...ИЗ-ПОД ПОЛУ ПО ВЕЧЕРАМ ДОНОСИЛСЯ ВАЛЬС, ОДИН И ТОТ ЖЕ (КТО-ТО РАЗУЧИВАЛ ЕГО), И ВАЛЬС ЭТОТ ПОРОЖДАЛ КАРТИНКИ В КОРОБОЧКЕ, ДОВОЛЬНО СТРАННЫЕ И РЕДКИЕ. ТАК, НАПРИМЕР, МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ВНИЗУ ПРИТОН КУРИЛЬЩИКОВ ОПИУМА, И ДАЖЕ СКЛАДЫВАЛОСЬ НЕЧТО, ЧТО Я РАЗВЯЗНО МЫСЛЕННО НАЗЫВАЛ — «ТРЕТЬИМ ДЕЙСТВИЕМ». ИМЕННО СИЗЫЙ ДЫМ, ЖЕНЩИНА С АСИММЕТРИЧНЫМ ЛИЦОМ, КАКОЙ-ТО ФРАЧНИК, ОТРАВЛЕННЫЙ ДЫМОМ, И ПОДКРАДЫВАЮЩИЙСЯ К НЕМУ С ФИНСКИМ ОТТОЧЕННЫМ НОЖОМ ЧЕЛОВЕК С ЛИМОННЫМ ЛИЦОМ И РАСКОСЫМИ ГЛАЗАМИ. УДАР НОЖОМ, ПОТОК КРОВИ. БРЕД, КАК ВИДИТЕ! ЧЕПУХА! И КУДА ОТНЕСТИ ПЬЕСУ, В КОТОРОЙ ПОДОБНОЕ ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ? (ЗП, 14).
Это и была его жизнь. Вначале — Дом Турбиных, теперь — Зойкина Квартира.
Вначале — зеленая лампа, рояль, друзья, кремовые шторы... Ковчег.
Теперь — граммофон, гармоника, домком, трамвай... Титаник.
Что видишь, то и пиши... И он видел: женщина с ассиметричным лицом, какой-то фрачник...
Он разгадал, кто она, эта женщина, и что это за дом.
Фразу, в которой была отгадка, он считал лучшей в пьесе. И почему-то (почему же?) именно ее вычеркнула цензура, а режиссер никак не мог уразуметь, отчего же она — лучшая.
ЗНАЕТЕ, ЗОЙКА, КТО ВЫ? ВЫ ЧЕРТ! (ЗК, I, 1).
Так куда, спрашиваете, отнести эту пьесу? Да в театр имени Вахтангова! Впрочем, они сами придут и сами предложат...
«В последней своей беседе с учениками Вахтангов сказал: «То, что я делаю, мне хочется назвать «фантастическим реализмом».
И еще раз в самом конце беседы настойчиво прозвучало: «Фантастический реализм существует. Он должен быть теперь в каждом искусстве...»
Эта мысль, высказанная Евгением Багратионовичем Вахтанговым, удивительно сочетается с драматургией и всем творчеством М.А. Булгакова.
Не случайной, далеко не случайной была встреча вахтанговцев с драматургом. Произошла она через три года после смерти Евгения Багратионовича» (И.М. Рапопорт; ВМБ, с. 359).
* * *
«Однажды на голубятне появилось двое — оба высоких, оба очень разных. Один из них молодой, другой значительно старше. У молодого брюнета были темные «дремучие» глаза, острые черты и высокомерное выражение лица. <...> Второй был одет в мундир тогдашних лет — в толстовку — и походил на умного инженера.
Оба оказались из Вахтанговского театра. Помоложе — актер Василий Васильевич Куза (впоследствии погибший в бомбежку в первые дни войны); постарше — режиссер Алексей Дмитриевич Попов. Они предложили М.А. написать комедию для театра.
Позже, просматривая как-то отдел происшествий в вечерней «Красной газете» (тогда существовал таковой), М.А. натолкнулся на заметку о том, как милиция раскрыла карточный притон, действующий под видом пошивочной мастерской в квартире некой Зои Буяльской. Так возникла отправная идея комедии «Зойкина квартира» (Л.Е. Белозерская, МВ, с. 107).
П.Г. Антокольский рассказывает эту историю иначе: с Кузой приходил к Булгакову он, Антокольский, и они предложили ему инсценировать «Белую гвардию» для их театра, но Михаил Афанасьевич предпочел предложение МХАТа, а вахтанговцам пообещал написать другую пьесу (П.Г. Антокольский — Л.М. Яновской. 5.II.1972; ТПМБ, с. 141—142).
Передают еще слова Булгакова:
«Знаете, это не я написал «Зойкину квартиру». Это Куза обмокнул меня в чернильницу, и мною написал «Зойкину квартиру» (Л.И. Славин; PC, с. 467).
* * *
1 января 1926 года Булгаков заключаем соглашение со Студией им. Евг. Вахтангова.
11 января — чтение пьесы.
«Читка прошла великолепно. Я не помню другого такого приема комедии нашей труппой» (Р.Н. Симонов; ВМБ, с. 355).
«Роли были написаны превосходно, с таким юмором, знанием сцены, с такой смелостью и вкусом, что все поголовно влюбились в автора, захотели играть в пьесе все, хоть и полусловесные, а то и выходные роли» (И.М. Рапопорт; ВМБ, с. 359).
«Известия» (1926, 4.III):
«Начались работы по постановке новой пьесы М. Булгакова «Зойкина квартира».
Основные режиссерские задачи в постановке «Зойкиной квартиры» А.Д. Попов изложил в докладе, прочитанном труппе, который так и назывался: «Основные режиссерские задачи в постановке «Зойкиной * квартиры».
Из доклада:
«Пошлость, разврат и преступление являются тем жутким треугольником, который замыкает в себе персонажей этой пьесы. Этот треугольник и есть тот прицел, по которому должен бить театр. Причем по такой цели бить неуверенно и мягко нельзя, иначе это будет неприятное и общественно вредное сюсюканье на очень больную тему. Поэтому резец театра, которым он работает эту пьесу, должен быть крепким и острым. Исходя из вышесказанного, мы естественно пришли к тому тембровому звучанию спектакля, которое назвали трагифарсовым. Конечно, элемент трагического в данной пьесе не в том, что переживают персонажи... а в том, что люди скатились до пределов человеческою падения... Всякая неясность в толковании образов и тем более актерская реабилитация образа будет противоречить смыслу и цели постановки этой пьесы. В «Зойкиной квартире» каждый актер должен быть художником-прокурором для своего образа. Все типы в пьесе отрицательны. Исключение представляют собой агенты Угрозыска, которых следует толковать без всякой идеализации, но делово и просто» (АлП, с. 138).
24 апреля — генеральная репетиция.
* * *
6 июля — заседание совета Студии. Автору предложено переделать пьесу.
Не иначе, как для того, чтобы остались какие-нибудь письменные следы полемики между режиссером драматургом, они разъезжаются по разным углам: один — под Саратов, в Зубриловку, другой — под Москву, в Крюково.
А.Д. Попов — М.А. Булгакову (16.VII.1926):
«Здравствуйте, дорогой Автор! Пишет Вам Ваш злейший враг, ненавидимый Вами режиссер. Весной перед отъездом моим из Москвы Вы меня надули, обещая позвонить мне или зайти в студию, чтобы показать выверенный Вами экземпляр (помните наш уговор у окна?! А?!)... 1. Умоляю, в интересах дела, в интересах успеха спектакля и пьесы свести ее к 3 актам, т. е. так, как предлагал Вам совет и на что Вы не согласились и предлагаете оставить 3-й акт...» (АлП, с. 142—143).
М.А. Булгаков — А.Д. Попову (26.VII.1926):
«По-видимому, происходит недоразумение: я полагал, что я продал Студии пьесу, а Студия полагает, что я продал ей канву, каковую она (Студия) может поворачивать, как ей заблагорассудится.
Ответьте мне, пожалуйста, Вы — режиссер, как можно 4-х актную пьесу превратить в 3-х актную?! <...>
Коротко: «Зойкина» — 4-х актная пьеса. Не-воз-мож-но ее превратить в 3-х актную.
Новую трехактную пьесу я писать не буду. Я болен (во 1-х), переутомлен (во 2-х), в 3-х же, публика, видевшая репетицию, совершенно справедливо говорит мне:
«Не слушайте их (Совет, извините!), они сами во всем виноваты».
В 4-х: я полагал, что будет так: я пьесы пишу, Студия их ставит. Но она не ставит! О, нет! Ей не до постановок! У нее есть масса других дел: она сочиняет проекты переделок. Ставить же, очевидно, буду я! Но у меня нет театра! (К сожалению!!)».
А.Д. Попов — М.А. Булгакову (3.VIII.1926):
«...нужно и можно сделать три акта» (АлП, с. 143).
М.А. Булгаков — А.Д. Попову (11.VIII.1926):
«Переутомление действительно есть. В мае всякие сюрпризы, не связанные с театром, в мае же гонка «Гвардии» в МХАТе 1-м (просмотр властями!), в июне мелкая беспрерывная работишка, потому что ни одна из пьес еще дохода не дает, в июле правка «Зойкиной». В августе же все сразу. Но «недоверия» нет. К чему оно? Силы студии свежи, Вы — режиссер и остры и напористы (совершенно искренне это говорю). Есть только одно: Вы на моих персонажей смотрите иными глазами, нежели я, да и завязать их хотите в узел немного не так, как я их завязал. Но ведь немного! И столковаться очень можно.
Что касается Совета, то он, по-видимому, непогрешим! Я же, грешный человек, могу ошибаться, поэтому с величайшим вниманием отношусь ко всему, что исходит от Вас.
Надеюсь, что ни дискуссии, ни войны, ни мешанина нам не грозят. Я не менее Студии желаю хорошего результата, а не гроба!
И вот в доказательство сводка того, над чем я сейчас сижу...»
Из беседы с А.Д. Поповым:
«Сработанная в прошлом сезоне и показанная на закрытой генеральной репетиции «Зойкина квартира» в настоящее время подверглась довольно серьезной переработке: как в драматургическом, так и в режиссерском смысле. На закрытом публичном прогоне, несмотря на очевидный успех у зрителя, для Студии и автора выяснился целый ряд недостатков как в области композиционной, так и в смысле театральном. Результатом этой проверки было то, что Студия отсрочила выпуск пьесы до осени, и за лето автором серьезно переработана вся пьеса в сторону большего сгущения и сжатия имеющегося материала» (П-20, с. 542).
Из беседы с М.А. Булгаковым («Зойкина квартира» М. Булгакова):
«Это трагическая буффонада, в которой в форме масок показан ряд дельцов нэпманского пошиба в наши дни в Москве» (НЗ, 1926, № 40, с. 14).
Из беседы с А.Д. Поповым:
«Все, что говорят и делают действующие лица пьесы, не возвышается подчас над анекдотом»;
«Каждый образ пьесы — жуткая гримаса. Авантюризм, пошлость, разврат — вот ассортимент «Зойкиной квартиры»;
«Люди потеряли человеческий облик — стали социальной слякотью» (Вечерняя Москва, 1926, 26.X).
В.В. Куза — М.А. Булгакову:
«Не гневитесь на «Вечернюю Москву». Как и полагается, этот идиот в буквальном смысле слова все переврал, что говорил ему А.Д. Попов» (П-20, с. 545).
В. Гудкова: «Но версию Кузы опровергает сохранившийся черновик заметки А.Д. Попова, свидетельствующий о том, что заранее написанный текст беседы в «Вечерней Москве» был, напротив, смягчен» (П-20, с. 545).
28 октября — премьера.
* * *
Зоя Денисовна Пельц — Ц.Л. Мансурова
Обольянинов — Д. Козловский
Аметистов — Н. Симонов
Манюшка — В.А. Попова, М.Ф. Некрасова
Аллилуя — Б.Е. Захава
Газолин — И.М. Толчанов
Херувим — А.И. Горюнов
Алла — В.Ф. Тумская
Гусь — О.Ф. Глазунов
Лизанька — Е.М. Берсенева, З.К. Бажанова
Мымра — В.С. Макарова
Иванова — Е.Г. Алексеева
Роббер — Н.П. Яновский
Мертвое тело — Б.В. Щукин
Ответственная дама — М.Д. Синельникова
1-я безответственная дама — В.К. Львова
2-я безответственная дама — А.К. Запорожец
3-я безответственная дама — А.И. Ремизова
Закройщица — В.Г. Вагрина
Швея — Е.Д. Понсова
Пеструхин — В.В. Куза
Ванечка — К.Я. Миронов
Толстяк — Б.М. Шухмин
1-й дворник — Б.А. Семенов
2-й дворник — Б.С. Баратов
Булгаков о спектакле:
«Пьеса выхолощена, оскоплена и совершенно убита» (Новицкий П. Современные театральные системы. М., 1933, с. 163).
К.С. Станиславский:
«Французская игра...» (И.М. Рапопорт; ВМБ, с. 361).
Зритель:
«По-моему, это блестящая комедия [«Зойкина квартира»], богатая напряженной жизненностью и легкостью творчества, особенно если принять во внимание, что тема взята уж очень злободневная и избитая, и что игра и постановка посредственны. Жаль, что его писательская судьба так неудачна и тревожно за его судьбу человеческую» (О.Ф. Головина — М.А. Волошину. 6.XII.1926; БД, с. 423).
* * *
А.Д. Попов («Воспоминания и размышления о театре»): «По замыслу автора «Зойкина квартира» должна была явиться сатирой на нэпманские нравы того времени. Нэп с его «прелестями», аферами нашел в пьесе довольно богатое и остроумное отражение. Студия и я как режиссер обрадовались этой, как нам казалось, сатире на нэпманскую публику. Но подлинной сатиры, разоблачительной силы, ясности идейной программы в пьесе не оказалось. Она представляла собой скорее «лирико-уголовную» комедию. Благодаря таланту драматурга и блестящему исполнению ряда ролей Р. Симоновым, Ц. Мансуровой, Б. Щукиным, И. Толчановым, В. Поповой спектакль имел довольно большой успех. Правда, успех особого, скандального рода. Спектакль «работал» явно не в том направлении, в каком был задуман театром: он стал приманкой для нэпманской публики, чего никак не хотела ни студия, ни я как режиссер. Едва ли ожидал этого и автор пьесы. После того как «Зойкина квартира» прошла на сцене более ста раз, студия сняла ее с репертуара» (Попов А.Д. Творческое наследие. — М., 1979. — С. 188—189).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |