Через два месяца. Крещенский сочельник 1919 года. Квартира радостно освещена. Убрана елка.
Лариосик. Я полагаю, что эта звезда здесь будет очень у места. Ах, Господи, я свечи уронил.
Елена. Слезайте, Лариосик. А то я боюсь, что вы себе голову разобьете. Ничего, ничего, там еще есть коробка.
Лариосик. Вот елка на ять, как говорит Витенька. Желал бы я видеть человека, который бы сказал, что елка не красива. Дорогая Елена Васильевна, если бы вы знали. Елка напоминает мне невозвратные дни моего детства в Житомире. Огни, елочка... зеленая... (Испугался. Пауза.) Впрочем, здесь мне лучше, чем в детстве. Мне не хочется никуда уходить. Так бы и сидел я весь век под елкой у ваших ног, и никуда бы я не ушел.
Елена. Вы бы соскучились. Вы страшный поэт, Лариосик!
Лариосик. Нет, уж какой я поэт! Куда там к чер... Извините, Елена Васильевна.
Елена. Прочтите, прочтите что-нибудь новенькое. Ну прочтите. Мне очень нравятся ваши стихи. Вы очень способны1.
Лариосик. Вы искренно говорите?
Елена. Совершенно искренно.
Лариосик. Ну хорошо... Хорошо же... Я прочитаю. Посвящается... Ну, одним словом, посвящается... Нет, не буду я вам читать эти стихи.
Елена. Почему?
Лариосик. Нет, зачем.
Елена. Кому посвящается?
Лариосик. Одной женщине.
Елена. Секрет?
Лариосик. Секрет. Вам.
Елена. Спасибо вам, милый...
Лариосик. Что мне спасибо. Эх... из спасибо шинели не сошьешь. Ой, извините. Я от Мышлаевского заразился. Все, знаете такие выражения выражаются...
Елена. Я вижу. По-моему, вы влюблены в Мышлаевского.
Лариосик. Нет, я в вас влюблен.
Елена. Не надо в меня влюбляться, Ларион. Не надо.
Лариосик. Знаете что? Выйдите за меня замуж.
Елена. Вы трогательный, Ларион, только это невозможно.
Лариосик. Он не приедет. А как же вы будете одна. Одна... без поддержки, без участия. Хотя, конечно, я поддержка довольно парш... слабая... Я неудачник. Но я вас очень буду любить. Всю жизнь. Вы мой идеал. Он не приедет. Теперь в особенности, когда наступают большевики. Он не вернется.
Елена. Я знаю, что он не вернется. Но не в этом дело. Если б он даже и вернулся, моя жизнь с ним кончена.
Лариосик. Его отрезали. А у меня сердце обливалось кровью, когда я видел, что вы остались одна. Ведь на вас было страшно смотреть, ей-богу!
Елена. Разве я такая плохая была?
Лариосик. Ужас, кошмар. Худая, лицо желтое-прежелтое.
Елена. Что вы выдумываете, Ларион!
Лариосик. Ой, да разве я могу разговаривать с красавицами? Уж я скажу. Но вы теперь лучше. Гораздо лучше. Румяная-прерумяная.
Елена. Вы, Лариосик, неподражаемый человек. Идите ко мне. Я вас в лоб поцелую. В лоб.
Лариосик. В лоб. Эх... В лоб, так в лоб. Черная моя звезда.
Елена целует его в губы.
Лариосик. Конечно, разве можно полюбить меня?
Елена. Очень даже можно. Только у меня есть роман.
Лариосик. Что? У кого? Роман? У вас? Не может быть.
Елена. Позвольте! Разве уж я не гожусь?
Лариосик. Вы — святая. Кто он? Кто он? Я его знаю?
Елена. И очень хорошо...
Лариосик. Стойте, стойте, стойте, стойте. (Садится, подумал, вспомнил.) Молодой человек... вы ничего не видали... Ходи с короля... А я думал, что это сон. Проклятый счастливец.
Елена. Лариосик, это нескромно.
Лариосик. Я ухожу... Я ухожу...
Елена. Куда? Куда?
Лариосик. За водкой, к армянину: напьюсь до бесчувствия.
Елена. Так я вам и позволила. Ларион, я буду вам другом.
Лариосик. Читал, читал в романах... Как другом буду — значит — крышка, конец. (Надевает пальто.)
Елена. Лариосик, возвращайтесь скорей. Скоро гости придут.
Лариосик (открыв дверь, сталкиваясь с входящим Шервинским. Тот в мерзкой шляпе и изорванном пальто.) Кто это?
Шервинский. Здравствуйте!
Лариосик. Да, здравствуйте, здравствуйте. (Уходит)
Елена. Бог мой, на кого вы похожи?
Шервинский. Ну, спасибо, Елена Васильевна. Я уж попробовал. Сегодня еду на извозчике, а уж какие-то пролетарии по тротуарам так и шныряют, и один говорит: ишь, украйнский барин, погоди до завтра. Завтра мы вас с извозчиков поснимаем. Мерси! У меня глаз опытный. Поздравляю вас. Петлюре крышка. Сегодня ночью красные будут. Стало быть — Советская Республика и тому подобное.
Елена. Чему же вы радуетесь? Можно подумать, что вы сами большевик.
Шервинский. Я не большевик, но если уж на то пошло, и мне предложат выбор — петлюровца или большевика — простите, предпочитаю большевика. Я — сочувствующий. У дворника напрокат взял пальтишко, беспартийное пальтишко.
Елена. Сию минуту извольте снять эту гадость.
Шервинский. Слушаю! (Снимает пальто, шляпу, галоши, очки, остается в великолепном фрачном костюме.) Вот, Лена. Никого дома нет. Как Николка?
Елена. Николка-подлый. Не успел с постели встать, уже улетел вино доставать.
Шервинский. Лена, Лена.
Елена. Пустите. Постойте. Зачем же вы баки сбрили?
Шервинский. Гримироваться удобней.
Елена. Большевиком вам гримироваться удобней. У... Хитрое и малодушное создание. Ну, идите, идите!
Шервинский. Красиво... елка... Лена, пока никого нет... Я приехал объясниться... Можно?
Елена. Объяснитесь.
Шервинский. Лена! Вот все кончилось. Николка выздоровел. Петлюру выгоняют. Я дебютировал... Все хорошо. Больше томиться так невозможно. Он не приедет. Его отрезали. Разведись с ним и выходи за меня. Лена, я не плохой, ей-богу. Я не плохой. Ведь это мучение. Ты одна чахнешь.
Елена. Ты исправишься?
Шервинский. А чего мне, Леночка, исправляться?
Елена. Леонид, я стану вашей женой, если вы изменитесь и, прежде всего — перестанете лгать.
Шервинский. Неужто я такой лгун, Леночка?
Елена. Не лгун вы, а Бог знает, какой-то пустой, как орех. И хвастун. И ведь не глуп и не зол, а между тем... Когда погоны носил — ходил... (Изображает.) Что это такое? Лейб-гвардии... гм...
Шервинский. Мама, мма... кхе... Ей-богу, я так никогда не ходил.
Елена. Молчи! Что такое? У нас в доме никогда никто не лгал, и я не хочу, чтобы это прививалось. Срам! Государя императора в портьере видел... и прослезился... и ничего подобного не было... Эта длинная меццо-сопрано, а оказывается — она просто продавщица в кофейне Самадени.
Шервинский. Леночка! Она очень немного служила, пока без ангажемента была.
Елена. У нее, кажется, был ангажемент.
Шервинский. Лена! Клянусь памятью покойной мамы, а также и папы, у нас ничего не было. Я ведь сирота.
Елена. Мне все равно. Не интересны ваши грязные тайны. Мне важно другое — чтобы ты перестал хвастать и сочинять. Срам! Единственный раз мне рассказывая правду, сказал про портсигар, и то никто не поверил. Доказательства пришлось представлять. Фу... Сирота казанский.
Шервинский. Про портсигар я именно все наврал. Гетман мне его не дарил, не обнимал и не прослезился. Просто он его на столе забыл, а я подобрал.
Елена. Стащил со стола? Боже мой! Этого недоставало. Дайте его сюда! (Отбирает портсигар и прячет.)
Шервинский. Леночка, вы никому не скажете? Слышите!
Елена. Молчи. Счастлив ваш бог, что вы догадались мне об этом сказать. А если б я сама узнала?
Шервинский. А как бы вы узнали?
Елена. Дикарь!
Шервинский. Вовсе нет, Леночка, я, знаете ли, очень изменился. Сам себя не узнаю, честное слово. Катастрофа на меня подействовала, смерть Алеши тоже. Я теперь иной. А материально, ты не беспокойся, Ленушка. Я ведь — ого-го... Вчера на репетиции... я пою... режиссер говорит: «Вы, говорит, Леонид Юрьевич, изумительные надежды подаете. Вам бы, говорит, надо в Большой театр в Москву ехать». Обнял меня и...
Елена. И что?
Шервинский. И ничего... Пошел по коридору.
Елена. Неисправим.
Шервинский. Лена...
Елена. Что ж мы будем делать с Тальбергом?
Шервинский. Развод, развод! Ты адрес его знаешь. Телеграмму ему и письмо о том, что все кончено, кончено.
Елена. Ну хорошо. Тоскливо мне и скучно, одиноко. Хорошо, согласна.
Шервинский. Ты победил, галилеянин. Лена! (Указывая на карточку Тальберга.) Я требую выбросить его вон. Это оскорбление для меня. Я его видеть не могу!
Елена. Ого, какой тон!
Шервинский (ласково). Я его, Леночка, видеть не могу! (Выламывает портрет из рамы, рвет и бросает в камин.) Крыса! И совесть моя чиста и спокойна.
Елена. Тебе жабо очень пойдет. Красив ты, что и говорить...
Шервинский. Мы не пропадем.
Елена. О, за тебя я не боюсь, ты не пропадешь.
Шервинский. Лена, поиграй мне. Идем к тебе. А то ведь два месяца мы ни словом не перемолвились. Все на людях, да на людях.
Елена. Да ведь придут сейчас. Ну идем. (Уходят.)
Дверь закрывают. Потом слышен рояль. Дверь из передней открывается. Входит Николка с палкой. Снимает студенческое пальто. Голова его завязана черным. Хромает, бледен. Принес вино.
Николка. Елена, Елена... где ты? Красные идут. Петлюра отступает. Ты слышишь? Сейчас город будут занимать. (Подходит к двери, стучит, потом прислушивается.) А, репетируют. (Подходит к рамке портрета.) А, а... вышибли... Понима... Я давно догадывался...
Входит Лариосик.
Лариосик (выглянув из передней). Николаша, достал?
Николка. Достал, а ты?
Лариосик. И я, представь себе, достал. Единственный раз в жизни мне повезло. Думал, ни за что не достану — такой уж я человек. Погода была великолепная, когда я выходил. Ну, думаю — небо ясно, все обстоит в природе благополучно, но стоит мне показаться на тротуаре, обязательно пойдет снег. И действительно, вышел, и мокрый снег лепит в самое лицо. Вот она — водочка. Принес. Пусть видит Мышлаевский, на что я способен. Два раза упал, затылком трахнулся, но бутылку удержал в руках.
Николка. Смотри. Видишь? Потрясающая новость... Елена расходится с мужем. Она за Шервинского выходит.
Лариосик (уронил бутылку, разбил.) Уже!
Николка. Эх, Лариосик! Эх...
Лариосик. Уже!
Николка. Что ты, Лариосик, что ты? А... а... Понимаю. Тоже врезался.
Лариосик. Николь! Когда речь идет об Елене Васильевне, такие слова, как врезался, неуместны. Понял? Она золотая.
Николка. Рыжая она, Лариосик. Рыжая. Прямо несчастье. Оттого всем и нравится, что рыжая. Все ухаживают. Кто ни видит, сейчас букеты начинают таскать. Так что, у нас все время в квартире букеты, как веники стояли, а Тальберг злился. Давай осколки соберем скорей, а то сейчас Мышлаевский явится. Он тебя убьет.
Лариосик. Ты ему не говори. (Собирают осколки.)
Входят Мышлаевский и Студзинский со свертками.
Мышлаевский. Принимайте2 гостей. Встал Николка. Молодец.
Николка. Я встал, Витенька. Я уже выходил. Винцо принес.
Студзинский (он резко изменился). Ну слава Богу. (Входят). Здравствуйте! Ну, как здоровье? Я очень доволен. Очень. А без палки еще не можете?
Николка. Нет.
Мышлаевский. Ну, отлично. Все в полном порядке. Здорово, Ларион. Гм... Водкой пахнет. Ей-богу, водкой. Кто пил водку раньше времени? Сознавайтесь! Что же это делается в этом богоспасаемом доме? Вы водкой полы моете? Я знаю, чья эта работа. Что ты все бьешь? Что ты все бьешь? Это в полном смысле слова — золотые руки. К чему не притронутся — бьет, осколки. Ну, уж если у тебя такой уж зуд — бей сервизы!
Лариосик (внезапно озлившись). Какое ты имеешь право делать мне замечания? Я не желаю.
Мышлаевский. Чтой-то это на меня все кричат? Скоро бить начнут. Впрочем, я сегодня добрый, почему-то. Мир, Ларион. Мир. Я на тебя уже не сержусь. Ну, братцы — перед елкой и ужином прошу обсуждения вопроса о том, что нам делать дальше. События чрезвычайной важности.
Николка. Правильно! Предлагаю митинг.
Мышлаевский. Можно. Можно.
Студзинский. Что вы все шутите, господа?
Мышлаевский. Какие тут шутки? Дело совершенно серьезное. Ларион, зажигай свечи. Все равно потом винтить сядем.
Лариосик. С большим удовольствием.
Николка берет гитару.
Мышлаевский. Прошу. Предлагаю, господа, в председатели выбрать, как старшего, Сашу.
Студзинский. Увольте, господа.
Николка. Просим, просим!
Студзинский. Шервинский тут. Надо его позвать.
Мышлаевский. Не надо. Ему не до этого. (Садятся.)
Николка. Картина — заглядение! Троцкий, если б увидал, в восторг бы пришел. Физиономии у всех сознательные.
Мышлаевский. Итак, Николка, делай доклад. Ты в курсе событий.
Николка. Так вот, события такие: красные разбили Петлюру. Войска вышеупомянутого Петлюры город покидают. Красные входят в него, и завтра, таким образом, здесь получится Советская Республика. А что нам делать — неизвестно.
Студзинский. Вы кончили?
Николка. Кончил. Больше говорить нечего. (Наигрывает на гитаре.)
Студзинский. Кто желает слова?
Лариосик. А почему стрельбы нет?
Николка. Тихо — вежливо идут. Нос в хвост этим. И без всякого боя. А главное, удивительнее всего, что все радуются, даже буржуи недорезанные, — до того всем Петлюра надоел.
Мышлаевский. Ну эти придут — дорежут.
Николка. Это удивительное событие. Интересно, как Троцкий выглядит.
Мышлаевский. Увидишь. Итак, капитан, — ваше мнение?
Студзинский. Не знаю. Ничего не понимаю, теперь. Думаю, что лучше всего нам подняться и уйти вслед за Петлюрой. Как мы, белогвардейцы, уживемся с ними — не представляю себе.
Мышлаевский. Куда за Петлюрой?
Студзинский. Заграницу.
Николка. Правильно, товарищи.
Мышлаевский. А за границей куда?
Николка. А там соберется армия. Встать в ее ряды и биться с большевиками.
Мышлаевский. Опять, значит, к генералам под команду. Это очень остроумный план. Жаль, жаль, что лежит Алешка в земле, а то бы он много интересного бы мог рассказать про генералов. Но жаль — успокоился командир.
Студзинский. Вечная ему память! Не терзайте мою душу. Не вспоминай.
Мышлаевский. Ну, ладно. Его нет. Позвольте, я поговорю. Опять в армию, опять биться. И прослезился... Спасибо, спасибо. Я уже смеялся. В особенности, когда Алешку повидал в анатомическом театре. Довольно! Я воюю с 1914 года. Ну, это было за отечество. Ладно! Отечество, так отечество. Но, когда меня бросили, — позор, — я опять иду к этим светлостям? Ну, нет. Видали? (Показывает зрительному залу фигу.) Шиш.
Студзинский. Собрание просит оратора фиг не показывать. Изъясняйтесь словами.
Мышлаевский. Я сейчас изъяснюсь. Будьте благонадежны. Что, я идиот, в самом деле, нет... Я Господу Богу моему штабс-капитан и заявляю, что больше я с этими сукиными детьми-генералами дела не имею. Я кончил.
Студзинский. Слушай, капитан. Ты упомянул слово «отечество». Какое же отечество, когда Троцкий идет? Россия кончена. Пойми, Троцкий!.. Командир был прав. Помнишь? Вот он, Троцкий.
Мышлаевский. Троцкий. Великолепная личность. Очень рад. Я бы с ним познакомился и корпусным командиром назначил бы.
Студзинский и Николка. Почему?
Мышлаевский. А вот почему. Потому что у Петлюры, вы говорили — сколько? Двести тысяч. Вот они, эти двести тысяч, салом пятки подмазали и дуют при одном слове «большевик». Видал. Чисто. Потому, что Троцкий глазом, а за ним богоносцы тучей. А я этим богоносцам что могу противопоставить? Рейтузы с кантом. А они этого канта видеть не могут. Сейчас за вилы берутся. Не угодно ли? Спереди — красногвардейцы, как стена. В задницу — спекулянты и всякая рвань с гетманом, а посередине... Да! Слуга покорный. Мне надоело изображать навоз в проруби. Кончен бал.
Николка. Он Россию прикончил.
Студзинский. Да они нас все равно расстреляют. (Шум.)
Мышлаевский. И отлично сделают. Заберут в чеку, по матери обложат и выведут в расход. И им спокойнее, и нам...
Николка. Я с ними буду драться.
Мышлаевский. Пожалуйста. Надевай шинель, валяй. Дуй! Шпарь к Троцкому — кричи ему: не пущу! Тебя с лестницы уже сбросили раз.
Николка. Я сам прыгнул, господин капитан.
Мышлаевский. Голову разбил. А теперь ее тебе и вовсе оторвут. И правильно, не лезь. Теперь пошли дела богоносные.
Лариосик. Я против ужасов гражданской войны. Зачем проливать кровь?
Мышлаевский. Правильно! Ты на войне был?
Лариосик. У меня, Витенька, белый билет. Слабые легкие и кроме того — я единственный сын у моей мамы.
Мышлаевский. Правильно, товарищ белобилетник. Присоединяюсь, товарищи. (Шум.)
Николка (напевает).
Была у нас Россия
Великая держава...
Мышлаевский. Закрывай, Саша, собрание. А то Троцкий дожидается: входить ему или не входить. Не задерживай товарища.
Входят Елена и Шервинский. У Шервинского в руках открытая бутылка шампанского.
Николка. Встать, смирно!
Шервинский. Пожалуйста, пожалуйста. Заседаете? Я имею заявление. Вот что: Елена Васильевна Тальберг разводится с мужем своим, бывшим полковником генерального штаба Тальбергом, и выходит за... (Указывает рукой.)
Лариосик. А...
Мышлаевский. Брось, Ларион. Куда нам с суконным рылом в калашный ряд. (Шервинскому.) Честь имею вас поздравить. (Шервинскому.) Ну, и ловок же ты, штабной момент.
Студзинский. Поздравляю вас, глубокоуважаемая Елена Васильевна.
Мышлаевский. Ларион. Поздравь. Неудобно.
Лариосик. Поздравляю вас и желаю вам счастья.
Мышлаевский. Лена ясная. Но ты молодец. Молодец. Ведь какая женщина. По-английски говорит. На фортепьянах играет, в то же время самоварчик может поставить. Я бы сам бы на тебе, Лена, с удовольствием женился.
Елена. Я бы за тебя, Витенька, не вышла...
Мышлаевский. Ну и не надо. Я тебя и так люблю, а сам я, по преимуществу, человек холостой и военный. Люблю, чтобы дома было уютно без женщин и детей, как в казарме.
Николка. Портянки чтобы висели...
Мышлаевский. Прошу без острот. Ларион, наливай.
Шервинский. Погодите, господа. Не пейте это вино. Я вам шампанского налью. Вы знаете, какое это винцо! Ого-го-го! (Оглянувшись на Елену, увял.) Обыкновенное, Абрау-Дюрсо, три с полтиной бутылка, среднее винишко.
Мышлаевский. Ленина работа. Лена рыжая — а ты молодец. Шервинский, женись, ты совершенно выздоровеешь.
Шервинский. Что за шутки, я не понимаю?
Елена. Виктор, что же ты не выпьешь шампанского?
Мышлаевский. Спасибо, Леночка, я водки выпью.
Дверь открывается и в переднюю входит Тальберг Он в штатском, с чемоданом. Снимает пальто.
Тальберг. Дверь почему-то не заперта. (Появляется на пороге. Наступает мертвая тишина.)
Мышлаевский. Это номер...
Тальберг. Виноват. Кажется, мое появление удивляет почтенное общество. Здравствуй, Лена. (Молчание.) Немного странно. Казалось бы, я мог больше удивиться, застав на своей половине столь веселую компанию в столь трудное время. Здравствуй, Лена. (Молчание. Пожимает плечами.) Что это значит?
Шервинский. Вот что... (Встает.)
Елена. Погоди... Вот что... Господа, прошу вас, выйдите все на минутку, оставьте нас вдвоем с Владимиром Робертовичем...
Шервинский. Лена, я не хочу...
Мышлаевский. Постой, постой. Все уладим. Соблюдай спокойствие. Ты слушайся. Вытряхиваться нам, Леночка?
Елена. Да, уйдите. Я все улажу.
Мышлаевский. Я знаю — ты умница. В случае чего — кликни меня персонально. Ну, что ж господа... Покурить пойдем к Лариону. Капитан, не смущайся. Это сплошь и рядом случается в высшем обществе. (Шервинскому.) Я тебя прошу. Я отвечаю. Прошу господа...
Все выходят, причем Лариосик почему-то на цыпочках.
Шервинский. Послушай...
Мышлаевский. Я тебя умоляю. (Дверь закрывается)
Тальберг. Что все это означает? Прошу объяснить. (Пауза.) Что за шутки? Где Алексей?
Елена. Алексея убили.
Тальберг. Как? Не может быть. Когда?
Елена. Через два дня после твоего отъезда.
Тальберг. Ах, Боже мой, это, конечно, ужасно. Но ведь я же предупреждал. Ты помнишь.
Елена. Да, помню.
Тальберг. И согласитесь, это никак не причина для этой, я бы сказал, глупой демонстрации. Я же не виноват в его смерти. (Пауза.)
Елена. Скажи, как же ты вернулся? Ведь сегодня большевики уже будут.
Тальберг. Я прекрасно в курсе дела. Гетманщина оказалась глупой опереткой. Я решил вернуться и работать в контакте с Советской властью. Нам нужно переменить3 вехи. Вот и все.
Елена. Так! Я, видишь ли, с тобой развожусь и выхожу замуж за Шервинского.
Тальберг (после долгой паузы.) А... теперь все понятно. Ага! Очень хорошо! Очень хорошо! Воспользоваться моим отсутствием для устройства пошлого романа. Ты...
Елена. Виктор...
Вбегают Шервинский и Мышлаевский.
Шервинский. Милостивый государь — вон!
Мышлаевский. Что ты, что ты, так нельзя!
Елена. Леня, я тебе запрещаю.
Тальберг. Нахал!
Елена. Леня, если ты сделаешь хоть одно движение, больше ты меня не увидишь.
Мышлаевский. Сию минуту замолчи. Лена, ты меня уполномачиваешь объясниться.
Елена. Да! Имей в виду: я или он.
Мышлаевский. Понял. Леонид, удаляйся.
Елена уводит Шервинского.
Мышлаевский. Итак, простите, вам придется оставить этот дом.
Тальберг. Я с вами не желаю разговаривать, пьяница.
Мышлаевский. Кто пьяница? Кто?.. Верно! Я пьяница. Пью. Алкоголик, так называемый, но не... Не хочу говорить... Я сегодня добрый. Итак, вам нужно удалиться и разводиться.
Тальберг. Я сам не останусь здесь ни секунды.
Мышлаевский. Если вам нужна комната, я вам могу предоставить свою. Я все равно здесь все время.
Тальберг. К черту! Я не нуждаюсь!
Мышлаевский. До чего я сегодня добрый. Чего же вы сердитесь?
Тальберг. Завтра же развод. Передайте это, пожалуйста, мадам Шервинской!
Мышлаевский. Непременно. Очень хорошо.
Тальберг. Я... вы... это... (идет в переднюю, одевается, берет чемодан и выходит.)
Входит Лариосик.
Лариосик. Уже уехал?
Мышлаевский. Все улажено.
Лариосик. Ты гений, Витенька.
Мышлаевский. Я гений, Игорь Северянин. Чуть не изгадил радостный вечер. Голубчик, не в службу, а в дружбу, закрой дверь за ним. Я сейчас. (Уходит.)
Лариосик (идет в переднюю и сталкивается с Василисой и Вандой). Ах, очень приятно.
Василиса. Здравствуйте, молодой человек. А мы к Елене Васильевне.
Лариосик. Как же, как же, мы ждем. Пожалуйте...
Ванда. Ах, Боже мой! Елочка. Как это вы, в такое время, умеете все устроить. А куда же дорогой гость вышел?
Василиса. Да, да... Вернулись ведь, а? Владимир Робертович. Вот обрадовалась, наверно, Елена-то Васильевна, а?
Лариосик. Да, да... очень.
Ванда. Куда же это? Смотрим — с чемоданом.
Василиса. Растерянный4 такой. Не узнал нас даже.
Лариосик. Да, с чемоданом. Это, видите ли, он экстренно уехал. Понимаете ли... Вот это... в как его... в Воронеж5.
Василиса. Скажите пожалуйста. А зачем?
Лариосик. Зачем?... За этим... (Зовет.) Виктор, Виктор!
Мышлаевский (входя). А! А! Милости просим. Мое почтение. Елена Васильевна очень обрадуется.
Ванда. Куда же это Владимир-то Робертович уехал? А?
Мышлаевский. Да, да... знаете... Как же, в Харьков, экстренно. Дела... дела...
Василиса. В Харьков? А Ларион Ларионович... Как же?
Мышлаевский. Фу, ты черт... я-то хорош... Вот голова... Знаете ли, тут Петлюра уходит... Большевики... Ну, и того... В этот ну, как его, ах ты Господи... Ларион... куда бишь он уехал?
Лариосик. В Воронеж.
Мышлаевский. А я — в Харьков! Вот голова-то. И что там делать в Харькове? Дрянной городишко. Натурально в Воронеж. Лена... Лена... гости... (Все входят.)
Елена. Очень, очень приятно.
Ванда. Соскучились мы внизу. Пойдем, говорю, Вася, к Елене Васильевне.
Василиса. Да, уж такой вечер... Как-то, знаете, одним сидеть тоскливо. Тем более такая перемена. Мое почтение, господа... Как вы себя чувствуете?
Николка. Покорнейше вас благодарю. Вот поправляюсь.
Ванда. До сих пор с палочкой. Ай-ай-ай!
Елена. Ну, милости просим, прямо к ужину. Никол, зажги елку.
Николка освещает елку электричеством.
Мышлаевский. Прошу...
Василиса. Покорнейше благодарю.
Елена. Ванда Степановна, пожалуйте. Александр Брониславович. (Усаживаются.) У нас обычай — каждый сам себя угощает.
Шервинский (Ванде). Вам позволите белого вина?
Ванда. Ах, немножко. Мерси! Мерси!
Мышлаевский. А вам водочки?
Ванда. Вася, тебе вредно. Не забудь.
Мышлаевский. Что вы, что вы, какой от водки вред?
Василиса. Покорнейше благодарю. Ну так за здоровье дорогой хозяюшки.
Ванда. Владимир-то Робертович уехал как не вовремя.
Мышлаевский. Да, да... Дела... Дела... В Житомир... в Житомир...
Елена. Да. Ваше здоровье!
Мышлаевский. Ларион, говори речь.
Лариосик. Что же, если обществу угодно — я скажу. Только прошу извинить. Ведь я не готовился. Мы встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень, очень много... И я в том числе. Я, видите ли, перенес жизненную драму, и мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны.
Мышлаевский. Очень хорошо про корабль, очень...
Студзинский. Тише.
Лариосик. Да, корабль. Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились. Впрочем, и у них я застал драму. Василис... Василий Иванович, я сервиз куплю вам, честное слово...
Ванда. Да уж...
Василиса. Да уж пожалуйста... А то совершенно обездолили. На блюдечках едим.
Лариосик. Впрочем, не стоит вспоминать о печалях. Время повернулось. Вот сгинул Петлюра... Мы живы и здоровы. Все снова вместе. И даже больше того. Вот Елена Васильевна... она тоже много перенесла и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина.
Мышлаевский. Правильно, товарищи! (Выпивает рюмку водки.)
Лариосик. И мне хочется ей сказать словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем»...
За сценой глухой и грузный пушечный удар. За ним другие — девять.
Мышлаевский. Так! Отдохнули! Пять, шесть, девять.
Ванда. Боже мой, опять начинается! Вася, нужно домой.
Елена. Неужели бой опять?
Шервинский. Спокойствие. Знаете что? Это салют.
Мышлаевский. Совершенно верно. Шестидюймовая батарея салютует!
Николка. Поздравляю вас, в радости дождамшись. Они пришедши, товарищи!
Мышлаевский. Ну что же? Не будем им мешать. Тащите карточки, господа. Кто во что, а мы в винт. Буду у тебя, Лена, сидеть сорок дней и сорок ночей, пока там все придет6 в норму. А засим поступлю в Продовольственную Управу. Василий Иванович, не угодно ли робберок?7 А?
Василиса. Покорнейше благодарим. Уж я и не знаю. Домой бы.
Мышлаевский. Успеем. Прошу...
Ванда. Вася по крупной не играет...
Мышлаевский. Помилуйте, мы по маленькой... У меня пиковая девятка. Ларион, бери!
Лариосик. У меня, конечно, тоже пики.
Мышлаевский. Сердца наши разбиты. Ничего. Не унывай. Прошу, капитан. Черт. У всех пики. Николка, выходи!
Николка выходит и зажигает елку, потом берет гитару.
Мышлаевский. Вот здорово... Черт, уютно.
Николка. Как в казарме.
Мышлаевский. Прошу без острот!
Лариосик. Огни... огни...
Студзинский. Сыграйте, Никол, вашу юнкерскую на прощание.
За карточным столом усаживаются Студзинский, Мышлаевский, Лариосик и Василиса.
Мышлаевский. Только не громко, а то влетит вам по шапке за юнкерские песни. (Тасует карты.)
Николка (напевает). Вставай, там-там, тата там та...
Мышлаевский. Вставай! Только что уютно уселся и опять вставай! Нет, уж я не встану, дорогие товарищи, как я уже имел честь доложить. Меня теперь клещами отдирай! (Сдает.)
Елена. Николка, спой «Съемки».
Николка (Поет, выходя с гитарой к рампе.) Прощайте, граждане,
Прощайте, гражданки,
Съемки закончились у нас...
Гей, песнь моя, любимая...
Буль-буль бутылочка
Казенного вина..
За сценой начинается неясная оркестровая музыка. Оркестровая музыка за сценой странно сливается с Николкиной гитарой.
Елена. Идут, Леонид, идут. (Убегает с Шервинским к окну.)
Василиса вскакивает.
Ванда тоже вскакивает.
За ломберным столом подпевают Николке.
Николка.
Уходят и поют,
Юнкера гвардейской школы,
Их трубы и литавры,
Тарелки звенят...
Граждане и гражданки
Взором отчаянным
Вслед юнкерам
Уходящим глядят...
Лариосик. Господа, слышите, идут! Вы знаете — этот вечер — великий пролог к новой исторической пьесе...
Мышлаевский. Но нет, для кого пролог, а для меня — эпилог. Товарищи зрители, белой гвардии — конец. Беспартийный штабс-капитан Мышлаевский сходит со сцены. У меня пики.
Сцена внезапно гаснет. Остается лишь освещенный Николка у рампы.
Николка.
Бескозырки тонные
Сапоги фасонные...
Гаснет и исчезает.
Занавес.
Конец.
Примечания
1. В рукописи: свободны. Явная опечатка.
2. В рукописи: принимаете. Нюанс, но существенный. В прежних публикациях было: принимайте.
3. В других списках было: политические вехи. Уточнение не нужное в данном случае, а потому автор убрал это словечко.
4. В других публикациях — рассеянный.
5. В других публикациях — Житомир.
6. В других публикациях: не придет в норму.
7. См. Даля роббер — в картежной игре вист, несколько игр, составляющих как бы одну игру, по расчету.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |