4.1. Загадки сюжета

4.1.1. Дьявол или антихрист?

Ставя вопрос именно таким образом, следует отметить, что он не лежит на поверхности и сразу в глаза не бросается. Между тем поставить его все же необходимо. Как отмечает А.А. Королев, «Воланд вершит страшный суд и занимает место самого спасителя. Такой образ сатаны находится в одиозном противоречии с православной традицией, с тем же Евангелием, где разделение света и тьмы проведено тотально и безусловно, и думается, что булгаковская амбивалентность бога и дьявола — это скорбный плод его трагической жизни... Дьявол в романе — это антихрист» [72, с. 92, 99]. К подобному выводу, хотя и с несколько других позиций, приходит М.Н. Золотоносов: «Воланд аттестуется, с одной стороны, как Мессия — советник (один из эпитетов Мессии в Пророчестве Исайи, 9,6), а, с другой стороны, как дьявол. Симбиозом этих ипостасей является только так называемый «жидовский мессия», или антихрист: его пришествие в Москву и движет сюжет романа» [48, с. 21].

В подтверждение того, что Воланд является именно антихристом, можно привести немало доводов:

1) действия подчиненных Воланда выглядят излишне суетливыми, а сами черти имеют очень много человеческих черт;

2) слишком очевидной представляется возможность соотнесения свиты Воланда со свитами земных правителей;

3) что касается сатанинского бала, то его описание дается в основном глазами Маргариты. Между тем полной картины происходящих событий она не представляет, поскольку только встречает гостей и совершает к ним несколько «выходов»;

4) представители нечистой силы, восстанавливая кое-какую справедливость, выглядят чуть ли не положительными героями. Такая манера поведения подойдет скорее для антихриста, чем для дьявола;

5) зло в романе не столько вступает в открытое противостояние с добром, сколько довольствуется трюками, чудесами и иллюзиями;

6) Воланд в романе не удосужился отыскать ни настоящего праведника, способного противостоять любому соблазну, ни действительно крупного грешника, представляющего собой определенный интерес для «ведомства» зла;

7) в версию об антихристе хорошо вписывается и странноватая склонность «гастролеров» к чертыханью;

8) большинство отрицательных персонажей, пострадавших от действий Воланда, отделались довольно легко, то есть суд Воланда внешне выглядит вполне милосердным и снисходительным, что также характерно для антихриста.

В то же время можно привести и другие доводы, подтверждающие, что Воланд все-таки является дьяволом:

1) визит нечистой силы в Москву был слишком кратковременным;

2) Воланд и его свита не вмешивались в политическую жизнь страны;

3) воздействие производилось только на один город;

4) можно отметить и непредвзятость Воланда и Абадонны, которые спокойно наблюдают за враждующими сторонами;

5) эксперименты Воланда носили общий характер и не побуждали людей к активным переменам. Кроме того, эти эксперименты не дают Воланду немедленной выгоды;

6) Воланд проявляет склонность скорее к индивидуальным логическим поединкам, чем к массовым представлениям;

7) в действиях Воланда трудно усмотреть программу, характерную для антихриста — он не прекращает войны на планете, не решает ни продовольственный, ни тем более квартирный вопрос и не привносит в мир принципиально новую философию или религию. (Во всяком случае, именно так представляли действия антихриста русские философы вроде В. Соловьева и Д. Андреева);

8) большая часть действий Воланда не вызывает протеста у «ведомства» добра, а Левий Матвей даже вынужден договариваться с Воландом.

Данное сопоставление можно продолжать и дальше, но четкий и однозначный ответ получить практически невозможно. В целом, пожалуй, следует сказать так: Воланд — это все-таки дьявол, но в то же время его визит в Москву можно воспринимать и как «генеральную репетицию» пришествия антихриста.

4.1.2. Сила и слабость сатаны

Обобщая сказанное в предыдущих главах, можно попытаться выделить сильные и слабые стороны нечистой силы. Подобное обобщение весьма полезно для понимания описанных событий, хотя следует признать, что в романе не так много «отправных точек» для размышлений по данному вопросу, ведь читатель видит в основном результаты деятельности нечистой силы, а не причины ее могущества.

В качестве сильных сторон Воланда и его подчиненных можно выделить следующие.

1. Колоссальное быстродействие нечистой силы, позволяющее ей, с одной стороны, проводить различные манипуляции со временем и пространством, а с другой — «просчитывать» любую ситуацию на много ходов вперед лучше самого совершенного компьютера. В этом отношении можно согласиться с В.И. Немцевым: вмешиваться в ход событий под свою ответственность в состоянии только очень сильный игрок [98, с. 145].

2. Нечистая сила умеет поставить в безвыходное положение практически любого человека. Во всяком случае, действия Воланда приводят к тому, что основные герои разыгравшейся драмы оказываются практически в полном тупике. Так, Мастер при отказе от своего романа автоматически отказывается и от Иешуа; но если он этого не делает, значит он признает выгодную дьяволу интерпретацию библейских событий. Если же Мастер вообще не сделает выбора, это тоже будет неправильно — выбор за него сделают другие, а ему придется каяться в малодушии. Точно в такое же положение попадает и Маргарита: она не должна унижаться перед дьяволом, прося за Мастера, но с другой стороны, ей уже поздно отступать и думать о гордости. Не лучше положение и у Ивана Бездомного: если он поверит в историю о Понтии Пилате, он разделит участь Мастера и рано или поздно окажется в «ведомстве» Воланда; если сочтет себя жертвой шайки гипнотизеров — откажется от поиска истины; если же не будет совершать четкого выбора — пойдет по стопам своего наставника Берлиоза. Более того, в безвыходном положении в романе оказывается даже Иешуа, причем как на глобальном уровне, так и при решении частного вопроса: а) Иешуа должен помогать людям, но любое действие в доступном физическом мире носит дьявольский характер и наверняка искажает и уничтожает ту цель, к которой стремится [10, с. 187]; б) Иешуа не должен договариваться с дьяволом (причем договариваться о немедленной смерти людей), но в противном случае на Земле останется «бомба замедленного действия» в виде романа Мастера, в котором излагается совершенно неугодная для «ведомства» добра версия библейских событий. (В этом отношении можно еще раз вспомнить сцену прощения Пилата и фразу Воланда о том, что Иешуа с Пилатом, возможно, о чем-нибудь договорятся. Если бы подобное высказывание шло от лица рассказчика, это было бы одно, но в устах дьявола данная фраза звучит не просто издевательски — она звучит как пренебрежительный приговор всему добру. Логика здесь примерно следующая: Пилат, наслушавшись речей Иешуа, убивает Иуду и вредит Каифе, а Иешуа при всем своем безграничном милосердии срочно отправляет Мастера в ад, как будто туда нет более подходящих претендентов. Ну и что после этого с них взять? Одно слово — философы!) В целом же можно сделать весьма пессимистичный вывод о том, что какие бы поступки ни совершали герои романа, Воланд всегда найдет для себя выгоду, и в немалой степени это обусловлено тем, что дьявол постоянно воздействует на людей взаимоисключающими идеями и стремлениями.

3. Воланд воздействует на людей не напрямую, а через хорошо замаскированную цепочку подставных лиц. В этом отношении показательна сцена в клинике Стравинского: Иван Бездомный, сам того не ведая, вызывает сумятицу в голове Мастера, а Мастер, в свою очередь, соблазняет простодушного поэта своим пониманием творчества.

4. Воланд и его подчиненные умеют играть на подсознательных желаниях людей. Как отметил В.М. Акимов, «...Воланд — это внутренний голос маленького человека, мечтающего о силе и вседозволенности, растерянного и пытающегося все же найти способ примириться с жизнью и самим собой, мечущийся между соблазнами и охотно оправдывающий свои слабости» [2, с. 43]. Другими словами, Воланд — это «носитель духа спасительной банальности, все принимающей и всему находящей оправдание. В этом его колоссальная сила» [Там же].

5. Сила Воланда в том, что он умеет нарушить в человеке чувство меры и размыть границы нравственных понятий. Конкретные проявления этого могут быть самыми разными. Так, с одной стороны, безусловно прав был О. Уайльд, когда утверждал, что главный человеческий порок — это поверхностность (жизнь московских обывателей, описанная в романе Булгакова, вполне подходит под такое определение), но с другой стороны, опасным является и чрезмерно глубокое изучение какого-либо вопроса, так как в подобном случае возрастает вероятность ошибки (именно так произошло с булгаковским Мастером). Таким образом, «дьявольский лабиринт познания» в немалой степени возникает из-за того, что у людей нет четкой и бесспорной методики поиска истины. Кроме того, здесь можно упомянуть и о преимуществах главного дьявольского качества — непрошибаемости. Чтобы противостоять дьяволу, нужно быть неподдающимся человеком, способным устоять перед любыми соблазнами, искушениями, иллюзиями и обманами. Но вопрос в том, что между неподдающимся человеком и человеком непрошибаемым пролегает очень тонкая грань, уловить которую очень и очень непросто.

6. У Воланда есть возможность наделения человека лучшими чувствами, потрясающими ощущениями и гениальными мыслями. Вот только делается все это в обмен на забвение совести.

7. Немалая часть силы Воланда заключена и в его интеллекте, способности понять любого человека. Как сильная и нестандартная личность он безусловно представляет значительный интерес: а) это последняя инстанция для отчаявшихся людей; б) это энциклопедически образованный собеседник, у которого можно узнать недостающие сведения; в) это существо, позволяющее раскрыть тайны, проявить скрытое, глубже и полнее взглянуть на жизнь.

8. Еще одна сильная сторона Воланда — это внедряемое им в сознание людей восприятие жизни как игры, а людских судеб — как причудливо перемешиваемой колоды карт. Самое интересное здесь то, что нечистая сила в какой-то мере права, не доверяя субъектам вроде буфетчика Сокова, которые не любят играть [18, с. 217]. Как отмечается в некоторых публикациях, «Поскольку человек — дитя материального и одновременно идеального миров, он постоянно пребывает в двух сферах. Игра заставляет овладеть двуплановостью поведения, что возможно только с помощью воображения. Таким образом, играющий придерживается твердых правил, не забывая и об их условности... С помощью игры Воландовы помощники вскрывают изъяны действительности в их самом существенном плане — нравственном» [98, с. 125]. Но с другой стороны, увлечение игрой приводит к потере чувства меры, и игра предстает уже не в положительном, а в отрицательном смысле слова: а) человек начинает творить свою собственную реальность, забывая про Бога¹; б) «...а там, где нет бога, — нет и трагедии, тогда мнимая катастрофа — лишь комическая неувязка» [41, с. 9]; в) «смерть в игре не воспринимается как смерть» [147, с. 199]; г) добро и зло в игре становятся абстрактными понятиями, то есть при необходимости их можно менять местами или комбинировать.

9. Сила Воланда и его подчиненных — в том обаянии беззакония, которое от них исходит, в их мнимом благородстве, а также в обаянии слепого случая или Фортуны, под которую, как оказывается, так любит рядиться нечистая сила. Подобное обаяние Воланда, вольно или невольно усиленное самим Булгаковым, повлияло как на некоторых критиков, анализировавших «Мастера и Маргариту» (вроде В.Я. Лакшина, считающего Воланда «симпатичным персонажем»), так и на непосредственных читателей романа. Как отметил Н.К. Гаврюшин, «И если читатель невольно разделяет сомнения Пилата в отношении участи Га-Ноцри, то в правоте обличений и наказаний, творимых слугами Сатаны, он уверен вполне. Да кому же придет в голову жалеть буфетчика-миллионера, дядю Берлиоза, прибывшего из Киева, или критика Латунского? Множеством художественных деталей читатель вполне подготовлен к тому, чтобы почти самостоятельно утвердиться в мысли, будто совершается справедливое и неизбежное: «Так им и надо»» [28, с. 33].

10. Воланд многолик и при общении с людьми использует самые разные методы. Так, в первых главах дьявол мало отличается от сопровождающего его Коровьева, в квартире у Лиходеева он ведет себя гораздо более интеллигентно, а в сцене в Варьете Воланд уже философствует [140, с. 104].

Что же касается слабых сторон нечистой силы, то здесь дело обстоит еще сложнее, поскольку Воланд в романе выглядит практически неуязвимым. В качестве явных изъянов дьявола и его подчиненных можно, пожалуй, упомянуть только следующие.

1. «Все бесы — ряженые. Их всех можно, как в «конструкторе», собрать из готовых, взятых напрокат деталей и узлов... вне театра, вне ролей, амплуа... они просто не существуют» [2, с. 35].

2. У Воланда из-за его амбивалентных взглядов нет абсолютно четкой позиции [153, с. 10], равно как нет и личных привязанностей, истинных друзей или тем более родины. Он является космополитом и компилятором во всех своих проявлениях, недаром же Берлиоз с Бездомным так и не смогли определить, кто же он такой на самом деле.

3. В «ведомстве» Воланда нет настоящего и полноценного развития, то есть оно как бы есть, но идет лишь по пути совершенствования соблазнов, обманов и искушений. Все балы, проводимые Воландом, похожи один на другой и в какой-то мере надоели даже их организатору. Конечно, польза от балов «ведомству» зла все же есть, но Воланду, видимо, хочется чего-то большего, чем простое смешение эпох и людей. Как отмечал в свое время П.А. Флоренский, «Даже на «черной мессе», в самом гнезде дьявольщины, Дьявол со всеми своими поклонниками не могли придумать ничего иного, как кощунственно пародировать тайнодействия литургии, делая все наоборот. Какая пустота!» [Цит. по: 126, с. 109]. (С другой стороны, данный вопрос весьма неоднозначен, и здесь, к примеру, можно отметить, что большинство представлений о сатанинской мессе основано на чисто литературных домыслах [115, с. 496]).

4. Если не учитывать мастеров из «ведомства» Воланда, а рассматривать только саму нечистую силу, можно заметить, что она в лучшем случае проявляет скрытое, но сама ничего не создает [2, с. 57]. И даже те искушения, к которым прибегает Воланд, это либо переиначенные мысли самих людей, либо подтасованные факты и события, либо отысканные нечистой силой противоречия в мировоззрении какого-либо человека. Наиболее точное замечание по этому поводу сделал В.Я. Лакшин: «В сущности, нечистая сила не способна выдумать ничего оригинального. Проделки Коровьева есть чаще всего лишь доведенные до очевидности и гротеска нелепости самой жизни» [75, с. 290].

Подводя итоги, следует согласиться с мнением В.В. Новикова: «Дьявольскую силу зла Булгаков явно преувеличивал и считал непреодолимым явлением. Отсюда и все противоречия самого Булгакова и трагизм его ощущений. Воланд у Булгакова — воплощение вечных и неразрешимых противоречий жизни в их нерасторжимом единстве» [100, с. 260].

4.1.3. Четвертая цель визита

В предыдущих главах были рассмотрены три цели Воланда — эксперименты над людьми, проведение бала и борьба за роман Мастера. Между тем у нечистой силы могли быть и иные причины для посещения Москвы. Если исходить из предположения, что действия Воланда в Ершалаиме были направлены на дискредитацию своего главного противника, то не будет большой ошибкой допустить, что дьявол и в Москве действовал аналогичным образом. И первое, на что здесь следует обратить внимание, это изощренная постановка экспериментов над людьми. Вполне понятно, что подобные опыты представляют интерес не только для «ведомства» Воланда, но и для «ведомства» Иешуа, которое наверняка внимательно наблюдало за ними. Между тем Воланд построил свои эксперименты таким образом, что их результаты до некоторой степени можно было предугадать заранее (недаром же он с удовлетворением отмечает, что все «люди как люди»). Здесь возможны три варианта: а) если жители Москвы окажутся непрошибаемыми, то они не являются добрыми людьми; б) если они прошибаемы, значит, поддаются искушениям Воланда; в) если есть и то, и другое, значит в мире «все правильно». Но правильно сточки зрения дьявола!

Кроме того, и само добро можно представить как непотопляемую этическую категорию (ведь милосердие все же проникает в человеческие сердца), которой присуща непрошибаемая уверенность в собственной правоте (Иешуа абсолютно убежден в том, что наступит царство истины, а про Матвея и говорить нечего) и которое никак не может поразиться тому факту, что не все люди добрые (и где это в Москве добрые люди? И где они были в Ершалаиме?).

Отметим далее, что эксперименты Воланда — это в некотором роде палка о двух концах. Одно дело, какие выводы сделают из них высшие силы, и другое — как их истолкуют сами люди. Ведь распространяющиеся по стране слухи о нечистой силе так и остались только слухами и не стали чем-то более конкретным и фактически подтвержденным. Недоумение следователей по делу Воланда вполне понятно — он не оставил после себя никаких «бумаг, контрактов и договоров», к тому же бесследно исчезли и телеграммы из Ялты. Конечно, подобное уважительное отношение к бумаге выглядит весьма комично [82, с. 171], но с другой стороны, даже Иван Бездомный не может поверить в то, чему он был непосредственным свидетелем. Отсюда вывод, что нечистая сила прятала концы в воду не просто из любви к мистификациям, а с какой-то более определенной целью. И здесь вспомним третью главу романа «Седьмое доказательство». Формально Воланд привел Берлиозу и Бездомному доказательство бытия Бога от противного, то есть показал, что если есть дьявол, то должен быть и Бог. Но такая формулировка сама по себе вызывает большое сомнение, не говоря уже о том, что дьяволу как таковому вообще не нужны никакие доказательства подобного рода [80, с. 258]. Но раз такое доказательство все же возникло, значит, Воланду это зачем-то было нужно. Учитывая странности, которые сопутствовали визиту нечистой силы, можно предположить, что доказательство Воланда на самом деле было антидоказательством или косвенным опровержением существования Бога. Логика здесь примерно такова: поскольку Воланд и его свита прикидываются галлюцинациями, совершают нехарактерные для нечистой силы действия и не оставляют после себя бесспорных доказательств своего визита, безоговорочно поверить в нечистую силу невозможно. А из этого положения напрямую следует вывод о том, что «Стоит только усомниться в визите Воланда, как неизбежно придется засомневаться и в посещении Христа» [72, с. 99]. Вот это как раз и есть хитроумная уловка дьявола, рассчитанная на тех людей, которые слишком упорно будут искать истину. Можно сказать, что Воланд, разоблачая и высмеивая зазнавшихся московских атеистов, на самом деле поддерживает существующий порядок вещей и ничего позитивного в земной мир не привносит. Что же касается главного правдоискателя в романе — Ивана Бездомного, то подобные «штучки» нечистой силы ставят его в очень сложное положение: если он полностью поверит в реальность Воланда, ему придется поверить и в непогрешимость Мастера. Между тем сделать этого Бездомный не может, пусть даже у него и нет явных возражений и замечаний применительно к роману о Пилате. Подтверждением этому служит эпизод романа, где Бездомный, находясь в клинике Стравинского, пытается осмыслить то, что он слышал на Патриарших прудах. Происходит удивительная вещь: Бездомный блестяще, буквально слово в слово, передает рассказ Воланда Мастеру, но почему-то не может зафиксировать его на бумаге, хотя при этом даже рисует Пилата на полях черновика. По-видимому, устный рассказ все-таки отличается от переписывания, так как в последнем случае человек больше задумывается о смысловом значении текста.

Заканчивая рассмотрение вопроса о четвертой цели визита нечистой силы в Москву, остается признать, что данная цель была вполне в духе Воланда: якобы совершая добро (признавая факт существования Иешуа и наказывая потерявших совесть атеистов), дьявол тем не менее желает зла, и в результате в мире все остается по-старому.

4.1.4. Тема судьбы

Данная тема, безусловно, одна из самых важных в романе. Как справедливо отметил А.А. Кораблев, «Мастер и Маргарита» — это «роман скорее о судьбе, чем о жизни, это путь скорее угадываемый, чем прокладываемый» [64, с. 92; см. также: 130, с. 145]. В литературной критике по этому вопросу имеются самые разные точки зрения. Одни авторы, как например, В.М. Акимов, Б.В. Соколов, В.И. Виноградов, отмечают значение свободной воли людей: 1) ««сам подвесить себя» может лишь тот, кто в любой критический момент остается верным себе» [2, с. 49]; 2) «человек — это нечто большее, чем совокупность обстоятельств». Если человек хочет сохранить свое достоинство, он «может сделать это одним-единственным способом — быть верным самому себе, своим нравственным убеждениям» [22, с. 348—350]; 3) Бог дает человеку свободу воли, «дабы человек своими решительными действиями отвратил дьявольский рок» [124, с. 164].

Другие критики призывают не преувеличивать всевластие Воланда: «Если предположить, что это Воланд — причина смерти Берлиоза, то тогда абсолютно виновна только нечистая сила» [55, с. 148; 72, с. 91].

И, наконец, в некоторых работах отмечается, что основная идея «Мастера и Маргариты» состоит в том, что человек не властен управлять событиями [100, с. 233].

Особо следует отметить статью Л.А. Левиной, в которой излагается, пожалуй, наиболее интересная точка зрения по поводу темы судьбы в романе Булгакова. Согласно данному автору, Воланд отказывает человеку в свободе воли, ссылаясь на его ничтожность перед лицом фатума. Диспут на Патриарших прудах нужен был Воланду, чтобы услышать, что «сам человек и управляет», следовательно, ответственен за свои поступки. После того, как дьявол это услышал, он тут же начал вполне закономерную ревизию нравственных качеств жителей Москвы [77, с. 16—18].

На наш взгляд, подобная версия не учитывает нескольких важных моментов: 1) Воланду вовсе необязательно было искать логическое обоснование для своих экспериментов у самих людей; 2) эксперименты Воланда не ограничивались проверкой нравственности; 3) целью диспута на Патриарших прудах было не только выявление позиции литераторов по «вечным» вопросам. Скорее всего, Воланд хотел заморочить голову Бездомному, а впоследствии — и Мастеру; 4) Воланд людям в свободе воли полностью не отказывает, да и не может отказать, поскольку ему нужны самобытные мастера и выдающиеся произведения.

Учитывая приведенные версии, а также проведенное в первой главе сравнение двух космических «ведомств», можно сделать вывод, что человеческая судьба, по-видимому, зависит не от одного, а от нескольких факторов. Здесь можно назвать судьбу от Бога (33%), рок от дьявола (33%), свободную волю самого человека (33%), а также волю случая (1%). Как чередуются эти составляющие, остается полной загадкой, поэтому в данном случае приходится ограничиться перечислением некоторых характерных эпизодов из «Мастера и Маргариты».

1) жизнь московских обывателей до визита Воланда — это комбинация различных факторов;

2) эксперименты Воланда над людьми — это наглядное проявление злого рока;

3) последнее изменение судьбы Мастера и Маргариты — это решение Бога, но в то же время это продолжение того, что сотворили над собою сами герои, заложившие свои души дьяволу и мечтающие о покое [61, с. 239—240];

4) любовь Мастера и Маргариты начинается как роковая, продолжается как обычная (проявление свободной воли героев) и заканчивается роковой развязкой;

5) написание Мастером романа о Пилате — чистая случайность на уровне интуиции и угадывания. Другое дело, что Воланд использовал эту случайность в своих целях;

6) смерть Берлиоза — дело рук Воланда, а вот смерть Майгеля — это скорее сочетание нескольких факторов (слегка ускоренная судьба от Бога, независимое решение нечистой силы и вполне логичный результат действий самого барона). В этом отношении реплика Азазелло «Его обязательно надо застрелить» не лишена оснований.

Подводя итоги, можно высказать три предположения:

1) добро и зло в человеческой жизни уравновешивают друг друга, и у человека есть определенный шанс самому определить свою судьбу;

2) злой рок, исходящий от Воланда, — отнюдь не самое страшное. Гораздо хуже та неопределенность, которая возникает при самой постановке вопроса о человеческой судьбе;

3) случай, которому так доверился булгаковский Мастер, вызвал хоть и временную, но довольно серьезную раскоординацию мироздания, в результате чего два недолюбливающих друг друга «ведомства» были вынуждены договариваться друг с другом.

4.1.5. Подмена романа

Изложенная в третьей главе версия о борьбе дьявола за роман о Пилате представляется вполне правдоподобной, но далеко не единственной, поскольку о возможных ошибках Мастера с полной уверенностью судить все-таки нельзя. Например, можно предположить, что Воланд добивался отречения Мастера от своего творения не для того, чтобы использовать данное произведение в его первоначальном виде, а для того, чтобы иметь возможность (и право) отредактировать работу Мастера, то есть представить под видом романа о Пилате заведомо искаженную версию библейских событий. Скорее всего, подобная версия будет иметь определенное сходство с романом Мастера, но общие выводы в ней будут уже другие. Конечно, роман о Пилате и Христе, скорее всего, был полностью написан живым человеком, и сатана не вмешивался в литературный процесс, но тем не менее в тексте «Мастера и Маргариты» есть два довольно странных момента: а) роман Мастера цитируют, читают и «просматривают» в галлюцинациях разные личности, но только не сам Мастер; б) непонятно, почему Берлиоз, прослушав рассказ Воланда, не обнаружил ни малейшего стилистического или сюжетного сходства между этим рассказом и отрывком из романа Мастера, который разнесли критики из подведомственного Берлиозу МАССОЛИТа.

Что же именно можно здесь предположить? Если допустить, что Воланд цитировал Бездомному и Берлиозу не роман Мастера, а что-то другое, то остается признать, что Мастер и Бездомный... вообще не встречались друг с другом (!) Но такое возможно только в одном случае: встреча Мастера и Бездомного была обоюдной галлюцинацией, подстроенной Воландом. В пользу этого предположения говорят следующие доводы:

1) и Мастер, и Бездомный в определенном смысле видят и слышат то, что сами хотят увидеть и услышать. Так, «раздвоение» Ивана приводит к тому, что в нем просыпается его второе «я», или, другими словами, его собственное творческое начало, которое не желает сочинять революционные агитки и антирелигиозные поэмы и мечтает заняться более серьезным делом. Вот тут-то и возникает видение Мастера, подосланное Воландом. Оно помогает Бездомному решить сразу несколько вопросов: а) понять, кто же такой Воланд; б) приобщиться к подлинному творчеству; в) излить свои впечатления благодарному слушателю. А поскольку Бездомный не помнил ни имени Мастера, ни точного содержания его романа, Воланду было совсем несложно слить в сознании Ивана свой рассказ и произведение Мастера в одно целое. Что же касается биографии Мастера, то она не так важна, и Воланд вряд ли что-либо в ней меняет. Мастер, в свою очередь, желает услышать одобрение своего романа «на высшем уровне» и в принципе не против узнать некоторые подробности у дьявола. Все это ему и предоставляется, за исключением того, что Мастер слышит не прямой пересказ речи Воланда, а слегка измененный текст своего же собственного романа. (Само описание действий нечистой силы остается без изменений, то есть именно так, как это видел Иван Бездомный.) Таким образом, получается типично дьявольский «фокус»: Бездомный с Мастером говорят правду, а в результате получается ложь, и источник этой лжи найти невозможно;

2) под данную версию подходит и одно из противоречий в тексте «Мастера и Маргариты»: Мастер сообщает Бездомному, что новый пациент (Босой) «Пушкина ругает на чем свет стоит и все время кричит «Куролесов, бис, бис!»» [16, с. 572]. Но ведь Куролесов — персонаж из сна Босого, а свой сон Босой увидел уже после помещения в клинику, причем спустя какое-то время. Данное противоречие можно объяснить следующим образом: реальный Мастер этого знать не мог, но зато это могло быть «опережающее» знание событий от Воланда, «проскользнувшее» в то видение, которое явилось Бездомному;

3) слова Бегемота о явлениях в лунном одеянии, обращенные к Азазелло, звучат довольно странно. И действительно, подручные Воланда вряд ли будут стращать друг друга обычным человеком. Другое дело — если это их собственная «продукция»...

Дальнейший поединок Воланда и Мастера при таком развитии событий в принципе не отличается от изложенной в 3-й главе версии, за исключением момента, связанного с восстановлением романа. Отметим, что Мастер после восстановления романа даже не удосужился в него заглянуть, а Маргарита, в отличие от Мастера, исходный текст наизусть не помнит. Впрочем, это можно и не принимать во внимание, поскольку вторичное сожжение романа перекрывает все остальные детали этой драмы. Рассматривая сложившуюся ситуацию, можно сформулировать два основных вопроса: а) действительно ли Маргарита читала именно те главы, которые вошли в новый «сводный» роман; б) что было известно рассказчику о романе Мастера? И поскольку свидетелей в данном деле не оказалось, то вполне может быть и так, что в «Мастере и Маргарите» изложен не роман Мастера, а хитроумная подделка Воланда, в чем-то напоминающая исходный роман о Пилата, но в чем-то совершенно с ним несхожая.

Подобная версия, однако, имеет и немало возражений:

1) раз уж неправильная версия евангельских событий исходит не столько от земного человека, сколько от «ведомства» Воланда, то «ведомство» Иешуа должно было помешать распространению подобной лжи, но этого не происходит, и данный роман все-таки попадает к рассказчику;

2) объяснить странную рассеянность Берлиоза можно и другими способами. Например, не будет большой ошибкой предположить, что Воланд своим рассказом почти усыпил (загипнотизировал) как Берлиоза, так и Бездомного. Что же касается неувязки со сном Босого, то это, скорее всего, простая недоработка текста;

3) изложенная версия допускает возможность слишком больших натяжек, поскольку в таком романе, как «Мастер и Маргарита», на галлюцинацию можно списать очень многое;

4) Иван Бездомный по выходе из клиники наверняка разыскал опубликованный отрывок романа Мастера, и будь там несоответствие с рассказом Воланда, он бы это заметил;

5) Мастер прощает Пилата, то есть это прощение все-таки соотносится с его романом. С другой стороны, прощение Пилата соотносится и с «ершалаимскими» главами «Мастера и Маргариты», причем независимо от того, является этот эпизод галлюцинацией или нет. В целом можно предположить, что Воланд скорее дополнил реальный текст романа Мастера вымышленной концовкой, чем отредактированный (вымышленный) текст — реальной.

В целом можно заключить, что Воланд мог разбивать творение Мастера на части, «приделывать» к роману не слишком убедительную концовку и т. п., но сколько-нибудь существенной замены авторского текста все-таки не было. Тем не менее, приведенная версия наглядно показывает сложность некоторых вопросов, которые возникают при чтении «Мастера и Маргариты». Во всяком случае, два основных вопроса так и остаются открытыми.

1. Насколько все-таки роман Мастера близок к тем реальным историческим событиям, которые происходили две тысячи лет назад?

2. Действительно ли Воланду удалось дискредитировать учение Иешуа, или все это следует только из романа Мастера?

Примечания

1. Недаром Воланд предлагает Мастеру не только продолжать свои литературные опыты, но и попытаться «вылепить нового гомункула»!