, выявляя тем самым фальшивость скорбно-торжественного тона высказываний, его игровой характер. Он поддерживается и контрастом в авторском повествовании: книжная лексика ремарок, изображающих игру Бегемота (томно раскинулся, истекая кровью, угасающие глаза), в более широком контексте авторского повествования контрастирует с разговорно-сниженной лексикой — сиганул, жульнически выздоровевший кот, ухитрился махнуть, свинское притворство, не собирался удирать [334—335].

Бегемот разыгрывает ситуацию, в которой смерть представляется как конец существования (ср. гипотетические истории, рассказанные Воландом литераторам на Патриарших). Двуплановость эмоционального тона описываемого эпизода отражает столкновение двух сознаний в восприятии смерти: торжественно-скорбная эмоция обусловлена оценочным отношением земного ограниченного сознания к смерти как пределу жизни. Розыгрыш же Бегемота снимает, разрушает скорбный тон, выражая тем самым оценочное отношение к такому сознанию и к смерти и, по сути, профанируя смерть, тем самым отражая концептуально значимый аспект картины мира повелителя — Воланда.