Вернуться к И. Аронов. Невероятное пари, или Возвращение Воланда

Глава 10. Под колпаком

Восстановить расплескавшиеся во время неудавшейся дискуссии силы решил все той же пресловутой чашечкой кофе, к которому, честно говоря, пристрастился за последнее время. Короче, стал настоящим кофеманом!

Но тут блаженную тишину нарушил неожиданно прозвеневший в дверь звонок, который чуть не привел к несчастному случаю. Наливая в чашку кипяток, непроизвольно дернулся, слегка ошпарив себя брызгами. Но не беспокойтесь: я по-прежнему жив и здоров, чего и вам желаю.

— Шляются здесь всякие, — брякнул я, твердо решив не открывать. — Меня нет дома. — Но не успел насладиться этой мыслью, как за моей спиной вдруг прозвучал знакомый голос:

— Во-первых, не всякие — как Вы изволили выразиться...

От неожиданности я выкатил глаза и поперхнулся — слава Богу — вовремя успев опустить чашку на стол. Моя шея резко крутанулась почти на сто восемьдесят градусов. Ну, так и есть: это уже за мной. Все, допрыгался! Как все же коротка жизнь!

Воланд, величественно скрестив руки на груди, великодушно улыбнулся, блеснув своими зубами.

— Ну-с, молодой человек, может, Вы уже желаете сообщить ответ. Каково же Ваше решение?

— Мое... решение? — чисто автоматически переспросил я, глядя исподлобья затравленным взглядом. — А я... — прозвучал сбивчивый ответ. — А я еще не определился... слишком мало времени. Понимаете: пока то, пока се. Тем более, у меня голова разболелась. — Проявляя верх хитрости и дипломатии, застрочил я без умолку. — Нет, Вы не подумайте, что увиливаю от ответа. Просто так вышло, что...

— Угомонитесь! — резко перебил он мою проникновенную речь. — Хватит демагогию разводить! Прошу, не тарахтите, как баба на базаре, или мое вековое терпение сейчас лопнет, и я лично закрою Вам рот.

— Скотчем, что ли? — невольно вырвалась у меня очередная глупость.

— А хотя бы и так!

И тут произошло что-то из ряда вон выходящее. Его взгляд стал суровым, а мои губы вдруг липкими, как смола, а затем, к неописуемому ужасу, они срослись намертво. Дрожащими пальцами я нащупал то место, откуда только что нес разную чушь. Обе губы сомкнулись и образовали единое целое. Дикий испуг за миг выпотрошил мои мозги наизнанку и понес на всех парусах в прихожую, где стояло большое, во весь рост зеркало. Тотчас небритая взъерошенная физиономия отразилась в нем довольно отчетливо. О, ужас! Вместо губ, к которым привык с пеленок, образовался сплошной розовый нарост. Все, конец! В глазах помутнело. Я дотянулся до трубки телефона и указательным пальцем набрал «02».

— А Вы, оказывается, еще и бестолковый. Как же Вы собрались с органами изъясняться, скажите мне на милость? Или Вы телепат? А может экстрасенс? — насмешливо прозвучал голос над самым ухом.

Я вздернул брови, ясно осознавая, что поступок действительно до чертиков глуп. Тогда опрометчиво кинулся к выходу, считая своим спасеньем быстрее вырваться наружу, но вместо двери обнаружил замурованную наглухо стену из самого настоящего добротного кирпича. Кулаками бессильно забарабанил по преграде. Развернув шею, вытаращился на доморощенного Копперфильда.

— Может, пройдем на кухню и спокойно продолжим беседу за чашечкой кофе? — ненавязчиво предложил Воланд, с любопытством следя за моими бесполезными действиями.

Усмирив пыл, я кивнул головой, дав понять, что полностью согласен с вышеизложенным...

Опустившись на табурет, гость продолжил монотонную трель:

— Значит, кофейком балуетесь? Хорошо, хорошо... Знаете ли, тоже люблю на досуге пропустить чашечку, другую. Но, скажу по секрету, то, что у Вас сейчас налито в чашке... — он еще раз втянул ноздрями воздух, — сущая гадость. Знаете ли, предпочитаю настоящий, индийский.

Я молча пожал плечами. На вкус и цвет товарищей нет. В прихожей послышалось цоканье каблуков, и через миг на пороге в белоснежном накрахмаленном фартуке на голое тело появилась молодая привлекательная расторопная особа с прекрасными формами. В руках у нее поблескивал серебряный поднос, на котором одиноко дымилась фарфоровая чашка ароматного кофе. Любезно улыбнувшись, она поставила поднос на стол.

— Еще указания будут, мессир? — поинтересовалась девица.

— Нет, Гелла, свободна, и проследи, чтобы нас никто не побеспокоил.

— Да, мессир.

Внезапно раздался телефонный звонок. Повинуясь минутному порыву, отточенному годами, я вскочил с табурета и уже намеревался ринуться к трубке, как понял всю бесперспективность этого действия. Рот-то по-прежнему намертво стянут, поэтому я занял прежнюю диспозицию. «Кто же это? Эх, как не вовремя...». Но ход моих рассуждений был прерван лебединой песней, которую секундой погодя пропела Гелла, уже добравшаяся до аппарата.

— Нет, он сейчас занят, — деловито застрекотала она. — Представьте, очень! Кто я? А ты как будто не догадываешься?

Затем наглая эксбиционистка, расхохотавшись, бросила трубку. Разговор был окончен.

Вот гады! Творят форменный беспредел. Главное — и пожаловаться некому. Эмоции снова захлестнули меня и во что бы то ни стало жаждали вырваться наружу, но... выплеснуть их в данный момент мне было не суждено.

— Вижу: Вам страсть как хочется выговориться. Что ж, мешать такой возможности было б бесчеловечно, — заявил гость.

Буквально через пару секунд я вновь с радостью ощутил, что губы мои оказались на свободе. О, счастье!

— Кто звонил? Света?! — прокричал я незамедлительно.

— А хоть бы и так! Вам-то что?

— Это... это наглость... Кто вам дал право вмешиваться в мою личную жизнь? Да что ж это такое, в самом деле, творится? Я категорически не согласен! Что Вы себе позволяете!

Воланд громко зааплодировал.

— Браво! Бис! Какой пафос! Какие слова... сколько эмоций!

Его глаза буравили мой разгоряченный мозг, отчего мне стало совсем не по себе.

— Дело в том, что в Вашем случае, представьте, открылись новые факты, ранее мной не озвученные. А именно: хочу вам дать дельный совет. Распрощайтесь навсегда с этою девицею. Она, знаете ли, не стоит того, чтобы из-за нее страдала такая персона, как Вы.

Видно, мое лицо сразу вытянулось в сосульку, так как он тут же добавил:

— Да... не удивляйтесь... я в курсе всего.

— Вам-то что за дело... Может, Вы сами в нее втрескались! — слегка позабывшись, сгоряча ляпнул я.

— Вздор! Какой вздор! Так мы с вами, голубчик, договоримся неизвестно до чего. Поэтому давайте расставим все точки над «и». Скажу откровенно: в данный момент она Вас не любит и даже презирает, считая вшивым интеллигентом, к тому же жмотом. Да не смотрите на меня так! Повторяю лишь ее мысли, не более. Я, право, придерживаюсь иной точки зрения. По сути, у нее уже как месяц появился богатенький ухажер. Знаете ли, один из новых русских. Примите мой совет: забудьте ее раз и навсегда...

То, что происходило со мной в это момент, можно лишь описать строчками из песни: «Мои мысли — мои скакуны, вы галопом несетесь и не признаете узды...» И заверяю вас: это еще мягко сказано! Вскочив, я беззвучно прошлепал губами, затем обмяк и рухнул на жесткий табурет. Тупая боль поразила копчик.

— Ничего, ничего, переваривайте! Не стесняйтесь! Я не спешу... — успокаивал меня «мучитель».

Постепенно кипевшие в моем мозгу страсти остывали, злость понемногу отступала, давая все аккуратно уложить по полочкам.

— Вижу, вижу... — продолжил гость. — Вы, кажется, начали приходить в себя. Это похвально! Такая вот скверная история. Но не берите это близко к сердцу: всякое бывает. Начхать и растереть!

— С какой это стати? Я что, чурбан или бесчувственная скотина?

— Ни в коем случае! Просто сегодня... вы должны умереть. Так к чему же лишние переживания. Нет! Не смотрите на меня так: я здесь совсем не причем — случайность! Несчастный случай! Но ежели мы договоримся... появится возможность все исправить. Короче: предлагаю прямо сейчас подписать договор. Со своей стороны гарантирую Вам славу, а также, что смерть до глубокой старости не настигнет Вас, ну, а Вы... впрочем, не буду повторяться, Вы, голубчик, и так в курсе.

Мое лицо страшно побледнело, лоб покрылся холодным потом, вмиг стало трудно дышать. Поспешно расстегнув ворот тенниски, я отвел от гостя испуганные глаза. Сейчас мне было действительно жутко. В голове плескался калейдоскоп мыслей.

— Не нервничайте, милейший, — продолжал убаюкивать меня повелитель тьмы. — Понимаю: такое случается не каждый день. Может, по рюмочке коньяка? А то нервный срыв может плохо отразиться на Вашем самочувствии.

Я безмолвно исподлобья таращился на гостя. Черт бы его побрал! Хотя... он и так черт. А пошло все к чер... нет, еще куда дальше! В общем, полный отстой, даже послать его некуда. Во дожились!

Темная сущность хлопнула в ладоши, и тот же час в кухню вихрем ворвался уродливый карлик с золотым подносом в руках, на котором возвышались две налитые стопки и графин с коньяком. Окинув меня пренебрежительным взглядом, индивид водрузил поднос на стол. Его развязные манеры гласили о том, что мой конец действительно близок.

— Спасибо, любезный! Сделай милость, ступай, принеси нам бумагу и перо. А чернила мы уж как-нибудь сами раздобудем. Не так ли? — спросил Воланд, пронзая меня взглядом.

Стиснув намертво зубы, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего, я нервно сжимал свои кулаки под надежным прикрытием клеенчатой скатерти, которые нестерпимо чесались и требовали, чтобы их незамедлительно пустили в дело. Но это же абсурд! Воланд взял стопку, поднес ко рту и двумя глотками опустошил емкость.

— Ну, что же Вы, присоединяйтесь! Или боитесь, что отравлю?

— Огромное «мерси», но пока воздержусь. Мне трезвая голова еще понадобится.

— Ну, как знаете! Хотя... жаль. Не отведали знатного коньячку 25-летней выдержки. Ну, да ладно. Думаю, от Вас не убудет.

Тут снова перед столом мелькнула омерзительная физиономия карлика в роли незаменимого лакея. Положив на скатерть несколько листов чистой бумаги, перо и пустую чернильницу, он замер в ожидании новых указаний.

— Значит, Вас пресловутая барышня так сильно зацепила? — обратился гость ко мне. — Ах, какая досада! Хочу уверить, она Вас ни капельки не любила, а крутилась подле исключительно ради Московской прописки.

— Это точно! — вклинился Клик. — Бабы они такие. Скажу более: как мужчина ты ее совсем не устраивал, — высказав это замечание, он захихикал, отчего его небольшие глазки сузились, образовав крохотные щелочки, а рот растянулся гармошкой, выставив на подиум кривые желтые зубы.

В моей голове тут же взорвалась бомба, точно не знаю какая, возможно, ядерная. Глаза безумно заблестели, лицо исказила страшная всепоглощающая ненависть. Я хоть и не джигит, но кровь у меня, поверьте, тоже горячая. Это же надо так уколоть, да еще в собственной резиденции. Прямое попадание в ахиллесову пяту. Это, конечно, не конец света, но все же!

Даже не успев опомниться, вскочил, схватил со стола нож, лежавший на принесенном блюде, и резким движением воткнул его в область сердца безмятежно скалившемуся карлику, сболтнувшему непростительную дерзость. Клик даже не шелохнулся, хотя сталь вошла в тело практически по самую рукоять. Кровь показалась незамедлительно, медленно расползаясь по рубашке красным пятном.

К моему удивлению, ни один мускул так и не дрогнул на его невозмутимой физиономии.

— Ну вот, теперь вы убийца! — любезно проинформировал меня повелитель тьмы. — Поздравляю! Теперь вся жизнь наперекосяк. Суд, тюрьма.

Настаивать на обратном было бы, по меньшей мере, смешно.

— Ну, и что же будем делать? Придется вызвать полицию и оформлять протокол. Сядете, голубчик, лет так на десять — двенадцать. Выйдете озлобленным малым, возненавидевшим весь мир. В общем, перевоспитанным зэками негодяем. Знаете, сколько таких? О! Лучше вам даже не ведать этого...

Я отстранился на два шага, безвольно опустив руки и оценивая размеры своего вандализма. Ну, и влип же сдуру! Что называется, вспылил. Прекрасно сознаю, что бежать бесполезно. С минуту, чуть дыша, глупо таращусь на гостей. Лишь теперь до меня в полной мере доходит весь ужас происходящего. А может, это все-таки сон? Щипнул за ухо: стало больно. В конце концов, тяжко вздохнув, умоляюще вымолвил:

— Не надо полиции! Может, сами как-нибудь разберемся... карлик-то, кажется, жив... Ведь я не нарочно... может... «скорую» вызвать? — Мой голос предательски дрожал, выдавая меня с потрохами.

— Закон есть закон... так что смиритесь! — не успел Воланд произнести эту фразу, как перед ним появился телефонный аппарат, но не современного дизайна, а музейная реликвия девятнадцатого века.

— Участковый Соколов?

— Да, — в легком замешательстве пробурчал тот. Дело в том, что лишь два часа назад он приобрел стартовый пакет нового оператора и номер успел сообщить лишь жене.

— У нас ЧП. Убийство, понимаете ли... труп. Кто я? Свидетель. Записывайте адрес... Вы как раз недалеко. Ну, вот и отлично. Откуда я Ваш телефон знаю? Скажу правду, все равно не поверите. В общем, ждем-с.

Я съежился, обхватив голову руками.

Внезапно назойливо затрещал звонок: я вздрогнул так, будто по телу прошел ток. Я вовсе не знал, то ли радоваться мне, то ли горевать.

— А вот и доблестная полиция вовремя подоспела, — пояснил с ехидством Воланд. Затем крикнул: — Открыто, входите!

Мое тело сковал леденящий страх. Вот и конец карьеры, и вообще — спокойного бытия. Вскоре в кухню ввалилась громоздкая фигура плечистого лейтенанта, сжимавшего под мышкой увесистую кожаную папку. Это был наш участковый Соколов, неоднократно виденный мною при усмирении алкаша — соседа. Малый будто ничего — но не в данной ситуации.

— Итак? Кто вызывал? Что случилось? — напористо осведомился участковый, переводя беглый взгляд с одного на другого. — Граждане, у меня нет времени с вами в молчанку играть.

— Милейший... не нервничайте так, не рвите душу. Вызывал, допустим, я. У нас тут труп. Полюбуйтесь! — Воланд ткнул пальцем в нож, торчащий как бельмо из груди карлика.

— Труп?! — растерянно захлопал округлившимися глазами лейтенант, наконец, осознав ситуацию. — «Скорую» уже вызвали?

— Нет, — спокойно сообщил властелин тьмы.

— Почему?

— Вы меня удивляете... потому что он труп. Ему это уже ни к чему, — грустно заверил Воланд. — К сожалению, слишком поздно...

Лейтенант нервно глотнул, густые брови его сдвинулись домиком:

— Вы, что, здесь Ваньку валяете? Какой же это труп... он ведь дышит, да и зрачки бегают туда-сюда. Я вас... сейчас всех под арест! — вдруг завопил он и рукой самопроизвольно потянулся к кобуре.

— Вот — те, здрасте... за что под арест?

— За что? А вот за то самое. Морочите голову! Препятствуете следствию...

— Кто препятствует? — встрял Клик. — Я вообще — пострадавшая сторона. Труп — ежели хотите знать! Сижу, никого не трогаю, а всем на меня плевать. Вот!

— Труп? — расхорохорился возмущенный не на шутку участковый, оставив, наконец, в покое кобуру. — Где труп? В упор не вижу!

— А я, что, не в счет? — обиделся карлик. — Чем это я плох? Самый настоящий труп. Уже почти холодный.

— Трупы не разговаривают... — воскликнул участковый, совсем запутавшийся в происходящем, — и вообще...

— Ах! Вот оно что... не доверяем мнению народа. Ладно, сейчас все уладим... — деловито заявил властелин тьмы. — Клик, займи пристойное для мертвеца положение. Не срами... а то власть сочтет, что мы ее обманываем. А это негоже.

— Угу! — буркнул карлик и тут же развалился на полу, раскинув широко руки. — Ну, что, так подойдет? — осведомился он у повелителя тьмы. — Вроде неплохо получилось. Как там сверху? Все в ажуре?

— В самый раз, — подтвердил Воланд. — Ну-с, вот вам и труп. Извольте взглянуть! Надеюсь удовлетворены? Лежит бездыханный, отмучался бедняжка.

Участковый взвизгнул:

— Это... это... настоящее издевательство... Я не потерплю...

— Совсем — напротив. Можно сказать, содействуем Органам в дознании. Труп есть! Оружие убийства с отпечатками пальцев — есть! Мотив есть! Подозреваемый есть! Свидетель есть! Что еще надо? Преступление раскрыто, Вам — повышение по службе.

— Вы, что, серьезно?

Воланд утвердительно кивнул.

— И кто его так? — растерялся Соколов. Он уже почти верил вышесказанному и выискивающим профессиональным взглядом скользнул по присутствующим.

— Ну, не я же, в самом деле. На кой... я тогда бы Вас вызывал, посудите сами.

Сверлящий взгляд участкового остановился на мне.

— Я... это... нечаянно... — выпалил я с горечью, заерзав на стуле. — Честное слово... так получилось... он меня спровоцировал...

Участковый, отодвинув тарелку, положил черную папку на край стола. Затем грузно опустился на колено, разглядывая распластавшееся на полу несуразное тело карлика. «Да-с, ситуация...» — проронил он, пытаясь нащупать пульс «убитого». Но, похоже, это не дало положительных результатов. Я горько усмехнулся — более нелепой ситуации невозможно представить даже во сне! Во подставили, гады!

Пыхтя, лейтенант поднялся с пола и, нахмурив густые лохматые брови, почесал под фуражкой затылок. Затем удивленно изрек:

— Действительно, труп! И уже остыл. Кто же мог подумать? Еще пару минут назад был живехонький, а теперь... брр!

— Ну, вот, я же говорил, — утвердительно произнес Воланд. — Теперь, надеюсь, Вы удовлетворены? Притом убийца чистосердечно признался в содеянном преступлении. Забирайте его — и все дела! Дело раскрыто! Поздравляю!

— Я не специально... — заблеял я жалобно, все еще надеясь на чудо. — Так получилось...

— Конечно же, не специально... по горячности... но срок-то обеспечен. Правду я говорю, лейтенант?

Участковый, махнув в ответ головой, достал из кармана мобильный и уже собирался телефонировать в убойный отдел. Все! Пропал! Хана! Скорчив физиономию, я напряг мозг: ведь должен же быть выход, черт возьми! И тут случилось то, что разрешило проблему само собой. А именно: карлик неожиданно чихнул, да так звонко, что в моих ушах задрожали перепонки.

Лейтенант вздрогнул, скосил взгляд слева направо и обратно. Казалось, он совершенно перестал что-либо понимать. А когда «убиенный» приподнял голову и поинтересовался скучающим голосом: «Долго ли мне здесь еще загорать?» — бедняга Соколов грохнулся в обморок, заняв дежурное место на полу.

— Ну, так что вставать уже можно? Спектакль окончен? Или как?

— Хоть бы ты провалился! — пожелал ему Воланд, сверкнув зеленым глазом. — Полежать спокойно и то не можешь. Бездарь!

— Вот так стараешься, стараешься — и никакой тебе благодарности! — захныкал потерпевший.

— А может, без милиции обойдемся... — осмелился пропищать я, заискивающе заглядывая в лицо Воланда. — Сами? А? Ведь карлик жив.

— Сами? Ну, даже не знаю. Ведь закон он на то и закон...

— Ну, пожалуйста... Тюрьмы я не переживу.

— Ладно, — вдруг согласился Воланд. — Пойдем навстречу. Сами так сами. Считайте: уговорили! Я сегодня добрый.

В следующий момент раздался резкий щелчок, исходящий от его пальцев, и участковый безвозвратно растворился вместе со своей черной папкой, будто его тело никогда и не лежало на полу в моей маленькой кухне.

— Все: дело сделано. Теперь он все позабудет начисто... можете расслабиться, — заверил Воланд.

Я облегченно вздохнул: кому охота на нарах париться, да еще зазря. Дураков нет! Карлик тем временем, притворно кряхтя, поднялся, ожидая новых указаний от «шефа». Воланд повернулся в пол-оборота к пострадавшему. Одной рукой вытащил из тела карлика кухонный нож и ловко бросил его в мусорное ведро — другой же схватил со стола пустую хрустальную чернильницу и в мгновение ока приложил ее к ране. О, ужас! Что-то подобное я уже видел. Правда, то было в кино...

Струйка алой крови мгновенно наполнила емкость и остановилась. Это случилось так же быстро, как выстрелившая бутылка шампанского заполняет пустой фужер. Теперь на рубашке Клика осталось всего лишь несколько засохших темных пятен. Раненый экстравагантно продемонстрировал мне длинный язык, покрытый розовыми пупырышками. Меня так и подмывало дать ему хорошую оплеуху, но сдержался — мало ли что за этим может последовать.

— Вот и все, — проговорил Воланд, снова повернувшись лицом ко мне. — Я же обещал, что чернила мы обязательно добудем. Правда, красные, но, надеюсь, это Вас не смущает?

После вышесказанного он демонстративно водрузил чернильницу на стол. Мозг настолько перегрузился этой чертовщиной, что, кажется, у меня в один миг поднялась температура, и ударил озноб. В глазах зарябило, и я, как срубленный под корень, покачнулся, повалившись на пол, где еще совсем недавно лежал без сознания участковый.

Очнулся оттого, что бывший пострадавший, нынче находясь в добром здравии, склонился надо мной и заботливо, со знанием дела хлестал меня по щекам. Я открыл глаза и попытался словесно уговорить потустороннего балбеса оставить меня в покое — но губы лишь беззвучно шлепали.

— Хватит, Клик, хватит! — бросил Воланд. — Не то ты его превратишь в хорошую отбивную, а он мне еще в свежем виде нужен. Дай-ка ему, братец, лучше нюхнуть нашатырного спирта — это его освежит...

— Слушаюсь, мессир, — с сожалением обронил Клик, так как ему не дали хорошенько поразмять руки. Напоследок, влепив мне еще одну хорошую пощечину, он, наконец, удовлетворенно ухмыльнулся. В его руке неведомо откуда появился небольшой стеклянный флакон, который он сунул мне под нос. Закашлявшись и поворотив носом в другую сторону, я раздраженно воскликнул:

— Оставьте меня в покое! Я, слава Богу, жив! Соболезнований не нужно...

Карлик, одарив меня «очаровательной» улыбкой, переместился за спину своего хозяина и уже оттуда кинул почти шепотом реплику: «Это ненадолго...». Поднявшись с пола, я занял вертикальное положение. Голова закружилась, меня сильно качнуло. Но, к счастью, все же удержался на ногах. Сморщив лоб, потер ушибленный затылок и тут же оседлал табуретку.

— Ну, вот и отлично. Кажется, вы действительно оклемались. Перо и бумага терпеливо ждут Вашего решения, — с воодушевлением напомнил мне Воланд о том, что расслабляться еще рановато.

Облизнув пересохшие губы, я уже готов был изречь какую-нибудь тупую отмазку, как в коридоре послышалось протяжное «мяу», отсрочившее на некоторое время принятие губительного решения. Из-за угла, испуганно глядя в мою сторону, появилась морда кота. Шерсть вздыбилась так, что любимец напоминал колючий клубок, из которого сверкали два огненных глаза. Воочию убедившись, что потусторонние гости по-прежнему находятся в его владениях, он принюхался, зашипел и уже собирался быстрее убраться восвояси, как вдруг Воланд прошептал какое-то заклятие.

Вмиг поведение Матвея изменилось. От страха, переполнявшего его душу, не осталось и следа. Мой четвероногий бесстрашно и, даже играя хвостом, двинулся к своей миске, которая на тот момент была пуста. Облизав ее, Матвей кинул в мою сторону недовольный взгляд: проголодался, значит, — и требует к себе должного внимания, несмотря на присутствие здесь чуждых элементов. Гипноз, да и только! Кажется, ему сейчас чужие разборки до лампочки.

— Не до тебя, Матвей! — зашипел я. — Брысь! Видишь: я занят. У меня «дорогие» гости, так что приходи попозже. Договорились?

Кот недоуменно поглядел в мои бесстыжие глаза, при этом возмущенно издав тягучее «мяу!»

— Зря вы так с животиной, — пожурил Воланд. — Он же невиноват, что хозяин занят... а желудок-то бурчит: есть требует.

Насупившись, я предпочел не разглагольствовать на подобную тему, тем паче с самим... Но вовремя пресек свои мысли и тупо уставился на гостя. Тем временем тот рукой очертил в воздухе замысловатую фигуру: тотчас пустая миска наполнилась ароматными отменными сосисками. Вначале кот испуганно зашипел и взъерошился, затем принюхался — а пахло очень даже неплохо! В следующее мгновение, облизнувшись, с жадностью набросился на жратву. Судя по тому, как он работал челюстями — это была настоящая вкуснятина, а не какая-нибудь там горе — подделка из сои и всякой химической гадости.

«Предатель! — с горестью подумал я, неодобрительно смотря на кота. — Продался за пару сосисок. И не стыдно тебе». Но Матвей никоим образом не обиделся и даже не оторвал от миски наглой морды.

— Итак! Попрошу огласить Ваше решение. Не то с такими темпами мы здесь рискуем остаться навсегда. Шутка, конечно... — Воланд захлебнулся сатанинским хохотом, отчего по моей спине пробежали ледяные мурашки. — Но все же... — продолжил он совершенно спокойно. — Вы готовы свершить сделку? Ну-с?

— Сделку... — на миг я запнулся, будто рот заткнули кляпом. — Нет... — собравшись с духом, почти беззвучно промямлил я. Мне уже казалось, что сердце леденеет, а тело, скованное страхом, готово превратиться в камень.

— Так Вы отказываетесь? — повысил голос повелитель тьмы. — Я вас правильно понял? Да... ведь я на Вас столько времени извел, а Вы в кусты. Ай-яй-яй! Негоже... Вы меня просто удивляете! Ну, что ж, ежели так все складывается, то милости просим посетить одно милое заведеньице: Вам непременно понравится!

Буравящий взгляд ни на миг не отрывался от моего застывшего лица. Похоже, что мое замешательство его очень забавляло. С видом палача, занесшего над беспомощной жертвой топор, он продолжил:

— Предполагаю: после нашей экскурсии беседа потечет совершенно в ином русле, и Вы, наконец, образумитесь.

Он громко хлопнул в ладоши: комнату тотчас окутала густая пелена. Когда она рассеялась, Воланд по-прежнему был рядом. Только вот одна незадача: мы находились теперь вовсе не в моей холостяцкой квартире. Точнее сказать, совсем не в квартире, а — в бюро ритуальных услуг. Вокруг пировала смерть, вернее, ее аксессуары. Миловидная блондинка в короткой блузке с подчеркнуто открытой грудью удивленно осматривала нас, совсем не разумея, как мы здесь оказались. Ведь мелодичный колокольчик, висевший у входа, так и не дал о себе знать. Одна рука застыла с кисточкой для подкрашивания ресниц, другая — с маленьким круглым зеркальцем. В другом месте и при других обстоятельствах я, конечно, не остался бы равнодушным к чарам молоденькой продавщицы, но сейчас об этом даже не могло быть и речи.

— Ну, так что, барышня, так и будем, пялиться на посетителей? — раздался нетерпеливый голос моего попутчика. — Или примемся за работу и начнем все же предлагать залежавшийся товар?

— Да-да... — встрепенулась девица, поспешно спрятав в сумочку дамские принадлежности и, повернувшись к нам, ослепила своей очаровательной улыбкой. — Простите, задумалась.

— Да, ничего страшного, бывает. Я-то никуда не спешу, а вот некоторые... — и он недвусмысленно взглянул на меня.

Сосредоточенный взгляд девушки снова перебрался с загадочных посетителей на медный колокольчик, создавая в хорошенькой головке сумбур мыслей. «На грабителей не похожи, да... и на инопланетян не тянут».

— Ну, право, какие из нас грабители, а тем более инопланетяне, — усмехнулся Воланд вслед ее мысли. — Скорее, наоборот. А ежели все-таки желаете, чтобы колокольчик непременно зазвонил, то особых препятствий я этому не вижу. Извольте!

И действительно: не успела красавица открыть свой хорошенький ротик, как колокольчик сам собою заметался в разные стороны, оглушая присутствующих перезвоном. Девушка изумленно ахнула и прикрыла рот ладонью. Колокольчик тут же замер, словно остановленный невидимой рукой.

— Итак! — проявил настойчивость Воланд. — Перейдем к делу. Будьте так любезны: ознакомьте нас с товаром.

— Да, да... — залепетала сумбурно девушка, нервно поправляя прическу. — У нас лучший товар и самые низкие цены.

— А разве такое бывает? — перебил ее Воланд.

— Наверное... — совсем растерявшись, промямлила она и продолжила как заученный урок: — Вот, например: изделие из темного лакированного дерева. Крышка обшита красным бархатом, по краям обита узорчатой жестью. Как вы сами видите: комфортабельно и красиво!

Тут я должен извиниться перед читателем за то, что не описал обстановку внутри. Я думаю, вы простите меня за такую оплошность: не до этого было. Вдоль стен тянулись толково сколоченные гробы разного фасона в зависимости от вкуса и кошелька покупателя, а также к ним аксессуары: венки, корзины, ленты. Лампы дневного света довольно лучезарно освещали небольшое помещение с единственным окном, отгороженным от внешнего мира плотными занавесями. Пахло свежеструганными досками, и тихонько ненавязчиво лилась музыка, исходящая от небольшого старенького приемника, стоявшего в углу на полке рядом с мелким товаром.

«А вот...» — дальше распиналась девица услужливым тоном, забыв начисто о странностях посетителей. Но, увы! Я уже перестал ее слушать, а думал лишь о том, на кой черт меня притащили в столь удручающее место. Сердце забилось так сильно, что я с опаской взглянул на своего стража. Но того, по всей видимости, в данный момент не занимало мое внутреннее состояние. Эх! Взмахнуть бы крылышками и упорхнуть...

Я вздохнул: бежать от нечистой силы было совершенно бессмысленно. Она настигнет меня и на дне морском. Я горько усмехнулся этой удручающей мысли. Тем временем, выдав все свои познания относительно ходовой продукции, красавица ненавязчиво поинтересовалась:

— Ну, как? Определились с выбором... или еще чего-нибудь предложить? Стесняюсь спросить... Гроб нужен для молодого или пожилого усопшего?

— Как вам, милочка, сказать... думаю, скорее первое, нежели второе. А еще точнее — вот для этого господина. — Воланд указал на меня. — Я, знаете ли, еще пожить не прочь. У меня впереди целая вечность. А вот он... — Он кивнул в мою сторону, — вздумал скоропостижно отправиться к праотцам, притом исключительно по глупости... и притом возможно сегодня. Вот такой нонсенс!

— Бедненький! — девица состроила жалостливую физиономию и одарила меня сочувственным взглядом. — А по внешнему виду и не скажешь. Наверное, рак?

— Какой там рак! Дурак! У него с головой проблема: старших слушаться не желает... — поделился с продавщицей исчерпывающей информацией Воланд. — Представляете... я ему и так, и эдак, а он нет... не желаю... уперся и ни в какую. А ведь все можно исправить...

Словно затравленный зверь, я зыркнул на главного представителя нечистой силы. Вот удивил, так удивил! Расставил все точки над «и», и главное — доходчиво у него это получилось.

— А что вы на меня так таращитесь, любезный! Я здесь вовсе не причем: всему причина — Ваше глупое упрямство! Я Вам уже объяснил: дурацкий несчастный случай! Сегодня вечером... при том на глазах Светланы... и все... Вы покойник!

— Что значит — покойник? Нельзя ли поподробнее... — заволновался я, чувствуя, как тело покрывается липким потом.

— Нельзя. Я и так вам много выложил. Так что поверьте на слово. Делаю неоценимую услугу, приведя сюда, дабы Вы могли воочию насладиться своим последним приютом. Выбирайте, не стесняйтесь... я плачу!

— Благодарю великодушно, — фыркнул я. Меня захлестнула волна возмущения и негодования. — Но мне плевать с высокой колокольни, в каком ящике будут гнить мои кости. К тому же на тот свет не тороплюсь: мне и на этом неплохо. Скорее всего, у вас ошибочка вышла! Или дата перепутана, или... фамилия... — расхорохорился я, хотя пот лил с меня в три ручья: можно рубашку выжимать.

— Ничего не перепутано, как Вы изволили выразиться. Скажу более: это уже от Вас не зависит, — спокойно продолжал наседать оппонент-кровопийца. — Вы когда-нибудь хиромантией интересовались? Нет? А жаль... у Вас на ладони линия жизни обрывается рано, так что не извольте сомневаться: отправитесь к праотцам — и точка!

Слушая этот идиотский разговор, девица, побледнев до кончиков пальцев, молча размышляла: «Вот черт! Принесло на мою голову. Психи, что ли? Нужно что-то делать. Может, позвонить «02» — пока не поздно»... Ее трясло от нахлынувшего страха. Дрожащей рукой продавец потянулась к мобильнику, лежавшему на полке. Но только ее пальцы с длинными красивыми ногтями коснулись желаемого аппарата, как грозный окрик остановил ее.

— А вот этого делать не советую!

Девушка вздрогнула и замерла. От страха ей стало совсем дурно: все поплыло перед глазами. Ее качнуло, но рука вовремя коснулась стола, за которым проводила большую часть своего рабочего времени, и это помогло ей устоять на ногах. Затем девица медленно опустилась на стул.

— Если... сегодня погибну, — начал я дотошно раскладывать полученную информацию по полочкам и одновременно осторожно прощупывать брешь в обороне противника, как завзятый разведчик, — то как же ваше заманчивое предложение? Тут что-то не сходится.

— А... дошло, наконец. Славно, славно... представьте: мое предложение остается в силе. По крайней мере, пока. Я лично переправлю Вашу линию жизни, и будете жить-поживать во славе и достатке еще сорок долгих лет.

— Сорок? — безотчетно осведомился я.

— Именно, — без запинки подтвердил мой мучитель. — Точнее: 39 лет, десять месяцев и три недели. Умрете в два часа ночи во сне. От инфаркта. Ну, как, подходит? По рукам?

— Не знаю... — замялся я. — Как-то об этом не задумывался. А может, еще что-нибудь предложите... поинтересней?

— Ну, Вы, голубчик, наглец. Торгуетесь, как на базаре. Ладно уж... ежели не нравится такая смерть, подыщем что-нибудь более экзотическое. Обещаю.

Весь этот разговор постепенно сроднил меня с реальностью происходящего. Раз такой расклад вырисовывается, попробую торговаться. Мало ли что... — твердо решил я.

— А как Вам, к примеру, вот такая смерть... — тем временем продолжал интриговать меня Воланд. — Только представьте! К Вам, семидесятилетнему старцу является молодая любовница. Вы окунаетесь в океан любви и — инфаркт: мгновенная смерть в объятиях страсти...

Я кисло усмехнулся и отрицательно замотал головой.

— Ну, знаете ли, голубчик, Вам не угодишь! Ладно, нет — так нет. Обещаю, что подыщем вариант, который устроит во всех, так сказать, смыслах. Естественно, ежели договор будет подписан. Не то... в общем, сами понимаете...

На моем лице, бледном как бумага, легла печать безысходности.

— Помирать сегодня совсем неохота... — печально изрек я, чувствуя, что уже взмок до кончиков пяток.

— Только не надо так трагически воспринимать действительность. Уверяю: Вам еще очень повезло. Не каждый день я делаю такое предложение...

И тут помещение окутал белый туман. Все: гробы, венки, бледная девица, неподвижно сидевшая в углу, — потеряло свои очертания и исчезло. То ли с испугу, то ли с непривычки я крепко зажмурил глаза, а когда осмелился открыть их, то уже снова находился в своей квартире, на кухне в окружении Воланда и карлика, терпеливо дожидавшегося нашего возвращения. Этот тип сидел на подоконнике и глазел на проходящих внизу девиц, отпуская реплики, которые, конечно, никто не мог слышать, кроме его самого. На столе по-прежнему меня терпеливо дожидались бумага, перо и хрустальная чернильница, наполненная красной жидкостью. Я сморщился и брезгливо отворотил нос.

— Давайте скорей покончим с этим — и разбежимся, — предложил Клик, резво соскакивая с подоконника. — А то я, понимаете ли, очень проголодался: все дела... дела... так можно и гастрит заработать, а это — понимаете ли — негоже и совсем не входит в мои планы.

Воланд, сверкнув на карлика зеленым глазом, пододвинул мне бумагу и замер в ожидании. Я поскреб интенсивно затылок, медленно потянулся за пером, макнул его кончик в чернильницу. Тут хладнокровие изменило: рука задрожала, как осиновый лист, выдав меня с головой.

— Не тяните же, умоляю Вас, — вмешался карлик, сгорая от нетерпения. — Ваша манера испытывать чужое терпение просто возмутительна!

Воланд молча ждал. Сглотнув подкативший к горлу ком, я мельком кинул взгляд на весеннее солнышко, пробивавшееся сквозь тучные облака, и мои пальцы безвольно разжались. Перо выскользнуло и легло на бумагу, испачкав ее кровью.

— Ну, что еще! — доселе будучи хладнокровным и спокойным, лицо Воланда вдруг потеряло равновесие. Одна бровь резко подскочила вверх, исказив черты дьявольской гримасой. — Какая муха укусила на этот раз?

Стараясь не встречаться с ним взглядом, я проронил четко и ясно, чувствуя, что почва уходит из-под моих ног:

— Я должен все переосмыслить в свете открывшихся фактов... вот! Шутка ли сказать... это серьезное дело...

— О! Это надолго! — разочарованно прокомментировал мой монолог Клик. — Он у нас философ! Будь он не ладен...

— Ну, что ж с вами поделаешь... думайте! Ваше право. Но не забывайте: вскоре произойдет непоправимое и тогда, будет поздно. А чтобы Вы не наделали глупостей, за Вами — для верности — присмотрят. Правда, Клик?

— Ну, ежели, мессир, прикажет... — кисло изрек тот.

— Нет! Нет! Только не он, — запротестовал я и для пущей достоверности скорчил недовольную гримасу.

Застыв, будто истукан, карлик ожидал вердикта шефа.

— Значит не по нраву. Ну, что ж, уважим. Клик, ты слыхал? Свободен, дружок... — изрек Воланд.

Клик, с молодецкой удалью схватив со стола поднос с коньяком, ловко запрыгнул на подоконник и выпорхнул в открытое окно, тотчас растворившись в воздухе. Заинтригованный, я бросился к окну, глядя ему вслед. Конечно, видеть его уже не мог: карлик исчез, будто никогда и не было. Эх! Жаль, что у меня нет крыльев, не то б ринулся за ним, растаяв в молочных облаках.

— Молодой человек! Вы ведь, надеюсь, в Икары не записывались... — отрезвил меня голос Воланда. — Придется пойти Вам на уступки. Предполагаю, следующий кандидат не вызовет столь бурного проявления эмоций. Гелла! — позвал он.

В тот же миг из-за угла прихожей появилась невозмутимо улыбающаяся красавица в своем единственном наряде в виде кружевного фартука.

— Час от часу нелегче... — промямлил я. — Мне для полного счастья только нагой ведьмы не хватало.

— Да, Вам, голубчик, не угодишь. Привередничаете направо и налево. Не советую более испытывать мое терпение. Значит так: остановимся на последнем варианте. И баста! И не глупите, а лучше поторопитесь с ответом... — Воланд звонко хлопнул в ладоши и мгновенно растворился в зыбкой дымке образовавшегося тумана.

Мое олимпийское спокойствие дрогнуло — смеяться в лицо опасности совсем не хотелось. Глубоко вздохнув, выпустил пар, мысленно изрекая вслед непрошеному гостю нецензурные слова, к силе которых прибегал лишь в особых случаях. Потом попытался схватить со стола чернильницу, чтобы запустить в открытое окно, но та, будто учуяв мое намерение, уклонилась и, не даваясь мне в руки, скользила по поверхности, ловко увиливая то вправо, то влево.

— Тьфу ты, черт! — фыркнул я в досаде на свое бессилие. — Что за напасть на мою голову!

— Ай-яй-яй! — насмешливо процедила сквозь зубы красавица, слегка покачивая головой. — Горе у него!

— Да горе! И ничего не ай-яй-яй! — возмутился я, испепелив ее ненавистным взглядом. — И прошу: хватит паясничать, не то я за себя не ручаюсь.

— Ой! Как страшно... — захихикала девица, выставив вперед оголенное бедро и сомкнув руки на груди. — Ой, боюсь... боюсь...

— А-а-а! Да что с вами говорить... — махнул я рукой и, оторвавшись от невольного созерцания женских прелестей, выставленных на показ, опустился на табурет и начал лихорадочно соображать, ритмично постукивая пальцами по столу.

Гелла же, усевшись на подоконник, бесстрастно взирала в окно. Глупо искать сочувствия у надзирателя — это, по меньшей мере, смешно и нелепо. Мельком взглянул в ее сторону. Да, фигура у нее, как у богини Афродиты. Какое-то непонятное недовольство шевельнулось во мне. Хватит нюни распускать! Капитулировать в ближайшее время я не собирался. Искушение запустить чем-нибудь тяжелым в посланницу тьмы, вальяжно развалившуюся на подоконнике, просто выламывало меня наизнанку — но я не поддался на провокацию. Как ни как — все же женщина!

Укротив свой пыл, в нервном изнеможении сжал кулаки. В свете произошедших со мною последних событий грядущее и впрямь помрачнело. Я попытался вглядеться в глубь черного туннеля и найти просвет — увы! Держать военный совет наедине с собой дело трудное. Тем временем мой «сторожевой пес» в образе прелестной амазонки открыл свой милый ротик.

— Что пригорюнились? Ведь ничего страшного не произошло. Сделка как сделка! Эка невидаль! И до вас соглашались... и после найдутся... так что — не вы первый и не вы последний. А если сказать честно — то вам даже повезло.

Нравоучения за последнее время достали меня до чертиков. С размаху опустил свой кулак на стол, отчего чашки вздрогнули и загромыхали, чернильница подпрыгнула к самому краю и замерла, ожидая следующих действий. Поворачиваюсь к Гелле, намереваясь галантно послать ее за тридевять земель. Но вовремя одумался и лишь выплеснул в ее адрес свое недовольство:

— Черт возьми! Оставьте в покое, хватит промывать мне мозги! Подумать спокойно не дадут. Изверги! У меня таймаут... — Девица удивленно подняла брови. — Меня нет дома... растворился... испарился... взял отпуск за свой счет.

Владеть собой я больше был не в силах: накопившаяся злость, как огненная лава, вырвалась наружу. Слегка озадаченная беспардонным наездом бесстыдница, чуть нахмурила бровки и надула губки.

— Хорошо, хорошо! Будь — по-вашему, только не орите — совсем не переношу крика. Оставляю вас в покое, так уж и быть. Мне и самой из-за неотложных дел даже отдохнуть некогда. Вот...

Ее накрахмаленный фартук беззастенчиво и в то же время игриво прошелестел перед моим носом и скрылся в прихожей вместе с хозяйкой.

— Не смею задерживать! — успел я крикнуть вслед. Через пару минут услышал звуки работающего телевизора.

В опустошении повалился на стул и, схватившись за голову, стал думать. В первую очередь устроил полную ревизию всех имеющихся мыслей. Умирать сегодня и даже в ближайшее время чертовски не хотелось. Но отдавать душу неизвестно кому — не в моих принципах. Хотя почему неизвестно кому — очень даже известно, но от этого суть дела не меняется. Но как же тогда быть — вот в чем вопрос?

То ли от тягостных раздумий, то ли что-то сегодня съел, но меня совсем не кстати затошнило: я рванул с места и ринулся в туалет. Захлопнув за собой дверь, испугал несколько раз унитаз, издав знакомые всем мелодичные звуки. С негодованием на самого себя поспешил быстрее смыть следы своих постыдных действий. Затем открыл кран и ополоснул лицо холодной водой. Прохладная свежесть немного приободрила. Но только я потянулся к полотенцу, как от неожиданности чуть не ойкнул.

Сложив руки на груди, крест-накрест, смазливая надзирательница стояла в дверях, насмешливо скалясь и одновременно покачивая своей хорошенькой головкой. Ее точеное тело выглядело очень даже аппетитно, но не для меня. Наоборот, мне вдруг почему-то стало зябко и неуютно, будто от нее потянуло холодком. Не сходя с места, возмутился:

— Ну, знаете ли, это уж слишком! Даже в туалете нельзя уединиться. Полный произвол!

Здесь нужно отдать ей должное, Гелла молча грациозно развернулась на высоких каблуках и, плавно покачивая бедрами, не спеша, удалилась в комнату. Оставшись наедине, я насухо вытер лицо полотенцем, продолжая усиленно размышлять. Похоже, рвота случилась из-за нервного срыва — но ничего: я стреляный воробей. И просто так не дамся! По крайней мере, буду надеяться на счастливое завершение.

Покинув вынужденный приют, еще раз убедился, что вместо входной двери по-прежнему громоздится сплошная кирпичная стена. Телефон, естественно, не работал, мобильник конфискован — в общем, все связи коммуникации пресечены — остается лишь одно средство, называемое хитростью.

И поверьте мне: здесь я был в своей стихии. Скажем, для пущего сравнения, как рыба в воде. Итак, что же предпринять? Может, забраться на подоконник и позвать на помощь, используя весь запас легких? Нет, это глупо.

Пока прохожие будут тупо глазеть и, в конце концов, сообразят, что к чему, эта проворная девица уже десять раз скрутит меня в бараний рог, уложив баиньки на диван, а то и лицом в пол, и обязательно с кляпом во рту. Я поднапряг извилины: ну, должен же быть какой-нибудь выход! И действительно вскоре в голове забрезжил классный план, а именно: предложить надзирательнице сыграть партию-другую в шахматы, скажем, на желание. Нет! — это наверняка не то, что вы сейчас подумали.

Идея заключается в том, чтобы как-то ненадолго отлучиться, а может и надолго — не знаю. Это как получится. Мне просто необходимо хоть краем глаза увидеть сегодня вечером Светлану, а главное: проверить, правду ли мне напророчил Воланд. А то... мало ли... может, у него разыгралась бурная фантазия. Все, решено! Ведь за спрос не бьют в нос. И чего тогда так дрожу? Полный вперед! Ничего они со мной не сделают — слишком я для них лакомый кусочек.

Когда я появился в комнате и с деловым видом вытянул из тумбочки шахматную доску, Гелла даже глазом не повела, продолжая с интересом смотреть какой-то скучный мыльный сериал.

— Кх! Кх! — крякнул я довольно громко, пытаясь обратить на себя внимание.

Но все старания просочились сквозь ее ушки, так и не вызвав адекватной реакции. Тогда я повторил ту же арию, но уже намного громче. Результат остался неутешителен. «Вот бестия, делает вид, будто меня здесь вовсе нет. Так дело не пойдет. Сейчас соберу последние крохи мужества и рявкну во все горло!». Но на этот раз дама опередила мои поползновения оперного певца простецким высказыванием:

— Ну и чего мы кряхтим? Извольте объясниться доступнее...

— Хочу предложить партию в шахматы, если вы, конечно, играете... ну, как, не против?

— Не против, — по-прежнему не оборачиваясь, протянула Гелла, демонстративно перебросив ногу на ногу. — На что играем?

— На желание... — робко отозвался я.

— Ну, что ж, на желание так на желание. Только предупреждаю сразу: потом пеняйте только на себя. Я, представьте, проигрывать не люблю, — безапелляционно заявила она.

«Это мы еще поглядим!» — промелькнула в голове дерзкая, обнадеживающая мысль, так как мои успехи в этом ремесле были довольно успешными, по крайней мере, до сегодняшнего дня.

— А тут и смотреть нечего. Сейчас убедитесь. Чур! Я играю черными...

Слегка побледнев, я положил шахматную доску на стол и бухнулся в кресло. Стараясь вообще ни о чем таком не думать, быстро расставил фигурки и сделал первый ход. Даже не взглянув, Гелла со знанием дела произвела ответный ход. Уже через пару минут я запаниковал: «Ничего себе — гроссмейстер! Кажется, скоро мне каюк, можно сливать воду...». Тут я стал старательно взвешивать каждый ход, но ее хладнокровие и профессионализм только усилили мою панику.

И вдруг меня озарило. Видя пристрастие, с которым она неотрывно следила за героями сериала, я трезво смекнул, что без жульничества в данной ситуации никак не обойтись. А именно: как бы раздумывая над следующим ходом, непринужденно склонился над доской в позе мыслителя. Сверкнув исподлобья глазами и удостоверившись, что соперник пялится только в экран, сдвинул своего ферзя на клеточку вперед. Это должно было дать хоть какое-то небольшое преимущество. Затем как ни в чем не бывало выпрямил спину и сделал ход конем, застыв в ожидании позорного разоблачения.

— Ваша очередь... — напомнил я сопернице.

— Какой у вас разряд? — вдруг поинтересовалась Гелла, наконец, оторвавшись от экрана.

— Никакого. Я любитель. А что? — удивился я, еще не понимая, к чему она клонит.

— Да так, ничего. Просто думаю, что вам причитается за жульничество.

— Ка... кое жульничество? — вздрогнул я, тут же вспотев от макушки до копчика. Сердце бойко отбивало марш то ли свадебный, то ли похоронный — судя по сложившейся ситуации, скорее последний. — Сижу перед вами — весь на виду — помилуйте!

Тем временем на арене сражения произошло следующее: мой ферзь сам собой сместился на одну клеточку назад — как и было до моего вмешательства. Торжествующая улыбка расплылась на лице моего соперника, обнажив острые клыки, которые я раньше не замечал. Мою физиономию скривила гримаса. Я по доброте душевной предложить ей номер знакомого дантиста, но вовремя притормозил, решив, что прелестная надзирательница вряд ли оценит мои старания и примет их лишь за обычный подхалимаж, а самого меня причислит к разряду беспардонных губошлепов и ханжей. А дурная слава мне ни к чему! К сожалению, эйфория по поводу выигрыша таяла прямо на глазах. Словно издалека, до меня донеслась колыбельная мучительницы:

— Ну, и чего мы молчим? Надеюсь, уже придумали себе наказание по душе? Не волнуйся: выбор просто огромен, — и она начала загибать длинные тонкие пальцы. — Повешение, гильотина, распятие, сжигание на костре, электрический стул... на худой конец, расстрел. Одна дырочка — и ты там... — Она вдруг расхохоталась звонко и весело. — Но я бы по-дружески посоветовала укол цианистого калия: быстро и со вкусом. Ну, как?

Неудержимый всепоглощающий страх пронзил разум, который уже рисовал яркими красками мою раннюю безвременную кончину. Я не выдержал: накал страстей довел до полного изнеможения — перед глазами все поплыло, голова безвольно сникла, упав на спинку кресла.

Когда очухался, почувствовал сильную головную боль. Застонав, схватился за голову, зато Гелла спокойно продолжала смотреть злополучный сериал. По моим подсчетам, я пробыл без сознания около минуты — не более. Вот позору-то!

— Ну, как, оклемались? — с ядовитым ехидством спросила мадам, поворачивая прелестную головку в мою сторону. — Да вы, сударь, оказывается, слабонервный. А поначалу казались крепким орешком. Похоже, я глубоко ошибалась. Обычный слюнтяй! Одно разочарование...

Я молча, негодующе сверкая глазами и сжав кулаки, ждал, когда же закончится этот душераздирающий монолог и наступит долгожданная тишина. Но Гелла как назло продолжала измываться, испытывая мое терпение.

— Что сердечко стучит? Да расслабьтесь вы, наконец. Шутка! Проучила слегка... мне велено вас сторожить — и только. Ха! Ха! Но если б на то моя воля... — она вдруг споткнулась на слове и многозначительно замолчала.

— Ну... ну... договаривайте, если начали. Смелее... — завелся я не на шутку.

— Ладно, уж промолчу — отозвалась Гелла. — Идите лучше умойтесь, взбодритесь немного и примите таблетку анальгина.

Встав на ноги, я ощутил во всем теле страшную слабость. Следуя дельному совету, неуклюже поплелся вон из комнаты. В ванной поспешил закрыть дверь на щеколду. Открыл кран с холодной водой и сел, словно на трон, на крышку, охраняющую тайны унитаза. Мысли заворошились снова. Один за другим рушились и отбрасывались стратегические планы. «Кажется, я обречен — пора заказывать панихиду», — с горечью усмехнулся я. Но это вовсе не потому, что я безнадежная бестолочь, — просто никогда не приходилось иметь дело с нечистой силой. Да и пособия такого рода мне до сих пор не попадалось на глаза, а жаль... ох, как жаль! Что же сейчас предпринять: голодовку, забастовку — нет, не та ситуация. Да-с, дела...

Вода из крана все бежала и бежала, убаюкивая своей трелью. И, наконец, плод моих мучительных раздумий созрел. «Эврика!» — воскликнул я шепотом. Вскочив с трона, заткнул резиновой пробкой сливное отверстие в ванне. Теперь емкость наполнялась с неукротимой быстротой. Терпеливо дождавшись, когда вода поднялась почти до самых краев, преспокойно покинул свой ответственный пост. Прекрасно осведомленный, что верхний слив не работает благодаря моей безалаберщине, я еще раз тем самым подтвердил хорошо известную всем поговорку, что нет худа без добра.

Через пару минут, обосновавшись на кухне, я уже нервно хлебал крепкий черный чай, громко хрустя сдобными сухарями. За этим милым безобидным занятием миновало несколько минут. Наконец, из-под плотно закрытой двери ванной просочилась вода, бесцеремонно захватывающая новую территорию — прихожую. С минуты на минуту я с возрастающим волнением ожидал грома среди ясного неба.

И он грянул. На лестничной площадке послышались ругань и угрозы соседа, жившего подо мной этажом ниже. Кстати, не хотел бы оказаться в его лапищах — свирепый качок Колька под два метра ростом, да еще недавно сделавший в квартире евроремонт. В общем, сами понимаете, жуть! В дверь посыпались оглушительные удары. Облизнув пересохшие губы, я с большим удовлетворением потирал руки, готовый к любым сюрпризам судьбы. В конце концов, не превратят же меня в тыкву!

В прихожей появилась слегка встревоженная Гелла, по-моему, вовсе не ожидавшая такого поворота событий. Бедняжка! Она и знать не могла, что в душе я прирожденный лихач, готовый пройтись без колебаний по лезвию бритвы, если, конечно, потребуется. Думаю, в другой, менее драматической ситуации я б составил достойную конкуренцию самому Остапу Бендеру. Наверное? Но всему свое время.

Кстати, где Светлые силы? Почему они до сих пор дремлют. Почему не кинулись сломя голову на помощь? Мой кавардак мыслей прервался совершенно неожиданно. Хлюпая по воде, Гелла бесцеремонно схватила меня за шкирку и, словно нашкодившего котенка, поволокла из кухни. Матвей при виде девицы дико заорал и забился за холодильник. Втащив в комнату, где еще было сухо, Гелла бросила меня на диван, затем совсем неожиданно залихватски свистнула, ловко заложив два пальца в рот. Мне даже показалось, что вовсе не хуже пресловутого Соловья-разбойника.

В воздухе запахло настоящей грозой. Внезапно в комнату ворвался вихрь, выплюнув из своего чрева все того же ненавистного карлика при полной амуниции: со шваброй, ведром и огромной половой тряпкой. Я молча ждал окончания начатого мной спектакля, продолжая, как тряпичная кукла, валяться на диване. Тем временем Гелла, указав Клику кивком головы фронт работ, с серьезным видом облокотилась о косяк двери, сложив руки на пышной груди.

Маленький уродец щелкнул двумя толстыми пальцами: тряпка, извиваясь, как змея, сама обвилась вокруг швабры и, слившись в танцевальном дуэте, рьяно принялась за уборку. Моя заинтересованность происходящим достигла апогея. Встав с дивана, подкрался к косяку двери, вытянув до предела шею. Во чудо техники — вернее, магии! В конце концов, от всей этой суеты потустороннего разлива в глазах зарябило, и я демонстративно отвернулся.

В дверь по-прежнему сыпались неустанные угрозы и глухие удары. Прошли не более двух минут, когда я, терзаемый любопытством, заглянул в ванную и с удивлением увидел полнейший порядок, будто никакого наводнения и в помине не было. Вот что значит иметь дело с профессионалами! Раз — и готово!

Карлик, исполнив ритуал прощания, продемонстрировал мне с неописуемым удовольствием длинный язык и тут же растворился вместе со своим скарбом. Гелла в это время прихорашивалась перед зеркалом. Одним словом — женщина. Подкрасив пухлые губки ярко-красной помадой, она двинулась к выходу. Бесцеремонно отодвинув меня с пути как внезапно возникшее препятствие, звонко щелкнула длинными пальцами. Кирпичная кладка, надежно перекрывавшая входную дверь, моментально исчезла. Я, как пес, навострил уши — а вдруг моя персона ей всерьез надоела, и я удосужился великой чести быть вышвырнутым вон из собственной квартиры.

Гелла широко распахнула дверь. Разъяренное лицо соседа, выбрасывающего целый поток оскорбительных ругательств, тут же замерло. Я чуть не прыснул со смеху, даже — несмотря на свое дурацкое положение.

— Что вы хотели, любезный? — кокетливо улыбнувшись, проблеяла красавица, заблаговременно зная ошеломляющий результат своего блестящего появления. Тот, неуверенный, что обращаются именно к нему, удивленно обернулся, но за спиной, конечно, никого не обнаружил. Возвратив шею в исходное положение, сосед, потеряв дар речи, молча взирал на сногсшибательную женскую фигуру, облаченную лишь в кружевной фартук. Наконец, придя в себя, залепетал тонюсеньким голоском:

— Я... это... вы меня залили... а у меня, понимаете ли, ремонт... я буду жаловаться... где этот недоносок...

По-видимому, последние слова относились именно ко мне, поэтому я решительно вынырнул из-за спины девицы, намереваясь быстрее улизнуть из плена. Но Гелла железной хваткой вцепилась в мою руку — я чуть не взвыл от боли — и повелительно рванула к себе. Вот хренов Геракл в юбке!

— Иди ко мне, милый! — проворковала она, злобно сверкнув глазами. — А вы... — обратилась она, очаровательно улыбаясь, к усмиренному соседу, — ежели хотите, можете зайти посмотреть: у нас полный порядок.

— У вас-то порядок... это я и так вижу... — подмигнул мне Колька. — А вот у меня...

— Товарищ... — нетерпеливо подогнала его мысли Гелла, свернув ослепительную улыбку в трубочку, — нечего на сквозняке торчать: или вы заходите, или я закрываю дверь. Выбирайте! Да поживее!

— Да... да... я только одним глазком взгляну. Ну, вы меня понимаете... ремонт... и все такое...

Перешагнув порог, он миновал прихожую и с любопытством заглянул в ванную. Узрев воочию, что там действительно полнейший порядок, пожал недоуменно плечами.

— Ну, что, гражданин, убедились? Проблема исчерпана?

— Угу... — промычал сосед. — Наверное, между этажами трубу прорвало. Вот незадача. Извиняюсь! Кажись, ошибочка вышла... придется аварийку вызывать...

Не теряя времени зря, я подлетел к нему и скороговоркой прошептал на ухо, предварительно встав на цыпочки:

— Спаси, ради бога! Меня взяли в заложники! Сообщи в полицию, пожалуйста...

Сосед, пружиной отпрянув от меня, хитро ухмыльнулся, погрозив пальцем.

— Ну, вы это... уж сами разбирайтесь, в какие тут игры играете. Я человек семейный, мне это ни к чему. Пойду лучше. У меня в квартире сейчас такое творится!

Гелла, кокетливо стрельнув глазами, вдруг страстно прижалась ко мне и впилась в губы смертельным поцелуем, отчего мои внутренности тут же заледенели. Я попробовал освободиться — но безуспешно. Сосед, тем временем с завистью поедая глазами роскошное тело «мучительницы», нехотя покидал мой притон. Если б он только знал, как я сейчас мечтал поменяться с ним местами! Но, к сожалению, судьба оказалась ко мне неблагосклонной и даже жестокой.

Когда дверь за нежданным гостем захлопнулась, я понял, что пропал. Девица без промедления тут же отпрянула от меня. Затем, поправив прическу и фартук, звонко щелкнула пальцами. Проем, где только что была дверь, теперь снова загораживала сплошная стена — и вот я опять в плену, оторванный от внешнего мира. Ну, что ж, первая попытка провалилась с треском. Как говорится — первый блин комом! Я попытался расслабиться и не впадать в панику. Роптать не следует — думаю, что еще повоюю.

— Ну, и хлопот от тебя, ублюдок, — фыркнула Гелла и, не напрягаясь, потянула меня за шкирку в комнату. Не успел и глазом моргнуть, как уже оказался на стуле крепко связанным, а дабы заткнуть мой возмущавшийся громкоговоритель, на него незамедлительно легла широкая лента скотча. Завершив эту «грязную» работу, Гелла каверзно заявила:

— Вот и все: упакован. Сиди и думай над своим недостойным поведением. Не то в угол поставлю.

Широко зевнув, уселась в кресло и снова уставилась в экран, вскоре начисто забыв о моем существовании.

Очередная реклама вновь прервала фильм, надзирательница потянулась, как кошка, громко зевнув. «Ну и пасть! — оценил я по достоинству. — Слопает и не подавится!»

Но тут дверной звонок снова истерически замурлыкал. Я сразу же оживился и заерзал на стуле в надежде на чудесное спасение. Кто бы это мог быть? А вдруг Колька действительно полицию вызвал? Хорошо бы...

Гелла, недовольно пробурчав: «Да что тут, в самом деле, — проходной двор, что ли...» — перебросила ногу на ногу, но так и не сдвинулась с места. Во мне же с новой силой закипела необузданная энергия и желание смыться отсюда и куда подальше. Трель повторилась и на этот раз с большей настойчивостью.

Надзирательница ловко щелкнула пальцами, и звонок тут же умолк, так и не доиграв последней ноты. Но эта блистательная победа магии над человеческим упорством и настырностью длилась всего несколько секунд. В дверь посыпался град ударов. Сдвинув к переносице чуть подведенные брови, девица нехотя поднялась и, поправив подмятый передник, поплыла к выходу.

До моих ушей дошел слабый щелчок и скрип открывающейся двери. Вот оно — спасение! Я слышал слабый вскрик, затем минутная пауза и знакомый голос:

— И где этот... козел? Мне тут... кое-что забрать нужно.

— Козлов, дорогая, в квартире не держим, — съязвила Гелла. — А вот ежели нужен хозяин, то — пожалуйста. В комнате... но очень занят...

— Ах! Занят! — взъерошилась Светлана, повысив голос до поросячьего визга.

— Именно. Убедитесь сами.

Я услышал звук падающих вещей, громкие ругательства, и в комнату ворвалась разъяренная, как тигрица, Светлана. Завидев меня с порога упакованным по всем правилам мазохизма, бывшая подружка опешила, но к ее чести — ненадолго.

— Ах, вот оно что! — безудержно заверещала она. Подведенные тушью глаза от накатившегося бешенства запылали, как угли, готовые испепелить меня заживо. — Скромняга! Устроил здесь притон и еще нагло усмехается! Сволочь! На эту... — она пальцем ткнула на безмятежно улыбающуюся Геллу, — деньжат, небось, не жалеешь. Подонок!

Я в свое оправдание интенсивно замотал головой и замычал что было мочи. Но Светлана растолковала все по-своему и уже не собиралась пересматривать свой консервативный взгляд на происходящее. Надсмотрщица же, сверкая всем своим великолепием, безмолвно застыла в дверях и явно потешалась этой романтической картиной, которую б продвинутый художник обязательно запечатлел и назвал приблизительно так: «На допросе у взбалмошных фурий» или «Меж двух огней».

— Сволочь! Гад! Пудрил мне мозги, что любишь... жить без меня не можешь... а сам... в распутство подался... маньяк хренов... — тем временем извергала из себя потоки словесной галиматьи моя пассия.

— Он не маньяк... — с удовольствием поправила ослепительная Гелла. — Он садомазохист!

— Хрен редьки не слаще! Видеть тебя не могу... тьфу! Ноги моей здесь больше не будет!

— Вот и отлично... — подвела итог вышесказанному Гелла. — Мы вас тоже больше не задерживаем. Вы, кажется, за зонтиком вернулись?

— Допустим... ну и что? А вы откуда... — она растерянно перевела взгляд с меня на распутницу, которая в столь короткий срок успела занять вакантное место.

— Оттуда... — лицо Геллы вдруг приобрело свирепый вид. В ее руках внезапно появился злополучный зонтик. — Скорей забирай свою вещицу и вали отсюда. Теперь ясно?

— Ах, так! — зашипела Светка и бросила на соперницу ядовитый взгляд. Затем, развернувшись на огромных шпильках, выхватила у Геллы зонтик и метнулась к выходу, демонстративно хлопнув дверью.

Опять разочарование! Представляю, что думает обо всем увиденным Светка. Меня поглотила внутренняя дрожь. Я чувствовал, как сердце сжалось в твердый комок. Надо срочно расслабиться, а то... о, Господи! За что мне такая небесная кара? За что?

Вскоре Гелла вернулась в мое безмолвное общество, как в ни в чем не бывало устроившись в кресле.

— Ну и стерву ты пригрел на своей груди! — констатировала факт мучительница. — Что молчишь? Нечего сказать в свое оправдание? — продолжала она измываться надо мной.

После этих слов, больно ударивших по моему самолюбию, я начал мычать и брыкаться, словно необъезженный жеребец. Но этот авангардный танец тянулся недолго — вскоре я, опустошенный, затих.

— Вот и умница, исправляешься на ходу. Надеюсь, теперь осознал свою вину? Ведь обманывать-то нехорошо, не так ли?

Вместо ответа я интенсивно замотал головой.

— Ну, вот видишь, перевоспитываешься. Ладно, уговорил. Амнистия! Сегодня я добрая. Прощаю на первый раз. А то чего доброго загнешься, а мне отвечай...

Ее длинные пальцы — в который раз за сегодняшний день — издали знакомый щелчок, и путы, окольцовывающие меня, в тот же миг исчезли.

— Будь паинькой, не то... возобновим экзекуцию.

Наставление прозвучало почти добродушно. Да-с! У этой представительницы темной силы просто железные нервы, но ничего: за мной не заржавеет. Обещаю! Дабы отпраздновать свое досрочное освобождение, я, потирая онемевшие запястья, направился на кухню — уж очень хотелось кофейку и покрепче. Матвей, выскользнув из-под стола, громко замяукал. Я достал из шкафчика кошачий корм и насыпал в миску. Глотнув горячего кофе, продолжал мучительно размышлять: и чего они ко мне пристали? Душа им, видишь ли, моя понадобилась, будто она у меня особенная. Позвольте — но я так не считаю!

Снова вспомнил гнетущее предсказание Воланда о моей нежданно-негаданной кончине, о Светке и ее новоявленном кавалере. У меня защемило в груди: неприятнейший сюрприз, скажу я вам, притом в самый неподходящий момент. Руки почему-то зачесались, а пальцы мгновенно сомкнулись в кулаки. Давненько никому морду не чистил. А вдруг это провокация? Мол, возьму да и раскисну — вот тут они меня тепленького и... Обложили со всех сторон, благодетели: мол, сиди и думай, а чего тут думать: бежать — и точка. Бежать! Хорошо бы это воплотить на практике. Хотя...

В следующий момент, открыв дверцу шкафчика, я заговорщически улыбнулся и извлек оттуда разные пилюли, покоившиеся в круглой коробочке из-под торта. А так как с недавних пор страдал бессонницей, то на прошлой неделе приобрел универсальное снотворное — последняя разработка немецких ученых. Так, очень хорошо! Можно сказать — полдела сделано. Остается самое главное — всучить это бдительной надзирательнице. Более не мешкая, перешел к решительным действиям.

Подогрев чайник, приготовил две чашечки кофе, в одну из которых бросил лошадиную дозу снотворного, с усердием размешал, поставил на поднос, добавил вазочку с печеньем и отправился в комнату. На моем лице сияло добродушие и гостеприимство. Гелла на удивление пребывала в той же позе, пялясь в экран, из которого выплевывалась очередная порция глупого юмора.

— Кх, кх! — прокряхтел я, демонстративно ставя поднос на стол. Девица подняла глаза и, слегка удивившись, окинула меня неприязненным взглядом, затем снова уставилась в телевизор. Вот прилипла, надо же! Похоже, что повелитель тьмы не балует свою свиту такого рода развлечением. С этими мыслями я присел рядом и начал потягивать кофе, закусывая печеньем. Аромат, струившийся из дымящихся чашек, по-моему, все-таки пощекотал ей нос и основательно. Не прошло и минуты, как ее рука бесцеремонно потянулась к чашке. Отхлебнув несколько глотков, Гелла будто прислушалась к вкусу. Я внутри весь сжался как сморчок, став маленьким, незаметным, стараясь думать только о хорошем и приятном, ни на миг не забывая о том, что мысли могут быть прочитаны с той же легкостью, что и произнесенные вслух.

Вкус, кажется, ей понравился. Вскоре пустая чашка опустилась на поднос, вазочка тоже быстро опорожнилась. Я еле сдерживал свое ликование, направив его в другое русло, а именно: будто был польщен ее обществом. Вскоре мы, словно приятели, дружно созерцали какой-то смешной сериал. За секундами потянулись минуты. Я ждал. В конце концов, мое терпение было вознаграждено: ее глаза стали смыкаться.

Еще мгновение — и Гелла громко захрапела, как настоящий мужик после хорошей выпивки. Ну, никакой тебе эстетики! Слушать тошно! На цыпочках я осторожно покинул комнату, напоследок бросив контрольный взгляд на мучительницу. Пока все в порядке — сопит себе в две дырочки.

Из кладовки, расположенной в прихожей, выудил старую, но еще крепкую веревку, пылившуюся с давних пор неизвестно для каких целей. Старательно навязав на ней подобие узлов, направился на кухню, где под скатертью терпеливо дожидалась своего времени заначка в сто баксов. Сунув ее в задний карман потертых джинсов по соседству с рублевыми купюрами, я остался весьма доволен своей предприимчивостью.

Далее решил не терять драгоценного времени: линять и как можно быстрее. Не останавливаясь ни на секунду, привязал веревку к батарее, беззвучно открыл окно, помахал рукой удивленному Матвею, взглянул вниз и замер. Хотя и третий этаж, а все же страшновато: с детства не выношу высоты. Но стоило мне образно представить ненаглядную надзирательницу, как страхи куда-то мгновенно улетучились.

Наручные часы показывали без четверти восемь. На улице уже совсем стемнело. Моросил мелкий дождь, внизу поблескивал мокрый асфальт, освещенный одиноким фонарем. Я глубоко вздохнул: теперь дело оставалось за экипировкой. Спортивный костюм сменил на серый повседневный пиджак и такого же цвета брюки, висевшие в стенном шкафу прихожей вместе с другим хламом. Впопыхах натянул черные туфли и легкую куртку.

Затем, вцепившись в веревку, начал спуск, изо всех сил стараясь не паниковать и вести себя по возможности героически. Туфли скользили по веревке, я беззвучно ругался, пока, наконец, не достиг асфальта. Облегченно вздохнув, кинул прощальный взгляд на свое окно. Выглядывающая морда любимца с удивлением провожала меня. Бедняга... остается наедине с этой чертовой девицей. Оторвав взгляд от окна, огляделся по сторонам.

Во дворе было тихо и безлюдно, лишь вдалеке соседка с первого этажа выгуливала барбоса неизвестно какой породы. Бодро миновав десяток метров, свернул за угол и пустился наутек, не разбирая дороги. Резкий порыв ветра колыхнул кроны деревьев, и дождь сразу же усилился.

Невдалеке обозначилась автобусная остановка, я направился к ней. На мое счастье, здесь было всего несколько людей, ожидавших рейсовый автобус, и серое невзрачное такси, забрызганное грязью. Мрачноватый с виду водитель, глазея от скуки по сторонам, томно покуривал сигаретку. Долго не раздумывая, я нырнул в салон автомобиля, скороговоркой назвав адрес Светки. Шеф молча выбросил недокуренный окурок, и мы рванули...