Вернуться к М.В. Черкашина. Круг Булгакова

Лев в кактусах

Последняя любовь Троцкого

В Париже на заре нынешнего века собирались в одном милом богемном кафе талантливые люди. Кафе называлось «Ротонда», и за его столиками сиживали Гийом Аполлинер и Пабло Пикассо, Макс Волошин и Владимир Маяковский, Амадео Модильяни и Анна Ахматова, Диего Ривера и Кокто, Макс Жакоб и Анатолий Луначарский... Большинство завсегдатаев еще не были известны за пределами «Ротонды». Но тем не менее там происходили встречи, которые потом назовут «историческими». Именно там познакомился Макс Волошин с мексиканским художником Диего Риверой и пригласил его к себе в гости, в Коктебель, и тот гостил у него в Крыму и даже написал портрет Макса, который и сегодня украшает коктебельскую обитель киммерийского отшельника...

Кто мог подумать, что через несколько лет жизнь, точнее, революционный раскол России разведет мирных завсегдатаев «Ротонды» по разные стороны баррикад?

Антонов-Овсеенко, что разыгрывал в «Ротонде» мудреные шахматные партии, окажется по одну сторону, а, скажем, Ахматова — по другую; так же как разошлись и Маяковский с Волошиным, да и Диего Ривера не сошелся с приятелем Максом во взглядах на Октябрь. Ривера безоговорочно принял большевистский переворот. Это потом у него дома, в Мексике, скрывался неистовый революционер Лев Троцкий...

А пока в Париже Амадео Модильяни пишет портрет Анны Ахматовой. Вернувшись из Парижа, она выйдет замуж за прекрасного поэта Николая Гумилева, которого спустя несколько лет расстреляет другой неистовый революционер Яков Агранов по приказу приятеля Риверы наркомвоенмора Троцкого. Чудом выживет в Советской России безобидный Макс Волошин, при странных обстоятельствах погибнет Маяковский. В 1924 году в ностальгическом порыве он написал:

Париж
фиолетовый,
Париж в анилине, вставал
за окном «Ротонды».

Тогда в этом дешевом парижском кафе молодые решительные и голодные гении, упрямые в своем желании создать новое настоящее искусство, много спорили, много курили, много фантазировали о новой жизни и новом искусстве, они писали друг с друга кубистические портреты...

В «Ротонде» Диего Ривера любил, например, послушать рассказы Бориса Савинкова о том, как тот «охотился» на великого князя и министров. Ривера был увлечен Октябрьской революцией и рассказами о Пролеткульте. Он даже вступил в российскую компартию, и у него был партбилет под № 992.

В гости к Диего Ривере приезжал Владимир Маяковский, когда ездил в 1925 году в Мексику и США. Этот вояж Маяковского таит немало загадок. Не кроется ли в нем некая особая миссия, которая, быть может, стоила ему потом головы?

После изгнания Сталиным Троцкого из страны страстный революционер переехал в Мексику к другу Ривере. Помимо общих идей их сближал еще один и тот же недуг: и гость, и хозяин — оба страдали припадками эпилепсии. Правда, если у Троцкого это была обыкновенная «падучая», то у Диего Риверы случались еще и приступы сомнамбулизма. Илья Эренбург, встречавшийся с мексиканским художником в Париже, описывал это так: «Я сидел в холодной мастерской Диего Риверы; мы говорили о том, как ловко теперь маскируют и броню танков, и "цели войны". Вдруг Диего закрыл глаза, казалось — он спит; но минуту спустя он встал и начал говорить о каком-то ненавистном ему пауке. Он повторял, что сейчас найдет паука и раздавит. Он пошел прямо на меня, я понял, что паук — это я, и убежал в другой угол мастерской. Диего остановился, повернулся, снова пошел на меня. Я видел и до этого Диего в припадках сомнамбулизма, он всегда с кем-то сражался...»

Возможно, и у Троцкого был такой же болезненный синдром. Может быть, он во многом объясняет необузданную жестокость красного вождя?

Диего был женат неоднократно, кстати, первая его жена была русская художница из Петербурга Ангелина Белова. Потом пришло увлечение другой русской, а уж мексиканских красоток любвеобильного Риверы никто не возьмется сосчитать.

Одной из его учениц по подготовительной школе в Академии изящных искусств была Фрида Кало. В шесть лет эта девочка перенесла полиомиелит и осталась хромой на всю жизнь. В восемнадцатилетнем возрасте она попала в автобусную аварию и пролежала целый год прикованная к постели. После нескольких операций встала. Но долго еще была закована в тяжелый гипсовый корсет. Тогда-то Фрида и стала рисовать... Наконец, она решилась показать свои работы мэтру. Для этого она отправилась во Дворец правосудия, где Диего, стоя на лесах, расписывал стены здания, подняв голову, девушка задиристо крикнула:

— Эй, Ривера! Спустись-ка! Я кое-что покажу тебе...

Избалованный женским вниманием, Ривера истолковал ее слова по-своему и быстро спустился, несмотря на свою тучность, из-за которой в Академии его прозвали Пузаном...

Девушка была лет на двадцать младше Риверы и, судя по рисункам, несомненно талантлива.

Очень скоро Ривера сделал ей предложение. На свадьбе Диего с Фридой одна из гостий задрала невесте юбку и пьяно закричала: «Вы только посмотрите, и вот на эти "спички" Диего променял мои восхитительные ноги!» Ноги Фриды после перенесенного полиомиелита были удручающе тонки и недоразвиты. Скандальное происшествие не омрачило свадьбы знаменитого мексиканского художника с Фридой Кало — дочерью известного фотографа Гильермо Кало, переселенца из Германии. Ее матерью была коренная мексиканка индейского происхождения.

Диего Ривера всегда гордился, что это он открыл Фриду-художницу. И, надо сказать, сам Пикассо замечал своему другу Ривере: «Ни ты, дорогой Диего, ни я не умеем рисовать лица так, как Фрида Кало».

Так юная ученица стала, отчасти, и учителем своего наставника, подмечая недостатки в его работе с дотошностью профессионала.

Это был весьма своеобразный брак. Даже став женатым мужчиной, Диего ни в чем не отказывал своим поклонницам и всегда рассказывал о них и своих приключениях молодой жене, полагая, что между ними не должно быть тайн. Надо полагать, и Фрида была женщиной широких взглядов, если так легко взирала на любовные похождения мужа.

Спустя четыре года Диего соблазнил ее младшую сестру Кристину, в чем ей честно и сознался.

— Понимаешь, любимая, Кристина поразительно похожа на тебя!..

Возможно, Фрида решила отплатить ему той же монетой.

В это время к ним стараниями Диего приехали беглецы Троцкий с женой Натальей Седовой. (Проезд их оплатил сам художник.) Он поселил их в Голубом доме. Семьи стали жить по соседству, частенько встречаться и вести бесконечные разговоры о революции, коммунизме, политике, философии, искусстве...

Лев Троцкий, которому к тому времени уже исполнилось 58 лет, познакомился с 29-летней Фридой Кало. Его всегдашними обращениями к ней стали слова: «О лав, май лав!» — «Моя любимая!» Жена Риверы была умна, талантлива, образованна, охотно поддерживала разговоры на любые, даже политические темы и... весьма приглянулась революционеру-изгнаннику. Между ними начался легкий флирт с перепиской. И однажды Троцкий пригласил Фриду на фазенду Сан Мигель Регла в 130 километрах от Мехико, которую также снимал для него сердобольный Диего. Вдвоем они провели на природе среди кактусов целую неделю, но Лев Давидович не рассчитал свои силы, и его с подозрением на аппендицит отвезли в больницу. Наталья Седова пообещала, что не станет мешать счастью мужа и уйдет добровольно. Но Троцкий уговаривал ее в письмах: «Умоляю, перестань соревноваться с женщиной, которая значит так мало». Возможно, так же мало значили для него и другие пассии: англичанка Клер Шеридан — скульптор, которая приезжала в Советскую Россию с одной лишь целью — вылепить бюст героя Октября. Работа над бюстом вызвала тогда многочисленные двусмысленные толки.

Возможно, так же «мало значила» для него и Лариса Рейснер, написавшая поэму «Свияжск», после того как провела летний месяц 1918 года на Восточном фронте под Свияжском в обществе неутомимого революционера.

Диего Ривера, как всякий обманутый муж, узнал об измене последним, и «жившие в Голубом доме вскоре заметили нотку отчуждения между обеими женщинами, — как осторожно описывает это драматическое событие Исаак Дойчер в своей книге "Троцкий в изгнании", — и слабое охлаждение между их мужьями».

На самом деле некоторые историки предполагают, что узнай Ривера о флирте Троцкого с его женой раньше, не пришлось бы Сталину подсылать к нему Меркадера в 1940 году. Диего разобрался бы с Троцким тремя годами раньше. Художник верил в идеального героя-революционера и даже изобразил фигуры Ленина и Троцкого на главной фреске в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке, повергнув в ужас заказчиков. Два года продолжалась их дружба. Троцкий же отплатил своему благодетелю и почитателю более чем своеобразно.

Много лет спустя Фрида Кало написала очередной автопортрет, изобразив у себя на груди голову Льва Давидовича в шляпе и украсив свой лоб ликом Натальи Седовой. Трудно поверить в пылкую любовь Фриды к Троцкому. Скорее всего, ей импонировала шумиха вокруг его имени: все-таки, хоть и не удавшийся, а организатор Мировой революции, вождь-изгнанник...

После гибели Троцкого Диего и Фрида расстались. Он поехал в Сан-Франциско, а она в Париж, где ей обещали персональную выставку. Здесь художница познакомилась с Пикассо, и очередной друг Диего пал к ногам... пассии Троцкого.

В Париже ее ждала настоящая слава. Картины мексиканской художницы покупали богатые коллекционеры, ее портреты мелькали во всех модных журналах. Известный в то время модельер Скьяпарелли создал специально для нее платье «Сеньора Ривера» и духи «Шокинг». Но, несмотря на известность, она по-прежнему оставалась несчастной женщиной: невыносимая физическая боль, бесконечные измены мужа... Еще она тяжело страдала из-за невозможности иметь детей, у нее было шесть выкидышей — последствие тридцати с лишним хирургических операций и стальных корсетов, которые она носила всю жизнь.

Но судьбе и этого было мало: в августе 1953 года Фриде сделали еще одну операцию — ампутировали по колено правую ногу, сказалось последствие перенесенного в детстве полиомиелита. Она стала пить, злоупотреблять морфием, порывалась покончить собой. Через год несчастная женщина умерла от эмболии легких.

Многочисленные автопортреты Фриды Кало — красноречивые свидетели ее страданий, в них запечатлелась ее живая измученная душа. Когда-то Диего назвал ее работы милыми, как прекрасные улыбки, и несчастными, как вся ее горькая жизнь. Сегодня живописные работы Фриды Кало считаются государственным достоянием Мексики. Она достигла всемирной славы среди немногих латиноамериканских живописцев. На последнем аукционе в Нью-Йорке картина Фриды Кало «Автопортрет с обезьянкой и попугаем» была продана за 4 миллиона долларов...