Вернуться к М.Л. Каганская, З. Бар-Селла. Мастер Гамбс и Маргарита

Театральный роман

Еще в 1923 году Булгаков посмотрел мейерхольдовский спектакль «Великодушный рогоносец». Спектакль Булгакову не понравился, Мейерхольд тоже. Особенно же не понравилась биомеханика: «Женщина на плечах у мужчин ездит». Но значимей прямой оценки — текст, в котором она высказана: «Биомеханическая глава» из очерков «Столица в блокноте»1. Главе предпослан эпиграф:

Зови меня вандалом,
Я это имя заслужил.

Ни монолог Репетилова, из которого взято двустрочие, ни сам Репетилов не имеют, как будто, отношения ни к «Великодушному рогоносцу», ни к Мейерхольду, ни к будущему булгаковскому роману. И все же эпиграф в судьбе обоих мастеров оказался пророческим: через несколько лет Мейерхольд ставит «Горе уму», а Грибоедов прочно войдет в роман о Мастере не только в образе знаменитого дома, но и всей булгаковской Москвой, ставшей вровень с Москвой грибоедовской.

Примечательно, однако, что репетиловский «вандал», отнесенный Булгаковым в 1923 году к разрушительной эстетике Мейерхольда, по не столь уж далекой фонетической ассоциации прячет в себе Воланда. Но и этого мало: в тех же очерках Булгаков описывает свои впечатления от других московских театров; в одном из них он «увидел у входа в партер человека. Он был во фраке. Первоначально так и подумал: не иностранец ли? От тех всего жди»; в другом московском театре перед ним «из воздуха соткался милиционер. Поистине это было гофманское нечто». Нужно ли напоминать, что на первых же страницах «Мастера и Маргариты» появляется элегантный брюнет в сером берете, с кривым ртом, «словом, иностранец», а перед потрясенным Берлиозом «соткался из ... воздуха прозрачный гражданин престранного вида»?..

Закрепленные за текстами театральные впечатления начала 20-х годов входят в роман, и Мейерхольд — вместе с ними. В 1928 году Мейерхольд возобновил спектакль «Великодушный рогоносец», а Булгаков принялся за «Консультанта с копытом». В 1934 году Мейерхольд ставит «Даму с камелиями», а пишущийся и бесконечно переписываемый булгаковский роман получает героиню с именем героини спектакля и сцену бала у Сатаны, воспроизводящую бал на сцене Мейерхольда. Любопытно все же узнать, в чем сам Мейерхольд видел смысл своего спектакля?

«Разврат альковный вырастает в разврат вселенский... Сбросили плащи, все ню, несколько секунд, блеснет, все оголится. Все окунается в оргию. Впечатление у зрителя должно остаться такое: предстоит ужасная ночь, страшная оргия» (письмо В.Я. Шебалину от 24 июня 1933 года)2.

«Ужасная ночь», «страшная оргия», «вселенский разврат»... Есть одно только слово, способное закончить этот ряд и заменить его — «шабаш».

Стало быть, буржуазную мелодраму Мейерхольд замыслил не как трагедию даже, но как мистерию («разврат вселенский»). Перенеся время, описанное Дюма-сыном, из провинциальной тиши 2-й республики («разврат альковный») в эпоху 2-й Империи, Мейерхольд задел одну из центральных булгаковских тем — имперскую, неважно, что в данном случае речь шла об империи Наполеона III, неравновеликой ни I-му, ни III-му Риму.

Быть может, именно эта имперская «Вальпургиева ночь» (кстати, любимый Булгаковым «Фауст» Гуно тоже принадлежит культуре 2-й империи), срежиссированная «темным гением», стала для Булгакова источником художественного потрясения. Возможен и параллельный сюжет ассоциаций: Франция... французская пьеса... Мейерхольд, пригретый абсолютной властью... театр и государство... Это путь от «Жизни господина де Мольера» к «Запискам покойника» («Театральному роману»).

Одно несомненно: на сочетании декоративной пышности, исторического маскарада («сбросили плащи»), агрессивной эротики («предстоит ужасная ночь, страшная оргия») строятся эпизоды (точнее — мизансцены) булгаковского бала у Сатаны: «На зеркальном полу несчитанное количество пар, словно слившись, ...вертясь в одном направлении, стеною шло, угрожая все смести на своем пути»3.

Характерен, а для Булгакова странен стиль этих описаний — достаточно поставить глаголы в настоящем времени, чтобы получить специфическую прозу режиссерских разработок и отчетов театральных критиков... Ладно, скажем мы себе, себя мы, так и быть, убедили, все сбылось. Это факт. И Мейерхольд — факт, и Маргарита, и Штраус... А где камелии?

Примечания

1. Газ. «Накануне», 9 февраля 1923 г. (М.А. Булгаков. Собрание сочинений в 10-ти тт., т. 1. Анн-Арбор, «Ардис», 1982).

2. Мейерхольд, стр. 288, 289—290.

3. «Мастер и Маргарита», стр. 687.