Вернуться к А.П. Кончаковский. Легенды Дома Турбиных

Обычная история

А сейчас покажу я такое, что вам и не снилось.

С этими словами Инна Васильевна открывает старый книжный шкаф и достает из спрессованных теснотой фолиантов том большого формата. На переплете ни фамилии автора, ни названия.

Беру его в руки, поднимаю переднюю крышку... на титульном листе машинописные строчки:

Михаил Булгаков «Собачье сердце».

А в левом верхнем углу листа рукой Надежды Афанасьевны Земской — сестры писателя — теплая дарственная надпись Инне Васильевне.

Тогда я только слышал о том, что эта повесть была написана нашим замечательным земляком, знал в основном ее содержание, знал, что она смело и остро затрагивает социальные вопросы нашего общества, но, к сожалению, никогда в руках ее не держал. Это произведение было под суровым запретом. Власти предержащие все делали для того, чтобы для «строителей светлого будущего» оно было недоступно. Не случайно «Собачье сердце» впервые было опубликовано на родине писателя только через шестьдесят два года после написания.

Кстати, в 2000 году, весной, отмечали юбилей — повести исполнилось 75 лет.

Властям, похоже, было чего опасаться. Ведь за короткое время после публикации «Собачьего сердца» даже само ее название стало нарицательным.

Зная, что «Собачье сердце» является произведением крамольным, и по тогдашним временам грозит серьезными неприятностями всем, кто эту повесть хранит и распространяет, Инна Васильевна все же решила дать мне этот том домой на короткое время. Кажется, на один-два дня. Быстро распрощавшись с гостеприимной хозяйкой квартиры в доме 13 на Андреевском спуске, я направился домой, унося с собой драгоценный том на Соломенку, где тогда жил. И, конечно, в тот же вечер «проглотил» повесть. Не буду говорить с том, что со мной делалось после того, как была перелистана ее последняя, 120-я страница. Тут мне пришло в голову, что повесть обязательно должны прочитать мои друзья и близкие. Поэтому мы с женой тут же решили срочно заняться переписыванием «Собачьего сердца» в общую тетрадь. А для ускорения работы к переписке привлекли и нашу дочь Катю.

В назначенное время повесть была возвращена с благодарностью владелице. Между тем я стал обладателем уникальной(!) рукописи. С большими предосторожностями она переходила из рук в руки до тех пор, пока экземпляр не обветшал и друзья не сделали с него машинописные копии в количестве трех экземпляров. Мне достался первый.

В семидесятые годы я часто посещал Москву и всякий раз старался попасть на Большую Пироговскую. На улице, упирающейся в «пряничные башни» древнего, златоглавого Новодевичьего монастыря в доме № 35-А в бельэтаже жила вдова писателя Л.Е. Белозерская-Булгакова. С ней меня познакомила ее задушевная приятельница Галина Георгиевна Панфилова-Шнейтер — глубокий знаток и искренний поклонник творчества Булгакова, научный сотрудник Музея МХАТ. Это именно она в тяжелые застойные годы стала одной из первых, кто осмелился правдиво и с большим актерским мастерством рассказывать о жизни и творчестве великого писателя. Ее публичные выступления никого не оставляли равнодушным и всегда вызывали восхищение. Навсегда запомнилась встреча, когда Галина Георгиевна приехала на родину писателя и блестяще выступила перед благодарными киевлянами.

Любовь Евгеньевна Белозерская-Булгакова. Москва. 80-е гг.

Любовь Евгеньевна всегда радушно принимала меня в своем уютном, но очень «перенаселенном» кошками, доме. Она много рассказывала о себе, о совместной жизни с Михаилом Афанасьевичем, о том, как работал писатель, о его обширной библиотеке и круге его чтения.

Любовь Евгеньевна полагала, что в родном городе М. Булгакова — Киеве, о котором он ей много и часто рассказывал, как и в Москве, где были написаны его произведения, должны быть основаны музеи.

А для того, чтобы это дело продвигалось вперед, иногда передавала кое-какие материалы, принадлежащие ей и Михаилу Афанасьевичу, ставшие впоследствии бесценными реликвиями, украсившими экспозицию Киевского литературно-мемориального музея М.А. Булгакова.

Как-то зимой я оказался в Москве и в ближайший вечер, взяв с собой машинописную копию «Собачьего сердца», направился на Большую Пироговскую.

Любовь Евгеньевна, как всегда, тепло меня встретила и после приятной беседы, уже прощаясь, я показал ей свой экземпляр повести. Она заинтересовалась рассказанной мною историей о его происхождении. И, взяв ручку, сделала на титульном листе такую надпись:

«Это произведение написано на «голубятне» на заре нашей совместной жизни с Михаилом Булгаковым, оно было посвящено мне...

Всего доброго!

Л.Е. Белозерская-Булгакова

5 декабря 1979 г.»

Следует отметить, что делая дарственные надписи, Любовь Евгеньевна как правило указывала в них адресата, называя того, кому они относятся.

Так было, например, когда вышла в 1979 году ее книга «О, мед воспоминаний», Тогда, показывая мне совершенно недоставаемую у нас книгу, Любовь Евгеньевна вручила мне один экземпляр, снабдив ее такой дарственной надписью:

«Глубокоуважаемому... Анатолию Петровичу Кончаковскому с благодарностью, что он так горячо относится к памяти Михаила Афанасьевича Булгакова...

Всего самого, самого лучшего Любовь Белозерская-Булгакова. 10 декабря 1982 года. Москва».

Здесь же, надписывая киевское самиздатовское творение, Любовь Евгеньевна, желая оградить меня от неприятных последствий, сознательно не указывала, кому адресована эта надпись.

Через несколько дней надписанный экземпляр повести был на берегах Днепра. Я собственноручно «одел» его в ледериновый переплет и он обрел место на моей заветной книжной полке.

Иногда том покидал свое место, когда кому-то хотелось снова перечитать повесть.

А с тех пор, как «Собачье сердце» было опубликовано в шестом номере журнала «Знамя» за 1987 год и далее воспроизводилось в огромных количествах экземпляров, мой том уже редко покидал Булгаковскую полку, а совсем недавно и вовсе «прописался» в Музее.