3.2. «Кривое зеркало обывательщины»

В архиве Булгакова в «Альбоме вырезок газетных и журнальных отзывов о творчестве М.А. Булгакова, собранных им самим» (Ф. 562, к. 27, ед. 2) есть статья, принадлежащая Михаилу Ильину и опубликованная в «Новом зрителе» 25 января 1927 года. Заголовок этой статьи и послужил названием для тех имен, которые мы сейчас рассмотрим. Заголовок статьи с обвинением, брошенным в адрес Булгакова, развернется, как бумеранг, в адрес тех, кто в свое время мог быть авторами подобных пасквилей.

Рассматриваемые здесь имена относятся к тому типу имен собственных в художественном произведении, которые можно было бы назвать «гротескными», так как их «отличает необычность, нарочитость, вымышленность. Это скорее не фамилии, а прозвища» (Кожевникова 1981: 232), а также «комическими» (Шаталов 1960: 45), так как эти имена «вызывают комический эффект и представляют собой концентрированную характеристику персонажа» (Там же: 43). Все эти имена, образованные от слов с отнюдь не поэтическим содержанием, отличаются комическим неблагозвучием, когда «существо персонажей воспринимается в свете их эмоционально окрашенных фамилий» (Там же: 44). Эффект создается благодаря «не смысловым, а чисто звуковым ассоциациям, чаще всего с отрицательной или юмористической оценкой персонажа» (Фонякова 1990: 48). Как правило, такими наименованиями наделены «эпизодические, лишь упомянутые персонажи, вызывающие к себе ироническое отношение благодаря именно колоритности звукового строя фамилий, в ряде случаев фактически и создающих образы» (Михайлов 1966: 62). Комическое неблагозвучие нередко усложняется «комическим несоответствием» (Кондакова 2001: 33) тех или иных компонентов наименования образа.

Традиция создания подобных имен восходит к творчеству Рабле, Мольера, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, М.Е. Салтыкова-Щедрина и других художников. Б.М. Эйхенбаум в статье «Как сделана «Шинель» Гоголя» приводит цитату из книги профессора И. Мандельштама (1902 г.) о традиции создания «потешных имен» у Гоголя, таких как: Яичница, Неуважай-Корыто, Довгочхун и др. (Эйхенбаум 1969: 310): «Указанный прием применяется с давних пор всеми писателями-юмористами. Мольер забавляет своих слушателей именами вроде Pourceugnac, Diafoiras, Purgon, Macroton, Desfonandres, Vilebreguin; Рабелэ еще в неизмеримо более сильной мере пользуется невероятным сочетанием звуков, представляющих материал для смеха уже тем, что имеют лишь отдаленное сходство со словами вроде Solmigondinoys, Fringuamelie, Frouillogan и т. п.» (Цит. по: Эйхенбаум 1969: 311).

Юмористические произведения А.П. Чехова также демонстрируют комические фамилии. Так, например, в рассказе «Визитные карточки» слух и взор читателя «ласкают» такие имена, как Геморрой Диоскорович Лодкин, Юдофоб Юдофобович Окрейц, Клим Иванович Оболдеев и др., «здесь каждое имя — настоящая поэтическая находка: имена звучат вполне правдоподобно и вместе с тем возбуждают улыбку, насмешку и вполне определенное презрительное отношение к их обладателям» (Шаталов 1960: 44).

На всем протяжении создания романа «Мастер и Маргарита» Булгаков собирал такие «потешные» имена. Списки этих фамилий приведены во введении к данной работе. В этих списках и пометах огромное место отведено именно комическим неблагозвучным фамилиям, которые, как отражение в кривом зеркале, демонстрируют гротескную уродливость своих носителей. «Булгаков по-гоголевски неистощим в придумывании невероятных фамилий. Он наслаждается самим звучанием имен (Семейкина-Галл, Алоизий Могарыч), неожиданностью сочетаний, слагающихся в комическую мелодию: «Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Буздяк» <...> (и все это фамилии поэтов!)» (Альми 1979: 21).

Имена всех сатирических персонажей «московских» глав романа «Мастер и Маргарита» отличает комическая неблагозвучность, но для «потешных» имен, рассматриваемых в этом параграфе, данный признак является ведущим. Нередко эффект комичности достигается удвоением неблагозвучия, создающимся наслоением несоответствия того или иного компонента в наименовании персонажа. На этом основании условно наши «кривые зеркала» можно разделить на два вида:

1) комически неблагозвучные имена (Абабков, Жукопов, Желдыбин, Квант, Витя Куфтик, Иоганн из Кронштадта, Шпичкин, Боба Кандалупский, Варенуха);

2) контрастные имена (Адельфина Буздяк, Милица Андреевна Покобатько, Ида Геркулановна Ворс, Тамара Полумесяц, Алоизий Могарыч).

1. Комически неблагозвучные имена

Абабков

Фамилия критика Абабков встречается в романе дважды. Какие ассоциации рождает эта фамилия-абракадабра? Ее главная отличительная черта — комическое неблагозвучие, создающееся повторением букв, о которое нельзя не споткнуться.

Фамилия Абабков появляется в истории романа в 1934 году — в большом списке «Фамилии для романа» (Ф. 562, к. 7, ед. 1). В июле 1936 года Булгаков составляет список фамилий двенадцати литераторов (правда, записывает только девять), среди них фигурирует и фамилия Абабков (Ф. 562, к. 7, ед. 3, л. 10).

В незавершенной редакции романа 1936—1937 гг. в главе 5 «Дело было в Грибоедове» появляется персонаж, носящий фамилию Абабков: «Батальный беллетрист Абабков зашнуровал свои ноги до колен в пехотные иностранные сапоги на тройной подошве и имел при себе цейсовский бинокль в футляре» (Ф. 562, к. 7, ед. 4, с. 56). Батальный беллетрист действовал и в главе 3 «Дело было в Грибоедове» 1932 года, но под другой фамилией: «Батальный беллетрист Почкин, Александр Павлович, почему-то имел при себе цейсовский бинокль в футляре и одет был в защитном» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 66). Этот персонаж, таким образом, изначально мыслился как один из литераторов, тщетно ожидавших редактора на собрании в тот безумный вечер. В дальнейшем батальный беллетрист Почкин меняет фамилию на Абабков. А еще позже персонаж меняет и направление своей деятельности «во литературе», став критиком, причиной чему, наверное, явилась «купеческая сирота», которой и были отданы нераздельно «батальные морские рассказы» (III: 60). В бытность же батального беллетриста Понкина «сирота» сочиняла «военно-морские пьесы» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 66), а в период батального беллетриста Абабкова являлась «военно-морской романисткой» (Ф. 562, к. 7, ед. 4, с. 56).

В редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — в главе 5 «Дело было в Грибоедове» фамилия Абабков отсутствует и возвращается в следующей редакции романа — «Мастер и Маргарита», 1937—1938 гг. — в главе 5 «Что произошло в Грибоедове»: «— Это уж как кому повезет, — прогудел с подоконника лохматый, уж очень запущенный критик Абабков» (Ф. 562, к. 7, ед. 7, с. 131).

Желдыбин

Фамилия Желдыбин вызывает ассоциации со словом «желать». Наверное, заместитель Берлиоза желал занять место своего начальника, что в итоге при весьма скорбных обстоятельствах и произошло: «Стало известно, что приехал из морга Желдыбин. Он поместился в кабинете покойного наверху, и тут же прокатился слух, что он и будет замещать Берлиоза» (III: 64). В статье, посвященной разбору слова «желать», В.И. Даль приводит созвучное фамилии нашего героя слова «желадай пск. кто льстиво обещает много, желая сам выманить что» (Даль, т. 1, 2003: 530).

Возможно, фамилия Желдыбин родственна слову «желдак» — «солдат <...>, воин, ратник, служилый» (Там же), ведь интересующий нас персонаж: находится в строю, который возглавлял Берлиоз и во главе которого с минуты на минуту встанет сам и будет руководить генералами от литературы и распределять меж ними дачи на Клязьме — плод мечтаний всех литераторов Массолита.

Интересно, что один из критиков, бросивших камень в Булгакова, носил фамилию Жолдак. В архиве Булгакова сохранилась книга «Пути развития театра» (М.—Л., 1927) с пометами писателя. Булгаков красным выделил следующие слова товарища по фамилии Жолдак: «Разрешите насчет «Дней Турбиных» заявить, что во время первой постановки этой пьесы «Комсомольская Правда» была первая газета, поместившая публичное письмо, подписанное свыше 40 товарищей, комсомольских работников, опротестовавших постановку «Дней Турбиных». Давайте же, мы поэтому не будем браться за отдельные «Дни Турбиных» для того, чтобы этими «Днями Турбиных» прикрывать все остальное, в том числе и недостатки тех театров, которые мы называем революционными» (Ф. 562, к. 25, ед. 4, с. 208).

Фамилия Желдыбин созвучна также слову «колдобина». В словаре В.И. Даля это слово объясняется следующим образом: «колдоба, колдобина, колдыбань, колдобоина, колдобашина <...> большая крутая ямина с водою, или глубокая выбоина по дороге, залитая водою; зажора; сухая ямина. Колдобистый путь, ямистый, выбоистый и залитый по ямам водою» (Даль, т. 2, 2003: 135).

Фамилия Желдыбин впервые появилась в списке «Фамилии для романа», составленном Булгаковым в 1934 году (Ф. 562, к. 7, ед. 1).

Персонаж появляется в редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» — в главе 19 «Маргарита» под фамилией Поплавский. Маргарита слышит разговор в троллейбусе об исчезнувшей голове некого покойника: «— Не может быть! — шептал маленький, — ведь это что-то неслыханное... А что же Поплавский предпринял?» (Ф. 562, к. 7, ед. 10, с. 618—619).

В следующей редакции — в машинописном черновом, неисправленном экземпляре романа «Мастер и Маргарита» 1938 года фигура заместителя погибшего редактора также появляется в главе 19 «Маргарита», но фамилия этого персонажа теперь Крынский: « — Да не может быть, — поражаясь шептал маленький, — это что-то неслыханное. А что же Крынский предпринял?» (Ф. 562, к. 8, ед. 3, л. 279).

Фамилию Желдыбин персонаж получает только в исправленном и дополненном в 1939—1940 гг. машинописном экземпляре романа «Мастер и Маргарита» 1938 года. Здесь персонаж появляется уже в главе 5 «У Грибоедова». Вот одна из вставок, где он фигурирует: рядом с телом Берлиоза находится «и вызванный внезапно по телефону от больной жены Желдыбин. Первым долгом выехавшая за Желдыбиным машина отвезла его, в компании вместе с другими, на квартиру покойного Берлиоза для опечатания его бумаг» (Ф. 562, к. 10, ед. 2, л. 71). В главе 19 «Маргарита» фамилия персонажа предыдущей редакции романа Крынский выправлена на Желдыбин (Там же: л. 279).

Витя Куфтик

Данное наименование встречается в романе только один раз — в главе 5 «Было дело в Грибоедове» в сцене танцев фигурирует «...какой-то Витя Куфтик из Ростова» (III: 62). Фамилия Куфтик созвучна слову «куфа», одно из значений которого — «вор» (Даль, т. 2, 2003: 228), ведь ее обладатель прибыл из Ростова, прославившегося ворами.

В истории романа прежде чем сложилось наименование данного персонажа, оформилась его неопределенность и принадлежность городу Ростову. В главе 3 «Дело было в Грибоедове» 1932 года в сцене танцев появляется «какой-то приезжий из Ростова Каротояк» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 80). Фамилия Каротояк фигурирует среди танцующих во втором варианте главы «Дело было в Грибоедове» 1931 года (Ф. 562, к. 6, ед. 4, с. 5).

Фамилия Куфтик появляется в романе в списке «Фамилии для романа», составленном в 1934 году (Ф. 562, к. 7, ед. 1).

В незавершенной редакции романа 1936—1937 гг. данная фамилия приходит к персонажу: в означенной сцене в главе 5 «Дело было в Грибоедове» отплясывает «...какой-то Куфтик из Ростова» (Ф. 562, к. 7, ед. 4, с. 59).

И, наконец, в следующей редакции романа — «Князь тьмы», 1937 г. — в главе 5 «Дело было в Грибоедове» наименование персонажа складывается полностью: среди танцующих отмечается «...какой-то Витя Куфтик из Ростова» (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 115).

2. Контрастные имена

В данном разделе рассматриваются «потешные» имена персонажей, отличающиеся удвоенным комическим неблагозвучием, порожденным несоответствием какого-либо компонента. Несоответствие — явление частое относительно имен романа «Мастер и Маргарита». Так, например, имена всех литераторов, сатирически изображенных в «московских» главах романа, можно назвать не соответствующими своим носителям, так как они созданы на основе слов с нелицеприятным значением, которое никак не может ассоциироваться со званием писателя или поэта. Для рассматриваемых здесь наименований признак несоответствия является ведущим. Л.В. Белая рассматривает ряд таких имен собственных романа «Мастер и Маргарита», называя основой природы скрывающегося в них несоответствия «авторскую иронию по отношению к их носителям» (Белая 1990: 106). Исследователь выделяет несколько групп имен «с оттенком иронии <...> на основе сходства способов их образования» (Там же). На основании этой классификации попробуем рассмотреть богатство природы такого рода несоответствия, усиливающего комичность наименований.

а) несоответствие между именем и фамилией

Здесь будут рассмотрены случаи наименований персонажей, когда «фамилия спорит с именем» (Кожевникова 1981: 239). Л.В. Белая в ономастиконе романа «Мастер и Маргарита» выделяет модель «иноязычное имя + украинская фамилия» (Белая 1990: 106). Здесь «Булгаков продолжает традиции Гоголя, избравшего эту модель при создании литературных антропонимов Хома Брут и Тиберий Горобец в повести «Вий»» (Там же). По этой модели образованы два наименования — Адельфина Буздяк и Милица Андреевна Покобатько. Но на природу такого несоответствия можно посмотреть гораздо шире. Ю.В. Кондакова имена Адельфина Буздяк, Алоизий Могарыч, Никанор Босой, Иероним Поприхин определяет как «ономастические гибриды» (Кондакова 2001: 265), которые образуются по модели «гордое имя» + «уничижительная фамилия» (Там же: 46). А модель «иноязычное имя + украинская фамилия», по мнению исследователя, является «подтипом этой ономастической модели» (Там же: 48).

Здесь могут быть рассмотрены следующие наименования: Адельфина Буздяк, Милица Андреевна Покобатько, Ида Геркулановна Ворс, Тамара Полумесяц, Алоизий Могарыч.

Милица Андреевна Покобатько

«Экзотическое» славянское имя Милица в сочетании с украинской фамилией Покобатько дано «артистке разъездного театра» (III: 134), предмету пылких ухаживаний Аркадия Аполлоновича Семплеярова. Наименование это встречается в тексте 2 раза, но героиня, наделенная им, так и не появляется на сцене романа.

Этот персонаж, намечается, вероятно, в 1931 году. В тетради I черновиков романа этого года Булгаков записывает персонажей главы «Сеанс окончен», так тогда и не написанной: «Заведующий акустикой московских государственных театров Пафнутий Аркадьевич Семплеяров. Вордолазов. Актриса Варя Чембунчи» (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 16).

Персонаж оформляется в период 1934—1935 гг., когда Булгаков дорабатывает законченный на этот период роман. Наименование героини звучало совершенно по-другому, но так же комично. В главе 11 «Белая магия и ее разоблачение» читаем: «— Нон, мадам, — ответил клетчатый, — вы в заблуждении. Выехав вчера на машине на заседание, Аркадий Аполлонович повернул в 3-ю Мещанскую улицу и заехал к нашей очаровательной артистке Клавдии Парфеновне Гаугоголь...» (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 41). Фамилия Гаугоголь фигурирует в списке «Фамилии», составленном Булгаковым в черновиках 1933 года (Ф. 562, к. 6, ед. 6, с. 215). Перед этой записью следует продолжение главы о фокусах великих пересмешников.

Фамилия Покобатько впервые появляется в тот же период 1934—1935 гг. Рядом с вариантами и окончательным названием главы 16 «Что снилось Босому» Булгаков записал несколько фамилий, среди них и Покобатько (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 67).

В редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — в главе 12 «Черная магия» от коварного Коровьева узнаем, что Аркадий Аполлонович Семплеяров, вместо заседания, «поехал на Елоховскую площадь и провел три часа в гостях у очаровательной Клавдии Никоновны Альберт, с которой предварительно уговорился днем по телефону» (Ф. 562, к. 7, ед. 6, с. 287—288).

Наименование Милица Андреевна Покобатько оформляется в следующей редакции романа — «Мастер и Маргарита», 1937—1938 гг. В главе 12 «Черная магия и ее разоблачение» все тот же Коровьев во всеуслышанье повествует о том, как Аркадий Аполлонович отправился «на Елоховскую улицу к артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов» (Ф. 562, к. 7, ед. 8, с. 342).

Ида Геркулановна Ворс

Данное наименование сочетает в себе громкие, высокопарные имя и отчество и фамилию со сниженной стилистической окраской, образованную от весьма прозаического слова «ворс», которую можно также считать фамилией псевдоиноязычного характера.

Возможно, что имя Ида пришло в роман из жизни. В записной книжке Булгакова с адресами и телефонами, которую он вел с 1929 по 1932 гг., на букву «Л» сделана следующая запись:

«Межрабпом

Лашевич Ида Владимировна

дом. В 1-66-31

сл. Д 1-36-45

23-й подъезд, 8-й этаж 461 кв.»

(Ф. 562, к. 17, ед. 12, л. 8). Так, редкое имя знакомой Булгакова могло стать именем его героини.

Следует отметить важность записных книжек Булгакова для изучения имен персонажей в его произведениях. Имена некоторых героев «Театрального романа», очевидно, были почерпнуты Булгаковым именно из записных книжек. В записной книжке писателя, которая была подарена ему 17 мая 1936 года и которую он вел в 1936—1939 гг., есть запись: «Бондаревский Матвей Моисеевич» (Ф. 562, к. 17, ед. 16, л. 6). Булгаков начинает «Театральный роман» в 1936 году, наименование персонажа Измаил Александрович Бондаревский оформляется сразу (Ф. 562, к. 5, ед. 3, с. 61, 64). В записной книжке 1932 — сер. 1930-х гг. есть запись: «Настасья Петровна Соболева ЦЧО г. Лебедянь Тамб. г. Троекуровский сельсовет д. Савинки» (Ф. 562, к. 17, ед. 14, л. 22). Имя и отчество Настасья Петровна могли оказать влияние на образование наименования Настасьи Ивановны Колдыбаевой (на основании прочной ассоциативной связи, существующей между именами Иван и Петр, фамилиями Иванов и Петров), хотя, скорее всего, выбор имени для данной героини объясняется тем, что одной из ролей ее прототипа — Марии Петровны Лилиной — была Настасья Петровна Коробочка из «Мертвых душ» Н.В. Гоголя. В указанной записной книжке примечательна запись: «Потехина Людмила Ивановна Маросейка 7/8, кв. 14» (Ф. 562, к. 17, ед. 14, л. 24). Связь с наименованием героини Людмила Сильвестровна Пряхина неоспорима. Доказательством является также тот факт, что в истории романа первоначально имя героини было — Людмила Ивановна Пряхина: «— Людмила Ивановна Пряхина, актриса нашего Театра, — сказал Бомбардов» (Ф. 562, к. 5, ед. 3, с. 117). Из этой же книжки, вероятно, получила фамилию и заведующая женским пошивочным цехом Бобылева. В самом начале записной книжки поперек синим карандашом записано: «Бобылева О.М» (Ф. 562, к. 17, ед. 14, л. 2).

Вернемся к Иде Геркулановне. Имя и отчество героини оформляются сразу по ее появлении в истории романа в 1935 году в главе 16 «Что снилось Босому», фамилия же ее тогда была другой: «— Восемнадцать тысяч долларов и колье в сорок тысяч золотом, — объявил молодой человек при полном молчании всего театра, — хранились у Сергея Герардовича Дунчиль в городе Харькове в квартире его любовницы, — молодой человек указал на красавицу, — Иды Геркулановны Косовской» (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 74—75).

В редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» — в главе 15 «Сон Никанора Ивановича» мы встречаем интересующую нас героиню: «...в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Вормс» (Ф. 562, к. 7, ед. 9, с. 441). Фамилия Вормс в истории романа возникает в списке «фамилии для романа», составленном Булгаковым в 1934 году (Ф. 562, к. 7, ед. 1). Эта фамилия в дальнейшем, вероятно, преобразовалась в фамилию Ворс, которую героиня получает в машинописном черновом, неисправленном экземпляре романа «Мастер и Маргарита» 1938 года в главе 15 «Сон Никанора Ивановича»: «...в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс» (Ф. 562, к. 8, ед. 2, л. 210). В эпилоге редакции 1938—1939 гг. фигурирует имя и отчество героини, которое несколько видоизменяется: Босой вспоминает «...красотку Иду Геркулаивну» (Ф. 562, к. 9, ед. 1, с. 28).

б) несоответствие между компонентами двойной фамилии

«К числу структурных признаков, способствующих усилению стилистической действенности собственных имен, относится и двойной характер фамилий, долженствующий указывать на родовитость владельцев <...>. Часто в эту форму писателями вливается сатирическое содержание, например, Ляпкин-Тяпкин — у Гоголя («Ревизор»), Перехват-Залихватский («История одного города»), князья Серпуховский-Догоняй и Урюпинский-Доезжай (вторые компоненты представляют собой собачьи клички) — в сатире «За рубежом», Пересвет-Жаба — в «Сатирах в прозе» у Щедрина» (Михайлов 1966: 60). Комичность двойных фамилий в романе «Мастер и Маргарита» создается на основе эффекта несоответствия их компонентов. Наименования такого плана исследователи Л.В. Белая и Ю.В. Кондакова выделяют в отдельную группу (Белая 1990: 106; Кондакова 2001: 68). Это фамилии Петраков-Суховей и Семейкина-Галл. «Наличие в этих фамилиях компонентов, ассоциирующихся с весьма прозаическими реалиями <...>, усиливает иронически-претенциозный оттенок фамилий» (Белая 1990: 106). Двойная фамилия на страницах романа уподобляется камню посреди дороги. Споткнувшись о такую громкую фамилию, задумываешься, действительно ли за ней стоит личность выдающаяся, как сама эта фамилия. Двойные фамилии булгаковских персонажей тотчас же и отвечают на этот вопрос: «Нет, не заслуживают наши владельцы столь сложной конструкции в паспорте». Эти «потешные» фамилии, как каменные гаргульи с готического собора, упавшие посреди дороги произведения, корчат рожи и высовывают язык.

Семейкина-Галл

Лишь однажды мелькнувшая в романе «красавица архитектор», отплясывающая с литераторами и прочими (прочей нечистью, хочется сказать), получает фамилию, которая представляет собой соединение прозаической фамилии с явно звучащим презрительным оттенком Семейкина с Галл, ««неоформленной» фамилией, образованной от названия гордой нации завоевателей» (Кондакова 2001: 69). «Стилистическое своеобразие общеизвестных русских имен и фамилий, с одной стороны, и иноязычных, с другой, особенно резко обнаруживается в том случае, когда они употребляются вместе. Например: фамилия циркового артиста Жеребцов-Верде. Создается комическое впечатление» (Ефимов 1969: 127—128). Возможно, избрав звучное Галл продолжением и обогащением своей фамилии, «красавица архитектор» хотела заявить о стиле своей работы или о любви ко всему французскому, а может быть, желала подчеркнуть размах мощи своего таланта и деятельности. На деле же вспоминаются «Смешные жеманницы» господина де Мольера. А также вечное смешенье языков французского с нижегородским... Фамилии-дуэлянты с четко обозначенным между ними барьером, но вместо заряженных пистолетов или острых шпаг — тарелка с тортом или банановая кожура, служащие источником смеха в немом кино.

Появление этой фамилии в романе можно отнести к 1934 году, когда Булгаков составил длинный перечень «Фамилии для романа», в котором фигурирует и Семейкина Галл (Ф. 562, к. 7, ед. 1).

В сцене танцующих героиня появляется в редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — в главе 5 «Дело было в Грибоедове»: «...плясала Семейкина-Галл, схваченная крепко неизвестным в белых брюках» (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 115).

Исправления, внесенные в машинописный экземпляр романа 1938 года в 1939—1940 гг., в главе 5 «У Грибоедова» фамилии Семейкина-Галл не коснулись, но здесь сделана вставка с указанием на характер ее деятельности — архитектор (Ф. 562, к. 10, ед. 2, л. 72).

в) несоответствие между компонентами фамилии

Л.В. Белая выделяет в романе «Мастер и Маргарита» ряд имен собственных «псевдоиноязычного характера»: Чердакчи, Сергей Герардович Дунчиль, Анна Францевна де Фужере (Белая 1990: 106). Такого рода «обиностраненные имена» можно назвать «претенциозно-аристократическими» (Михайлов 1966: 58). Целью использования иноязычных компонентов для образования подобных фамилий «является ирония над персонажем, поскольку эти аффиксы, привносящие специфику книжного стиля, в составе имени часто сочетаются с контрастными по экспрессии производящими основами» (Там же: 61).

Чердакчи

Нескладная, как криво прибитые доски, фамилия одного из танцующих (или одной, неизвестно, в связи с мимолетностью этого персонажа в романе) в ресторане Дома Грибоедова Чердакчи образована по модели «русское мотивирующее слово + заимствованный формант» (Белая 1990: 107). Л.В. Белая полагает, что фамилия Чердакчи с выпирающим значением положенных в ее основу слов «чердак — чердачник (т. е. тот, кто живет на чердаке, чердачный житель)» «недвусмысленно намекает на образ жизни персонажа» (Там же). О.А. Подгаец берет за основу трактовки фамилии Чердакчи просторечное значение слова «чердак» — «голова» (Подгаец 1991: 14). Читаем в словаре В.И. Даля, посвященной слову «чердак»: «У него чердак без верху; одного стропильца нет, глуп, не все дома» (Даль, т. 4, 2003: 590). Можно было бы также представить следующую картину: мастер создает шедевр в подвале, а какой-нибудь поэт — на чердаке, бедность и уединенность художника, но корявое комичное «чи», замыкающее фамилию, перечеркивает мгновенно жирной чертой такое представление. Эта же картина рождает ассоциацию с народной мудростью: «Чердачная мышь подпольной (погребной) не сестра» (Там же). Окруженное благами дитя Массолита противостоит лишенному всего, даже подвала, мастеру.

Фамилия Чердакчи среди танцующих впервые появляется в главе 5 «Что произошло в Грибоедове» редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» (Ф. 562, к. 7, ед. 7, с. 135).

Вполне вероятно, что этот эпизодический персонаж оформляется в романе гораздо раньше. Так, в незавершенной редакции романа 1936—1937 гг. в сцене танцев в главе 5 «Дело было в Грибоедове» появляется персонаж с весьма созвучной фамилией Чапчачи (Ф. 562, к. 7, ед. 4, с. 59), которая сохраняется и в следующей редакции романа — «Князь тьмы», 1937 г. (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 115). Фамилия же Чапчачи возникает в истории романа в 1934 году: оно дважды фигурирует в обширном списке «Фамилии для романа», составленном Булгаковым в конце тетради черновиков этого года (Ф. 562, к. 7, ед. 1). Следуем далее. Фамилия, возможно, преобразуется. В том же 1934 году конферансье (будущий Жорж Бенгальский) получает фамилию Чамбукчи (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 31), которая через несколько страниц превращается в Чембукчи (Там же: с. 36). В 1932 году в главе 6 о Степе фигурирует кинорежиссер Кембакчи / Чембакчи (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 94, с. 104). И, наконец, в первой тетради черновиков 1931 года под названием не написанной тогда главы «Сеанс окончен» Булгаков фиксирует несколько персонажей, среди которых: «Актриса Варя Чембунчи» (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 16). Именно эту запись, вероятно, можно считать моментом зарождения интересующей нас фамилии в истории романа, в дальнейшем прошедшей ряд преобразований. Эпизодический персонаж, один раз мелькнувший в романе, получает фамилию, над которой писатель работал несколько лет.

Анна Францевна де Фужере

Фамилия бывшей владелицы нехорошей квартиры де Фужере «с характерными для французского языка формантами ассоциируется с апеллятивом фужер» (Белая 1990: 107). И.Ф. Бэлза полагает, что фамилия де Фужере — «булгаковская «транскрипция» фамилии знаменитого французского ювелира Фаберже, измененной путем приближения к «фужеру»» (Бэлза 1978: 214).

Фамилия де Фужере, скорее всего, является не образованной Булгаковым, а реально существовавшей в литературе и очень хорошо ему известной. Эту фамилию носил один из четырех врачей, которых высмеял Мольер под вымышленными именами в комедии «Любовь-целительница», о чем Булгаков пишет в «Жизнеописании господина де Мольера»: «Скандал вышел большой, потому что публика тотчас же узнала в них четырех придворных врачей: Эли Беда сьёра де Фужере, Жана Эспри, Гено и Вало» (III: 545). Над «Жизнеописанием» Булгаков работал именно в то время, когда в черновиках будущего романа «Мастер и Маргарита» появляется интересующая нас героиня. Не является ли выбор ее наименования связанным с фактом из биографии Мольера? Тем более, что первоначально бывшая владелица знаменитой квартиры называлась генеральша Петрова. В главе 6 редакции романа, начатой в 1932 году, читаем: «28-летний Степа Бомбеев лежал 2-го июля на широкой постели вдовы Де-Фужерэ» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 88). Сначала здесь значилось «генеральши Петровой», затем Булгаков зачеркнул это наименование и сверху «генеральши» написал «вдовы», а рядом с «Петровой» — «Де-Фужерэ». Исправление это, по-видимому, было сделано сразу. На той же странице героиня именуется так же, только несколько меняется написание ее фамилии: «Последними квартирантами Дэ-Фужерэ были Михаил Григорьевич Беломут и другой фамилия которого, кажется, была Кирьяцкий» (Там же). Здесь и далее фамилию героини Булгаков пишет уже без каких-либо исправлений, только варьируется ее написание.

В редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — у героини появляются имя и отчество Ата Францевна: «Еще два года назад ее занимала вдова покойного ювелира Де Фужере Анна Францевна, пятидесятилетняя почтенная и деловая дама» (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 151).

Сергей Герардович Дунчиль

Возможно, что основа псевдоиноязычной фамилии Дунчиль является литературно-прототипической. Фамилия Дунчиль созвучна фамилии персонажа из пьесы А.Н. Островского «Последняя жертва» Вадима Григорьевича Дульчина, молодого человека, жестоко обманывающего любящую его женщину и собирающегося жениться на деньгах другой. Фамилию героя Островского прекрасно объяснил Юрий Олеша: «Здесь и дуля (он обманщик), и «дульче» — сладкий (он ведь сладок ей!)» (Цит. по: Тименчик 1992: 26). Может быть, персонажей Островского и Булгакова объединяют именно эти два момента — деньги и обман. Дульчин — Дунчиль — явное созвучие, отличие наименований двух ловеласов в перестановке букв в фамилии булгаковского персонажа, которая, во-первых, служит для создания комического эффекта псевдоиноязычности, а во-вторых, возможно, говорит о следующем. У Дульчина, хоть он и привык жить на широкую ногу, своего капитала не было, он получал деньги у беззаветно любившей его Юлии Тугиной, требуя от нее все новой и новой последней жертвы. Времена меняются. Дунчиль обладает капиталом, валютой и драгоценностями, которыми он осыпает свою любовницу Иду Геркулановну Ворс, с легкостью предающую его. Ситуация перевернута, как и буквы в фамилии персонажа: есть деньги, но нет настоящей любви, нет преданности (в кругу таких людей).

Фамилия Дунчиль была дана персонажу сразу по его появлении в действии романа. Персонаж возникает в романе в 1934—1935 гг. в период доработки глав редакции, начатой в 1932 году, и написания глав новых, в главе 16 «Что снилось Босому». Имя и фамилия персонажа оформляются сразу, отчество в первых строках возникновения героя несколько варьируется: «После же антракта молодой человек появился вновь, позвонил в колокольчик и громко заявил:

— Попрошу на сцену Сергея Герардовича Дунчиль!» (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 72). Первоначально здесь было Сергея Бухарыча Дунчиль (правда, отчество это созвучно и по фонетическому облику, и по смыслу фамилии Могарыч!), затем Бухарина было зачеркнуто и сверху исправлено на Герардовича. Далее следует неисправленный вариант: «— Сергей Бухарыч, — обратился к нему молодой человек, — вот уж полтора месяца вы сидите здесь, а между тем государство нуждается в валюте» (Там же: с. 72—73). Дальше новое отчество Герардович пишется сразу, без исправлений: «— Вы свободны, Сергей Герардович, — обратился молодой человек к Дунчилю и сделал царственный жест» (Там же: с. 74). Здесь полное наименование персонажа Сергей Герардович Дунчиль утверждается окончательно и дальше в этой главе, как и в последующих редакциях романа, пишется без изменений.

г) комическое несоответствие фамилии образу

Ю.В. Кондакова, рассматривая природу так называемых «говорящих» имен собственных в творчестве Гоголя и Булгакова, выделяет наименования, которые «созданы по принципу комического несоответствия характера профессии персонажа, требующей от него определенных качеств, и его скрытой характеристики, присутствующей в фамилии» (Кондакова 2001: 33—34). В романе «Мастер и Маргарита» такой фамилией, по мнению исследователя, является фамилия курьера Карпов (Там же: 34). На наш взгляд, этой же отличительной чертой обладает также фамилия председателя жилтоварищества Босой.

Никанор Иванович Босой

Л.В. Белая рассматривает данное наименование в группе имен собственных, образованных по модели «нейтральное имя» + «фамилия-прозвище» (Белая 1990: 106). Ю.В. Кондакова анализирует это наименование как «ономастический гибрид» (Кондакова 2001: 47). Значение слова «босой» порождает комическое несоответствие прозвищной фамилии, образованной на его основе, персонажу. «Иронию вызывает контраст между доантропонимическим значением фамилии Босой и безбедным, отнюдь не босым, образом жизни председателя жилтоварищества, умевшего весьма ловко братъ с жильцов взятки» (Белая 1990: 106).

Б.М. Гаспаров в образе Босого усматривает «явно пародийную параллель с судьбой Иешуа: домоуправ Босой, взятый, по доносу Коровьева, из-за накрытого стола, в предвкушении трапезы (как Иешуа в доме Иуды)» (Гаспаров 1993: 76). Проведение этой параллели можно продолжить. Председатель жилищного товарищества, смакующий селедочку с водочкой и вожделенно представляющий мозговую кость «в гуще огненного борща» (III: 104) носит фамилию Босой. Председатель сыт и обут, душа же его бедна, о чем кричит его фамилия. В сцене допроса Иешуа подчеркнута одна из деталей его портрета: «Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа» (III: 25). Иешуа бос, но душа его неизмеримо богата, и этого богатства хватит объять весь мир.

Наименование персонажа осложняется и обогащается несоответствием между именем и фамилией, так как соединяет в себе имя с высокой и фамилию со сниженной стилистической окраской.

Интересна история формирования наименования председателя. В черновиках романа 1928—1929 гг. имя персонажа Никодим Григорьевич Поротый (Ф. 562, к. 6, ед. 1, с. 97), (Ф. 562, к. 6, ед. 2, с. 118). Изначально для председателя Булгаков подбирал вычурное имя и ущербную фамилию. В редакции романа 1932 года Булгаков сначала называет своего героя Прокоп Иванович Босой, затем везде вычеркивает Прокоп и исправляет на Никанор. Так полностью оформляется наименование Никанор Иванович Босой: «Председатель Жилищного Товарищества того дома, в котором проживал покойник, Никанор Иванович Босой находился в величайших хлопотах, начиная с полуночи с 7-го на 8-е мая» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 125).

В 1933 году меняется имя персонажа. «Ночью на 1-е сентября» Булгаков пишет главу 8 «Замок чудес»: «Лишь только неизвестные вывели из подворотни Никифора Ивановича Босого и в неизвестном направлении повели, странное чувство овладело душой председателя» (Ф. 562, к. 6, ед. 6, с. 217). 30 октября 1934 года Булгаков пишет главу 8 «Ошибка профессора Стравинского», в начале которой фигурируют имя и отчество председателя: «В то время как раз, как вели Никанора Ивановича, Иван Бездомный после долгого сна открыл глаза» (Ф. 562, к. 7, ед. 2, с. 1). С этого момента наименование персонажа Никанор Иванович Босой остается неизменным на всем протяжении дальнейшей работы над романом.