4.2. Классификационные вопросы

4.2.1. Классификация героев

4.2.1.1. Мнения критиков

Классификация героев «Мастера и Маргариты» — один из самых сложных вопросов, возникающих при анализе данного произведения. В литературной критике нет единой точки зрения, а существующие схемы противоречат одна другой. Кроме того, есть мнение, согласно которому составить классификацию персонажей романа вообще невозможно, поскольку все герои связаны между собой, и у каждого свой крестный путь и своя Голгофа [34]. Из имеющихся классификаций наиболее подробные и логичные представлены в работах Т.В. Рыжковой, А.А. Гапоненкова и Б.В. Соколова. Рассмотрим каждую из них.

По мнению Т.В. Рыжковой, Булгаков делает главным критерием выявления добра и зла в человеке его способность (неспособность) любить [117, с. 88]. Соответственно выделяются четыре категории действующих лиц: 1) те, которые любят только себя (большинство отрицательных персонажей «московских» и «ершалаимских» глав); 2) те, которые все-таки не бросают своих возлюбленных в трудные минуты (Пелагея Антоновна, жена Семплеярова, и Анна Ричардовна, любовница Прохора Петровича); 3) те, которые готовы совершать самопожертвование ради любви (Маргарита); 4) высшее проявление любви — любовь Иешуа, любовь и вера в человечество [Там же, с. 88]. Данная классификация, безусловно, имеет сильные стороны. Во всяком случае, она позволяет охватить практически всех персонажей «Мастера и Маргариты» и соответствует экспериментам Воланда, поскольку способность любить — это до некоторой степени способность удивляться красоте или достоинствам того или иного человека. С другой стороны, в подобной классификации имеются и недостатки: 1) слишком велик уровень обобщения, в то время как в романе имеются вполне определенные и резко очерченные типы персонажей; 2) сюжет в «Мастере и Маргарите» развивается таким образом, что большинство любовных историй находится на периферии романа, а герои этого произведения чаще всего вообще не связаны между собой узами родства или брака [124, с. 318].

А.А. Гапоненков выделяет три ряда героев: 1) безусловно значительные личности (Мастер, Маргарита, Бездомный, Иешуа, Пилат, Воланд); 2) персонажи, которые не являются ни героями, ни полноценными личностями, но которые описаны достаточно ярко и могут на что-либо претендовать (Коровьев, Лиходеев, Босой); 3) персонажи сатирических сцен, персонажи «одной реплики» [33, с. 12—13]. Данная версия тоже вызывает возражения: 1) в пределах одного «ряда» оказываются разные персонажи; 2) эта схема не учитывает наличия связей между персонажами; 3) роман М. Булгакова гораздо более «детализирован», так что здесь можно высказать то же замечание, что и к классификации Т.В. Рыжковой.

В основу классификации Б.В. Соколова положены три основных мира романа Булгакова — ершалаимский, московский и потусторонний. Соответственно этому автор выделяет своеобразные триады персонажей: 1) Пилат — Воланд — Стравинский (руководители)¹; 2) Афраний — Коровьев — Федор Васильевич (заместители); 3) Крысобой — Азазелло — Арчибальд Арчибальдович (исполнители); 4) Банга — Бегемот — Тузбубен (животные); 5) Низа — Гелла — Наташа (служанки); 6) Каифа — Берлиоз — неизвестный в Торгсине (идеологи); 7) Иуда — Майгель — Могарыч (предатели); 8) Матвей — Бездомный — Рюхин (ученики) [126, с. 26]. На наш взгляд, эта классификация является наиболее точной, поскольку позволяет проводить параллели между различными героями и выявлять истинное место того или иного персонажа в романе. В качестве недостатков такой классификации можно назвать следующие: 1) она охватывает только три основных мира, в результате чего многие персонажи романа в нее просто не попадают. Сам Б.В. Соколов предлагает расширить классификацию, добавив к ней четвертый, иллюзорный мир (преимущественно мир Варьете). К первой триаде добавляется Римский, ко второй — Варенуха, к третьей — Лиходеев и т. д. [126, с. 47]. Но поскольку роман Булгакова — произведение сложное и многоплановое, то в данном случае правильнее будет, пожалуй, выделить не один, а несколько маленьких иллюзорных миров в пределах земной реальности; 2) при непосредственном сопоставлении тех или иных героев есть вероятность ошибки, поскольку общие черты подчас можно обнаружить у самых разных персонажей. Например, вызывает некоторые сомнения прямое сопоставление Пилата и Воланда, ведь над дьяволом никого нет, а над Пилатом довлеет Тиверий. Как отметил С.А. Ермолинский, «Быть храбрым на войне, оказывается, гораздо легче, чем сохранить хотя бы видимость независимости, вкусив сладость власти и цепляясь за свое положение» [42, с. 55]. Точно также вызывает сомнения и помещение Римского на высший уровень, а Лиходеева — только на третий, хотя руководит Варьете именно он; 3) в подобной классификации следует более четко организовать не только горизонтальные, но и вертикальные связи, чтобы получилась своеобразная «система координат».

4.2.1.2. Функционально-иерархическая классификация

Учитывая сказанное в предыдущем параграфе, можно предложить следующую классификацию персонажей «Мастера и Маргариты» (Табл. 2).

Таблица 2

Данная схема имеет некоторые особенности.

1. Основное местоположение того или иного персонажа обозначено обычным шрифтом, а дополнительное — курсивом. Связано это с тем, что некоторые герои романа по ходу действия предстают как бы в нескольких ипостасях. Так, Иван Бездомный предстает и как поэт (член МАССОЛИТА), и как продолжатель дела Мастера, и как пациент клиники; Николай Иванович является одним из непрошибаемых персонажей и одновременно лучшим бюрократом, сумевшим даже при фантастическом стечении обстоятельств не потерять «бумаги» и затребовать справку у нечистой силы и т. д.

2. Ершалаим и «ведомство» Воланда достаточно однозначны, чего нельзя сказать о мире, описанном в «московских» главах. Московская действительность множится словно в зеркальных отражениях, в результате чего возникает масса маленьких миров и мирков со своими начальниками и со своей иерархией (уровни 3—4). «Ведомства» Иешуа и Воланда в силу своего космического характера таких делений не имеют.

3. Некоторые позиции в данной схеме могут оставаться пустыми. Например, в столбце «Добро» нет уровня предателей, поскольку стремление к добру предательства не предполагает.

Прокомментируем теперь каждый столбец в таблице.

Деление ершалаимского мира на уровни имеет несколько особенностей. Здесь можно отметить четыре момента: а) Пилат занимает довольно значимую, но все-таки не самую высокую должность, поскольку над ним находится и Тиверий, и сенаторы в Риме, и наместники провинций более высокого класса; б) в данном мире остается почти что вакантным место Мастера. Творческим трудом в «ершалаимских» главах занимается только Матвей, сочиняющей свое Евангелие (Иешуа не записывает своих мыслей), но в такую иерархию он вписывается плохо, поскольку прежде всего является учеником Иешуа. Поэтому на данный уровень, как это ни парадоксально, следует поместить Афрания — мастера тайного сыска и мастера заплечных дел; в) Афраний оказывается между двух огней — ему надо угодить Пилату и в то же время не «засветиться» перед Каифой. Но на то он и мастер, чтобы всегда спрятать концы в воду; г) основное место Пилата — это должность прокуратора, но он одновременно пытается выполнять и идеологические функции, насаждая римскую идеологию.

«Ведомство» добра страдает тем, что у него нет реальной земной основы. Нельзя сказать, чтобы Мастер, Маргарита и Наташа были отрицательными персонажами, но в то же время Воланду все-таки удается завлечь их в свое «ведомство», и тем самым он выбивает почву из под ног у своего «конкурента».

В «ведомстве» зла идеологические функции, скорее всего, выполняет Абадонна, в равной мере сочувствующий всем враждующим сторонам, что, впрочем, не мешает ему насаждать ненависть и насилие. И раз уж даже погибший ребенок в «ведомстве» Воланда рассматривается как несостоявшийся грешник, то особых комментариев тут и не требуется. Что же касается Маргариты, то она в любом случае относится к уровню соблазнителей, поскольку именно она нашептывает Мастеру соблазнительные вещи и одновременно обманывает его, уверяя, что все будет «ослепительно хорошо». Постоянной соблазнительницей в «ведомстве» Воланда является Гелла, которая пытается соблазнить (в прямом смысле этого слова) Варенуху и Сокова.

Современный мир в романе возглавляется Сталиным, пусть даже он напрямую и не называется. Конкретных помощников вождя в «Мастере и Маргарите» нет, а есть только безликие следственные органы. Далее московская действительность делится на несколько маленьких миров. Их число может быть различным в зависимости от того, насколько подробно рассматривать те события, которые описываются в «московских» главах.

Литературная среда в романе представлена Берлиозом, которому подчиняется МАССОЛИТ. За идеологией следят литературные критики вроде похожего на патера Латунского, а также и сам Берлиоз, не упускающий случая поучить молодых авторов. Уровень соблазнителей в данном столбце представлен довольно комичным персонажем — писательницей Штурманом Жоржем, которая сознательно распаляет членов МАССОЛИТА разговорами о том, что «сейчас хорошо на Клязьме» и прочими нюансами квартирно-дачного вопроса, в результате чего среди литераторов назревает бунт. К творческим работникам можно отнести Бездомного (явно лучшего члена МАССОЛИТА) и рассказчика, от имени которого ведется повествование. Некоторое отношение к литературе имеет и Могарыч, который очень точно сумел указать Мастеру на те причины, по которым его роман не может быть опубликован. Что же касается Мастера с Маргаритой, то они в этот мир не вписываются.

Во владениях Стравинского обращает на себя внимание третий уровень, на который можно поставить сразу трех пациентов: Босого, ставшего православным от большого испуга; Мастера, написавшего новую версию библейских событий, а также Ивана Бездомного, поверившего в Бога под влиянием нечистой силы и ставшего учеником Мастера. Но Бездомный с Мастером — это все-таки статья особая, и поэтому главным персонажем в данном случае можно считать Босого. Конечно, подобное выделение весьма условно, поскольку основное место Босого вовсе не в клинике, но с другой стороны, мир клиники настолько иллюзорен, что в нем возможно все что угодно. Во всяком случае, все дальнейшие уровни сравнительно легко заполняются действующими лицами из сна Босого, недаром же он занимает целую главу в романе. При этом уровни 7 и 8 как бы раздваиваются. Так, на седьмом уровне соблазнителем выступает ведущий из сна Никанора Ивановича, подбивающий публику в театре сдавать валюту, а обманщиками — присутствующие там валютчики. Восьмой уровень раздваивается несколько иначе: во сне работниками являются белые повара, наяву — такие же белые санитары.

Мир Варьете достаточно прост и легко делится на уровни. Командует им Лиходеев, следующий уровень занимает администратор Варьете Варенуха. «Идеологический» уровень представлен двумя персонажами — фальшиво-религиозным Соковым и не слишком убежденным атеистом Римским. При этом финдиректор Римский и администратор Варенуха стоят один другого и в принципе взаимозаменяемы. Тем не менее основная функция Римского связана скорее с идеологией, чем с директорством, поскольку именно он ищет «обыкновенные объяснения явлений необыкновенных», возмущается, как Лиходееву «разрешили это поставить» и в конечном итоге поступает как Берлиоз, решив сообщить «куда следует». На этот уровень можно было бы поставить и честного бухгалтера Ласточкина, но его злоключения описаны в романе таким образом, что он скорее попадает в иерархию бюрократов, связанных с деятельностью комиссии зрелищ и увеселений. Уровень мастеров в данном случае занимает якобы творческая личность — Жорж Бенгальский, который, как оказывается, начинает думать головой только при угрозе ее непосредственной потери. Неожиданным в Варьете является то, что соблазнителями в нем становятся не цирковые артисты (они составляют отдельный уровень), а зрительницы, оставшиеся без одежды после сеанса черной магии (ведь именно это и вызвало самый соблазнительный скандал). Кроме того, в мире Варьете следует отметить последний уровень. «Специального», отдельно взятого доносчика в данном учреждении как будто нет — доносы в нем пишет сама администрация (Римский и Варенуха). С другой стороны, в Варьете все-таки есть своеобразные «шпионы», к которым можно отнести факиров, заглядывавших в гримерную Воланда перед началом представления. Вполне понятно, что их целью было подсмотреть какой-нибудь фокус у заезжей знаменитости.

Мир бюрократов представлен в основном учреждениями, связанными с Варьете. Во главе здесь стоит председатель комиссии зрелищ и увеселений Прохор Петрович, способный строчить резолюции даже в свое отсутствие. На это же место можно было бы поставить и Николая Ивановича, но он скорее подходит под категорию непрошибаемых личностей. На уровне заместителей располагается секретарша Прохора Петровича Анна Ричардовна, а на «идеологическом» уровне — Василий Степанович Ласточкин, человек долга, способный сдать выручку при любых обстоятельствах. Дальнейшие уровни заняты представителями филиала комиссии. Заведующий филиалом охарактеризован в романе как большой мастер по организации кружков, а на уровень соблазнительниц можно поставить продавщицу зрелищной литературы, поскольку для посетителей филиала именно она была олицетворением очередного соблазнительного скандала. (Правда, в отличие от Анны Ричардовны, она терпеть не может своего начальника). Уровень предателей в данном случае представлен «филиальскими подхалимами» Фановым и Косарчуком, которые предали своих сослуживцев, первыми записавшись в кружок к втируше-регенту.

Мир непрошибаемых личностей имеет некоторые отличия от других миров. Во-первых, в нем нет явного и бесспорного лидера («умнейшего человека» в Москве), а есть только «один из лучших следователей» и мнение «культурных и образованных» людей, разделяющих версию следствия по делу Воланда. На место лидера можно было бы поставить Арчибальда Арчибальдовича, но у него есть свой собственный мирок в виде писательского ресторана. (А вот «заместитель» в данном мире уже имеется — это Поплавский, «умнейший человек» из Киева). Во-вторых, непрошибаемые личности почти не связаны друг с другом, равно как и с представителями других миров (по сути дела, здесь каждый персонаж — сам себе голова). Более того, наличие каких-либо связей (особенно любовных) для подобных персонажей вообще вредно. Ведь кто из них пострадал больше всего? Разумеется, это Семплеяров (из-за своей любовницы Милицы Андреевны) и любитель красоток Николай Иванович, которому пришлось «посвинячить» совсем не так, как он ожидал. Уровень непосредственных работников в данном мире представлен Аннушкой, постоянно находящейся в хлопотах, связанных с личным обогащением и ненароком подстроившей смертельную ловушку Берлиозу. Данную особу не удалось прошибить даже Азазелло: чуть только он ослабил железную хватку на ее шее, как она опять принялась за старое. Замыкает непрошибаемый мир профессор Кузьмин, слегка позабывший клятву Гиппократа и взявший от Сокова 30 рублей (конечно, здесь прямая аналогия с тетрадрахмами). И сколько бы пиявок на него ни навесила нечистая сила, он все равно удержится на плаву, придерживаясь высказанной его другом Буре классической формулировки «все вздор»...

Говоря о непрошибаемых личностях, следует отметить, что непрошибаемость — понятие довольно широкое и его можно применять не только в рамках одной иерархии. Например, помимо упомянутого Арчибальда Арчибальдовича, непрошибаемость присуща Стравинскому и Павлу Иосифовичу. (Все они, кстати говоря, являются начальниками). С другой стороны, непрошибаемость нельзя рассматривать как особенность, присущую определенной работе или должности, то есть на общую иерархию персонажей романа это качество все же не влияет. Таким образом, в мир непрошибаемых личностей отнесены только наиболее типичные персонажи, которых сложно отнести к какому-либо другому миру.

Еще один маленький мир в романе — это мир ресторана и Торгсина (данные учреждения можно рассматривать и отдельно друг от друга (как два мира), но большой необходимости в этом, пожалуй, нет). Главенствуют в этом мире весьма колоритные личности — Арчибальд Арчибальдович и Павел Иосифович, чем-то смахивающий на Стравинского. Помощниками у них состоят продавцы и официанты, работниками попроще — швейцары. В качестве соблазнителя в этом мире выступает любитель деликатесов Амвросий и, как ни странно, сам рассказчик, хотя это, конечно, не основное его место. Идеологический уровень в этом мире занимают приверженцы потребительской философии — похожий на Берлиоза иностранец в Торгсине и супруги Петраковы, с одинаковым удовольствием поглощающие как кулинарные шедевры, мастерски изготовленные поварами ресторана, так и жареные факты, распространяемые «творческим работником» несколько иного рода — Кандалупским.

В тексте романа можно выделить и другие маленькие мирки, например, правление дома 302-б, где председательствует Босой. Особенность этого мира состоит в том, что в нем нет четкой идеологии (кроме самого обыкновенного взяточничества). Творческие личности в данном мире практически отсутствуют, и поэтому нет ничего удивительного в том, что Никанор Иванович так клянет Пушкина. (Впрочем, в тексте все же упоминается некий автор, предоставивший Босому «потрясающее по своей художественной силе» описание похищения пельменей). Соблазнительницей в домоуправлении выступает жена Босого, призывающая мужа покаяться ради «скидки», а на последнем уровне находится потенциальный доносчик Квасцов.

Подводя итоги, отметим, что «Мастер и Маргарита» — настолько густонаселенный роман, что для него может оказаться недостаточной даже самая развернутая классификация героев. Подходы к данному вопросу могут быть различны, но иерархическая классификация представляется все-таки наиболее предпочтительной. Тенденцию к образованию иерархических связей, присущую роману Булгакова, можно понимать по-разному: с одной стороны, наличие строгой иерархии в немалой степени способствует тому, что «Мастер и Маргарита» при чтении воспринимается как упорядоченное и логичное произведение, но с другой стороны, иерархические структуры имеют и существенный недостаток — в них не может быть случайных деталей, богатых духовных взаимоотношений или родственных связей. И действительно, в «Мастере и Маргарите» нет удачных браков, нет детей, нет искренней дружбы и настоящей веры (кроме, разумеется, Левия и Иешуа), почти нет благородных порывов. Более того, в «московских» главах трудно отыскать даже обычных добрых людей, и, возможно, это является следствием того, что добро как таковое очень сложно «подогнать» под какую-либо из существующих земных иерархий.

В целом получается любопытная ситуация: при всей густонаселенности роман имеет довольно жесткие границы, и вызвано это тем, что иерархические связи между персонажами преобладают над всеми прочими человеческими взаимоотношениями. Как отметил Н.К. Гаврюшин, «В сознании героев и рассказчика нет отче-сыновнего отношения, нет истории, нет будущего» [28, с. 30], и это суждение можно считать наиболее точным и справедливым.

4.2.2. Воланд против Иешуа. Искушения и наказания

4.2.2.1. Мнения критиков

По данному вопросу в литературной критике есть две полярные точки зрения: одни критики отрицают возможность противопоставления Воланда и Иешуа и, соответственно, не анализируют искушения, устраиваемые нечистой силой, другие же рассматривают Воланда как вполне традиционного дьявола-искусителя. Первую позицию отстаивают такие исследователи, как Л.М. Яновская, М.И. Андреевская, Т.В. Рыжкова, Г.А. Лесскис.

1. Воланд, по мнению Л.М. Яновской, вскрывает зло, разоблачая его, снижая, уничтожая то, что действительно ничтожно. Основное отличие Воланда от Мефистофеля в том, что «Мефистофель настойчиво доводит свои жертвы до преступления, которого они не хотели совершать. Воланд не лжет, не искушает и потому не предает» [154, с. 277—278].

2. По мнению М.И. Андреевской, «ведомство» Воланда и «ведомство» Иешуа, «...несмотря на всю силу традиции и несмотря на обманчивый эпиграф, не удается противопоставить по антитезе Добра и Зла. Роман подсказывает другое разграничение: Справедливость и Милосердие. Что же касается зла в той его основной природе, какой оно разрушает, соблазняет и унижает, оно... отнесено не столько к «ведомству» Воланда, сколько к делам и рукам человеческим» [5, с. 62].

3. Примерно такой же точки зрения придерживается и Т.В. Рыжкова: «В романе Булгакова функция справедливого суда ... отдана Воланду. Только идея справедливости — Страшного Суда — пока может удержать человека от нравственного падения» [117, с. 78].

4. Как отмечает Г.А. Лесскис, «Некоторые критики именно так — как антипода Господа Бога — и пытались интерпретировать Воланда. Но такая интерпретация не соответствует тому, что говорит и как ведет себя булгаковский сатана» [80, с. 316]. В подтверждение приводятся следующие аргументы: Воланд пытается убедить Берлиоза в существовании Христа; его рассказ благожелателен; Воланд исполняет просьбу Иешуа; булгаковский сатана решительно никого не провоцирует на дурные поступки, а лишь «регистрирует» их и т. д.

Подобные мнения вызывают немало возражений:

1) Воланд разоблачает мелкое и ничтожное зло, но отнюдь не крупное. Правильнее будет сказать, что он корректирует зло, а не наказывает его;

2) Мастер не хотел отказываться от своего романа и искать спасения у нечистой силы, но это все-таки произошло;

3) в явном виде Воланд вроде бы не лжет, но ни одного бесспорного афоризма он не произносит;

4) как было показано в предыдущих главах, Воланд отнюдь не озабочен восстановлением справедливости, да и милосердие Иешуа имеет границы;

5) зло, творимое людьми, более наглядно, чем космическое зло, но это еще не значит, что последнего вообще нет;

6) никакой Страшный Суд не может остановить падения нравов, поскольку на одном страхе удержаться невозможно. Кроме того, как уже говорилось, действия нечистой силы не столько являются судом над людьми, сколько представляют собой сбор недостающих данных в рамках дьявольских экспериментов;

7) для Воланда выгоднее представить Христа в неприглядном свете, чем огульно отрицать его существование. Рассказ же Воланда благожелателен вовсе не потому, что он хорошо относится к своему противнику — в данном случае дьявол просто использует добро в своих целях;

8) просьбу Иешуа Воланд выполняет охотно, поскольку от исполнения такой просьбы ничего в мире не изменится;

9) рассуждения о том, что Воланд никого не искушает и не провоцирует, звучат довольно неубедительно. И действительно, разве Воланд не советует Лиходееву опохмелиться после бурно проведенного вчерашнего дня? Или не предлагает Сокову пуститься в загул, используя оставшееся время? Или не искушает Маргариту быстрым исполнением желаний? А уж провокации нечистой силы в Варьете и Торгсине и вовсе говорят сами за себя.

Противоположная точка зрения (то есть рассмотрение Воланда в качестве соблазнителя и искусителя) представляется более логичной. Здесь следует отметить работы Н. Сергованцева, Л.Ф. Киселевой, В.Г. Боборыкина, Л.А. Левиной [122, с. 270; 77, с. 18—19; 61, с. 231; 12, с. 181]. Выводы этих авторов довольно сходны между собой:

1. «Искушение как провоцирование богоотступничества составляет главную функцию сатаны... Воланд если и не вкладывает буквального смысла в слова «голову ему оторвать», то и не предполагает милосердия как необходимой составляющей человеческой души...

Воланд во всем (точнее — во всех) склонен видеть прежде всего дурную сторону. Отсюда и его искусительство: предполагая в людях злое, сатана провоцирует его появление» [77, с. 18—19].

2. «Напрасно думать, что Воланд ни разу не прикоснулся к тем, кто, по словам П. Палиевского, «сознает честь, живет ею и наступает». Но за что так жестоко обошлись с Бездомным?

...А Бог? Что Бог? И есть ли он? А если есть, как коварно утверждает и сам Воланд, то ведь он давно проклят Матвеем Левием за муки казнимого, несчастного Иешуа (Иисуса)» [122, с. 270—271].

3. ««Нечистая сила» в сатирических сценах «Мастера и Маргариты» выступает в традиционных ролях «искусителя», «проявителя» и «очистителя»» [61, с. 231] и т. д.

Но здесь возникает другой вопрос: а придерживается ли Воланд какой-либо системы в своих искушениях и, соответственно, в наказаниях? И можно ли их систематизировать? В литературной критике по этому поводу имеется довольно мало информации, к тому же в основном рассматриваются наказания, а не искушения. Здесь можно упомянуть три версии. Одну из них высказывает Л.А. Левина: «На что же направлено искушение? Если сравнить реальные прегрешения действующих лиц с постигшей их карой, результат будет парадоксален: пострадавшим наиболее сильно труднее всего предъявить конкретное обвинение. Наказание пьяницы и хулигана Степана Лиходеева, взяточника Никанора Ивановича, развратника Семплеярова, жулика-буфетчика кажется безобидной шуткой на фоне судьбы Берлиоза, превращенного в вампира Варенухи, сведенного с ума Римского. Издевательство над инженером Поплавским и профессором Кузьминым вовсе выглядит попыткой устранения нежелательных свидетелей. На первый взгляд, эти люди несимпатичны, не более. Но у них есть общее — подозрительность и враждебность к встречному.

...Берлиоз попал под трамвай, направляясь к телефону с целью сообщить о странном иностранце «куда следует». Варенуха нес туда же донос на Степу Лиходеева и очутился в лапах бесов. Инициатором этой акции был Римский. Самому суровому наказанию подвергаются доносчики (можно вспомнить и барона Майгеля). Заметим: бесы вовсе не избавляют Москву от доносчиков вообще, расправляясь лишь с теми, кто непосредственно встает или может встать на их пути» [77, с. 19].

В данной версии, безусловно, есть рациональное зерно, поскольку доносчикам в романе достается немало. Тем не менее подобная версия имеет и недостатки:

1) нельзя сказать, что нечистая сила наказывает решительно всех доносчиков даже из числа тех людей, с которыми она непосредственно сталкивается. Так, например, Арчибальду Арчибальдовичу все-таки удалось донести на Коровьева и Бегемота, и при этом он нисколько не пострадал;

2) нечистая сила сама не прочь выступить в качестве доносчика, пусть даже для этого приходится прикрываться подставными лицами. Именно так делает Коровьев, «подставивший» ничего не подозревающего взяточника Босого;

3) нельзя сказать, что буфетчик Соков пострадал незначительно — напротив, ему досталось едва ли не самое тяжелое наказание — наказание медленной смертью. (Самый любопытный момент здесь заключается в том, что Соков мог умереть от рака вовсе не потому, что ему было так предназначено судьбой, а потому, что он слишком испугался предсказания Коровьева!);

4) Поплавский не является нежелательным свидетелем, поскольку нечистая сила специально вызвала его из Киева. Что же касается Кузьмина, то он ничего толком и не понял из сбивчивых объяснений Сокова, а если бы и понял, то наверняка не поверил бы ни одному слову;

5) Варенуха и Римский при всей своей похожести пострадали все-таки по-разному: Римский мгновенно постарел и чуть не сошел с ума от страха, а Варенуха даже в облике вампира остался самим собой и в конечном итоге был отпущен нечистой силой восвояси.

Вторая версия принадлежит В.И. Немцеву, который рассматривает описанные в романе события следующим образом: «Арчибальд Арчибальдович недаром уподоблен... капитану пиратского брига. Этот ловкач... всегда готов встретить любые неприятности, чтобы, воспользовавшись общей суматохой, выйти «сухим из воды», да еще и прихватить балыки под мышкой... Поплавский, дядя Берлиоза, не менее бездушный и деловой, тоже не упустит своего, если представится такая возможность, а не представится — он обождет.

Оба эти «разумных практика» не так опасны, поскольку они замкнуты на себя, это осторожные негодяи. Также осторожен и карьерист Римский... Но это уже не рядовой негодяй, свои дела он обделывает за счет других. Более откровенен в своей низости и суетен Алоизий Могарыч. Ему же подобен мелочный скупердяй буфетчик Соков... Сокова Воланд склонен отнести к «удивительным подлецам». И уже совсем полное неприятие Воланда вызывает наушник барон Майгель, призвание которого — целеустремленный донос. Ему в романе, как и Берлиозу, выносится приговор — смерть.

Председатель Московской ассоциации литераторов Берлиоз — статья особая... Высокообразованный, он оказывается нравственно глухим... Например, Берлиоз считает неприемлемым писать об Иешуа так, как пишет Мастер, или как получилось у Ивана Бездомного. Он отказывает в праве на существование подобным героям, потому что бытие их прообразов научно недоказуемо. Таким образом, за литературой он признает лишь утилитарную агитационную задачу, отбрасывая ее духовные и нравственные функции. А бездуховное искусство — это нонсенс, это «дом Грибоедова» с его смехотворными и отвратительными завсегдатаями — носителями всех пороков» [98, с. 125—126].

К достоинствам данной классификации можно отнести ее логичность, продуманность и четкую соотнесенность с текстом романа. Что же касается недостатков, то они заключаются в следующем:

1) смерть Майгеля — скорее ритуал на сатанинском балу, чем расправа с конкретным негодяем. В конце концов, доносчиков на свете немало, и эта смерть ничего не изменит. Кроме того, необходимо отметить и тот факт, что гибель барона была обставлена как-то уж слишком помпезно. В данном контексте можно упомянуть весьма любопытную версию В.И. Сахарова, согласно которой в момент гибели Майгеля произошло совмещение земной реальности и реальности Воланда, и в результате барона застрелил вовсе не Азазелло (как это показалось Маргарите), а милиционеры, штурмующие «нехорошую квартиру» [121, с. 243]. Подобное предположение вполне допустимо, особенно если учитывать ту смерть Майгеля, которая должна была последовать естественным порядком;

2) самый отвратительный для Воланда персонаж не Берлиоз или Май-гель, а Николай Иванович, которого дьявол попросту изгоняет из своего «ведомства», настолько он ему противен. Что же касается того же Майгеля, он после смерти разделяет судьбу гостей на балу и вливается в их ряды;

3) выражение «удивительный подлец» в устах Воланда может и не иметь негативного смысла. Возможно, здесь подразумевается то, что Соков — большой оригинал, то есть именно то, что и нужно Воланду;

4) причина смерти Берлиоза, как было показано в третьей главе, необязательно связана с его личностными особенностями, равно как и с воззрениями Воланда;

5) «класс» негодяя следует оценивать скорее по его стойкости в своих убеждениях, чем по методам «работы». В этом отношении Арчибальд Арчибальдович и Поплавский — самые опасные типы, поскольку они устояли даже перед нечистой силой.

Несколько по-другому подходит к вопросу о наказаниях В.Г. Боборыкин: «Степа Лиходеев, директор Варьете, отделывается, например, тем, что ассистенты Воланда зашвыривают его из Москвы в Ялту, откуда он, натерпевшись, правда, страху, через несколько дней благополучно возвращается в Москву... А грехов у него целый воз...

Большому театральному начальнику Семплеярову, который страдает почти всеми теми пороками, что и Степа, достается в наказание грандиозный семейный скандал. Ну разве еще то, что из своего высокого кресла он вылетает на должность заведующего грибозаготовочным пунктом.

Без чересчур тяжелых последствий обходится встреча с нечистой силой и Никанору Ивановичу, который с валютой действительно не балуется, но взятки-то все-таки берет, и дядюшке Берлиоза Поплавскому, хитроумному охотнику за московской квартирой племянника, и руководителям Зрелищной комиссии, типичным бюрократам и бездельникам. Зато крайне суровые наказания выпадают тем, кто и не ворует и вроде бы степиными пороками не замаран, но обладает одним как будто и безобидным недостатком. Мастер определяет его так: человек без сюрприза внутри. Можно сказать еще точнее — человек без фантазии» [12, с. 181]. К подобным людям данный автор относит Римского, изобретающего реалистические объяснения к любым фантастическим событиям, Сокова, экономящего свои капиталы и тем самым обкрадывающего самого себя, и председателя МАССОЛИТа Берлиоза, которому для такой должности явно не хватает воображения. Что же касается Ивана Бездомного, он пострадал не так уж сильно, и весь «Секрет в том, что он, человек молодой, «девственный», как замечает Мастер, и лишь по молодости своей невежественный и непримиримый... Он становится учеником Мастера и получает в награду от автора романа вполне благополучную судьбу» [12, с. 183].

Данная версия представляется вполне убедительной и даже предпочтительной, поскольку оригинальность и «затейливость» действительно кое-что значат в глазах нечистой силы. Однако при ближайшем рассмотрении и здесь обнаруживается ряд неточностей и спорных вопросов:

1) оригинальность — понятие относительное и весьма субъективное. Во всяком случае, того же Сокова нельзя отнести к совершенно неинтересным для Воланда личностям и уж тем более к людям без фантазии. (В замечаниях к версии В.И. Немцева уже говорилось о том, что данный персонаж в некотором смысле слова как раз и является «большим оригиналом»);

2) следует отметить и тот факт, что разделение людей по их воображению происходит скорее в «ведомстве» Воланда, чем в земной жизни;

3) какой-либо особенной фантазии у Лиходеева и Семплеярова нет, да и «свинячат» они безо всяких изысков. То же самое можно сказать и про Никанора Ивановича, у которого фантазия проявляется уже после контакта с нечистой силой, да и то только во сне;

4) следственные органы вслед за Римским тоже вынуждены изобретать реалистические объяснения фантастических событий, но никто из милиционеров в романе не страдает;

5) про многих людей в романе вообще трудно сказать, есть ли у них фантазия (Майгель, Ласточкин, Варенуха, Прохор Петрович);

6) Иван Бездомный как раз относится к тем персонажам, которые пострадали от нечистой силы больше всего. Во всяком случае, его состояние в конце романа счастливым назвать уж никак нельзя.

Таким образом, приведенные версии при всей своей логичности не дают полную картину того, как именно нечистая сила искушает и наказывает встретившихся на ее пути лиц. Какие же в данном случае могут быть предложения? На наш взгляд, можно предложить несколько классификаций. Логичнее всего будет, пожалуй, сопоставить злоключения того или иного персонажа с тем местом, которое он занимает в общей иерархии героев романа.

4.2.2.2. Характеристика наказаний

Иерархическую классификацию героев романа в данном случае можно использовать четырьмя способами: либо рассматривать горизонтальные уровни, либо выделить одну из содержательных связей, наиболее характерную как для всего романа, так и для непосредственных действий нечистой силы, либо учитывать все вертикальные связи, либо исходить из соответствия того или иного персонажа занимаемому месту. Но прежде чем приводить ту или иную схему, следует отметить три момента: 1) гибель Берлиоза была вызвана совершенно особыми причинами. Можно сказать, что он оказался в ненужном месте в ненужное время, а Воланд в конечном итоге просто использовал его смерть в своих целях. Тем не менее участь данного персонажа можно рассмотреть и «на общих основаниях». Это необходимо как для создания объективной картины происходящих событий, так и для выявления дополнительных мотивов, побудивших нечистую силу расправиться с данным персонажем; 2) наказание тех или иных персонажей может осуществляться как в рамках экспериментов Воланда, так и вне этих рамок, то есть с учетом более широкого набора признаков; 3) поскольку в «ершалаимских» главах нечистая сила визуально не проявляется и явных следов своего присутствия не оставляет, то в классификациях наказаний рассматриваются преимущественно персонажи «московских» глав, а сравнение этих персонажей с героями из романа Мастера производится только там, где это возможно.

В случае с иерархическими уровнями получается следующая картина.

1. Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что нечистая сила серьезно не затрагивает земных руководителей и начальников различных уровней. Даже те из них, которые пострадали от действий Воланда, как были начальниками, так ими и остаются, разве что меняются подведомственные им учреждения (тот же Лиходеев или Арчибальд Арчибальдович). Существенным исключением в этом ряду является только Берлиоз, но его смерть можно объяснить коварством дьявола. Что же касается Пилата, то он пострадал не столько из-за действий Воланда, сколько из-за того, что у него еще осталась совесть. Как отметил Б.М. Сарнов, «Если б Пилат совершил тот же поступок, находясь в ладу с самим собой, за ним не было бы никакой вины. Его вина в том, что он не сделал то, что, оставаясь самим собой, должен был сделать» [118, с. 44].

2. Достаточно благосклонно нечистая сила относится и к разного рода заместителям. Левия Матвея Воланд не считает серьезным соперником, а что касается персонажей «московских» глав, то они отделались довольно легко и не изменили привычного образа мыслей. Даже наиболее пострадавший от нечистой силы администратор Варенуха «исправляется» ровно настолько, что перестает врать по телефону, но не в прямой речи. В этом отношении не выглядит серьезным даже прямое вооруженное столкновение нечистой силы с органами власти, поскольку дело ограничивается только сильным удивлением со стороны «группы захвата». Как отметил тот же Б.М. Сарнов, Воланд и его свита состоит в несомненном родстве с работниками соответствующих органов, и «ковбойская перестрелка между котом и теми, кто пришел его арестовывать, ни одной стороне не опасна. В конце концов это только недоразумение. Свой своего не познаша...» [118, с. 27].

3. В романе весьма незначительно пострадали соблазнители и непосредственные работники. Последних понять можно — им и так достается от вышестоящего начальства, а что касается соблазнителей, то они не страдают потому, что занимаются тем же делом, что и сама нечистая сила (и даже Маргарита в конечном итоге получила именно то счастье, которого добивалась).

4. Очень внимательно нечистая сила приглядывается к носителям какой-либо идеологии или мировоззрения. Основным критерием здесь является убежденность в своих словах и в своей вере. Так, над Кантом Воланд посмеялся, но и только, поскольку вера у данного философа была подлинная. Сильная вера была и у Каифы, который готов допустить уничтожение Ершалаима, только бы не отпускать Иешуа. А вот с персонажами «московских» глав дело обстоит иначе. Здесь выдерживают испытание только Николай Иванович (в силу своей непрошибаемости) и Василий Степанович (в силу своей честности). Остальным персонажам достается гораздо сильнее: Босой и Римский в полной мере не могут стать ни атеистами, ни верующими, вера у Сокова ненастоящая, а иностранца в Торгсине достаточно огреть подносом, чтобы он заорал по-русски. Что же касается критика Латунского, то он остался в живых только по чистой случайности, а вот его начальник Берлиоз, претендующий сразу на два уровня, и вовсе «попал под сокращение» и в прямом, и в переносном смысле.

5. Не менее пристрастно относится нечистая сила и к творческим работникам. Основным критерием в данном случае служит подлинность и оригинальность творчества того или иного лица. Здесь возможны три варианта: а) если нечистой силе попадается действительно творческий человек, то она приложит максимум усилий, чтобы привлечь его в свое «ведомство». Так происходит с Мастером и Бездомным; б) если мастерство какого-либо лица носит специфический характер или же выражено в незначительной степени, нечистая сила не будет ему серьезно препятствовать, особенно если оно занимает командный пост. Так, начальник тайной службы Афраний явно находится на своем месте; остаются начальниками и персонажи «московских» глав — Семплеяров и заведующий городским филиалом Зрелищной комиссии; в) если же какой-либо человек вообще не обладает никакими способностями, его можно и попросить с занимаемого места, вплоть до угрозы потери головы, как это и случилось с Бенгальским.

6. И, наконец, остается последний уровень — предателей и доносчиков. Нечистая сила наказывает не всех из них, а только тех, кто потерял бдительность и осторожность, стал на многое замахиваться и утратил способность быстро адаптироваться к меняющейся обстановке. Вполне понятно, что с личностями вроде Могарыча в такой ситуации ничего особенного не произойдет.

Если же попытаться выделить какой-либо признак из содержательных связей, то скорее всего, это будет непрошибаемость героев. Классификация наказаний по данному признаку выглядит примерно так.

1. Как уже говорилось, Воланд не слишком симпатизирует непрошибаемым героям, но в то же время он их серьезно и не наказывает. Сюда можно отнести всех соответствующих персонажей романа — Арчибальда Арчибальдовича, Поплавского, Николая Ивановича и т. д. Что касается «ершалаимских» глав, то там образцами непрошибаемости служат Каифа и Афраний.

2. Весьма незначительное наказание несут те, кто хоть и не являются образцом непрошибаемости, но зато умеют быстро адаптироваться к ситуации (довольно мало пострадали Могарыч и Лиходеев; чуть больше «прошибло» Босого, Варенуху и Бенгальского).

3. Наиболее сильно пострадали персонажи, которых слишком впечатлили нападки нечистой силы, будь то сильнейший испуг у Берлиоза, Римского, Майгеля, Сокова или потрясение у Бездомного и Мастера².

С другой стороны, можно не ограничиваться одной непрошибаемостью и подойти к вопросу о наказаниях более широко. В этом случае получается нечто вроде комплексно-иерархической классификации, учитывающей как значимость того или иного мира (иерархии) для Воланда, так и поступки населяющих эти миры персонажей. Действия нечистой силы в данном случае можно объяснить так: она наказывает не всех отрицательных персонажей, а только тех, кто попустительствовал злу или же бездумно распространял его по миру, действуя преимущественно в целях личной выгоды. Что же касается тех лиц, которые в той или иной степени являлись первоисточником зла, то они практически не пострадали. Исходя из подобных соображений, можно прийти к следующей «подборке» из миров и персонажей.

1. Наиболее значимые для Воланда миры — это мир Пилата (из-за важности происходящих в нем событий) и мир Берлиоза (воздействие искусства на массы). В «ершалаимских» главах первоисточники зла — Каифа, с одной стороны, и Тиверий, с другой, ответственности не несут, но зато достается Пилату, который попустительствовал распространению зла. Достается в этом мире и рядовому распространителю зла — Иуде, который очень неудачно решил подзаработать. В современном МАССОЛИТе все происходит аналогичным образом. Так, Берлиоз потерял голову не потому, что сам был законченным негодяем, а потому, что допустил наличие множественных источников зла в своем мире в лице Латунского, Аримана, Лавровича или Могарыча (а вот они-то как раз и не страдают!). Попустительствовал злу и Иван Бездомный, сочиняя заказные поэмы, хотя его вина все же меньше, чем вина Берлиоза. Что же касается Мастера и Маргариты, то их вина вполне понятна: Мастер отказался от Иешуа, а Маргарита содействовала распространению зла тем, что заключила договор с дьяволом.

2. Далее следуют три мира: мир бюрократов, мир непрошибаемых личностей и мир Варьете. Воздействие этих миров на публику тоже велико, но Варьете — все-таки менее важное и серьезное учреждение, чем МАССОЛИТ, а у бюрократов есть «оправдание» — их деятельность в чем-то похожа на деятельность самой нечистой силы. Кроме того, бюрократов слишком много, их трудно отличить друг от друга, а поэтому и наказание им выпадает сходное, а в некоторых случаях — даже одно на всех. Мир непрошибаемых личностей при всей своей значимости для Воланда довольно условен и состоит в основном из одиночек, разбросанных по разным структурам, а поэтому тоже не может быть выдвинут на первое место. Перейдем теперь к рассмотрению конкретных персонажей. В мире Варьете источником зла является Лиходеев (у него самый большой список грехов), однако на самом деле страдает не он, а те, кто подлаживались под существующие порядки и распространяли зло дальше (постоянно врущий Варенуха, наглый Бенгальский, скрытный и коварный Римский, лицемерный и жадный Соков). Кроме того, кара постигла и многих зрительниц из зала Варьете, решивших поддержать фокусы нечистой силы и бесплатно принарядиться. В мире бюрократов наиболее сильно достается не самодуру-начальнику, а его ретивому заместителю из филиала, а еще больше — подхалимам вроде Фанова и Косарчука. Наибольшей кары в данном мире удостаивается Майгель, и происходит это по двум причинам: во-первых, это наиболее крупный и типичный распространитель зла, а во-вторых, он резко отличается от других бюрократов, поскольку занимается отнюдь не бумажными делами. И, наконец, в среде непрошибаемых личностей происходит следующее: страдают не столько бездушные и алчные дельцы вроде Поплавского и Аннушки (здесь дело ограничивается выговором), сколько те люди, которые сами по себе вроде бы и не были источниками зла, но тем не менее распространяли зло по миру (почитатели красоток Семплеяров и Николай Иванович, лгущие своим законным супругам, а также любитель подношений Кузьмин).

3. Следующие по важности миры — это домоуправление, ресторан и Торгсин. Домоуправлению нечистая сила уделяет внимание по той причине, что это своеобразная «первичная ячейка», наиболее приближенная к обыденной жизни. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в доме 302-б все стоят друг друга («все воры в управлении»), а вот первоисточника зла там не обнаруживается. В конечном итоге они и страдают все одинаково, разве что чуть больше достается зарвавшемуся взяточнику Босому. Что же касается ресторана и Торгсина, то там страдают не столько конкретные люди, сколько сами учреждения (нечистая сила в какой-то мере выступает противником показной элитарности и лоска). Тем не менее и тут можно отметить одного персонажа — старичка в Торгсине, который стал «распространителем» зла, исходящего от нечистой силы.

4. И, наконец, наименее важным для Воланда миром оказывается клиника Стравинского. На первый взгляд, это выглядит парадоксально, поскольку эта структура уже по одному своему определению должна представлять интерес для дьявола. Однако здесь можно рассудить и иначе, например, предположить, что с позиций нечистой силы в этом мире все совершенно правильно и менять там ничего не следует. И действительно, единственное изменение, которое происходит в этом мире, — извлечение Мастера — носит явно исключительный характер и не затрагивает существующую иерархию.

Иерархическую классификацию персонажей можно использовать и еще одним способом, связанным с анализом непосредственной деятельности того или иного героя. Раз уж Воланд говорит, что каждое «ведомство» должно заниматься свои делом, то можно предположить, что и каждый человек тоже должен быть на своем месте. Следовательно, нечистая сила может подразделять свои жертвы и по такому признаку, как соответствие занимаемой должности (независимо от моральных качеств).

1. Те персонажи, которые полностью соответствовали своей должности или сфере деятельности, не пострадали или пострадали мало. Это Арчибальд Арчибальдович, Павел Иосифович, Стравинский, Ласточкин, Николай Иванович, а также непоколебимая в своей алчности Аннушка. Что же касается «ершалаимских» глав, то там получается весьма интересное положение: практически все персонажи этих глав находятся на своих местах, и, возможно, именно поэтому Воланд в Ершалаиме не проявляет такой активности, как в Москве. В качестве исключения можно назвать Пилата, который недоволен своей должностью, но его наказание — это скорее самонаказание муками совести.

2. Далее следует группа персонажей, которые более-менее соответствовали своему делу, но нуждались в определенной «острастке»: опытный администратор Варенуха, такой же опытный бюрократ Прохор Петрович, вполне толковый домуправ Босой, неплохой врач Кузьмин. В этой же группе и критик Латунский, поскольку его деятельность вполне соответствовала тому, что творилось в литературной критике в целом. (В этом отношении данная классификация отличается от классификации по иерархическим уровням: как идеолог Латунский, пожалуй, слабоват, но как критик (или, точнее, как дьявольский критик), он находится на своем месте).

3. В третью группу персонажей входят те люди, которые не соответствовали своему делу, однако серьезно ему и не вредили. «Приговор», выносимый нечистой силой таким личностям, — душевное потрясение и смена места работы. Так, Лиходеев получил в свое ведение то, к чему имел наибольшую склонность — большой гастрономический магазин, Семплеяров неожиданно проявил недюжинный талант в заготовке грибов, Бенгальский просто отошел от дел и стал жить на «скромные» сбережения, Бездомный вместо сочинения сомнительного качества стихов стал талантливым историком, Римский плел интриги против сослуживцев и в результате стал управлять марионетками в детском театре. Более интересный казус произошел с Могарычом: насколько он соответствовал своей журналистской должности, остается неизвестным, а вот задатки предприимчивого дельца у него определенно были. В конечном итоге данный персонаж отделывается потрясением и... получает вполне хорошую руководящую должность, заняв место Лиходеева.

4. И, наконец, в последнюю группу входят те персонажи, которые своей должности совершенно не соответствуют. Это, прежде всего, Берлиоз, который, как уже отмечалось, не смог уловить даже сходство между рассказом Воланда и романом Мастера. Далее следует назвать барона Майгеля, который под видом работы гида занимался доносительством, а также буфетчика Сокова, чья деятельность в буфете Варьете чрезвычайно не понравилась Воланду. Сюда же можно отнести и Иуду из «ершалаимских» глав, но логика в данном случае уже несколько иная: Иуда не вписывался в традиционный образ предателя, но он стал соответствовать этому образу, когда его убили!

Приведенные четыре варианта классификации наказаний не означают, однако, что у нечистой силы не могло быть еще каких-то критериев для определения тяжести наказания тех или иных людей. В частности, можно допустить, что Воланд, создавая видимость восстановления справедливости, одновременно пародировал некоторые положения учения Иешуа, в том числе тезис о главном человеческом пороке, замечание о правде, которую говорить «легко и приятно», а также утверждение о том, что любой человек может резко измениться, если в нем пробудить лучшие стороны души. Рассуждая подобным образом, можно прийти к трем различным вариантам классификации наказаний: по страху и агрессивности, по лжи и скрытности и по способности к покаянию. При этом, разумеется, следует помнить, что все эти классификации относятся к действиям Воланда в Москве, то есть к «московским» главам.

Классификация по страху и агрессивности выглядит следующим образом.

1. Больше всего пострадали те персонажи, у которых страх пустил глубокие корни в душах, и которые в конечном счете перепугались больше других. Нечистая сила, по-видимому, хорошо ощущала запах человеческого страха и именно на него и ориентировалась. Так произошло с Берлиозом, который ощутил на Патриарших прудах необычайно сильный страх, с Соковым, мгновенно постаревшим и пожелтевшим от предсказания Коровьева, с Римским, который поседел, постарел и чуть не сошел с ума от страха, с Майгелем, ставшим от испуга бледнее Абадонны, и, увы, с Мастером. В целом «набор» персонажей здесь примерно такой же, как и в классификации по уровню непрошибаемости.

2. Менее сильно пострадали те лица, которые не столько испугались, сколько демонстрировали агрессивность и грубость: Бездомный, Варенуха, Прохор Петрович, Босой, Бенгальский.

3. Еще меньше пострадали те персонажи, которые хоть и испугались, но при этом не утратили способность логически мыслить: Лиходеев, Поплавский, Могарыч, Кузьмин.

4. И, наконец, тех персонажей, которые ничего не боялись, нечистая сила либо вообще не тронула, либо отпустила восвояси. Это, безусловно, Арчибальд Арчибальдович, Аннушка, Николай Иванович, а также милиционеры, осуществлявшие штурм нехорошей квартиры. К данной группе с некоторыми оговорками можно отнести и Маргариту, которая не испугалась ни подчиненных Воланда, ни самого дьявола и в конце концов получила, что хотела.

Классификация по лжи и скрытности, о необходимости которой уже говорилось применительно к гибели Берлиоза, выглядит несколько иначе.

1. Больше всего пострадали те, кто лгал либо постоянно (Берлиоз, Римский, Майгель), либо слишком грубо (например, буфетчик Соков, даже Воланда уверяющий в том, что он человек небогатый).

2. Меньшая кара постигла тех, чье вранье не носило принципиального характера или было слишком мелким. Здесь все происходит по принципу «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!», и жертвами нечистой силы оказываются Варенуха, Бенгальский, Семплеяров, Николай Иванович, Аннушка.

3. С другой стороны, весьма незначительно пострадали и те персонажи, которые при всей своей хитрости или алчности лгут довольно редко (Арчибальд Арчибальдович, Поплавский, Кузьмин).

4) Наиболее прямолинейные персонажи пострадали меньше всего (Лиходеев, Прохор Петрович, Ласточкин).

Данная классификация имеет и исключения. Например, простодушный и прямолинейный Иван Бездомный получил очень жестокий урок, а Алоизий Могарыч, оклеветавший и предавший Мастера, отделался царапинами, слезами и испугом. Подобную неувязку можно объяснить двояко: а) и Бездомный, и Могарыч были подставными лицами в хитроумной игре Воланда, связанной с романом Мастера, а поэтому и их действия оценивались несколько иначе. (Точно также и гибель Берлиоза могла быть связана не только с его лживостью); б) Азазелло в случае с Могарычом чего-то не доглядел и «не дотянул по части наказания» [153, с. 22], а вина Бездомного, в свою очередь, заключалась в том, что он изложил заведомо неправильную версию библейских событий.

Классификация по способности к покаянию (или, иначе говоря, по гонору и амбициям) имеет свои особенности.

1. Меньше всего страдают те персонажи, которые хоть и имеют определенные амбиции, но при этом сознают свое несовершенство и при случае могут покаяться в своих грехах. Здесь можно назвать Лиходеева, решившего признаться Воланду, что он вчера «немножко перебрал»; Николая Ивановича, не утратившего способность краснеть; Семплеярова, испытывающего угрызения совести; Поплавского, быстро сообразившего что к чему; Маргариту, признающую, что она «лгала, обманывала и жила двойной жизнью», и, как ни странно, Алоизия Могарыча. (В случае с Могарычом вообще получается какой-то парадокс: как уже говорилось в первой главе, его раскаяние было весьма сомнительным, поскольку он не меняет свой образ мышления, но с другой стороны, для нечистой силы, видимо, достаточно и этого!).

2. Несколько большее наказание достается тем, кто не сразу сознается в своем несовершенстве и доставляет окружающим немало неприятностей своим гонором. Такие личности нуждаются в определенной «встряске». Именно так и происходит с Бездомным, Бенгальским, Варенухой, Босым, Прохором Петровичем: «Да, многие получили по заслугам в эти майские дни в Москве, но не жестоко, а скорее обидно. Хорошее средство сбить спесь! И некоторым оно пошло на пользу — Бездомному, Варенухе» [130, с. 150].

3. Те персонажи, которые ни в чем не признаются и считают себя во всем правыми, страдают больше всего. Это, безусловно, Берлиоз, считающий себя непререкаемым руководителем творческого процесса, Соков, претендующий на глубокую религиозность, и Майгель, убежденный, что шпионить можно где угодно, когда угодно и у кого угодно. Сюда же приходится отнести и Мастера, уверенного в абсолютной непогрешимости своего творения.

4. Некоторых особо осторожных личностей, не стремящихся к добру, но и не совершающих серьезных грехов, нечистая сила предоставляет самим себе. Здесь можно назвать Арчибальда Арчибальдовича, Стравинского, Павла Иосифовича (амбиций у этих персонажей либо вовсе нет, либо они очень хорошо спрятаны).

Анализируя «московские» главы романа, можно заметить еще одну странную тенденцию, связанную с дьявольскими экспериментами. Заключается она в том, что нечистая сила, оценивая тех или иных людей, высказывает не только объективные, но и субъективные, выгодные ей оценки их деятельности. (В некоторых из приведенных классификаций уже отмечалось, что персонажи романа оцениваются не только по своим действиям, но и по той роли, которую им навязала нечистая сила.) В соответствии с этим можно привести еще три классификации наказаний: по характеру провокаций, по человеческим желаниям и их выполнению (или невыполнению) нечистой силой и по Формальному (механическому признаку).

Характер провокаций и их направленность могли повлиять и на отношение нечистой силы к тому или иному человеку.

1. Те из «подопытных кроликов», кого провоцировала и «подначивала» сама нечистая сила, серьезно от нее не пострадали. Это, прежде всего, Поплавский, Прохор Петрович, Лиходеев, Семплеяров, милиционеры («симпатичнейшие» кандидатуры, на которые нечистая сила специально обратила внимание), а также Ласточкин, Николай Иванович, Кузьмин, Аннушка (случайные жертвы «цепной реакции», вызванной экспериментами Воланда). К лицам, обратившим на себя внимание нечистой силы, можно по-видимому, отнести и Арчибальда Арчибальдовича. Во всяком случае, удивление Коровьева и Бегемота по поводу засады, организованной данным персонажем, выглядит явно наигранным, то есть в каком-то смысле подобный результат их устраивает.

2. Более сильно пострадали те персонажи, которые развили слишком бурную самодеятельность, хотя провокации нечистой силы их самих касались мало. Так, Варенуха с Римским по собственной инициативе сочиняли донос, Босой решил «урвать побольше» с иностранца, а Бенгальский просто мешал сеансу.

3. Больше всего пострадали те, кто сами активно провоцировали нечистую силу своим поведением и неуместными репликами (Берлиоз, Бездомный, Соков), тайными желаниями (Маргарита) или стремлением все разузнать (с одной стороны, здесь следует назвать шпиона Майгеля, а с другой — не в меру дотошного историка Мастера).

Что же касается желаний людей, то здесь свои особенности. В классификации по такому признаку нет четких объяснений действиям нечистой силы, но некоторые закономерности можно найти и здесь.

1. В одних случаях нечистая сила доводит желания тех или иных людей до голой идеи, которая, как оказывается, часто граничит с абсурдом. Так, Берлиоз всячески способствовал распространению атеистического учения и сам стал наглядным его подтверждением, а барон Майгель, в свою очередь, желал пошпионить у Воланда, и его навечно поместили в идеальную для шпиона и доносчика среду — в толпу таких же шпионов и доносчиков.

2. В других случаях нечистая сила идет наперекор людям, претворяя в жизнь нечто прямо противоположное их желаниям, особенно если эти желания носят негативный характер. Так, Римский и Варенуха писали донос на Лиходеева и в результате сами прочувствовали, каково быть жертвой; Иван Бездомный хотел поместить Воланда в сумасшедший дом — и сам там оказался.

3. Чаще всего, однако, происходит умеренное искажение людских желаний: а) Маргарита обрела счастье, но без света; б) роман Мастера стал известным, но его цитирует дьявол; в) бюрократу Прохору Петровичу предоставили возможность побывать «на двух заседаниях сразу»; г) заведующий филиалом Зрелищной комиссии добился-таки слаженной работы своих сослуживцев, и они дружно запели «Славное море»; д) Николай Иванович хотел поразвлечься — и вдоволь насвинячился; е) тем, кто много думает о деньгах (Аннушка, Соков, Кузьмин, Ласточкин), их и предоставили, но в результате денег стало так много, как бумаги или этикеток или же они самопроизвольно конвертировались.

4. У некоторых персонажей желания выполняются незамедлительно: Семплеяров хотел разоблачения — и получил его, какой-то зритель с галерки требовал оторвать Бенгальскому голову — и это тут же произошло. Нечто похожее происходит и с упившимся до чертиков Лиходеевым: его опохмелили и после недолгой заморочки поставили во главе гастрономического магазина. В целом, однако, можно заметить, что действия нечистой силы самих людей в большинстве случаев все-таки не удовлетворяют.

Рассуждая о субъективности, присущей действиям Воланда и его свиты, заметим, что при всем разнообразии экспериментов, проводимых над московскими обывателями, нечистая сила действует как-то уж очень механистически, или, иначе говоря, по принципу маятника. (Прежде всего, вспомним Коровьева, который раскачивался в воздухе перед Берлиозом, как бы решая, что с ним делать). Подобные «колебания» нечистой силы объясняются ее амбивалентностью, а также тем, что она является олицетворением непостижимого и логически необъяснимого злого рока. Каждый «взмах» дьявольского маятника имеет свои особенности и влечет свои жертвы, однако в целом «адская машинка» работает точно и вполне соответствует хронологии описанных в романе событий (табл. 3).

Таблица 3

Данная схема при всей своей условности позволяет сделать по меньшей мере три вывода: 1) нечистая сила избегает слишком радикальных мер и не выносит более двух суровых «приговоров» подряд (Могарычу в этом отношении просто повезло, поскольку до него нечистая сила расправилась с Берлиозом и Майгелем); 2) действие по принципу маятника может оказаться очень выгодным для нечистой силы, поскольку оно позволяет скрыть ее действительные цели и намерения; 3) если же учесть «цепную реакцию» распространения зла, возникающую по вине самих людей, то тогда нечистая сила вообще становится практически неуловимой и неосязаемой, то есть, с одной стороны, злой рок вроде бы и существует, но, с другой стороны, его как бы и нет...

Рассматривая все приведенные классификации, можно прийти к следующим выводам:

1) нечистая сила, по-видимому, ищет индивидуальный подход к каждому человеку и применяет гибкую систему реагирования, учитывающую очень многие факторы;

2) деление пострадавших от Воланда персонажей романа на определенные группы вполне очевидно и не так уж сильно зависит от того, с каких позиций подходить к роману и какие именно объяснения давать действиям нечистой силы. При этом нетрудно заметить, что основные расхождения в классификациях связаны либо с судьбой Маргариты, либо с судьбами тех людей, которые так или иначе знали о романе Мастера (Бездомный, Латунский, Могарыч, Берлиоз). Следовательно, борьба за душу Мастера для Воланда была настолько принципиальной, что из-за нее исказились даже «типовые» действия «ведомства» зла. Что же касается других разночтений, то их не так много, и объясняются они преимущественно субъективностью в действиях нечистой силы;

3) проведенный анализ судеб различных персонажей «Мастера и Маргариты» позволяет лишний раз убедиться в том, что роман Булгакова очень хорошо структурирован и упорядочен, и здесь не имеет значения даже то обстоятельство, что редакция романа не была доведена до конца;

4) различные классификации наказаний как нельзя лучше показывают неисчерпаемую глубину романа Булгакова, причем многообразие смысловых оттенков присуще не только центральным образам Иешуа, Воланда, Пилата или Мастера — оно проявляется практически в каждом персонаже;

5) и, наконец, еще один интересный момент, на который следует обратить внимание в данном контексте — это то, что обычные земные люди, изображенные в «Мастере и Маргарите», оказываются не менее загадочными, чем экспериментирующая над ними нечистая сила [121, с. 242].

4.2.2.3. Искушения персонажей

После общей характеристики наказаний, постигших тех или иных персонажей «Мастера и Маргариты», можно попытаться систематизировать искушения (испытания), которые применяет нечистая сила. В целом можно выделить три блока.

1. Искушения и испытания положительными чувствами и качествами.

1.1. Добром, человечностью, милосердием. Такое искушение встречается в романе только три раза — в случаях с Пилатом и Иешуа, Маргаритой и Фридой, Бенгальским и неизвестной женщиной из зала.

1.2. Твердостью в убеждениях и вере. Это Левий Матвей, проклинающий Бога, и Мастер, отказывающийся от своего романа.

2. Мнимо позитивные искушения, имеющие, как правило, негативные последствия.

2.1. Свободой творчества и возможностью постигнуть абсолютную истину. Сюда можно отнести Мастера и Ивана Бездомного.

2.2. Гордостью, переходящей в гордыню (Маргарита).

2.3. Счастьем и покоем, благоустроенной вечностью (Мастер и Маргарита).

2.4. Свободной любовью (Мастер, Маргарита, Николай Иванович, Наташа, Иуда).

2.5. Фортуной или иллюзией мгновенного разрешения всех проблем (Мастер и Маргарита).

3. Негативные искушения.

3.1. Смертью и уходом от жизни (Мастер, Пилат, рассказчик).

3.2. Решением квартирного вопроса (Поплавский и другие претенденты на квартиру Берлиоза).

3.3. Деньгами (Босой, публика в Варьете, Кузьмин).

3.4. Прочими материальными благами («дамский магазин» в Варьете).

3.5. Азартными играми, вином (Соков).

3.6. Возможностью доноса (Берлиоз, Майгель, Римский, Варенуха, Арчибальд Арчибальдович).

В приведенную схему можно добавлять и другие искушения, но общий смысл от этого не изменится: нечистая сила всегда будет применять искушения таким образом, чтобы извлечь для себя непосредственную выгоду. Что же касается порядка очередности искушений, то здесь, по-видимому, единой схемы нет. В этом отношении правильнее будет сказать так: чем больший интерес для нечистой силы представляет тот или иной человек, тем большему количеству искушений он подвергается.

Примечания

1. Аналогичную «связку», правда, с добавлением Иешуа, предлагает и Л.Ф. Киселева [61, с. 239].

2. Помимо непрошибаемости, можно выделить и такой признак, как способность отстаивать свои убеждения (свою веру), но подобная классификация, как ни странно, практически ничем не будет отличаться от классификации по непрошибаемости героев. В этом отношении можно сказать, что в «Мастере и Маргарите» представлен не столько «диалог идей», сколько одержимость различными идеями.