Роман М.А. Булгакова, полностью опубликованный в 60-е годы, сразу же стал объектом внимания критики и литературоведения. Появилось несколько статей, исследующих идейное содержание романа, особенности художественной индивидуальности автора. Однако история создания «Белой гвардии» еще не изучена. Между тем история создания «главной книги» М. Булгакова 20-х годов позволяет проследить творческую эволюцию писателя от первых, идеологически слабых произведений вплоть до романа, в котором ему удалось показать один из этапов гражданской войны на Украине.
Новые архивные материалы, забытые публикации помогают составить более полное представление об истории создания романа, более четко обозначить хронологические рамки работы над ним.
Замысел романа возник у М.А. Булгакова в самом начале его писательского пути, во Владикавказе. Очевидно, роман мыслился как семейная хроника, мирное течение которой было резко оборвано революционными событиями.
М.А. Булгаков родился 3 мая 1891 года в семье доцента Киевской духовной академии. Семья была многодетной: у Михаила было два брата и четыре сестры. Уже во втором абзаце «Белой гвардии» звучит обращение. «Мама светлая королева, где же ты?» Мать умерла в 1922 году. А в феврале 1921 года М. Булгаков пишет из
Владикавказа двоюродному брату: «...вместо драмы об Алеше Турбине, которую я лелеял, наспех сделанная незрелая вещь...» Речь идет о пьесе «Братья Турбины», написанной М. Булгаковым в 1920 году и в том же году поставленной на сцене Владикавказского театра. Далее в письме он сообщает: «Я упорно работаю. Пишу роман, единственная за все это время продуманная вещь». По-видимому, мысли о пьесе приняли иное направление — теперь это были раздумья о романе.
Что мы знаем о «Братьях Турбиных»? Сам автор низко оценивал свои ранние пьесы и впоследствии их уничтожил.
Во владикавказской газете «Коммунист» мы разыскали рецензию на спектакль, автор которой М. Вокс видел в Булгакове «буржуазного подголоска» и в одном из своих отчетов назвал его писателем в кавычках. Цитируем текст рецензии: «Мимо такой поверхностной обрисовки бытовых эпизодов из революционной весны 1905 года, мимо такой шаблонной мишуры фраз и психологически пустых, словно манекены, действующих лиц из среды мелкобуржуазной, мимо таких уродливых «революционеров», мы прошли бы молча.
Нас останавливает другое.
Автор устами резонера, в первом акте, в сценах у Алеши Турбина, с усмешкой говорит о «черни», о «чумазых», о том, что искусство непонятно для толпы, о «разъяренных Митьках и Ваньках». Мы решительно и резко отмечаем, что таких фраз никогда ни за какими хитрыми масками не должно быть.
И мы заявляем больше, что если встретим такую подлую усмешку к «чумазым», к «черни» в самых гениальных страницах мирового творчества, мы их с яростью вырвем и скромсаем на клочья». («Коммунист», ежедневный орган Владикавказского Ревкома и Комитета РКП, 1920, № 202, 4 декабря).
Что может почерпнуть из этой заметки исследователь? В драме «Братья Турбины» события происходят в период первой русской революции. Действующие лица — представители мелкобуржуазной среды. На сцене — квартира Алеши Турбина. Один из героев позволяет себе высокомерно говорить о народе.
Это немного. Но можно все же сделать вывод, что Булгаков пытается осмыслить события революции. В пьесе впервые возникает тема турбинского дома. Судя по уцелевшей программе «Братьев Турбиных», ясно, что «действующие лица ее... объединены семейными и дружескими узами». (М. Чудакова. К творческой биографии М. Булгакова. 1916—1923. «Вопросы литературы», 1973, № 7, стр. 239). Мышлаевский в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных» в первых сценах у Алексея Турбина бранит на чем свет стоит «мужичков-богоносцев».
Мы не решаемся утверждать, что пьеса не имела ничего общего с «Белой гвардией» и «Днями Турбиных».
О том, что во Владикавказе Булгаков вынашивал план романа о Турбиных, говорят еще несколько фактов. В письме к сестре Вере Афанасьевне от 26 апреля 1921 года он посылает «три отрывочка» из рассказа с подзаголовком «Дань восхищения». Вот два из этих отрывка.
1. «...Наплевать, заикаясь, говорит он, и глаза искрятся смехом. И вновь под сурдинку четкие аккорды гитары и тихо поет хор:
Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы,
Съемки у нас уж давно начались...
Гей, песнь моя-я-я.
В тот же вечер мать рассказывает мне о том, что было без меня, рассказывает про сына:
— Начались беспорядки... Коля ушел в училище три дня назад и нет ни слуху...»
2. «...радость, что все мы снова вместе живы...
Хорошо дома! Тепло...
...Съемки примерные, съемки глазомерные...
Гей, песнь моя, любимая... звенит гитара.
Сначала он тихо поет один. Но так подмывающе весело звучит знакомая песня, что невольно присоединяешься к ней, подпеваешь...» (Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина, ф. 562).
Общий настрой отрывков так сродни первым страницам «Белой гвардии», что сомнений не остается: мать и Коля здесь не только Булгаковы (недаром в письме Булгаков предполагает, что эти отрывки «будут не безынтересны» сестрам), но и будущие Турбины, герои «Белой гвардии».
Нами указывалось, что прототипом одного из героев романа Ю. Слезкина «Девушка с гор» (1925) — Алексея Васильевича — автору послужил М.А. Булгаков. Ю. Слезкин утверждает, что Алексей Васильевич пишет на Кавказе роман. Этому свидетельству можно доверять. М. Булгаков и Ю. Слезкин во Владикавказе близко сошлись, работали в одном подотделе искусств, знакомство их продолжалось в Москве, очевидно, вплоть до выхода из печати «Девушки с гор».
Наконец, в письме автору этой статьи от 11 июня 1967 года Е.С. Булгакова цитировала письмо вдовы О.Э. Мандельштама, рассказывавшей о встрече Осипа Мандельштама с Михаилом Булгаковым в Батуме в 1921 году: «К нам несколько раз на улице подходил молодой человек и спрашивал О.М., стоит ли писать роман, чтобы послать его в Москву на конкурс».
Итак, замысел романа созрел на Кавказе. Проследим во что он вылился в первый год пребывания М. Булгакова в столице. Мы располагаем двумя рассказами и отрывком, которые можно рассматривать как своеобразные эскизы к «Белой гвардии». Это «Необыкновенные приключения доктора» («Рупор», 1922, вып. 2), «Красная корона» («Накануне», 1922, 22 октября, Литературное приложение) и отрывок из романа «Алый мах» — «В ночь на 3-е число» («Накануне», 1922, 10 декабря, Литературное приложение).
Рассказ «Необыкновенные приключения доктора» построен в излюбленной Булгаковым форме «записок». Как и в «Театральном романе», собственно «записки» предваряет вступление, кратко повествующее об авторе рукописи и его гибели. Сюжет рассказа — приключения киевского врача, пережившего в городе смену нескольких властей, поочередно мобилизованного петлюровцами и белой армией, бежавшего в обоих случаях, а затем бесследно исчезнувшего.
В первой половине рассказа социальный анализ едва намечен: для героя все новые власти плохи, впрочем, хуже петлюровщины «ничего на свете не может быть». Красную армию, ненадолго вошедшую в город, представляет фигура воина с итальянской гармоникой; образ этот имеет юмористическую окраску.
Однако во второй половине рассказа, где события разворачиваются на Северном Кавказе, впечатления врача становятся более определенными, явно проявляется сочувствие к людям, сгоняемым с родной земли: «Чеченцы... бьются отчаянно. Но ничего не выйдет. Возьмут аул и зажгут. Где ж им с двумя паршивыми трехдюймовками устоять против трех батарей кубанской пехоты...
С гортанными воплями понесли их лихой конный полк
вытоптанными, выжженными кукурузными пространствами. Ударил с фланга в терских казачков. Те чуть теку не дали. Но подсыпали кубанцы, опять застрочили пулеметы и загнали наездников за кукурузные поля на плато, где видны в бинокль обреченные сакли».
В рассказе впервые намечена тема крушения белой армии: «Эшелон готов: Пьяны все. Командир, казаки, кондукторская бригада, и, что хуже всего, машинист...
В мутном рассвете сыпались из вагонов люди. Стон и вой. Машинист загнал, не смотря на огонь семафора, эшелон на встречный поезд...».
И, наконец, четкий вывод:
«Голову даю на отсечение, что все это кончится скверно. И поделом — не жги аулов.
Для меня тоже кончится скверно. Но с этой мыслью я уже помирился». Так в рассказе появляется мотив вины.
Биографические детали в «Необыкновенных приключениях доктора» позволяют сопоставить рассказ с «Белой гвардией»: «Моя специальность — бактериология. Моя любовь — зеленая лампа и книги в моем кабинете». И далее: «Погасла зеленая лампа. «Химиотерапия спириллезных заболеваний» валяется на полу. Стреляют в переулке». Здесь название книги напоминает об узкой специальности Алексея Турбина. И сцена, очень похожая на бегство Алексея Турбина по улицам Города в «Белой гвардии»:
«К пяти часам дня все спуталось. Мороз. На восточной окраине пулеметы стрекотали. Это — «ихние». На западной пулеметы — «наши». Бегут какие-то с винтовками... Извозчики едут. Слышу, говорят: «Новая власть тут...»
«Ваша часть (какая, к черту, она моя!!) на Владимирской». Бегу по Владимирской и ничего не понимаю. Суматоха какая-то. Спрашиваю всех, где «моя» часть... Но все летят, и никто не отвечает. И вдруг вижу — какие-то с красными хвостами на шапках пересекают улицу и кричат:
— Держи его! Держи!
Я оглянулся — кого это?
Оказывается — меня!
Тут только я сообразил, что надо было делать — просто-напросто бежать домой!».
Существенна и разница: герой «Необыкновенных приключений доктора», в отличие от Алексея Турбина, не относит себя ни к одному из борющихся лагерей. Он бежит от Петлюры, дезертирует из белой армии (ср.: Алексей Васильевич в романе Ю. Слезкина пишет роман под названием «Дезертир»).
В «Необыкновенных приключениях доктора» появляются художественные образы, перешедшие позже в «Белую гвардию». Петлюровцы — «какие-то с красными хвостами на шапках». Некоторые фразы повторяются почти дословно: «Машинально пошевелил браунинг в кармане» («Необыкновенные приключения доктора»), «машинально пошевелил ручкой кольта в кармане» («Белая гвардия»). В рассказе звучит и лирическая тема Звезд: «Потом бархатный полог и бескрайний звездный океан... Заваливаюсь на брезент, съеживаюсь в шинели и начинаю глядеть в бархатный купол с алмазными брызгами. И тотчас взвивается надо мной мутно-белая птица тоски. Встает зеленая лампа, круг света на глянцевитых листах, стены кабинета...»
Итак, в рассказе пунктирно намечены темы, позже получившие развитие в «Белой гвардии»: «хождение по мукам» русской интеллигенции в годы гражданской войны, тема вины и возмездия, разгром армии, тема родного гнезда.
Последняя тема звучит и в «Красной короне». Как островок прежней покойной жизни в бушующем море гражданской войны — уютная гостиная, где «в раме пыльной и черной портрет на стене... Пианино раскрыто и партитура Фауста на нем».
Отрывок из романа «Алый мах» — в «В ночь на 3-е число» — также может быть воспринят как эпизод «Белой гвардии», не вошедший в окончательную редакцию романа. Действие разворачивается в день ухода Петлюры из Киева. Доктор Михаил Бакалейников, мобилизованный петлюровцами, переживает страшную ночь. Три героя отрывка: Михаил, Николай, Варвара Афанасьевна — носят имена членов семьи Булгаковых.
Что характерно для всех трех рассказов? Определен герой будущего романа — врач, человек интеллигентный, но слабохарактерный (в «Белой гвардии» — «человек-тряпка»), фигура, весьма типичная для психологической прозы начала 20-х годов. Квартира Алеши Турбина в «Братьях Турбиных», «аккорды гитары» и «знакомая песня» в «отрывочках» (письмо сестре), гостиная в «Красной короне» — все это детали облика дома, который в «Белой гвардии» вырастет в символ мира и покоя. Определена тема — муки русской интеллигенции в период гражданской войны. Но не было понимания происходящего. «Начались беспорядки» (в «отрывочках»), «вообще — вздор!» («Необыкновенные приключения доктора») так обывательски воспринимают события герои рассказов. Но и позиция самого автора тоже где-то рядом с героями.
Понимание смысла происходящего, неизбежности его и высшей гуманистической оправданности придет к Булгакову позднее, в ходе работы над романом, и оформится окончательно в пьесах, написанных непосредственно вслед за «Белой гвардией», — «Днях Турбиных» и «Беге».
Возникает вопрос, почему эпизод мобилизации доктора петлюровцами не вошел в ткань романа «Белая гвардия»? Ведь он очень занимал писателя: ситуация на мосту, где бесчинствовали петлюровцы, бегство врача, возникнув впервые в «Необыкновенных приключениях доктора», появится позже в отрывке «В ночь на 3-е число», в рассказе «Я убил» (1926) и «Театральном романе» (1936). Напрашивается предположение, что случай, подробно описанный в отрывке «В ночь на 3-е число», произошел с самим М.А. Булгаковым и оказал на него сильное влияние. А именно — глубокое и болезненное ощущение своей слабости перед лицом событий. Недаром герою дана «снижающая» фамилия — Бакалейников. Характерна и последняя реплика Бакалейникова: «Бандиты!.. Но я... я... интеллигентская мразь!» (В рассказе «Я убил» эпизод этот получил иную окраску: врач Яшвин убивает петлюровского полковника, истязающего коммунистов). Тот факт, что М. Булгаков в период гражданской войны оказался «между» борющимися лагерями, очевидно, долго мучил его. Но в ту пору, когда писатель приступил к систематической работе над романом, семейная хроника Турбиных перестала быть для него самодовлеющей — в романе выступила на главное место История. Эпизод, о котором мы говорили выше, трансформировался в бегство Алексея Турбина от петлюровцев при их вступлении в Город. Примечательно, что подлинные имена семьи Булгаковых, имевшиеся в рассказах, в романе в значительной мере заменены вымышленными.
Важно отметить, что если эти произведения явились определенным этапом в творческом развитии М. Булгакова, то в его идейном росте, в овладении всей сложностью исторических событий ему помогла работа газетчика, та литературная среда, которая окружала его в в редакциях столичных газет. Сотрудничая в целом ряде периодических изданий, Булгаков не мог не заметить тех изменений, которые происходили в Советской России; это помогло ему понять невозвратимость старого, неизбежность и правомерность исторических перемен.
В то время, когда еще живы были надежды части буржуазной интеллигенции в самой стране и за рубежом на восстановление монархии, М. Булгаков пишет роман, в котором с неоспоримой убедительностью рисует гибель самой идеи белого движения — основной силы, на которую возлагала свои чаяния контрреволюция. Кстати вспомнить, с каким жестоким сарказмом высмеял Булгаков «внутреннюю оппозицию» в юмористическом рассказе «Спиритический сеанс» («Рупор», 1922, вып. 4, стр. 6—7.).
Когда же Булгаков писал «Белую гвардию»? В автобиографии, датированной октябрем 1924 года, он сообщает: «Год писал роман «Белая гвардия».
Мы располагаем письмом М. Булгакова, датированным 31 августа 1923 года. Адресованное Юрию Слезкину в Кролевец, оно примечательно острой заинтересованностью в литературной жизни Москвы.
«В «Накануне» (Речь шла о московской редакции газеты «Накануне». — В.Ч.) масса новых берлинских лиц, хоть часть из них и временно: Не-буква, Бобрищев-Пушкин, Ключников и Толстой...
«Диаволиаду» я кончил, но вряд ли она где-нибудь пройдет. Лежнев отказался ее взять. Роман я кончил, но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кой-что поправляю.
Лежнев начинает толстый ежемесячник «Россия» при участи наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность...
Трудно в кратком спешном письме сообщить много нового. Во всяком случае дело идет на оживление, а не на понижение в литературно-издательском мире».1
Письмо позволяет точно определить, что работа над романом велась в 1923 году. Это подтверждает и тот факт, что в 1924 году рукопись «Белой гвардии» была прочитана Н.С. Ангарским. В архиве М.А. Булгакова сохранилось письмо М. Волошина Н.С. Ангарскому, датированное 25 марта 1925 года. Оно почти целиком посвящено М. Булгакову (Волошин благодарил Ангарского за присылку «Недр» с «Роковыми яйцами», просил передать автору повести приглашение на лето в Коктебель). Волошин писал: «...я очень пожалел, что Вы все-таки не решились напечатать «Белую гвардию», особенно после того, как прочел отрывок из нее в «России».2 В печати видишь вещи яснее, чем в рукописи...
И во вторичном чтении эта вещь представилась мне очень крупной и оригинальной; как дебют начинающегося писателя ее можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».
Итак, предыстория романа длилась три года (1920—1922). Это характеризует важность для М. Булгакова «Белой гвардии».
«Белая гвардия» — роман социально-психологический, исторический. Три силы, говорит автор, существовали на Украине во второй половине 1918 года: немцы, Петлюра, большевики. Герои романа представляют четвертую силу — белую гвардию. Читатель не видит вступления Красной Армии в Город, но он становится свидетелем не менее важного: как жалкие марионетки, срываются и катятся в безвестность: и немцы-оккупанты, и Петлюра, и белая армия.
Так в «Белой гвардии» М.А. Булгаков обрел свою точку зрения на события, произошедшие в «великий и страшный» 1918 год. Автор поднимается над своими любимыми героями Турбиными, судит их, но видит для них возможность новой жизни.
Рост социального сознания значительной части русской интеллигенции в процессе «хождения по мукам» в годы гражданской войны — основная тема романа. И хотя народ — основная движущая сила Истории — не стал главным героем «Белой гвардии» (по сути дела, это роман без главного героя), тем не менее «Белая гвардия» ярко и убедительно демонстрирует влияние свершений и деяний советской республики на позицию художника.
Роман не был напечатан в нашей стране полностью при жизни автора. В 1925 году МХАТ обратился к М.А. Булгакову с предложением инсценировать роман. Булгаков работал над пьесой в тесном контакте с коллективом театра, и уже осенью 1926 года состоялась премьера «Дней Турбиных».
В 1927 году, когда «Дни Турбиных» шли второй сезон в МХАТ, неожиданно для автора в буржуазной Риге издательство «Литература» напечатало роман «Белая гвардия» («Дни Турбиных»). Одновременно вышли две части романа в Париже. Рижское издательство имело, очевидно, лишь экземпляры журнала «Россия» с двумя частями романа и экземпляр пьесы «Дни Турбиных». Несомненно, издательство напечатало роман без разрешения автора. Доказательством служит тот вопиющий факт, что третья часть романа «сочинена» неизвестным лицом и не имеет ничего общего с подлинным текстом «Белой гвардии». Было взято за основу последнее действие «Дней Турбиных». Неизвестный автор не был даже примитивно добросовестен; он не удосужился запомнить имена героев романа — Сергей Иванович Тальберг превратился у него во Владимира Робертовича (имя и отчество Тальберга в «Днях Турбиных»). Вступительная статья Петра Пильского была написана с типично эмигрантской позиции. Обвиняя советских критиков и рецензентов, Пильский патетически восклицал: «Этот поход на Булгакова можно было бы назвать самоубийственным, если бы большевики вообще могли чего-нибудь бояться, дорожить чьим-нибудь мнением, опасаться позора!» В пылу возмущения Пильский, не заметив, отпустил комплементы большевикам: они ничего не боятся, не дорожат ничьим мнением (надо понимать — эмигрантским). Роман в Риге был опубликован с некоторыми купюрами. В главе четвертой первой части романа в остро сатирическом описании эмигрантской толпы в абзаце: «Большевиков ненавидели. Но не ненавистью в упор, когда ненавидящий хочет идти драться и убивать, а ненавистью трусливой, шипящей, из-за угла, из темноты», — второе предложение опущено.3 Затем, в главе пятой этой же части, в абзаце: «Вот тогда ток пронизал мозги наиболее умных из тех, что с желтыми твердыми чемоданами и с сдобными женщинами проскочили через колючий большевистский лагерь в Город. Они поняли, что судьба их связала с побежденными, и сердца их исполнились ужасом.
— Немцы побеждены, — сказали гады.
— Мы побеждены, — сказали умные гады». Выпущено «сказали гады» и «сказали умные гады». Как будто бы две-три фразы, но как старательно «причесан» роман!
Еще примеры. В той же характеристике эмигрантской толпы в предложении: «Бежали журналисты, московские и петербургские» выпущены три слова «продажные, алчные, трусливые». В пятой главе выпущена вся та часть сна Алексея, в которой фигурирует Най-Турс. Издателям, видимо, кощунственной показалась мысль о том, что в раю отведены хоромы большевикам! В главе одиннадцатой второй части романа в эпизоде с батареей, забытой белыми у Города, последние слова командира перед тем как выстрелить себе в рот: «Штабная сволочь. Отлично понимаю большевиков», — выпущены.
Можно вообразить, как это изуродованное издание романа должно было огорчить М.А. Булгакова. И какой вред принесло оно его литературной и гражданской репутации, учитывая и антисоветскую вступительную статью П. Пильского.
Бывший издатель журнала «Россия» З. Каганский эмигрировал в свое время за границу. Он самовольно объявил себя правомочным представителем М.А. Булгакова за границей и передал для перевода на немецкий язык пьесу «Дни Турбиных». М. Булгаков, получив эти известия, был крайне возмущен и немедленно отправился в ТАСС с просьбой опубликовать его протест. Он заявлял:
«Я получил известие из-за границы, что некий Каганский и еще некоторые личности, имена которых мне неизвестны, уверяют, что у них есть мое разрешение на эксплуатацию моего романа «Белая гвардия» и пьесы моей «Дни Турбиных».
Настоящим заявляю, что никакого разрешения ни Каганскому, ни другим лицам я не давал».4 Письмо М.А. Булгакова было напечатано в ряде зарубежных изданий.
Примечания
1. Центральный государственный архив литературы и искусства, ф. 1384, оп. 1, ед. хр. 93.
2. Две части романа были напечатаны в журнале «Россия» (1925,. №№ 4, 5.)
3. М. Булгаков. Белая гвардия («Дни Турбиных»), Рига, 1927.
4. С. Ляндрес. «Русский писатель не может жить без Родины...» «Вопросы литературы», 1966, № 9, с. 135.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |