Вера и религия

Сейчас я просмотрел «Последнего из могикан», которого недавно купил для своей библиотеки. Какое обаяние в этом старом, сентиментальном Купере! Там Давид, который все время распевает псалмы, и навел меня на мысль о Боге. Может быть, сильным и смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога.¹

Личное отношение Михаила Булгакова к религии и то, каким образом это отразилось в ряде его произведений, — вопрос неоднозначный и дискуссионный. Диапазон мнений по поводу веры Булгакова в Бога довольно велик и, как это часто бывает, включает в себя противоположные точки зрения: известный литератор Константин Симонов считал, что Михаил Афанасьевич был абсолютным атеистом по своему мировоззрению, в то время как ряд исследователей обнаруживает в писателе то религиозного философа, деиста, то сторонника «безрелигиозной этики».

Роман «Мастер и Маргарита» содержит, несомненно, авторскую интерпретацию известных евангельских сюжетов и образов. Эта неоднозначная интерпретация породила массу противоречивых толкований жизни и творчества Булгакова. «Закатный роман» был удостоен различных оценок с религиозной точки зрения: одни воспринимают ершалаимские главы как «Евангелие от Михаила Булгакова», другие готовы обвинить автора в богохульстве.

На протяжении жизненного пути отношение Булгакова к религии не раз менялось. Михаил Афанасьевич родился в семье, где соблюдались и чтились православные традиции, — родственники будущего литератора имели отношение к церковной службе: Иван Авраамиевич Булгаков, дед писателя, был священником, очень религиозна была мама Варвара Михайловна. Тем не менее, по воспоминаниям близких и родных, юный Михаил Булгаков критически относился к обрядовой стороне православия. Дети в семье Афанасия и Варвары Булгаковых часто проводили время за обсуждением политики, национальных проблем, философии Ф. Ницше и концепции непротивления злу, спорили о религии и Ч. Дарвине. Известно, что братья Михаила, Николай и Иван Булгаковы, пели в гимназическом церковном хоре. Надежда Афанасьевна вспоминала, что в то время, как дети соблюдали пост и причащались, старший, Михаил, сетовал на свое голодное состояние, критиковал обычаи и не говел: «Окончательно, по-видимому, решил для себя вопрос о религии — неверие. Увлечен Дарвином». Однако Татьяна Николаевна находила в поведении своего мужа не столько критику веры в целом, сколько иное ее понимание: несмотря на то что Михаил Афанасьевич не носил креста, не молился, не посещал церковь, первая жена полагала, что он верил в Бога, но при этом не был религиозным.

После Октябрьской революции и Гражданской войны, судя по дневнику Булгакова и содержанию его писем, отношение писателя к обрядовой стороне православия претерпело серьезное изменение. В письмах к сестрам Михаил Афанасьевич упоминает православные праздники (в частности, Пасху и Сочельник) — один из знаков разрушенного уклада жизни. В октябре 1923 г. Булгаков, сетуя на свою болезнь и хрупкое материальное положение, писал:

Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ.²

Во второй половине 1920-х гг., судя по воспоминаниям второй жены Любови Евгеньевны, писатель вместе со своими близкими и друзьями ходил на Рождественскую и Пасхальную службу в Зачатьевском монастыре на Остоженке, после чего они собирались за праздничным столом. На выказываемое недоумение некоторых знакомых (связанное, вероятно, с богоборческими настроениями 1920-х гг.) Михаил Афанасьевич отвечал: «Мы же русские люди».

В рамках богоборческой политики 1920-х гг. в СССР изымались церковные ценности, вводились «комсомольское рождество» и «комсомольская пасха». Антирелигиозный уклон чувствовался и в современной для Михаила Афанасьевича литературе, в частности, в произведениях В. Маяковского, Андрея Иркутова, Максима Зубастого, Юрия Олеши и Демьяна Бедного. За литературным богоборчеством последнего Булгаков активно следил (в архиве писателя сохранились газетные вырезки).

По мысли булгаковедов, на замысел «закатного романа» серьезное влияние оказало посещение в январе 1925 г. Михаилом Афанасьевичем вместе с писателем Дмитрием Стоновым редакции журнала «Безбожник» — там литераторы взяли подшивку номеров за 1924 г. Впоследствии Булгаков зафиксировал в дневнике свои впечатления от просмотра главного «безбожного органа печати»:

Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее: ее можно доказать документально — Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены.³

Начало романа «Мастер и Маргарита» напрямую связано с темой веры и богоборчества. Согласно сюжету, поэт Бездомный по заказу Михаила Александровича Берлиоза сочинил антирелигиозную поэму, в которой Иисус Христос был наделен отрицательными чертами, но при этом получился «совершенно живой», что вызвало недовольство редактора и, как следствие, разговор на Патриарших прудах. Любопытно, что в черновиках романа (1928—1929 гг.) Берлиоз заведовал журналом «Богоборец», а буфетчик после встречи с Воландом отправился в храм за спасением души, но обнаружил там аукционную камеру.

В сотрудничестве с «Безбожником» признавался и литератор Пончик-Непобеда, герой булгаковской пьесы «Адам и Ева»: «Господи! (Крестится.) Прости меня за то, что я сотрудничал в "Безбожнике". Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру — это был именно я! Я сотрудничал в "Безбожнике" по легкомыслию. Скажу тебе одному, Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм».

В мае 1937 г. Булгаков имел телефонный разговор с Адрианом Пиотровским. За несколько месяцев до своего ареста (и последовавшего в ноябре 1937 г. расстрела) заведующий ленинградской фабрикой «Совкино» хотел заказать Михаилу Афанасьевичу сценарий фильма. Булгаков предложения не принял, однако спросил из любопытства, на какую тему предлагается снимать фильм, и услышал в ответ, что планировалась антирелигиозная тематика.

Помимо идеологов-богоборцев в произведениях Булгакова есть и священнослужители-идеологи — архиепископ Африкан («Бег»), архиепископ маркиз де Шаррон («Кабала святош»), первосвященник Каифа («Мастер и Маргарита»), — для которых религия становится способом достижения целей и инструментом влияния. Им может быть противопоставлен образ бесстрашного кюре Шантавуана из либретто «Рашель».

Работая над ершалаимскими главами романа «Мастер и Маргарита», писатель использовал значительное количество источников. В архиве Булгакова хранится тетрадь «Материалы к роману», в которую автор выписывал из различных книг сведения о жизни Иисуса Христа, — эти записи позволяют установить круг источников: «Жизнь Иисуса» и «Антихрист» Э. Ренана, «Жизнь Иисуса Христа» Ф.В. Фаррара, «Миф о Христе» А. Древса, «Жизнь Иисуса» Д.Ф. Штрауса и «Иисус» А. Барбюса, «Истории евреев от древнейших времен до настоящего» Г. Гретца, «Римская религия от времен Августа до Антонинов» Гастона Буассье. Михаил Афанасьевич читал Иосифа Флавия и Тацита, биографию Понтия Пилата, написанную Г.А. Мюллером, «Археологию истории страданий Господа Иисуса Христа» Н.К. Маккавейского и другие книги. Значительное количество сведений было почерпнуто Булгаковым из Энциклопедического словаря Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона.

В булгаковской тетради обнаруживается рисунок Голгофы и ее описание, схема «Воображаемого Ершалаима», а также даты жизни императоров (Цезаря, Тиберия, Калигулы и др.). Булгаков фиксировал информацию о деревьях, произрастающих в Иерусалиме и его окрестностях, о денежных знаках той эпохи; отдельный интерес представляет информация о различных видах крестов, которые использовались для распятия.

Своеобразные заметки Булгаков оставлял не только в специальной тетради, но и на полях черновиков романа — некоторые из них отражали надежду писателя на осуществление своего творческого замысла. Так, в октябре 1934 г. он оставил запись на полях: «Дописать раньше, чем умереть», а тремя годами ранее:

Помоги, Господи, кончить роман.⁴

В 1940 г., незадолго до смерти, Михаил Афанасьевич говорил своему знакомому — театральному деятелю Якову Леонтьеву:

Люся захочет, конечно, хоронить меня с отпеванием. Не надо. Ей это повредит. Пусть будет гражданская панихида.⁵

Михаила Афанасьевича не стало 10 марта 1940 г. На следующий день в доме Союза писателей СССР состоялась гражданская панихида по Булгакову. Перед началом панихиды известный скульптор Сергей Меркуров снял с лица покойного посмертную маску. С прощальным словом выступили драматург Всеволод Иванов, актеры Василий Топорков, Борис Мордвинов и др. «Он умел работать методично, последовательно и систематично. Этому можно было у него поучиться. Когда он обращался к прошлому — когда писал "Дон Кихота", "Мольера" и "Пушкина", — он изучал материал со скрупулезной точностью. Так, например, изучал он испанский язык, когда работал над "Дон Кихотом", так копался он в архивах, работая по "Пушкину" и "Мольеру"», — сказал о покойном Алексей Файко. На следующий день тело Михаила Булгакова было кремировано, а прах захоронен на Новодевичьем кладбище.

Известно, что в соответствии с волей покойного, панихиду по Булгакову отслужил в Калуге близкий друг писателя Павел Попов. Об этом 22 июня 1940 г. П.С. Попов завуалированно сообщил в письме к Е.С. Булгаковой: «Дорогая Елена Сергеевна, из полученного вчера письма узнали, что у Вас 11-го дня был траурный день, а у меня этот день памяти Миши пал на 15-е число; исполнил в этот день его просьбу. Я исполнял ее и в Москве, а тут удалось еще лучше, больше и простора, и сосредоточенности, который в духе Миши».

В 1967 г. в одном из разговоров с исследователями Елена Сергеевна на вопрос о вере Булгакова ответила следующим образом: «Верил ли он? Верил, но, конечно, не по-церковному, а по-своему. Во всяком случае в последнее время, когда болел, верил — за это я могу поручиться». С периодом тяжелой болезни Михаила Афанасьевича связано еще одно воспоминание, проливающее свет на отношение писателя к вопросу о жизни после смерти. В 1940 г. в разговоре с Сергеем Ермолинским Булгаков сказал:

Мне мерещится иногда, что смерть — продолжение жизни. Мы только не можем себе представить, как это происходит...⁶

Елена Сергеевна вспоминала, что Михаил Афанасьевич был не религиозным человеком в традиционном смысле слова, но несмотря на то что он редко бывал в церкви, в Бога верил: представление о Боге совпадало у Булгакова с идеей высшей справедливости. Писатель, по словам Елены Сергеевны, мыслил жизнь после смерти как «постоянное пребывание в том душевном состоянии, в каком человек находился в момент совершения либо своего самого страшного греха, либо наиблагороднейшего поступка».

Примечания

1. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 2. Повести. Записки юного врача. Морфий / сост. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2008. С. 425.

2. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 2. Повести. Записки юного врача. Морфий / сост. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2008. С. 422.

3. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 2. Повести. Записки юного врача. Морфий / сост. и коммент. Е.А. Яблокова. М.: АСТ: Астрель, 2008. С. 460.

4. НИОР РГБ. Ф. 562. Оп. 6. Ед. хр. 4.

5. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2-е изд., доп. М.: Книга, 1988. С. 670.

6. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2-е изд., доп. М.: Книга, 1988. С. 447.