В романе «Мастер и Маргарита» можно выделить ряд персонажей, которые наделены фамилиями известных людей: Берлиоз, Стравинский, Римский. Традиция использования таких «художественно-насыщенных» имен восходит к русской литературе XVIII и XIX вв., когда было распространено «употребление в качестве имени собственного персонажа имени известного исторического (или мифологического) лица, звучащее контрастом к сути образа или стилистически неравноценное с другим именем того же персонажа (например, Тиберий Горобець, Фемистоклюс Манилов, Шиллер и Гофман, Пифагор Чертокруцкий и др.)» (Михайлов 1956: 11—12).
Знаменитые композиторы, чьи фамилии стали наименованиями булгаковских персонажей, не были их прототипами. Гранью их соприкосновения становится имя, через которое, как через зеркало, Булгаков показывает несоответствие природы того или иного персонажа, претендующего на величие и гений, природе людей действительно великих и талантливых. Писатель одевает театральный костюм на своего персонажа, накладывает грим и выводит на сцену романа. Персонаж играет в величие. Внутри же костюма пустота. Вместо человека оказывается костюм, как в случае с Прохором Петровичем. «Костюм — внешняя оболочка образа, форма, эмблема, в которой требуется угадать означаемое. В «Мастере и Маргарите» таким «костюмом» может быть и имя персонажа (фамилия), явленное как имя нарочито присвоенное, заимствованное (см. «Берлиоз», «Стравинский»)» (Иваньшина 2000: 19). В данном случае имена призваны показать, как далек персонаж от сущности истинного владельца имени. Булгакову «удается чудо: закинуть героев в Зазеркалье, в потусторонний мир, туда, где обычные земные мерки бессильны, а властвуют критерии вечной, надмирной нравственности» (Вулис 1991б: 180). Таким зазеркальным критерием можно считать и имена, призванные предъявить несоответствие сущности того или иного персонажа высоким образцам.
Основа имен-зеркал является ассоциативно-прототипической. Прототип персонажа, обладателя такого имени, является не реальным, а ассоциативным, возникающим по сигналу имени. Такими прототипами становятся, как правило, известные музыканты и композиторы. Л.Е. Белозерская отметила эту «особенность в творчестве Булгакова: его тяготение к именам прославленных музыкантов. В повести «Роковые яйца» — Рубинштейн — представитель «одного иностранного государства», пытавшийся купить у профессора Персикова чертежи изобретенной им камеры.
Тальберг в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных». В прошлом веке гремело имя австрийского пианиста Зигмунда Тальберга, который в 1837 году в Париже состязался с самим Листом» (Белозерская-Булгакова 1989: 191).
Причем относительно фамилий Берлиоз, Стравинский и Римский прослеживается следующая закономерность: выбраны фамилии композиторов, героями музыки которых является нечистая сила.
В классификации Ю.В. Кондаковой такие имена названы «чужими»: ««Чужое» имя — это фокус социальной энергии, имя, получающее характер субстанции, являющееся устойчивым носителем известных представлений, идей, эмоций, которые не могут быть восприняты новым владельцем, так как это имя является условным обозначением, пустым призраком» (Кондакова 2001: 99).
«Музыкальным» можно также назвать фамилию Семплеяров, которая, как полагает Б.В. Соколов, «произведена от фамилии хорошего знакомого Булгакова, композитора и дирижера Александра Афанасьевича Спендиарова (1871—1928)» (Соколов 1996: 20), а также наименование Максимилиан Андреевич Поплавский, не принадлежащее тому или иному композитору или музыканту, но отличающееся «звуковой инструментовкой» (Белая 1990: 107), которая становится основой создания высокой стилистической окраски имени, скрывающей пустоту.
Имена-зеркала отличаются высокой стилистической окраской. В этом их отличие от фамилий Карпов и Босой, тоже не соответствующих своим обладателям, но характеризующихся сниженной стилистической окраской. «Антропонимы Григорий Данилович Римский, Аркадий Аполлонович Семплеяров, Максимилиан Андреевич Поплавский, обладающие высокой стилистической окраской, являются как бы средством маскировки бездуховности персонажей» (Там же).
Михаил Александрович Берлиоз
Данное наименование обладает богатейшей историей. В первой тетради черновиков романа 1928—1929 гг. персонаж именуется Владимир Миронович Берлиоз. Приведем две цитаты: «к каковому рисунку Берлиоз и просил Безродного приписать антирелигиозные стишки» (Ф. 562, к. 6, ед. 1, с. 9); «Владимир Миронович, обнаруживавший недюжинную эрудицию, а Иванушка слушал своего наставника, изредка издавая меткие реплики» (Там же: с. 16). Важен тот факт, что фамилия Берлиоз для данного персонажа сложилась изначально, с самых первых страниц работы над романом (Чудакова 1976б: 67).
В первом варианте главы «Дело было в Грибоедове» 1931 года наблюдаем следующую картину: «В вечер той страшной субботы 14-го июня 1943 года, когда потухшее солнце упало за Садовую, а на Патриарших Прудах кровь несчастного Антона Антоновича смешалась с постным маслом на камушке, писательский ресторан «Шалаш Грибоедова» был полным полон» (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 2). Читаем далее: «Представляется невероятным, но тем не менее это так, что в течение часа с того момента, как редактор Марк Антонович Берлиоз погиб на Патриарших» (Там же: л. 3). Далее: «— Председатель Всеобписа Антон Антонович Берлиоз убит трамваем на Патриарших Прудах» (Там же: л. 4).
Во второй тетради 1931 г. Булгаков начинает новое повествование под названием «Консультант с копытом», где имя персонажа снова меняется: «Антон Миронович Берлиоз (потому что это именно был он) вел серьезнейшую беседу с Иваном Петровичем Тешкиным» (Ф. 562, к. 6, ед. 4, л. 15).
В первой главе редакции романа, к которой Булгаков приступает в 1932 году, впервые оформляется наименование Михаил Александрович Берлиоз: «Первый был никто иной как товарищ Михаил Александрович Берлиоз, секретарь Всемирного объединения писателей (ВсеМиописа) и редактор всех московских толстых художественных журналов» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 2). В этой же главе Булгаков меняет отчество персонажа: «— Михаил Яковлевич! — звучно крикнул он вслед» (Там же: с. 34).
В главе 3 «Дело было в Грибоедове» читаем: «К десяти часам вечера в так называемом доме Грибоедова, в верхнем этаже, в кабинете товарища Михаила Александровича Берлиоза собралось человек одиннадцать народу» (Там же: с. 65). Первоначально имя персонажа здесь было Михаил Максимович Цыганский, позже оно было зачеркнуто и сверху исправлено на Михаил Александрович Берлиоз. Затем снова встречаем фамилию Цыганский, на этот раз неисправленную: «...кто-то далекий сказал, что товарища Цыганского вообще не было на Клязьме» (Там же: с. 71). Фамилия Цыганский царствует до 83-ей страницы, где вновь появляется фамилия Берлиоз: «В десять минут первого фокстрот грохнул и прекратился. Как будто кто-то нож всадил в сердце пианиста. И тотчас фамилия «Берлиоз» запорхала по ресторану» (Там же: с. 83). В главе 6 о злоключениях Степы варьируется отчество: «Квартира простояла закрытой десять дней, а после десяти дней печать с дверей исчезла, и в квартире поселился и зажил Михаил Максимович Берлиоз» (Там же: с. 91—92). Далее: «...Михаил Александрович Берлиоз как вчера ушел днем, так и не вернулся» (Там же: с. 109). Первоначально Булгаков написал здесь Борисович, затем зачеркнул и исправил сверху на Александрович. Так в этот период работы над романом (1932 г.) оформляется наименование персонажа Михаил Александрович Берлиоз, которое остается неизменным до редакции романа 1937 г. — «Князь тьмы», где в главе 3 «Седьмое доказательство» словно происходит взрыв. Булгаков пишет: «— А ваши вещи где, профессор? — вкрадчиво продолжал осведомляться Берлиоз, — в Метрополе? Вы где остановились?» (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 83—84). Здесь Булгаков зачеркивает Берлиоз и сверху исправляет на Мирцев. С этого момента Булгаков еще раз исправляет Берлиоз на Мирцев: «— Не противоречь! — шепнул Мирцев» (Там же: с. 84). Дальше Булгаков уже сразу пишет фамилию Мирцев. В главе 5 «Дело было в Грибоедове» меняется имя: «Но как бы то ни было в настоящее время дом был во владении той самой московской ассоциации литераторов или Массолит, секретарем которой и был Александр Александрович Мирцев до своего появления на Патриарших Прудах» (Там же: с. 109). Наименование Александр Александрович Мирцев сохраняется до конца этой редакции.
В следующей редакции романа — «Мастер и Маргарита», 1937—1938 гг. — наименование персонажа вновь ожидают преобразования. В главе 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными!» читаем: «Первый был никто иной как Григорий Александрович Мирцев, секретарь одной из столичных литературных ассоциаций, сокращенно именуемой Массолит и редактор двух художественных журналов» (Ф. 562, к. 7, ед. 7, с. 4). Через несколько страниц Булгаков зачеркивает фамилию Мирцев и сверху исправляет на Крицкий: «— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Крицкий, — большинство нашего населения сознательно и давно перестали верить сказкам о Боге» (Там же: с. 16). На следующей странице фамилия Крицкий написана уже сразу, без каких-либо исправлений: ««Нет, он не англичанин...» подумал Крицкий» (Там же: с. 17). До конца главы фамилия персонажа — Крицкий. В одном месте, правда, проскальзывает фамилия Берлиоз, но она здесь вычеркнута и исправлена сверху на Крицкий: «— Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? — спросил Крицкий» (Там же: с. 30). Здесь же меняется имя персонажа: «— Вот что, Миша, — зашептал поэт, оттащив Крицкого в сторону, — это никакой не интурист, а шпион» (Там же: с. 28). В главе 3 «Седьмое доказательство» возвращается фамилия Берлиоз: «Но, надо полагать, что все-таки рассказывал профессор, иначе придется допустить, что то же самое приснилось и Берлиозу» (Там же: с. 89). Персонале получает в этой главе новые имя и отчество: «— Борис Петрович! — крикнул он вдогонку Берлиозу» (Там же: с. 95). В главе 5 «Что произошло в Грибоедове» персонале снова получает фамилию Крицкий: «...в настоящее время Дом Грибоедова находился во владении той самой литературной ассоциации — Массолит, секретарем которой и был Борис Петрович Крицкий» (Там же: с. 127). Фамилия Крицкий сохраняется до главы 10 «История Варенухи», где вновь появляется фамилия Берлиоз: «От нечего делать Варенуха пил воду из графина, дважды перечитал некролог Берлиоза» (Ф. 562, к. 7, ед. 8, с. 257). В главе 11 «Раздвоение Ивана» появляется имя-отчество Михаил Александрович, впоследствии вычеркнутое и замененное инициалами М.А.: «Вчера вечером я пришел с покойным М.А. Берлиозом на Патриаршие Пруды...» (Там же: с. 292). В главе 23 «Великий бал у сатаны» имя персонален снова меняется: «— Александр Александрович, — негромко сказал Воланд и тогда веки убитого приподнялись и на мертвом лице, Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 807).
Обратимся к тетради с отделкой романа «Мастер и Маргарита» периода 1938—1939 гг. Здесь Булгаков работает над началом первой главы, имя-отчество персонажа снова меняются: «Первый из них бритый, в колоссальных роговых очках, лет около сорока, примерно, человек был никто иной как Михаил Александрович Берлиоз» (Ф. 562, к. 9, ед. 1, с. 4).
В главе 1 исправленного и дополненного в 1939—1940 гг. машинописного экземпляра романа «Мастер и Маргарита» 1938 года наименование персонажа ожидают бурные изменения. В самом ее начале наименование 1938 года Александр Александрович Берлиоз вычеркивается, сверху пишется имя и отчество Григорий Александрович, но затем и они вычеркиваются, в итоге получается следующее: «Первый был никто иной как Борис Григорьевич Чайковский» (Ф. 562, к. 10, ед. 2, л. 1). Далее в тексте фамилия Берлиоз зачеркивается и исправляется на Чайковский. Внизу третьего листа и с оборотной его стороны написана вставка, где наименование персонажа — Михаил Александрович Берлиоз, например: «Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри» (Там же: л. 3). Далее продолжается машинописный текст, где имя и отчество Александр Александрович выправляются на Борис Григорьевич, а фамилия Берлиоз — на Чайковский (Там же: л. 5). Далее есть еще одна вписанная вставка, где персонаж фигурирует под фамилией Берлиоз: «...спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз» (Там же: л. 7). В некоторых местах дальше машинописный Берлиоз не исправлен на Чайковский. 13-й лист преподносит сюрприз: там, где фамилия Берлиоз исправлена, Чайковский зачеркивается, а Берлиоз вписывается заново: ««Какая-то нелепая постановка вопроса...» — помыслил Берлиоз» (Там же: л. 13). Имя и отчество Борис Григорьевич зачеркиваются, и пишется Михаил Александрович: «— Иван! — тихо воскликнул Михаил Александрович» (Там же: л. 14). В главе 3 «Седьмое доказательство» фамилия персонажа 1938 года Берлиоз уже не исправляется. А имя Александр заменяется на Михаил: «— Михаил Александрович! — крикнул он вдогонку Берлиозу» (Там же: л. 55).
Исследователи творчества Булгакова определяют следующих прототипов редактора Берлиоза. М.О. Чудакова называет Владимира Ивановича Блюма, редактора журналов «Вестник театра» и «Новый зритель», Леопольда Леонидовича Авербаха, критика, редактора журналов «Молодая гвардия» и «На литературном посту» и генерального секретаря РАППа, Михаила Ефимовича Кольцова, редактора «Огонька» и «Чудака», и, наконец, А.В. Луначарского (Чудакова 1988: 303—304). «Литературного генерала» (Мягков 1993: 112) Л. Авербаха называют прототипом Берлиоза также Б.С. Мягков (Там же), В.Я. Лакшин (Лакшин 1989б: 17—27), В.П. Маслов (Маслов 1995: 54), Б.С. Соколов (Соколов 1996: 348). Б.С. Соколов возможным прототипом Берлиоза называет также Демьяна Бедного, отмечая между ними сходство внешнее (даже детали одежды) и внутреннее, побуждающее героя литературного и героя истории призывать общество к безверию (Там же: 347—348). Г.Ф. Ковалев находит в фамилии Берлиоз соединение фамилий нескольких прототипов: «Берлиоз — Д. Бедный, Е. Ярославский, А.В. Луначарский» (Ковалев 2001: 59). Этой же точки зрения придерживается О.Ю. Устьянцева (Устьянцева 2002: 90—91). О Берлиозе как собирательном образе идеолога и критика пишут А.З. Вулис (Вулис 1991: 165), Г.А. Лесскис (Лесскис 1999: 249), Н. Кузякина (Кузякина 1988: 407—408).
Фигуры редакторов, с которыми довелось столкнуться Булгакову в жизни, как звенья складываются в цепь и замыкаются, создавая личность персонажа Берлиоза. Главным же наполнением фамилии Берлиоз в романе является ее ассоциативная связь с именем французского композитора Гектора Берлиоза (Вулис 1991: 353; Гаспаров 1993: 39; Магомедова 1985: 84; Яновская 1983: 275). Булгаков не писал портрет композитора. Булгакову важна была его фамилия. Потому что именно через фамилию Берлиоз в романе заявлено важнейшее противопоставление «Берлиоз-редактор — Берлиоз-композитор», закладывающее саму основу образа — «Берлиоз — не композитор». Фамилия превращает персонажа «в своеобразного двойника французского композитора и дирижера Гектора Берлиоза» (Лекманов 1997: 76). Через «лживую» фамилию (Там же) происходит противопоставление зеркальных двойников и выявление несоответствия.
В связи с тем, что Гектор Берлиоз обращался к теме Фауста и Мефистофеля, фамилия булгаковского персонажа является одним из имен собственных в романе «Мастер и Маргарита», наполненных чертовщиной (Чеботарева 1991: 102).
Булгаков выбрал и после некоторых колебаний утвердил окончательно для своего персонажа фамилию человека, которому нельзя не поклониться за преданность искусству и сходства с которым самого Булгакова не могли быть неизвестны писателю (Вулис 1991а: 354—355). А что же имя Михаил? Берлиоз носит имя самого Булгакова, кроме того, совпадают инициалы автора и его персонажа — М.А.Б., что не является случайным совпадением, ведь «...Булгаков отчетливо слышал свое имя и такого рода оплошность допустить не мог» (Яновская 1987: 312—313). Некоторые исследователи полагают, что Булгаков, дав столь нелицеприятному персонажу свои инициалы, осудил себя (Ковалев 2001: 60; Зеркалов 2004: 214). Но причина, скорее всего, иная. Булгаков дает свои инициалы персонажам, близким себе: «Инициалы Булгакова — М.А. — слышны в именах обоих его автобиографических персонажей последних лет: МАксудов, МАстер» (Яновская 1983: 300). Буква «М» в сознании Булгакова, должно быть, обладала весьма положительным смыслом, творческим. В письме от 28 октября 1931 года Е.И. Замятин написал Булгакову по поводу его «Кабалы святош» следующие строки: «Итак, ура трем Эм — Михаилу, Максиму и Мольеру!» (Булгаков 1989: 213). На это Булгаков ответил: «Из трех эм'ов в Москве остались, увы, только два — Михаил и Мольер» (письмо от 31 октября 1931 года) (Там же). Таким образом, можно говорить о наличии у булгаковского персонажа двух ассоциативных прототипов — композитора Гектора Берлиоза и писателя Михаила Афанасьевича Булгакова, имена которых переплелись и дали наименование данному персонажу (Кушлина 1988: 302). Имя, схлестнувшись с сущностью персонажа, выявило его несоответствие великому характеру. Предстает зеркальное преломление великого имени в пустом характере. Пытаясь написать, вернее, создать заявление в милицию, Иван после мучительной борьбы с «никому не известным композитором-однофамильцем» (III: 118) задумывается, а что же, собственно, он, Иван, столь рьяно заступающийся за правду о гибели редактора, знает о последнем: «Если как следует провентилировать этот вопрос, то выходит, что я, в сущности, даже и не знал-то по-настоящему покойника. Действительно, что мне о нем было известно? Да ничего, кроме того, что он был лыс и красноречив до ужаса» (III: 119). В эпилоге романа Иван Николаевич приходит на Патриаршие и садится на ту самую скамейку, «на которой сидел в тот вечер, когда давно позабытый всеми Берлиоз в последний раз в жизни видел разваливающуюся на куски луну» (III: 402).
В период жизни Булгакова во Владикавказе была похожая ситуация, порожденная игрой инициалов. Л.М. Яновская рассказывает о письме Булгакова в редакцию «с просьбой не путать его, Михаила Булгакова, с некиим автором из этой же газеты, подписавшимся однажды буквами М.Б.» (Яновская 1983: 62). «Комическое снижение образа благодаря стилистическому эффекту несоответствия имени и носителя» (Фонякова 1990: 54) богато представлено в творчестве Н.В. Гоголя. Ярчайший пример такого несоответствия находится в повести Гоголя «Невский проспект»: «Берлиоз — не композитор — заставляет вспомнить, что существовал некогда Шиллер — «не тот Шиллер, который написал «Вильгельма Телля» и «Историю 30-летней войны», но известный Шиллер, жестяных дел мастер на Мещанской улице», а заодно и Гофман — «не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник» («Невский проспект»)» (Альми 1979: 20). Именно в этом эпизоде из повести Гоголя О. Кушлина и Ю. Смирнов видят истоки диалога, состоявшегося между Иваном Бездомным и доктором в клинике Стравинского (Кушлина 1988: 300). Пример контраста между известной фамилией и ее носителем В.Н. Михайлов находит в романе Ф.М. Достоевского «Подросток» (Михайлов 1966: 59). Несоответствие княжеской фамилии Долгорукий ее владельцу очень близко к ситуации, сложившейся в романе «Мастер и Маргарита» вокруг фамилии редактора «Берлиоз — не композитор».
В наименование Берлиоза, как заноза, встревает обмолвка «не композитор», а обмолвки всегда «играют роль своеобразных сигнализаторов и указывают на подобие и сходство героя с тем, с кем его «путают»» (Альтман 1980: 20). В нашем случае обмолвка «Берлиоз — не композитор» сигнализирует о коренном противопоставлении однофамильцев. «Шутка» Булгакова (Макарова 1997: 44) обернулась основой образа. Наименование персонажа, сложившееся из переплетения имен людей, посвятивших жизнь искусству, призвано демонстрировать его истинное лицо.
Л.М. Яновская связывает имя и отчество персонажа с Михаилом Александровичем Врубелем, находит и блестяще обосновывает «сплетение двух огромных творческих миров — Михаила Врубеля и Михаила Булгакова»: оба мастера были детьми Киева, оба обращались к «Фаусту» Гете, «Шестикрылый серафим» Врубеля, возможно, зажег в сознании Булгакова образ загадочного Фиолетового рыцаря (Яновская 1987: 108—113).
Завершая разговор о Берлиозе, рассмотрим отдельно его имя Михаил. Какими смыслами оно овеяно в пространстве русской культуры и какими смыслами наполняется в приложении к данному персонажу? Имя Михаил означает «кто подобен Богу», «кто как Бог», «тот, кто как Бог» (Флоренский 1998: 631). Имя Михаил носит один из архангелов, «Святой Михаил считался предводителем <...> всех ангелов трех иерархий (верхней, средней и нижней): серафимов, херувимов и прочих, предводителем небесных сил и борцом против духов тьмы, победителем семиглавого дракона и самого дьявола. Именно он удержал ангелов в повиновении Богу, когда сатана восстал против Господа. Святой Михаил почитается защитником православной веры и борцом против всякой ереси» (Славянские древности 2004: 254—255). О.В. Викторович отмечает, что Булгаков не случайно «именно Берлиоза «заставляет» первым (как предводителя) встретится с сатаной и принять первый удар на себя» (Викторович 1999: 17). Берлиоз, обладатель имени Михаил, Бога отвергает: «Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем — простые выдумки, самый обыкновенный миф» (III: 7). Обладатель имени святого, представляющего Слово, всячески старается задушить это слово и разум. В старинном апокрифе о происхождении огня от очей божиих говорится: «вопрос: како огнь зачася? ответ: архангел Михаил за(з)же огнь от зеница господня и снесе на землю» (Афанасьев, т. 1, 1995: 85). Огонь — воплощение мысли. Булгаковский персонаж, носящий имя Михаил, стремится мысль уничтожить, он рассыпает массу фактов перед Иваном, чтобы усыпить его вдруг проснувшийся разум, изобразивший в поэме Христа, как живого. Булгаковский Прометей не несет людям огонь, отбирает.
Кроме того, мы знаем о дяде Берлиоза, проживающем в Киеве, так, может быть, корни Михаила Александровича в этом славном городе, как и у создавшего его и давшему ему имя Михаил писателя? Булгаков был назван Михаилом «скорее всего в честь хранителя города Киева архангела Михаила» (Чудакова 1988: 13).
«Грозных сил воеводе» (Стихи духовные 1991: 238) и «судье праведному» (Там же: 240) архангелу Михаилу посвящено немало духовных стихов. В «Слове о муках, заповеданных Пресвятой Богородице Архангелом Михаилом» он водит Богородицу по аду и показывает грехи людей неправедных, не почитающих Бога и детей его. В романе Булгакова персонаж, носящий имя Михаил, обрекается на небытие, тогда как даже «воры и разбойники» «служат доказательством совсем другой теории» (III: 279).
Аркадий Аполлонович Семплеяров
Фамилия председателя Акустической комиссии московских театров Семплеяров также является «музыкальной» и обладает ассоциативно-прототипической основой. Как полагает Б.В. Соколов, «фамилия «Семплеяров» произведена от фамилии хорошего знакомого Булгакова, композитора и дирижера Александра Афанасьевича Спендиарова (1871—1928)» (Соколов 1996: 20). Имя сталкивает персонажа, не отличающегося высокими качествами, человека, прилипшего к искусству, и его ассоциативного прототипа, человека, преданного искусству, преображавшегося при соприкосновении с прекрасным. Л.Е. Белозерская-Булгакова так вспоминала о А.А. Спендиарове: «Мне Александр Афанасьевич понравился, но показался необычайно озабоченным, а потому каким-то отсутствующим.
Второй раз я увидела композитора Спендиарова уже за дирижерским пультом, и он, конечно, предстал совсем другим человеком...» (Белозерская-Булгакова 1989: 41).
Фамилия героя жизни переходит персонажу романа не в первозданном виде. Здесь проявился один из толстовских принципов образования имен персонажей — «конструирование фамилии персонажа переменой буквы или нескольких букв фамилии его прототипа» (Альтман 1980: 12). Заметим, что у реального лица и романного персонажа совпадают инициалы — А.А.С., как в случае с Берлиозом.
Знакомство Спендиарова и Булгакова, как свидетельствует Л.Е. Белозерская, состоялось в 1927 году. Фамилия Семплеяров появилась уже в самом начале работы над романом, которое относится к 1928 году. В первой тетради черновиков романа 1928—1929 гг. вверху одной из разорванных страниц есть следующая запись Булгакова: «Петр Алексеевич (Семплеяров?)» (Ф. 562, к. 6, ед. 1, с. 132). В этой же тетради появляется упоминание непосредственно о персонаже. В главе 14 «Мудрецы» читаем: «Затем вышла «Вечерняя Газета» и в ней сообщение о том, что Аполлона Павловича выбросили из должности в два счета» (Там же: с. 163).
В черновиках 1931 года под заголовком так и не написанной тогда главы «Сеанс окончен» Булгаков делает такую запись: «Заведующий акустикой московских государственных театров Пафнутий Аркадьевич Семплеяров» (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 16).
Имя играет и переливается, но никак не дается в руки: не зря оно в романе принадлежит скользкой личности. В следующий раз фамилия Семплеяров появляется в 1934 году в списке «Фамилии для романа», составленном Булгаковым в конце тетради, начатой в 1934 году в Ленинграде (Ф. 562, к. 7, ед. 1). Фамилия Семплеяров одна из первых в списке, причем она зачеркнута, наверное, как уже занявшая место в романе. В том же 1934 году в период доработки романа оформляется окончательная форма наименования персонажа Аркадий Аполлонович Семплеяров. В главе 11 «Белая магия и ее разоблачение» читаем: «— ...Мы все, начиная от любого уважаемого посетителя галерки и вплоть до почтеннейшего Аркадия Аполлоновича, — и здесь Чамбукчи послал ручкой привет в ложу, где сидел с тремя дамами заведующий акустикой московских капитальных театров Аркадий Аполлонович Семплеяров, — все, как один, за овладение техникой и против всякой магии! Итак, попросим мистера Воланда!» (Ф. 562, к. 7, ед. 2, л. 32). Так, наименование Аркадий Аполлонович Семплеяров утверждается в истории романа и остается неизменным во всех последующих его редакциях.
На происхождение фамилии Семплеяров существует еще одна точка зрения. Г.А. Лесскис полагает, что она «образована от французского слова simple — «простой», «заурядный», «глупый»» (Лесскис 1999: 329).
Имя и отчество персонажа Аркадий Аполлонович рождают представление о древней стране, поклонявшейся Красоте и взлелеявшей искусство. Место же героя, обладающего этим именем, отнюдь не среди нимф и муз, а на грибных заготовках, потому что «не клеились у Аркадия Аполлоновича дела с акустикой, и сколько ни старался он улучшить ее, она какая была, такая и осталась» (III: 400).
Б.С. Мягков полагает, что имя персонажа Аркадий обязано своим происхождением фамилии Михаила Павловича Аркадьева, в 1930-х гг. возглавившего «Управление театрально-зрелищными предприятиями Наркомпроса РСФСР» (Мягков 1993: 150). Жизнь столкнула Булгакова с этим человеком в 1936 году. В дневнике Е.С. Булгаковой содержится следующая запись от 28 января 1936 года: «В МХАТ назначен красным директором некто Аркадьев» (Дневник Елены Булгаковой 1990: 111). В архиве Булгакова в РГБ им. В.И. Ленина сохранился номер театральной газеты «Горьковец» от 15 февраля 1936 года (Ф. 562, к. 27, ед. 3), который преследовал две цели: всеми возможными способами петь хвалы М.П. Аркадьеву и критиковать пьесу Булгакова «Мольер».
Возможно еще одно предположение по поводу происхождения наименования данного образа, написанного в лучших традициях русской сатирической прозы. В рассказе Владимира Елагина «Откупное дело» (1858 г.) есть весьма интересный герой — председатель казенной палаты, генерал Аркадий Аполлонович Бандуревский. Имя и отчество персонажей, разделенных почти столетием, полностью совпадают. Что же характеры двух героев, занимающих столь высокие посты? Семплеяров становится жертвой пренеприятного разоблачения на семейном фронте. Кто же такой мешающий французские и русские слова генерал из рассказа Елагина: «— Аркадий Аполлонович! проговорила с величием театральной королевы председательша, гневно взглянув на супруга, который так некстати перебил ея ученый разговор.
Председатель заикнулся, повернулся и быстро убежал обратно в кабинет; вслед за тем председательша услышала, как щелкнул кабинетный замок и, успокоившись, возобновила прерванный разговор» (Елагин 1858: 353). В повести Владимира Елагина «Губернский карнавал» (1859 г.) вновь встречаем генерала, который при команде супруги «Молчать» «горошком выкатился из комнаты» (Елагин 1859: 348) и который оказался «генералом без звезды» (Там же: 346): «Он очень хорошо понимал, что держится только секретарями, что он сам даже взятки, и той не умеет взять хорошенько, — сейчас попадется как кур во щи. Он помнил очень хорошо, что когда раз, как-то очень давно, в начале своего председательства, он вздумал сам заправлять делами по своей воле, то после секретари насилу отписались от министерских нахлобучек» (Там же). Генерал из произведений Елагина — образ собирательный, списанный с чиновничества всей России. «В.Н. Елагин и М.М. Степановский, прибывшие в Петербург из Екатеринослава <...>, где они вели хронику провинциальных событий, на основе которых и писали свои романы, прекрасно знали провинцию и были тесно связаны с провинциальными корреспондентами, обличавшими злоупотребления местной администрации. Они создали в «Искре» отдел «Нам пишут»» (Коган 1981: 429). Имя генерала (и не одного его) из произведения Елагина было в свое время своеобразной вывеской, печатью. «Имена действующих лиц, придуманные Елагиным и подхваченные «Искрой», были столь популярны, что их часто путали с настоящими» (Там же).
Возможно, доказательством существования точек пересечения с произведениями Владимира Елагина являются наименования некоторых персонажей из «Театрального романа» Булгакова: знаменитого писателя Измаила Александрович Бондаревского и актера Елагина, чей талант не нуждается ни в каких системах. Если первое из них в истории «Театрального романа» сложилось изначально (Ф. 562, к. 5, ед. 3, с. 61, 64), то с фамилией Елагин дела обстоят иначе. Первоначально данный персонаж носил фамилию Галин, которая затем была вычеркнута на протяжении всей сцены в главе И «Я знакомлюсь с театром» и исправлена на Елагин (Там же: с. 171—172).
Возможно, что с произведениями В. Елагина романы Булгакова соединяет еще одно имя — Алоизий. Наименования Алоизий Могарыч из «Мастера и Маргариты» и Алоизий Рвацкий из «Театрального романа» являются ярчайшим примером имен, образованных по принципу соединения «гордого имени» и «уничижительной фамилии» (Кондакова 2001: 46; см. также: Белая 1990: 106; Лесскис 1999: 369). Образ будущего Алоизия появляется в 1934 году. Утром 7 января Булгаков пишет продолжение главы 17 «Шабаш»:
«— Понковский? — спросил хозяин.
— Понковский, так точно, — ответил, трясясь человек.
— Это вы, молодой человек, — заговорил хозяин <...>, — написали, что он, — хозяин кивнул на вихор и зеленые глаза, — сочиняет роман» (Ф. 562, к. 6, ед. 8, с. 515).
В том же году фамилия персонажа меняется на Богохульский (Ф. 562, к. 7, ед. 1, с. 25). Фамилия Могарыч появляется в истории романа в июле 1936 года. Она фигурирует в небольшом списке фамилий (Ф. 562, к. 7, ед. 3, л. 11). Персонаж получает эту фамилию, а также имя Алоизий в редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» — в главе 24 «Извлечение мастера»:
«— Могарыч? — спросил Азазелло.
— А... Алоизий Могарыч, — дрожа, ответил гражданин» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 844).
Прежде чем прийти на страницы романа «Мастер и Маргарита», имя Алоизий появилось в «Театральном романе» (Ф. 562, к. 5, ед. 3, с. 54). В обоих случаях красивое имя Алоизий принадлежит персонажам нелицеприятным, что сказывается в их фамилиях Рвацкий и Могарыч. Имя оказывается связанным с представлением об образе негодяя, вечного во все времена. Имя становится скользким, как соединенные им его обладатели из разных романов. Имя, приобретающее в контексте произведений отрицательный смысл, притирается к не сочетающейся с ней «уничижительной» фамилии и вкупе с нею начинает работать на создание отрицательного впечатления от появления уже одного только наименования персонажа. В рассказе В. Елагина «Откупное дело» есть персонаж — Алоизий Целестинович Кобзич, наименование которого создано по тому же принципу, что и у Булгакова, путем соединения красивого имени и комичной фамилии.
Возможно, что в библиотеке Булгакова были номера журнала «Современник» с указанными произведениями. В архиве писателя есть журнал XIX в., знакомство с которым подтверждает предположение о том, что имена некоторых персонажей пришли в произведения Булгакова именно из периодики XIX в. Так, прототипом председателя режиссерской корпорации Ивана Александровича Полторацкого из «Театрального романа» Булгакова является Василий Григорьевич Сахновский. Именно на него указывают списки Е.С. Булгаковой (Ф. 562, к. 61, ед. 21) и Е.Е. Шиловского (Там же: с. 6). В «Историческом вестнике» 1881 г. № 6, сохранившемся в архиве Булгакова (Ф. 562, к. 25, ед. 1), привлекают внимание пометы писателя на записках Д.П. Мордовцева «Поездка в Иерусалим». Но в этом вестнике есть и другие статьи. Так, рядом с указанными записками находится сочинение А.В. Арсеньева «Неудачный карьерист. (Мнимый заговор на жизнь императора Александра I)» (Там же: с. 531—547), одним из героев которого является полковой адъютант Константин Маркович Полторацкий. Здесь нет помет Булгакова, но совпадение фамилий героев «Театрального романа» и «Неудачного карьериста» не случайно.
Максимилиан Андреевич Поплавский
Повествование о приключениях дяди Берлиоза объединено с рассказом о буфетчике, оба они являются «неудачливыми визитерами» знаменитой квартиры № 50. Фигура буфетчика появляется в самом начале работы над романом в 1928—1929 гг. в главе 13 «Якобы деньги» (Ф. 562, к. 6, ед. 1). Образ дяди Берлиоза, примчавшегося из Киева отстаивать свои права на московскую квартиру племянника, оформляется позже. В 1933 году Булгаков начинает главу «Приключения дяди Берлиоза». На оборванном листе читаем:
«Глава
Приключения дяди Берлиоза
Дядя Берлиоза считался самым умным человеком в г. Киеве» (Ф. 562, к. 6, ед. 6, л. 4). С обратной стороны листа начинается повествование о гражданке Беатриче Григорьевне Дант. Через несколько листов наталкиваемся на главу «Приключения дяди Берлиоза», опять же только начатую, повторяется та же фраза о самом умном человеке в Киеве, другая фраза зачеркнута: «Дядя пошел в соседнюю комнату и сказал супруге:
— Вот что, Соня, сейчас я получил телеграмму, только ты, Соня, не волнуйся» (Там же: л. 10). Дальше следует повествование о сеансе в кабаре. Но в этой же тетради в «Разметке глав романа», составленной 6 октября 1933 года, к «происшествию с буфетчиком», следующему под 12-м номером, Булгаков добавляет вставку: «Приключения с дядей» (Там же: с. 325). Так впервые объединяется повествование о «неудачливых визитерах». В том же году Булгаков пишет обозначенную в «Разметке глав романа» главу 12 под названием «Дядя и буфетчик», в которой интересующий нас персонаж получает фамилию Латунский: «Часов около 11-ти вечера когда погиб Берлиоз в городе Киеве на Институтской улице с дядей Берлиоза гражданином Латунским была получена такого содержания телеграмма» (Ф. 562, к. 6, ед. 7, с. 368). Фамилию Поплавский персонаж получит еще не скоро. Но эта фамилия настойчиво возникает на страницах рукописей романа: в списке «Фамилии для романа», написанном в конце тетради 1934 года (Ф. 562, к. 7, ед. 1), в списке «Фамилии», написанном Булгаковым в июле 1936 года в Загорянске (Ф. 562, к. 7, ед. 3, л. 11), в редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — в главе 13 «Явление героя» она появляется как обозначение критика, травившего мастера, затем Булгаков зачеркивает ее и исправляет сверху на Латунский (Ф. 562, к. 7, ед. 6, с. 295).
В редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» — в главе 18 «Неудачные визитеры» интересующий нас персонаж получает наименование Александр Максимович Радужный: «Описанный гражданин был, как нетрудно догадаться, дядя покойного Берлиоза Александр Максимович Радужный, экономист-плановик, проживающий в Киеве на бывшей Институтской улице» (Ф. 562, к. 7, ед. 9, с. 548). Фамилию Поплавский в этой редакции романа получают сразу два персонажа: в главе 19 «Маргарита» Поплавским назван заместитель Берлиоза, будущий Желдыбин (Ф. 562, к. 7, ед. 10, с. 619, 631), в главе 26 «Стрельба в квартире» фамилию Поплавский получает будущий Римский (Ф. 562, к. 7, ед. 12, с. 950). Фамилия Радужный впервые на страницах рукописей романа появляется в списке «Фамилии», написанном рядом с названием главы 16 «Что снилось Босому» в тетради дополнений и новых вариантов глав периода 1934—1935 гг. (Ф. 562, к. 7, ед. 2, л. 67).
В списке «Фамилии, Имена, Названия», составленном в тетради с материалами к роману периода 1938—1939 гг., есть запись: «Радужный Борис Григорьевич, дядя Берлиоза» (Ф. 562, к. 8, ед. 1, с. 9). И в этом же списке почти напротив приведенной записи стоит фамилия Поплавский. Эта фамилия встречается здесь еще раз — в «Разметке событий», но принадлежит она по-прежнему будущему Римскому (Там же: с. 49).
На всем протяжении машинописного чернового, неисправленного экземпляра романа «Мастер и Маргарита» 1938 года фамилия Поплавский принадлежит будущему Римскому. Интересующий нас персонаж здесь по-прежнему Радужный, но оформляется его имя и отчество Максимилиан Андреевич. Так, в главе 18 «Неудачливые визитеры» читаем: «Пассажир этот был не кто иной, как дядя покойного Берлиоза Максимилиан Андреевич Радужный, экономист-плановик, проживающий в Киеве на бывшей Институтской улице» (Ф. 562, к. 8, ед. 2, л. 250—251).
Что происходит в следующей редакции романа — в исправленном и дополненном в 1939—1940 гг. машинописном экземпляре романа 1938 года? В начале главы 18 «Неудачливые визитеры» персонаж по-прежнему именуется Максимилиан Андреевич Радужный. Фамилия Поплавский впервые и окончательно по отношению к этому персонажу появляется во вставке: «всей этой курицей плашмя, крепко и страшно так ударил по шее Поплавского» (Ф. 562, к. 10, ед. 2, л. 258). После этой вставки фамилия машинописная Радужный везде в продолжении эпизода с дядей зачеркивается и исправляется на Поплавский.
Относительно происхождения фамилии Поплавский возможно следующее предположение. В 1931 году Булгаков пишет два варианта главы «Дело было в Грибоедове». В обеих главах был беллетрист Поплавков (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 2; ед. 4, л. 2). Означенный беллетрист рассказывал басни о Доме Грибоедова и пиратском прошлом Арчибальда Арчибальдовича: «Заранее предупреждаю, что ни здесь ни впредь никакой ответственности за слова Поплавкова я на себя не беру. Талантливейший парнище, но жуткий лгун» (Ф. 562, к. 6, ед. 4, л. 2). Возможно, фамилия Поплавков оказала влияние на образование фамилии Поплавский.
В словаре В.И. Даля приведено следующее значение слова «поплавок», возможно, положенного в основу образования данной фамилии: «плавающий знак, значек, указатель, вообще всякий снарядец, который не тонет, виден наверху жидкости» (Даль, т. 3, 2003: 301). Такой предприимчивый человек, как Поплавский, будет наплаву в любое время.
Б.С. Мягков полагает, что в образе Поплавского в «шаржированном виде» показан «гимназический товарищ писателя Александр Петрович Гдешинский, одно время пытавшийся обменяться в Москву. Его киевский адрес таинственно зашифрован в романе» (Мягков 1993: 110). Мог ли Булгаков сделать прототипом киевского умельца пользоваться пятым измерением при решении квартирного вопроса «Сашку Гдешинского», которого Л.М. Яновская характеризует следующим образом: «трогательной своей открытостью похожий на Лариосика — не Лариосика «Белой гвардии», а Лариосика пьесы «Дни Турбиных»» (Яновская 1983: 25). Во всяком случае, фамилия персонажа Поплавский и фамилия предполагаемого прототипа Гдешинский пересекаются лишь в совпадении фамильного суффикса, который участвует в создании высокой стилистической окраски наименования.
Г.А. Лесскис отмечает, что фамилию Поплавский носил главный режиссер Городского театра в Киеве (Лесскис 1999: 349).
Наименование Максимилиан Андреевич Поплавский Л.В. Белая анализирует следующим образом: «Мелиоративный суффикс -ск (ий) здесь сочетается со звуковой инструментовкой имени и фамилии (сочетание плавных сонорных м, л), так создается антропоним высокой стилистической окраски» (Белая 1990: 107).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |