Вернуться к В.В. Рогозинский. Медовый месяц Михаила Булгакова. Киевская феерия

Глава девятнадцатая. Две замужние женщины и гадалка

Маргарита Львовна встретила Тасю радостной улыбкой, как лучшую подругу. Провела ее в гостиную, предложила выпить чаю. Тася не отказалась. Понимала, что это необходимо для разговора. Чай был черный, индийский. Такой продавался только в самых богатых бакалейных лавках. К чаю подали пирожные. Тася и Маргарита Львовна отпили по глоточку ароматного напитка, и разговор завязался.

— Вы и Михаил — удивительная пара. Я любуюсь, глядя на вас. Вы, как два свежих цветка. Вы любите цветы?

— Люблю, особенно сирень. Мы ездили вчера с Михаилом в Выдубицкий монастырь. Там на склонах Днепра целая плантация. Каких только видов сирени там нет. Ее выращивают монахи. Они же и охраняют, чтобы не ломали.

— Я тоже там недавно была, — глаза Маргариты Львовны загорелись. — Признаюсь, не утерпела и сломала одну веточку. Белую, махровую. Тут же монах появился, сделал замечание, а потом предложил мне пожертвование монастырю сделать. У него при себе для этого металлическая коробочка была. Я не поскупилась, а он это оценил и в благодарность нарезал мне букет сирени.

— Как интересно. Надо было и мне веточку сломать, — усмехнулась Тася и вдруг, став серьезной, спросила. — А вы там с Георгием Адамовичем были или сами прогуливались?

— Сама. Иногда хочется побыть в одиночестве, к тому же полковник по будням на службе, — стараясь не смотреть в глаза собеседницы, ответила Маргарита Львовна.

— Вы лукавите, мы вас с Михаилом видели. Расстояние было немалое, но и у меня, и у него зрение хорошее.

— Да, я была не одна! А если вы меня видели, почему же не окликнули, не подошли. Ведь я не пряталась. Петр Хмельников согласился сопровождать меня. Вот и все объяснение.

— Я коснулась этого, Маргарита Львовна, не для того, чтобы вас в чем-то уличить, а для того, чтобы предупредить. Вас и Хмельникова видели в Выдубицком монастыре не только мы с Михаилом. Вы знаете, что Миша ассистирует профессору Переброженскому. Так вот, приходил на прием жандармский полковник Пилатов и говорил в присутствии моего мужа с профессором, говорил о его племяннике и о вас.

Маргариту Львовну услышанное нисколько не обеспокоило. Пожалуй, она была готова услышать и более неприятные вещи.

— От злых глаз не скроешься и от злых языков не оградишься. Вы считаете мое поведение недостойным? Я повсюду должна ходить только с супругом? А как же тогда эмансипация, о которой так много сейчас пишут? К тому же Хмельников человек неопасный. Вы ведь это не хуже меня знаете.

— Я это знаю. Опасен не он для вас, а вы для него. Его каждый обидеть может. Тем более, если его заподозрит в чем-то неблагопристойном человек с положением. Такой, как ваш муж.

— Георгий Адамович на дуэль его вызывать не будет, — горько усмехнулась Маргарита Львовна, — а оскорбить может, тут я с вами согласна. А знаете, почему я Хмельниковым слегка увлеклась? Он не такой, как все. Он ничего для себя не просит, ему всего хватает, он желает всем добра, готов простить даже врагов, уверен, что люди могли бы жить в согласии, поступать по справедливости, если бы кто-то сумел их убедить, что надо истинно верить в Иисуса Христа, следовать Его заповедям. Ни в семье, ни на уроках закона Божьего, ни в церкви, по его мнению, не сумели этого сделать, потому что те, кто говорил с ними о Боге, были маловеры, и вера их запуталась в сомнениях. Он хочет наставлять заблудших на путь истинный. На нем остановился выбор Господа. Об этом ему сказали ангелы.

— И он с ними летает на небо, бывает в раю и аду? — не без иронии спросила Тася.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, и тому доказательство он сам. Вы встречали хоть одного такого человека? Вот видите, не встречали. Разве что в романе Достоевского читали о таком. Я полюбила этого человека, но это не та любовь, которая бывает между мужчиной и женщиной Это совсем другое, Тася. Если бы он захотел иметь учеников, я бы мечтала стать одним из них или хотя бы ходить вместе с ним и его учениками и слушать его рассказы о Боге, о жизни на небе, о том, как очиститься от земных грехов.

— У вас на лице такое вдохновение. Мне не могло бы даже присниться, увидеть вас такой, как сейчас. У вас столько света в глазах, — не могла скрыть своего удивления Тася.

— Ах, я, кажется, действительно заблудилась, — встряхнула головой Маргарита Львовна, и наполненный нежностью и добротой свет в ее глазах исчез, уступив место насмешливо-вызывающим огонькам. — Я обречена быть другой, именно другой хотят меня видеть все и даже вы, Тася. Но не будем об этом. Хотите я вам я покажу что-то исключительно неординарное, связанное напрямую с моим интересом к Хмельникову?

Маргарита Львовна повела Тасю в комнату, где хранилась коллекция полковника Шипшинского. Огромное количество зеркал ошеломило Тасю.

— Откуда у вас столько? Никогда бы не могла подумать. Это полковник собирает?

— Вы догадливы. Собирает и держит в тайне. Иногда он напоминает мне коллекционера, который в одиночку любуется тайно приобретенными картинами, похищенными из лучших музеев мира. От этой комнаты он прятал ключ и от меня. Это меня подзадорило. И однажды я сумела сделать копию. Да, вот такая я бесчестная. Хожу сюда, когда он на службе, а Клавка следит из окна, чтобы он не появился внезапно. Хожу сюда каждый день. Эти зеркала притягивают меня, как тысяча магнитов. У меня нет подруг, и они заняли незаполненное место, стали моими приятельницами. Каждому из этих зеркал я дала женское имя. Вот это с Британских островов — Мария Стюарт, а это, французское, — Мария Антуанетта. А слева от него, изготовленное российскими мастерами, — княжна Тараканова...

— Вы даете им имена казненных женщин? Почему?

— Я не могу этого объяснить. Сама не знаю. Кстати, вот это небольшое зеркальце сделано тоже в России. Его имя Софья Перовская.

— Не обижайтесь на меня, Маргарита Львовна, за совет, который сейчас услышите. У вас что-то с психикой, и вам неплохо было бы побывать у психиатра. У меня муж будущий врач, возможно, поэтому я говорю о таких вещах без обиняков.

— Я на вас не обижаюсь. Моя психика пока еще позволяет мне оценивать свои поступки. Я думала о том, чтобы встретиться с врачом, но меня останавливает то, что большинство из них не умеют сохранять врачебную тайну. Представляете, что будет, если в киевских газетах появится сообщение, о том, что жена полковника Шипшинского ходит на прием к психиатру?

— Представляю. Поедьте в другой город, где вас никто не знает. Подлечитесь и вернетесь в Киев, как ни в чем ни бывало.

— Вот вы и проговорились, Тася. Предполагаете, что я больна. Может быть, и так. Трудно не заболеть, когда вокруг эпидемия. Оглянитесь и вы увидите, что от чахотки людей умирает меньше, чем от зависти, ненависти, лицемерия. Эти болезни неизлечимы. Вряд ли удастся Петру Хмельникову вылечить людей от них. Подойдите лучше сюда, Тася. Я хорошо помню тот день, когда подошла к этому зеркалу. Это было начало мая. Вы приехали с Михаилом в наш дом в свадебном экипаже. Это венецианское зеркало. Зовут его Мария Медичи. Оно напоило меня ядом, подобно тому, как это делала великая отравительница. Я загадала будущее и увидела в зеркале Петра Хмельникова. Поверьте, я никогда его раньше не видела. Он был в зеркале таким, каким вы его знаете, похожим на послушника из Выдубицкого монастыря. Зеркальный яд был настолько сладостен, что я мечтала увидеть этого послушника. И он появился. А дальше вы все знаете.

— Какая-то мистика. Я вам сочувствую, — сказала Тася. — Идемте отсюда, иначе и я не удержусь и спрошу у зеркала, что ожидает меня.

Возвратились в гостиную.

— Можно гадать и без зеркала, — грустно усмехнулась Маргарита Львовна. — Скажем, на картах. Кстати, это умеет делать Клавка. Она наполовину цыганка. Хотите, позову ее для развлечения?

— А вам она гадала?

— Да. Если карты не врут, я скоро уеду из Киева, далеко, в большой северный город. Уеду одна, без мужа. Впереди у меня будет очень опасная жизнь. Может быть, даже попаду в казенный дом.

— Ну, вы такое скажете. Куда вы уедете от полковника. Он вас везде найдет. Все у вас наладится. Забудете Хмельникова, подлечите психику, а там, глядишь, появятся семейные радости, будете детей растить.

Маргарита Львовна, слушая Тасю, потянулась рукой к шнурку от звонка. Вскоре в дверях появилась Клавка.

— Вызывали, барыня? Здравствуйте, госпожа Булгакова. Что прикажете, Маргарита Львовна? — Клавка была сама исполнительность, но от Таси не ускользнуло, что все это для нее надоевшая роль, и она в любой момент готова со скандалом уйти со сцены.

— Карты при тебе? — просила Маргарита Львовна. — Гадать, надеюсь, не разучилась?

— Обижаете. А кому погадать? Не вам ли? — посмотрела испытующе на Тасю. — Если вам, то позолотите ручку!

— Да я и не собиралась. Мне это совсем не интересно. Но раз уж вы пришли. Вот у меня есть кое-что. Полтинника хватит?

— О, серебряный! Это по-царски.

Клавка поудобнее устроилась на стуле и приготовилась гадать.

— На что, на кого, на будущее?

Тася посмотрела на Маргариту Львовну, подумала.

— На будущее гадать — по воде рисовать. А вот знать хочу, как у меня в ближайшие годы жизнь с мужем сложится. Ну и знать хотелось бы, станет ли он хорошим врачом, будет ли успешным?

— Понимаю. У нас это называется бросить на мужа, — Клавка перетасовала колоду и протянула ее Тасе. — Снимите на счастье. — А затем стала бросать карты на стол, складывать их стопочками, менять местами, что-то шепотом приговаривая. И наконец стала по очереди открывать карты, сосредоточенно смотреть на них и, судя по морщинкам на ее лбу, разгадывать их тайный смысл.

Тася вначале с нетерпением, а потом уже с раздражением ждала, когда она закончит гадание. Маргарита Львовна сидела рядом, делая вид, что это ее не касается.

— Карты дали мне ответ, — медленно, нажимая на каждое слово, сказала Клавка. — Он может показаться вам не слишком приятным. Вы молода, красива, любите своего мужа. Он тоже молод и красив и отвечает вам взаимностью, но карты говорят, что впереди вас ожидают страшные потрясения, похоже на войну. Да, на войну. Вы разъедетесь, а потом расстанетесь. После вас он еще будет женат дважды. Будет врачом, а потом станет сочинителем. Вот вижу письма, письма, но писать будет не письма, может быть, книги. Я не знаю точно. Вроде бы что-то для лицедеев. Он станет очень знаменитым, а потом последуют удары судьбы. Самое главное, что он напишет, будут читать только после его смерти. Карты не врут.

— Ты ненормальная, Клавка, карты действительно не врут, а врешь ты! Тебе захотелось поиздеваться надо мной? Ты завидуешь мне! Я видела, какими глазами ты смотрела на Михаила, — скороговоркой понесло Тасю.

— Зачем мне вам завидовать, барыня, вы мне ручку позолотили — я вам сказала правду. Может, где-то и ошиблась, но то, что три жены у него будет и сочинителем станет, тут ошибки быть не может. Маргарита Львовна, вы хоть меня поддержите. — Клавка была искренне обижена. Она не хотела врать. Она понимала, что говорила Тасе неприятное, но и не сказать она этого не могла. Иначе — грош цена была бы ей как гадалке.