Вернуться к Н.Н. Комлик, И.С. Урюпин. «...Пишу Вам из России...»: русское Подстепье в творческой биографии Е.И. Замятина и М.А. Булгакова

Дом родителей Е.И. Замятина

Дом родителей Е.И. Замятина представляет собой одноэтажное деревянное здание с семью окнами по фасаду, выходящему на Покровскую улицу (ныне ул. Ситникова) города Лебедяни. Он был построен в середине XIX века и принадлежал деду писателя по матери отцу Александру, настоятелю Покровской церкви в Лебедяни. Между домом и улицей был разбит палисадник, куда выходил небольшой балкон. Через его открытые двери летними вечерами часто разносились по Покровской улице звуки рояля, на котором мать писателя, по его словам, «играла Шопена». И балкон, и палисадник вспоминаются Е. Замятину в его автобиографии 1929 года: «Лето. Пахнет лекарствами. Вдруг мать и тетки торопливо захлопывают окна, запирают балкон, и я смотрю приплюснувшись носом к балконному стеклу: везут! Кучер в белом халате, телега, покрытая белым полотном, под полотном — люди, скорченные, шевелящиеся руки и ноги: холерные. Холерный барак на нашей улице, рядом с нашим домом. Сердце колотится, я знаю, что такое смерть. Мне лет пять-шесть». И ещё: «легкое, стеклянное, августовское утро, далекий прозрачный звон в монастыре. Я иду мимо палисадника перед нашим домом и не глядя знаю: окно открыто, и на меня смотрят — мать, бабушка, сестра. Потому что я в первый раз облачился в длинные — «на улицу» — брюки, в форменную гимназическую куртку, за спиной ранец: я в первый раз иду в гимназию» [1].

В палисаднике «прямо перед балконом липа протягивает свои душистые объятия, черемуха вся в белом, точно невеста...» [2], а дальше, за ним, почти деревенская, «заросшая просвирником» Покровская улица, посреди которой — «поросенок, привязанный к колышку, и трепыхаются куры в пыли» [3].

Дом детства Е. Замятина состоял из пяти комнат и кухни. Вход со двора шел через вместительную (почти по всей длине дома) деревянную террасу, на которой летними вечерами Замятины любили пить чай. Через террасу человек попадал в небольшую прихожую, откуда в жилые помещения вели две двери. Те, что находились напротив входа, открывались в три просторные, анфиладно расположенные комнаты — гостиную, кабинет и столовую, к которой примыкала кухня по воспоминаниям племянника писателя С.В. Волкова, с «двойными дверями, чтобы запахи из нее не разносились по всему дому, в углу там пылала большая русская печь» [4]. В гостиной стоял рояль, под которым «рос» Е. Замятин, «этажерка» с теми самыми верными «товарищами» — книгами, имевшими колоссальное влияние на формирование личности писателя, испытавшего «дрожь от Неточки Незвановой» Достоевского, от тургеневской «Первой любви».

«Когда в доме собирались гости», как указывает С.В. Волков, то в гостиную «из кабинета выносили стол с крылышками», поднимавшимися ради такого случая, и устраивался праздник». В кабинете, помимо стола «с крылышками», был настоящий письменный стол со множеством ящиков и дверок. Он «располагался слева от окна и двери на балкончик. Справа стоял тот самый, «запасной», стол со сложенными в ожидании гостей «крыльями», занимавший в таком виде немного места». В кабинете же стояли «два очень удобных кресла-диванчика, покрытых чехлами. Позднее в кабинете появилась кровать — железная, с никелированными шарами» (С.В. Волков). В этом кабинете жил и работал Е.И. Замятин, когда приезжал один или с Людмилой Николаевной в Лебедянь.

Подруга сестры писателя Александра Николаевна Селезнева, урожденная Наставина, обучавшая автора этих строк (Н.Н. Комлик) русскому языку и литературе, вспоминала, что, когда художник уезжал из Лебедяни, мать (Мария Александровна, урожденная Платонова) зорко следила за тем, чтобы на столе и в столе все оставалось на прежних местах. Возвращаясь вновь, писатель любил перебирать оставленные им на время бумаги, книги, какие-то предметы, лежащие в неприкосновенности на письменном столе и в его ящиках. Трепетно относясь к отчему дому, художник с болью замечал его старение и разрушение, начавшееся в годы гражданской войны. «Наконец — чудеса! — я в Лебедяни <...>, — пишет он Людмиле Николаевне 25 сентября 1921 года. — Тут все очень жалко и бедно. Инда кольнуло даже, когда я видел, каким торжеством был привезенный мною сахар к чаю. Едят плохо. Продали корову <...>. Окна в доме покосились» [5].

«В столовой, соседствующей с просторной кухней, стоял большой буфет, обедали в ней за большим столом с шестью венскими — так их называли — стульями» (С.В. Волков). Одно из самых первых детских впечатлений о мире Е. Замятина связано именно с этой комнатой и этим столом: «Столовая, накрытый клеенкой стол, а на столе блюдо с чем-то странным, белым, сверкающим, и — чудо! — это белое вдруг исчезает на глазах неизвестно куда. В блюде — кусок еще незнакомой, некомнатной, внешней вселенной: в блюде принесли показать мне снег, и этот удивительный снег — до сих пор.

В этой же столовой. Кто-то держит меня на руках перед окном, за окном — сквозь деревья красный шар солнца, все темнеет, я чувствую конец, — и страшнее всего, что откуда-то еще не вернулась мать. Потом я узнал, что кто-то — моя бабушка, и что в эту секунду я был на волос от смерти: мне было года полтора» [6].

Окна гостиной, кабинета и столовой выходили на Покровскую улицу, окна кухни — на соседнюю усадьбу Наставиных (Наставин Николай Васильевич, 1870 года рождения, из купцов, занимался лошадьми, был хорошим специалистом по определению породы лошадей; Наставина Екатерина Григорьевна, урожденная Красинская, 1875 года рождения, дворянка. Была дружна с Марией Александровной и Варварой Александровной (матерью и теткой писателя)). Две небольшие комнаты (вероятно, служившие спальней и детской), пройти в которые можно было, во-первых, из передней (дверь справа), а во-вторых, из гостиной, дверь которой располагалась рядом с огромной покрытой изразцами печью, глядели окнами во двор, вернее на террасу, отделявшую их от большого, ухоженного и благоустроенного двора, на котором располагались погреба («ледники»), каретный сарай, столярная мастерская. «Во дворе была посажена и выросла красивая елочка. Когда Замятин приезжал, рядом с ней ставили столик и усаживались обедать» (С.В. Волков).

Главной достопримечательностью дома Замятиных был чудесный вишнево-яблоневый сад, сбегавший по крутому холму к самому Дону, на берегу которого оборудован был теннисный корт. Сад предварялся «небольшой сливовой рощицей. Здесь стоял столик на одной ножке, за ним-то Евгений Иванович летом и творил...» (С.В. Волков).

О саде и своем пребывании в нем Замятин регулярно сообщал в письмах к Людмиле Николаевне, когда находился в Лебедяни: «Сейчас я долго гулял в саду, в самой далекой аллее из лип и берез <...> Красива была темная старая аллея с причудливыми узорами на дорожке, сотканными из лунных лучей, красив был весь душистый вечер, унизанный жемчугом соловьиных трелей»; «Один раз вышел в свой сад, в солнечный морозный день. Почувствовал какую-то бодрость. Побежал по хрустящим сугробам, проваливался. Думал: хорошо было бы пустить на этот снег побегать милого зверенка — Люсиньку. Смеялась бы, была бы розовенькая, белочка. Тут она была бы родная чистому снегу, ясному небу» [7].

Аллей в саду, вспоминает С.В. Волков, «было несколько, но больше всего мы, дети, любили ясеневую, в глубине сада, играли там в городки».

Сад Замятиных всегда хорошо плодоносил. В одном из писем к жене писатель шутливо жаловался на «отягчающее» его жизнь в Лебедяни обстоятельство: «Одно плохо: миллионы в саду яблок и груш. Груши очаровательные; яблоки тоже. В результате — я поглощаю их сок за чтением Чехова» [8]. Собирать урожай Замятины нанимали слобожан.

После смерти Варвары Александровны («тёти Вари»), отъезда за границу Евгения Ивановича, вынужденного переезда в Тамбов сестры писателя вместе с семьей дом был отдан под коммунальные квартиры, в которых проживало четыре семьи. Они многое переделали и перестроили на свой лад и в доме, и во дворе, что привело их к постепенному запустению.

В 1994 году, юбилейном для Е.И. Замятина, из дома были выселены все жильцы и начат его ремонт, который вскоре прекратился из-за отсутствия финансирования. В таком полуразрушенном состоянии он пребывает до сих пор.

Ничего не осталось и от сада. Еще в 1958 году «живы были и плодоносили яблони, с которых срывал яблоки Евгений Иванович. Потом они стали сохнуть и погибли», — вспоминает племянник писателя С. Волков. — А вишни и до сих пор тех, замятинских корней, — вкусные!».

Литература

1. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — М., 1999. — С. 7.

2. Рукописные памятники. — Вып. 3. — Ч. 1. Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина. — СПб., 1997. — С. 30.

3. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — М., 1999. — С. 2.

4. Волков С.В. Он вырос в Лебедяни и должен в нее вернуться // Липецкая газета. — 2002, 2 ноября, № 215.

5. Рукописные памятники. — Вып. 3. — Ч. 1. Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина. — СПб., 1997. — С. 239—240.

6. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — М., 1999. — С. 6.

7. Рукописные памятники. — Вып. 3. — Ч. 1. Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина. — СПб., 1997. — С. 41, 62.

8. Там же. — С. 179.