Уже одной этой афиши достаточно, чтобы увидеть сходную с булгаковской тягу Ильфа и Петрова к представлению, только, в отличие от Булгакова, не театральному, а цирковому: булгаковскому «Мир — театр», противостоит ильфопетровское: «Мир как цирк и представление».
Но цирк оказался податливей театра: он открыт зрелищу, которое Булгаков полностью проигнорировал — кино. Ильф и Петров вошли в кинематограф через арену, со сценарием «Под куполом цирка» (фильм «Цирк» мейерхольдовского ученика Александрова).
Самое же удивительное то, что будучи перенесенным в литературный текст, кинематограф оборачивается Дьяволиадой:
«Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготанье на 1-ой Черноморской кинофабрике достигли предела. Адъютантши скалили зубы. Помрежи вели черного козла, восхищаясь его фотогеничностью. Консультанты, эксперты и хранители чугунной печати сшибались друг с другом и хрипло хохотали. Пронеслась курьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось даже, что один из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел над толпой, и обогнув люстру, уселся на карнизе. И в ту же минуту раздался бой вестибюльных часов.
«Бамм!» — ударили часы.
Вопли и клекот потрясли стеклянное ателье. Ассистенты, консультанты, эксперты, катились вниз по лестницам. Последний раз мелькнуло помело курьерши.
«Бамм!» — ударили часы в четвертый раз. В ателье уже никого не было. И только в дверях, зацепившись за медную ручку карманом пиджака, бился, жалобно визжал и рыл копытцами мраморный пол ассистент-аспирант в голубых панталонах.
С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пение петуха»1.
Кончился бал у Сатаны. Кто же Сатана? «Черный козел» — это Азазелло; ассистент-аспирант, обогнувший люстру и усевшийся на карнизе, — вылитый Бегемот... А где же Главный? На его приближение указывают «адъютантши». Их место не в свите Воланда, но другого Мага:
«Мейерхольд, окруженный адъютантами и адъютантшами» (И. Ильф, «Записные книжки»)2.
Но устроитель киношабаша не Мейерхольд, а его двойник — киновождь, кино-учитель и кинорежиссер С.Я. Эйзенштейн.
В романе его нет, зато он есть в фельетоне «1001-я деревня» 1929 года. Даже если забыть о сочинении «1001 день или Новая Шехерезада», опубликованном в том же 1929 году, с главными героями Фанатюком и Сатанюком, даже если забыть, что руководили они «Конторой по заготовке Когтей и Хвостов», — нам все равно напомнит об этом финальный аккорд кинофельетона:
«Эйзенштейн хотел, вероятно, добиться особенной остроты и резкости...
Но штамп оказался сильнее режиссеров, ассистентов, декораторов, уполномоченных и хранителей большой чугунной печати Совкино. Фокус не удался. Картина, на которой остались, конечно, следы когтей мастера, оказалась плохой»3.
Из фельетона в роман были перетащены не только ассистенты, эксперты и хранители чугунной печати, но и стоящий за ними мастер с копытом. Это ильфопетровский штамп и их дьяволиада.
Проще всего было бы допустить, что и за «Золотым теленком» прячется хоть и кино-, но все же режиссер. Но это не так. То, что Булгаков ставит в центр — режиссуру, у Ильфа и Петрова вытеснено на периферию, примечательную в том отношении, что описывается она булгаковским — виевским — языком.
Примечания
1. Т. 2, стр. 270—272.
2. Т. 5, стр. 155.
3. Т. 2, стр. 466.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |