Два лагеря. В пустой избе, у простого стола, командиры армии Фрунзе — молодые, открытые лица, на которых читаешь отвагу, непоколебимую уверенность в правоте своего дела. Невольно встают в памяти картины Петрова-Водкина.
И высокая буфетная стойка за узорными рамами станционного помещения, где на высоком стуле сидит человек: и сеет вокруг страх, тупое повиновение, где заготовлены доски и мешки — впрок, для очередной казни.
Так образно предстают противостоящие силы в фильме А. Алова и В. Наумова по мотивам произведений М. Булгакова «Бег» — прежде всего фильм об утерянной и вновь обретенной Родине. Она проходит перед зрителем невыразимо прекрасной — в заснеженных лесах и бескрайних просторах, в золотых куполах и колокольном звоне... Но это и фильм о бесславном конце белой армии — крымской эвакуации. «Смотрю и думаю: куда бегут? Как тараканы — бух!». Такая ассоциация возникает у одного из: главных героев фильма. И еще одна страница истории раскрывается перед зрителем: трагедия белой эмиграции, в которую оказались вовлеченными люди, столь далекие от укоренившегося еще со школьной скамьи представления о «буржуях».
Кто только не оказался втянутым в панический бег от красных, кроме его прямых виновников!
Аполитичные приват-доцент и петербургская дама, неграмотный есаул Голован (у него никогда не болит душа, болят лишь зубы!), профессора и модистки.
Но все же, когда в калейдоскопе лиц ищешь главное, понимаешь: герой фильма — Роман Хлудов. Странный и страшный человек, в котором поражает все, начиная с внешнего облика и кончая поведением. Огромный, в пол-лица лоб, за которым почти физически ощущается посто>янная и упорная работа мысли, то жестокие, то страдальческие глаза и — нежный рот человека мягкого, рот — странно сказать! — почти мальчика со вмятиной на закушенной припухшей губе. Впрочем, и в изломе его высокой фигуры порой чувствуется молодость и какая-то неустойчивость! Но это впечатление мимолетно, о нем вспоминаешь уже потом, а на экране видишь широко и обреченно шагающего человека в длиннополой шинели, с сумасшедшими глазами, больного и страшного. Страшного потому, что Хлудов — вешатель.
Почему же завораживает зрителя эта мрачная и трагическая фигура белого офицера, которого порицают не только враги, но и единомышленники — генерал Чарнота, главнокомандующий?
У М. Булгакова Хлудов — крайнее выражение белой идеи. Он в нее поверил и целиком ей отдался. Поверил, что нет и не может быть новой России, что его долг отстоять Россию прежнюю. И вот результат этой веры в фальшивую идею — длинный ряд повешенных на столбах железнодорожной станции, и ужасная, от которой человеку нет спасения, болезнь — муки нечистой совести. Мы встречаем Хлудова тогда, когда он уже отдает себе отчет в том, что идея белой гвардии погибла, что она была бессильна, так как направлена против народа, и, следовательно, напрасно он стал палачом. «Никто нас не любит, никто». — Это не только бессвязная речь человека больного, это — выношенное сознание своей ненужности и даже больше — враждебности людям.
Последний из повешенных по его приказу — безвестный вестовой Крапилин (артист Н. Олялин) — потому и вызывает столь бешеный гнев генерала, что тот сознает: в гневных обвинениях солдата — святая правда. Отныне чистое, худое лицо Крапилина с думающими глазами и плотно, навеки сомкнутым ртом станет неразлучным спутником Хлудова.
Роман Хлудов — человек незаурядный. Офицер генштаба, он интеллигентен, у него речь человека образованного и мыслящего, страстно желающего постигнуть истину, видеть вокруг искренних людей. Уже первые слова Хлудова — текст телеграммы, диктуемой им есаулу, обличают человека с умом ироническим и ясным «...Запятая. Но Фрунзе обозначенного противника на маневрах изображать не пожелал. Точка. Это не шахматы и не Царское незабвенное Село. Точка».
Проплывут перед зрителем колоритные пейзажи Константинополя, розовые мансарды Парижа, в дымке над Сеной встанут контуры Нотр-Дам. Но четко запомнится одно — грязный, круто бегущий вверх переулок Константинополя, свора бездомных собак, и вдали на фоне низкого неба, над обрывом к морю, — длинная фигура человека с неправдоподобно высоким лбом, глядящего упорна и пристально на противоположный, увы, невидимый берег.
И именно Роман Хлудов — человек, который более других виноват перед Родиной, однажды простится с друзьями и скажет просто о своем решении вернуться в Россию. Он, лишь ради России, как ему верилось, ставший вешателем, испытывает внутреннюю необходимость вернуться и понести заслуженное наказание.
Образ Хлудова (артист В. Дворжецкий) — главная актерская удача фильма. Хочется употребить более сильное слово — открытие.
Как известно, М. Булгаков, работая над пьесой «Бег», имел в виду фигуру реальную — врангелевского генерала Слащова. «Слащов, — писал Д. Фурманов, — это имя, которое не мог никто из нас произносить без гнева, проклятий, без судорожного возбуждения. Слащов — вешатель, Слащов — палач, этими черными штемпелями припечатала его имя история». Слащов вернулся в Советскую Россию, был помилован и последние годы жизни честно работал в Красной Армии. Однако, хотя Слащов и послужил драматургу прототипом для образа Романа Хлудова, М. Булгаков обобщил в нем и довел до высочайшего накала отчаяние и чувство безысходности, владевшее честными людьми, оказавшимися в лагере белого движения.
Кто противопоставлен в фильме Хлудову? Не военачальник Красной Армии, преследующих белых по пятам, а его же собственное белое окружение. Главнокомандующий, истово полагающийся на бога в час испытаний, но всегда умеющий «с достоинством» и вовремя покинуть опасные места. Генерал Чарнота (артист М. Ульянов) добряк и жуир, удачливый игрок, но человек необразованный и ни в коей мере не волнуемый понятием идеи. Какой контраст Хлудову представляет он! Нарушены все нормы военного кодекса уже на родной земле, так нужна ли удивляться тому, что он становится авантюристом, даже попрошайкой на чужбине. И, наконец, Парамон Корзухин (артист Е. Евстигнеев) — товарищ министра торговли. Корзухина мало трогает происходящее: его капиталы в Европе, туда же он проталкивает вагоны с драгоценными русскими мехами — товар для будущих спекуляций. Хлудов презирает, ненавидит Корзухина, видя в нем, как и в главнокомандующем, представителя продажной шатии, не помышляющей о судьбах Родины.
На наш взгляд, выпадает из общего строя фильма почти анекдотическая тройка офицеров-самоубийц. Все они, очевидно, должны изображать героев «Дней Турбиных» или «Белой гвардии». Но лишь юнкер в какой-то мере может напомнить Николку Турбина. Фигуры же полковника и старшего офицера, так дотошно заботящихся о «достойных» похоронах собственных персон, не могут восприниматься серьезно.
И два персонажа, призванные сценаристами-постановщиками скрепить сюжетно сложный, очень разнородный фильм, получились малоинтересными. Впрочем, и у М. Булгакова они — беспомощны. Очень уж бедной душевно выглядит Серафима Корзухина (артистка Л. Савельева). Испуганно раскрытый ротик, глаза с застывшим в них удивлением, нежное лицо под неизменной шляпой... Актриса не использовала и тех возможностей, которые давала ей роль.
Традиционный образ чеховского интеллигента, рассеянного, немножко «не от мира сего», играет А. Баталов. Но и в этом слабом человеке перед лицом испытаний пробуждаются определенное мужество, упорство и, наконец, здравый смысл. Он постиг, что жизнь его бессмысленна без главного — Родины.
Авторы сценария и постановщики А. Алов и В. Наумов не довольствовались литературным материалом, предоставленным им произведениями М. Булгакова, они и сокращают его, и дополняют. Иногда удачно. Так, одна из впечатляющих сцен фильма — переход войск Фрунзе через Сиваш. Не сразу осознаешь, зачем это нужно — стирать между двумя боями Красное знамя. Но, наблюдая за страшными картинами перехода через Сиваш и потом — по колено в грязи — по суше, понимаешь органичность этого эпизода: на сером фоне земли и столь же серых человеческих фигур оно пылает символом свободы и величия битвы.
В яркий запоминающийся образ превращается в фильме и эпизодическая фигура командира полка Баева (артист В. Заманский).
Порой работа постановщиков менее удачна. Что-то очень знакомое (по экрану) проступает в кадрах прощания полка с командиром, в пространных снах-кошмарах Хлудова, где появляются вдруг чуть ли не палач средневекового Парижа. Затянута сцена «битвы» Чарноты с «тараканьим царем» Артуром Артуровичем (артист В. Басов). Напрасно в первых кадрах фильма навязчиво мелькает повозка бродячего цирка. Этот образ ничего не добавляет к великолепно показанному хаосу отступления.
Однако это не умаляет общего большого впечатления о фильме. Сцены резко сатирические и гротескные органически сочетаются в нем с эпизодами, проникнутыми тонкой лирикой или романтически приподнятыми. Все это соответствует строю булгаковской прозы и драматургии. Но представляется несколько спорной, пожалуй, призрачная даже концовка фильма — вступление Голубкова и Серафимы в новую жизнь.
М.А. Горький говорил в свое время о пьесе М. Булгакова как о «великолепной вещи, которая будет иметь анафемский успех». Ныне она обрела вторую жизнь в талантливо сделанном фильме.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |