Глава 16

Бесконечной казалась Маргарите ночь, тяжкие одолевали мысли. Увы, Белла не солгала — Максима хотят втянуть в какое-то преступление, используя генератор. И ничего, ничего нельзя сделать! Как смириться, что жизнью правят вот такие ублюдки и ни от кого не дождешься помощи? Как смириться со своею зависимостью, ничтожностью? С тем, что бессильна твоя горячая, бессмертная, такая огромная любовь?! Долгие часы она сидела в кресле, обхватив руками поджатые колени и глядя в темный квадрат окна. Старалась изо всех сил быть спокойной и сдержанной. Время шло, и все сильнее овладевал панический страх: только одно, только одно сейчас важно — бежать! Но как, как? Дверь заперта, на окнах решетки — никакой надежды выбраться. Она затихла, сжавшись в комок и прислушиваясь к звукам за стенами дома. Изредка по шоссе за каменной оградой проносились автомобили, лязгнули металлические ворота, что-то отрывочно и раздраженно говорил, наверно, по телефону хриплый мужской голос.

Когда прямоугольник окна окрасился светом серенького, пасмурного утра, в коридоре послышались шаги, дверь отворилась, щелкнул выключатель. Матово засветились три рожка на перекрестье деревянной люстры. Перед Маргаритой вырос Осинский — свежий, подтянутый, с ежиком влажных волос. Как и вчера, он выглядел так, словно только что покинул зал с тренажерами и бассейном, но вызывал в памяти образы бравых офицеров СС, вдохновленных предстоящим допросом и пытками.

— Сидим в темноте, к пище не притронулись. Ай-я-яй! — оценил он ситуацию, взял с блюда пирожок, откусил. — Зря постишься, куколка. Травить тебя здесь никто не собирается. У Гарика выпечка, конечно, была получше, но и этот продукт вполне съедобен. Хотя лучше начать столь судьбоносный день с чего-нибудь крепенького. — Он открыл в стене бар, поставил на стол бутылку, конфеты.

— Пришел поболтать по старой дружбе. Все думаю, и чего это у нас отношения не складываются? — Осинский разлил в бокалы коньяк. — За встречу, красивая, непреступная. — Он подмигнул с гаденькой улыбкой.

— Уйдите. Мне противно смотреть на вас, — ледяными губами выговорила Маргарита.

— О, как страстно! Может, нужны ошейник и плеточка, чтобы погонять на карачках эту строптивую лошадку? Может, вспомним безумства пылкой юности?

Маргариту захлестнула ярость. Она вскочила, схватив со стола бутылку, и прижалась к стене, скалясь и дрожа, как загнанный зверь.

— Ты должен знать... Я никогда не убила и мыши, но с наслаждением уничтожу тебя! Я должна была это сделать еще тогда. Не вышло... — Маргарита дрожала. — Клянусь, я разобью твою голову без всякого...

Она не успела договорить. Сделав обманный пасс, Осинский ухватил руку, сжимавшую бутылку, и вывернул запястье. Из горлышка потек коньяк, наполняя воздух запахом веселого разгула.

— Глазки-то, глазки блестят! Я балдею. А темперамент! — Оса дышал ей в лицо перегаром, совсем как тогда. — Ну и мудило твой Денис — уступил право первой ночи за двести баксов! — Он притиснул ее к стене.

Маргарита взвыла, как раненая тигрица.

— А ведь явился с благой вестью, рассчитывал на взаимопонимание. — Оса отпустил девушку и достал радиотелефон. — Торопился наладить сеанс связи с любимым.

— Не лги... — Ударом о борт сервировочной тележки Маргарита разбила бутылку и сделала шаг к своему стражу. Сигналы телефона остановили ее. Осинский вздохнул:

— Увы, киска! Придется отложить интим. Ша! Твой ученый прорывается. — Отобрав у оцепеневшей Маргариты бутылку, он заговорил, дыша ей прямо в лицо: — Лови мои слова, птичка: будешь говорить с любимым, постарайся убедить его слушаться старших. Пусть делает, что велят, получит и бабки и бабу.

Отпустив Маргариту, он взял трубку и доложил:

— У нас тут полный консенсус. Выпиваем, закусываем. Минуточку, узнаю, захочет ли Риточка говорить. — Держа телефон за спиной, Оса с ухмылкой смотрел на девушку.

Она рванулась к столу и схватила тяжелую пепельницу, сжимая ее побелевшими пальцами.

— Ша, психованная! — Оса отступил.

Маргарита не успела опомниться, как в ее руке оказался телефон и она услышала голос Максима! Они схватили его и пытаются уговорить провести сеанс!

— Не верь им, Макс! Ничему не верь! Ничему! — кричала она, уворачиваясь от Осы.

Но ему удалось вырвать у нее трубку.

— И кому ты сейчас подложила свинью, крошка? Себе любимой и приятелю идиоту. Я бы такую подружку-советчицу собственными руками придушил. — Оса с силой толкнул плачущую Маргариту, и она рухнула в кресло. — Неужели надо объяснять элементарные вещи? Если просят об услуге те, кто сильнее, ты должна из кожи вон лезть, чтобы эту услугу оказать. И еще поцеловать хозяина в задницу. Твой дебил замешан в деле марафона. Достаточно заинтересованным господам чихнуть, чтобы «Дело Горчакова» легло на стол Генерального прокурора. А в нем — доказательство его вины на высшую меру наказания. Уловила суть? В милицию вам сейчас кидаться — все равно что на себя ручки наложить. У шефа там, наверху, все схвачено. Куда проще прислушаться к совету старших: отработал, что надо, и вали гуляй. А ты приключения ищешь и его на дно тянешь, «русалочка». — Осинский допил из фужера коньяк, брезгливо скривил красивое лицо, глядя на рыдающую девушку, и рассмеялся: — Обожаю страстных барышень. Извини, дела отрывают меня от приятнейшего занятия. Зайду попозже. Пообщаемся без всяких условностей. — Он удалился, продолжая хохотать, и только теперь Маргарита поняла, что и глаза, и смех Осы, и его гаденькая, опасная ухмылка не человеческие — бесовские.

Дверь закрылась, пару раз дрогнула ручка запираемого замка. Маргарита замерла в оцепенении, думая о том, что совершила непоправимую ошибку. Какое ей дело до этого проклятого генератора? Что плохого может произойти с людьми, если аппарат маломощный, а внушать мысли будет Максим? Но не зря же предупреждала о смертельной опасности Белла, не зря так суетятся и запугивают эти мерзавцы! Что они затеяли, куда делся Пальцев?

Маргарита заколотила в дверь, нажала ручку и чуть не вывалилась в коридор — дверь подалась без малейшего сопротивления. Другая, и вовсе едва притворенная, вела во двор. Оказавшись в тылах гостевого особняка, Маргарита огляделась. Рассвет был жиденьким, день предстоял хмурый. За кустами боярышника виднелся глухой трехметровый забор. Слева он уходил в дебри сада, справа находились ворота и кирпичный теремок пропускного пункта. Отсутствие стражей удивляло. Возможно, произошло нечто непредвиденное и все забыли о пленнице? Обжигаясь о крапиву, поднимавшуюся за кустами у самой стены в человеческий рост, Маргарита кинулась в глубь парка. Вдали блестела между деревьев водная гладь. Синь была похожа на распахнутую дверь. Маргарита, потеряв бдительность, что есть сил припустилась к берегу и едва не сбила с ног огромного парня в комуфляже, прогуливавшегося вдоль озера с охранными целями. Он как раз закуривал, прикрывая ладонями огонь зажигалки от ветра, и это спасло Маргариту, юркнувшую за елки. Теперь очень осторожно и медленно она двинулась обратно, не доходя метров трех до ворот, спряталась за кустами и стала наблюдать. В будке у телефона сидел один охранник, другой, с рацией и автоматом, мерил шагами дорожку возле въезда. Довольно скоро тот, что был в будке, вызвал ходившего и отослал к большой вилле, скрывающейся в глубине сада. Сам же продолжал говорить по телефону, вернее, выслушивать приказания и отвечать совершенно монотонно и однообразно:

— Будь сделано.

Прижимаясь к кирпичной ограде, Маргарита приблизилась к двери пропускной и заглянула внутрь. Охранник стоял за стойкой, лицом к стеллажу, размещенному вдоль стены, и спиной к проходу!

— Ищу, ищу. Синяя папка? Левее? Нет ничего левее. Так считать от спины? — обшаривал страж полки. — А я и смотрю справа, если стоять лицом.

Маргарита глубоко вздохнула, затаила дыхание и, едва касаясь плиточного пола, прошмыгнула мимо. За пропускным пунктом открывалась дорожка, ведущая прямо к шоссе. Она вжалась в холодный оштукатуренный кирпич ограды и, переждав несколько секунд, юркнула в заросли гигантского борщевика. Вскоре, затравленно оглядываясь и дрожа от волнения, она стояла на шоссе, голосуя машинам.

Маргарите, бегущей по обочине шоссе подальше от проклятого дома, отчаянно не везло. Машины попадались редко, да и те не реагировали на пытающуюся остановить их девушку. Пронесся грузовик, выбросив струю густой сизой гари. Отшатнувшись от него, прошмыгнули «жигули», на багажнике которого, как лапы дохлого жука, торчали ножки стола. Промелькнула лаковая иномарка с затененными стеклами, неприязненно просигналив в сторону лезущей под колеса девице. В отчаянии, завидев идущую из-за поворота машину, Маргарита вышла на проезжую часть и раскинула руки. Темно-синий рафик грузовой модели с кузовом без окон резко затормозил, взвизгнув тормозами.

В открывшуюся дверь почти вывалился мужчина кавказской национальности и, бурно жестикулируя, прокричал что-то бранное в адрес Маргариты. А потом дверь захлопнулась.

— Помогите! — взмолилась она, вцепившись в опушенное стекло. — За мной гонятся бандиты!

— За всеми они гонятся. Места нет, сама не видишь! — Кавказец указал на сидящего рядом молчаливого старика. — Деда лечиться везу. И зачем мне твои бандиты? Своих хватает. Убери руки, девушка.

— Они убьют меня! — отчаянно смотрела Маргарита в красивое равнодушное лицо.

Водитель тихо тронулся с места, заметив:

— У вас здесь настоящий бардак, россияне.

Маргарита разжала руки, не успевая за машиной, и тут увидела носатое лицо, высунувшееся в приоткрывшуюся заднюю дверцу кузова:

— Садись сюда. Быстро. — Мужчина протянул руку, и Маргарита оказалась в сладко пахнущей темноте, среди коробок и ящиков, забивших до отказа весь автомобиль.

На полу, подстелив картонки, сидел молодой мужчина, одетый как для эстрадного выступления — в праздничный светлый костюм. За расстегнутым воротом черной рубашки блестела массивная золотая цепь. Ударившись головой о потолок, Маргарита свалилась на колени сидевшему. Рафик рванулся вперед.

— Оказывается, ты сильно русских любишь, — не оборачиваясь, крикнул Маргаритиному спасителю тот, что сидел за рулем.

— Кто их любит. «Кушать да, а так — нет», — отозвался нарядный фразой известного анекдота и посмотрел на девушку с плохим интересом.

Маргарита поняла, что попала в новый переплет, угодив в машину похотливых и наглых кавказцев.

— Фрукты на рынок везем, — объяснил нарядный, заметив испуг девушки, и помог ей устроиться рядом. — Извини, тесно. Могла другую машину остановить, раз так сильно ехать надо, — оценил он ситуацию, присмотревшись к заплаканному лицу пассажирки. — С мужем дралась?

Она отрицательно покачала головой.

— Спасибо вам. Только... Только у меня совсем мало денег. Я выйду у первого метро.

Сидевший за рулем что-то крикнул через плечо на своем языке.

— Вы грузины? — ляпнула Маргарита, сообразив с запозданием, что для нее все торгующие кавказцы — грузины. А грузины — приставалы и наглецы.

— Мы — совсем наоборот. — Мужчина в нарядном костюме встревожился: — Хачик говорит, за нами «джип» идет. Обгонять не хочет, на расстоянии едет. Тебя ловят.

— Да, это, наверно, за мной! Пожалуйста, отвезите меня в милицию, — с мольбой стиснула ладони Маргарита.

— В милицию без денег зачем ехать? — рассудил нарядный, не очень, видимо, испугавшийся преследования. — Понимаешь, совсем рано решили отца в деревню везти. Там старая женщина живет, от рака лечит. Я оделся, как человек, деньги взял.

— Это дорого? — просто так спросила Маргарита, подавляя нервный озноб.

— А! Не взяла она деньги, лечить не стала. Сказала, обратно в больницу везите, пусть умирает так. Мусульмане мы, креста не носим. — Кавказец распахнул ворот черной рубашки, продемонстрировав свою золотую цепь и густую черную поросль.

Водитель снова прокричал что-то, мусульманин непонятно ответил, отмахнулся и перевел Маргарите:

— Хачик волнуется, высадить тебя хочет. Я говорю, пусть едут, раз надо. Твои приятели, да? Чего зря туда-сюда метаться. У метро выйдешь, помиришься.

Кавказцы снова бурно заспорили, перекрикиваясь через ящики.

— Хачик интересуется, они стрелять не будут? — спросил нарядный.

— Вряд ли... — нахмурилась Маргарита. — Только мне к ним попадать никак нельзя. Пожалуйста! Как вас просить, не знаю...

— А чего тут знать? Я тоже сегодня старую женщину просил. Я, говорю, мусульманин. Правильно. Азербайджанин я. Посмотри, женщина, — видишь, у Хачика крест висит. Он армянин, православный, мы друзья, какая разница? Помоги старому человеку, да? Он ведь всю жизнь в селе работал, никому зла не делал. Она руками махала, ругалась, что мы плохое предлагаем. Теперь дешевый товар на базе взяли — бананы-мананы, абрикосы-персики совсем зрелые, продавать быстро надо, опоздать на прилавок никак нельзя. Я торговать буду, Хачик моего отца в больницу обратно сдавать поедет. А тебе, девушка, домой надо. В Москве живешь. Друзей много. Пусть они помогают. Так у всех людей положено. Даже если у них крест не висит.

— Друзья... — Маргарита отрицательно покачала головой, опустив глаза. И вдруг спохватилась: — Вспомнила! Есть друзья, есть! — Она пошарила в карманах жакета и вытащила скомканную бумажку, которую сунула ей на прощание Белла. — Вот куда мне надо. — Она в недоумении рассмотрела адрес. — Дом на набережной... Это такой большой, что напротив Храма Христа Спасителя! Удивительно... И как я могла забыть.

— Где Кремль, что ли? По центру не поедем. Пробки большие, милиция. Нам через весь город долго, лучше по окружной. Сильно опаздываем. Деда в раковую больницу завезти надо.

— На Каширку? Вспомнила я вашего деда! Он в нейрохирургии на диване сидел и вязал на спицах! Тихий такой, и женщина рядом. На жену сильно похожа. У меня там сестра лежит. Операцию делать будут. Шестнадцать лет еще не исполнилось. — Мара заплакала, осознав несправедливую горечь со всех сторон навалившейся беды.

Азербайджанец и армянин затеяли спор на непонятном языке, в котором отчетливо слышались слова «больница», «джип», «Синагог». Казалось, они сильно разругались и сейчас выгонят пассажирку прямо на шоссе.

Мусульманин с тоской посмотрел на сжавшуюся девушку, пошарил в коробке и протянул банан:

— Ешь. Глаза совсем голодные. Я знаю такие глаза.

Маргарита притихла в полутьме среди ящиков, жуя предложенный ей банан и совершенно не догадываясь, куда везет ее синий рафик. Но было ясно, что уехали они уже далеко. Наконец, резко затормозив, машина остановилась.

— Выходи, — сказал шофер.

Маргарита опасливо выглянула в приоткрытую дверь автомобиля, ожидая появления Осинского. Рафик стоял у Яузы за кинотеатром «Ударник». Преследовавшего их «джипа» видно не было. Угрюмой громадой возвышался Дом.

— Тут, что ли? — вышел шофер, оказавшийся высоким и красивым, как Остап Бендер. Он осмотрел покрышки. — Совсем старая машина. Синагог скажет, чтобы мы резину меняли. — Ветер с реки трепал его густые смоляные кудри.

— Куда «джип» делся? — осмотрелась Маргарита.

— На проспекте Вернадского остался. Видел только, что на него гаишники как коршуны набросились. В розыске, наверно, твои дружки. — Шофер улыбнулся, блеснув крупными зубами, и забрался в машину. — Хорошего тебе дня, красивая.

— Бери персики, скушаешь, — протянул из кузова пакет азербайджанец. И захлопнул дверь.

— Погодите! — Торопливо сняв цепочку с крестиком тетки Леокадии, Маргарита протянула ее водителю. — Возьмите для деда. Он медный, но освещенный по всем правилам.

Армянин нахмурился:

— Зачем, свою вещь снимать? Мы что — звери?

— Нельзя отказываться, это на счастье. Примета такая, — сказала Маргарита, передав в смуглую ладонь свой дар, и подняла голову: — Большой дом.

— Для больших хозяев. — Армянин включил мотор. — Меня Хачик зовут. Того с персиками в костюме — Начик. Заходи к нам на рынок, Маша.

— Маргарита, — проговорила она вслед уезжающему автомобилю.