Вернуться к Е.А. Земская. Михаил Булгаков и его родные: Семейный портрет

Остальные встречи (после Барвихи)

7 (?) января 1940 г. Отчаянно морозный день (25°). Он хочет идти в Большой театр. На столе у Миши лежит приготовленная бумажка в 100 р. — подарок Оле,

как он настаивает, обязательно Оле: «Ей сколько? Семнадцать? Ну вот ей: пусть положит на книжку». Говорит о том, что он ограблен, что он был бы «сказочно богат», Я отказываюсь, он настаивает. Я говорю, что разделю эти деньги между Леной1 и Олей, он не позволяет, дает Лене отдельно 25 р. и, несмотря на мои отказы, настаивает, чтобы я взяла2. Дома он показывает мне статью «Сталин и драматургия» (где сказано, что Сталин любит «Дни Турбиных»).

В поезде метро говорим о статье Леонидова в «Советском искусстве». Его мнение о мотивах появления статьи.

После этого я хотела, чтобы Оля принесла к нему на квартиру цветы и письмом поблагодарила его; но она это не осуществила (Олин характер и моя болезнь).

Морозы до 40°. Отчаянный холод у нас в квартире. Я заболеваю гриппом, потом осложнение (суставы) и болею две недели.

7 февраля Андрюша сообщает, что Мише снова стало плохо и что необходимо его поскорее повидать3.

8/II еду к нему с утра <...> Отдаю ему письмо от Оли. Он надписывает девочкам карточку4.

Встречает меня вопросом, могу ли я дежурить около него, если получу телеграмму. Я: Да, могу. Он: Ну, так жди телеграммы. Сажусь у постели в кресло. Миша: «Ну, давайте веселиться!» Разговор об Андрюшиной бороде: «Вы еще тогда — в 60-е годы — народ»5.

Рассказывает мне историю в ресторане писателей с Олешей и Петровым: «Вдовий орден» и скандал. Снова разговор о нелюбви к Москве: жэра, шэры, шэлит6, московский климат.

Мишу тошнит и рвет. Принимает порошки от головной боли.

Когда на минуту мы остаемся одни (все выходят), разговор о револьвере...

<...>

Последний раз я вижу его умирающим в ночь с 9.III на 10.III. Вера приезжает ночью за мной на автомобиле...

Эта запись свидетельствует о том, что положение Михаила Афанасьевича оценивалось как безнадежное, смерти ждали с минуты на минуту, иначе сестер не вызвали бы ночью для прощания.

Н.А. вспоминала, что перед смертью брат хотел видеть Тасю7, свою первую жену, звал ее, хотел проститься с ней, просить у нее прощения.

В булгаковедении обсуждается вопрос, почему М. Булгакова кремировали, а не предали тело земле, что было бы естественно для верующего человека. Я помню, что было заочное отпевание в церкви на Остоженке. Его устроили сестры. Итак, была кремация и заочное отпевание. Почему?

М.О. Чудакова приводит слова Е.С. Булгаковой: «Многие меня упрекали — как я могла так хоронить верующего человека»8.

Я согласна с мнением тех, кто считает, что Михаил Афанасьевич избрал кремацию, чтобы не повредить близким.

Как же все-таки решается вопрос о вере Михаила Афанасьевича? Зимой 1912 года Надежда Афанасьевна записывает в дневнике, что брат отказался от веры, отказался поститься. Он в это время читал «Жизнь Иисуса Христа» Ренана, изучал Дарвина, много разговаривал с доктором И.В. Воскресенским (своим будущим отчимом), был под его влиянием.

Время, по-видимому, разрушило юношеский нигилизм М. Булгакова.

Еще один факт биографического характера убеждает нас в том, что Михаил Булгаков был человеком верующим. Он был крестным отцом своей племянницы Елены.

Примечания

1. Автор этой книги Е.А. Земская, младшая дочь Н.А. Земской. Несомненно, Булгаков хотел сделать денежный подарок старшей племяннице Оле, уже взрослой девушке. Лене тогда было всего 13 лет.

2. Более мелким почерком (по-видимому, позднейшее добавление): Разговор о нелюбви к Москве: даже женские голоса не нравятся (московский контральто). Я провожаю его до одного из боковых подъездов филиала.

3. В этот же день, 7 февраля 1940 г., Елена Афанасьевна посылает телеграмму Вере: «Миша брат просит навестить. Леля». И открытку Надежде: «Надя! Миша (брат) чувствует себя хуже. Хорошо бы ты его навестила. Я у него опять бываю часто. Всех целую. Леля». Пояснение «брат» объясняется тем, что мужа Елены Афанасьевны тоже звали Михаил.

4. Это одна из последних фотографий М.А. Булгакова с собственноручной надписью: написано прямо по лицу, как это он часто делал и ранее, синими чернилами, неверным почерком, показывающим, что пишущий не видит. Строчки наезжают одна на другую:

Спасибо Вам, дорогие Оля и Дена, за письмо. Желаю Вам счастья в жизни.

М. Булгаков.

8/II 1940

Это последний автограф писателя, хранящийся в семейном архиве. См. илл.

5. В этой не совсем ясной записи, по-видимому, отразился тот факт, что М. Булгаков подшучивал над Надей и ее мужем, обвиняя их в излишней приверженности к народничеству, к идеалам 1860-х годов.

6. Имеется в виду нормативное старомосковское произношение, которое рекомендует произносить не жара, шары, но жыра, шыры, т. е. ы после шипящих жиш. Видно, это произношение (ошибочно записанное через э) режет слух киевлянина. См. об этом подробнее во второй части книги.

7. Татьяна Николаевна, урожденная Лаппа.

8. Цитирую по книге: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., «Книга», 1988, с. 670.