Вернуться к В.К. Харченко, С.Г. Григоренко. Континуальность пространства и времени в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

§ 4.4. Метафоры времени

Метафоры времени уже в раннем романе писателя «Белая гвардия» передают его СКОРОТЕЧНОСТЬ и СТРЕМИТЕЛЬНОСТЬ. Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь»; Время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем. В этом романе повторяющимися метафорами времени становятся «декабрь», «ночь», «звёзды».

В «Мастере и Маргарите» писатель меняет метафорическую парадигму на не менее выразительную.

Вечность в языке романа метафоризируется в образе луны, который представлен во многих своих ипостасях, формируя широкую парадигму художественных ассоциаций, разнообразие метафор луны. Лунный свет обманчив, порождает ряд художественных деформаций и иллюзий. Так, лунное пространство заведомо пространство ирреальное, фантастическое. «Солнце — супружество (совокупление), солнце — факт, действительность. Луна — вечное «обещание», грёза, томление, ожидание, надежда: что-то совершснно. противоположное действительному, и — очень спиритуалистическое» [Розанов 2006: 186]. И далее философ подчёркивает перцепцию лунного света: «...Лунный — светящийся свет, в отличие от солнечного — греющего, органического... лунный свет — не органический. А какой? Спиритуалистический. Пожалуй, spiritus в нас — отражение лунного в каждом свете «девства», частицы которого никто не лишён» [Розанов 2006: 371]. Луна часто становилась героиней поэтических и прозаических текстов. Ещё до появления романа М. Булгакова образ луны, лунного света в отечественной и мировой литературе стал весьма востребованным. Как пишет М.Н. Эпштейн, образ луны или месяца встречается в каждом третьем стихотворении С. Есенина, то есть в 41 из 127 [Эпштейн 1990: 229]. Анализируя повесть дочери поэта Т. Есениной «Лампа лунного света» (на 52 страницах текста 100 упоминаний о луне и её производных!), Н.А. Дементьева предваряет своё исследование перечислением произведений, в которых луна занимает место наравне с действующими лицами, что отразилось и в названиях этих произведений [Дементьева 2010: 289—290].

Лунная приверженность сохранилась и в отечественной поэзии более позднего периода. Белла Ахмадулина: ...Я люблю / её привычку медлить среди сосен; В девять часов без четверти она / за Паршинское канула Заонежье. / Ей нет возврата. Рознь луне лупа. / И вечность дважды не встречалась с ней же. В том же сборнике «Тайна»1 есть стихотворения, целиком посвящаемые луне: «Луна в Тарусе», «Луна до утра», «Утро после луны», «Февральское полнолуние», как есть стихотворения, посвящаемые... пространству: «Ревеность пространства», «Милость пространства», «Строгость пространства».

Для понимания и интерпретации пространственно-временной континуальности в романе М. Булгакова обойти лунную метафорику невозможно: луна — это и время, и пространство, прерогатива ночного пейзажа.

Семантика лунного света широко репрезентирована и в языке романа «Мастер и Маргарита» и представлена в следующих метафорах: «луна» — «полнолуние» — «лунный свет» — «лунный путь» — «стихия луны».

ЛУНА. Лексема «луна» встречается в романе весьма часто, образуя художественную квинтэссенцию концепта ВЕЧНОСТЬ. В пространстве булгаковского текста лексему «луна» сопровождают следующие смысловые константы: «позлащённая луна», «мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски...», «светила золотая луна, «увидел луну, бегущую в прозрачном облачке...», «...окне, заливаемом луною...», «луна ярко заливала», «проплыла луна...», «полночная луна», «лампады луны», «и при луне мне нет покоя», «...двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то...», «...разросшихся за много тысяч лун садом...».

ПОЛНОЛУНИЕ как фаза лунного цикла в исследуемом романс означает яркую временную точку: «каждую весну в полнолуние...», «каждый год, лишь только наступает весеннее полнолуние...». Л. Матвеева считает, что для М. Булгакова важна только полная луна как символ гармонии, покоя, умиротворения и возрождения. Луна одна и в московских, и в ершалаимских главах. Луна одинаково наблюдает за жизнью людей первого и двадцатого веков, осуществляя связь времен [Матвеева 1997: 12].

ЛУННЫЙ СВЕТ (ЛУННЫЙ ЛУЧ, ЛУННОЕ ОКНО) репрезентирует сему обманчивости, иллюзорности. «...И в лунном, всегда обманчивом свете...», «отвернулся наконец от лунного окна». Лунный свет, по мнению В.П. Крючкова, связан с образом Воланда [Крючков 1998: 54—61].

ЛУННАЯ ДОРОГА, ПУТЬ. Лунное сопровождение усиливает мотив пути. «От постели притягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне»; «Лунный путь вскипает»

ЛУННАЯ РЕКА. Лексемы, репрезентирующие семантику лунного движения (заливает, вскипает, проплыла), формируют представление о луне как о чем-то жидком. Иногда имеет место прямое отождествление луны и реки. Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны, ...Она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель.

СТИХИЯ ЛУНЫ. В контекстах романа Луна трактуется как стихия, не управляемая человеческой волей. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит...; Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана...

В образе луны метафоризируется вечность, не случайно слова с корнем лун- столь частотны в романе, но составленный нами частотник даёт широкий разброс однокорневых слов и словоформ, и потому общее количество употреблений каждого может быть воспринято как неубедительное. Однако дело не только в том, что эти употребления надо суммировать, но и в яркости самого образа, остающегося надолго в сознании даже при единичном упоминании.

Лунный — 9, луна — 27, луне — 20, луну — 16, — луны — 13, итого: лупа — 76 упоминаний, лунный — 9. В «дневных» главах луны, естественно, нет, тогда как на заключительные главы романа приходится 85 упоминаний, то есть луна выступает в романе как частотная ключевая метафора времени.

Было бы неверным «не заметить» позитивной метафорики. Это метафоры САДА, ЗЕЛЕНИ, КРЕМОВЫХ СТЕН (в «Белой гвардии» — кремовых штор как знака семейного благополучия: ...В квартире у них тепло и уютно, в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя оторванным от внешнего мира...).

Лингвисты, исследующие метафоры времени, амплитуду проекций берут обычно не столько именную, сколько глагольную. Время можно оплакивать, проклинать, ненавидеть, терять, провести..., время может прийти, пройти, ускользать, пролететь..., время можно дать, оставлять, провести, потратить зря... [Ларионова 2005: 36—38]. При таком подходе тоже можно обнаружить континуальность, в том числе пространственно-временную. «Для описания характеристики длительности средневековые писатели прибегали к метафорам, обозначающим ПЕРЕДВИЖЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ» [Ларионова 2005: 37].

Таким образом, концепт ПРОСТРАНСТВО и концепт ВРЕМЯ в романе «Мастер и Маргарита» мы попытались интерпретировать не в традиционной сетке поля, то есть не с выделением ядра, околоядерной зоны, ближней и дальней периферий, а в принципиально ином ракурсе, в цепочке последовательных шагов: анализ оппозиций — реалий — коннотаций — метафор, что значимо для осмысления континуальности художественного текста.

Примечания

1. Ахмадулина Белла. Тайна: Новые стихи. — М.: Советский писатель, 1983. — 128 с.